Будь со мной

23 Ричард

Последнее электронное письмо, присланное мне Сильвией, я удалил. И постепенно в моих воспоминаниях она превратилась в миф, воплощение чего-то волнующего и тайного, оставшегося в прошлом. Имя ее упоминалось лишь изредка, ядовитым шепотом во время ночных ссор в качестве последнего аргумента. Гнев и печаль Лелии были столь велики, что она упрямо избегала разговоров о Сильвии, так что подробности измен друг друга мы узнавали только во время конфликтов. Со временем Сильвия превратилась в полустертое воспоминание, отодвинутое на второй план существованием кого-то намного более приятного и нового.

Ни Лелия не могла полностью простить мне измену, ни я ей, отчего мы оба испытывали в душе гордость. Наша совместная жизнь, по большому счету вполне счастливая, всегда будет нести на себе эти шрамы, эту печать зрелости и опытности, которые будут то разгораться, то затихать лишь затем, чтобы вернуться с новой силой. Дружба с МакДарой так и не возродилась. Мы пару раз случайно встречались, но во время этих встреч лишь бормотали какие-то колкости, исподлобья глядя друг на друга. Я его презирал и скучал по нему. Для меня, как для какого-нибудь юнца, очень много значил тот факт, что у него с его ТЖ так и не сложилось. Впоследствии я наблюдал за тем, как он постепенно обрастал жиром и богател. Стронсон стал относиться ко мне настороженно, однако совершенно открыто подбивал клинья к новенькой сексапильной сотруднице, которую посадили просиживать место в редакции отдела искусств. Загадочный Чарли, после того как его покинула любимая, похоже, исчез навсегда; окна бабушкиной квартиры на Эндсли-стрит уютно светились; когда я поднимал на них глаза, направляясь к Юстону, они всегда были закрыты шторками.

Впрочем, присутствие Сильвии в нашем доме начинало чувствоваться острее в те дни, когда Лелия уходила в себя, когда я подмечал у нее на лице определенное мягкое выражение задумчивой доброты, не похожей на ту, которую вызывала дочь, и тогда я с замиранием сердца начинал гадать, не вспоминает ли она ее. Порой Сильвия вызывала у меня жалость. Хоть я и раскаивался в том, как поступил с ней, несмотря на то что она обошлась с Лелией так жестоко, мне хотелось верить, что она живет под сенью ангела-хранителя. А иногда у меня возникало страстное желание отплатить ей сполна. Изредка она являлась мне в часы полуночные, и тогда в мыслях я чувствовал ее запах, водил руками по узкому бледному телу, хотел ее.

Годы тянулись, иногда по утрам, когда бесконечная кормежка не давала нам заснуть, мы с Лелией прикасались друг к другу над бесформенным посапывающим комочком под звук бросаемых в почтовый ящик газет, и косые лучи солнца падали на кроватку. Иногда Лелия тянулась над ней, чтобы поцеловать меня, иногда на свой обычный пуританский манер бранила меня за то, что я весь день валяюсь на кровати и бездельничаю. Простая возможность всегда видеть рядом с собой Лелию и малышку, смотреть на их волосы, глаза, слышать дыхание казалась мне чудом, и такое же чувство у меня вызывали такси на площади, гортанный голос Люси, обрывки фраз, доносившихся с улицы; все это очень трогало меня и было тесно вплетено в нашу историю и повседневную жизнь. Постепенно Сильвия становилась все менее и менее реальной. Единственное, что от нее осталось, — это ее тревожная тень, призрак призрака.