Эви смотрела на цветы сквозь туман слез. Она не была знатоком и могла ошибиться в названиях, но буйство красок, ударившее в глаза, неожиданно заставило ее расплакаться. В других обстоятельствах эти слезы можно было бы назвать слезами счастья.
Букет огромных бумажных роз украшал туалетный столик. Несколько веток живой сирени были разбросаны на постели, наполняя комнату божественным ароматом. В кувшине с водой стояли какие-то желтые цветы на высоких зеленых стеблях, а на стуле лежали розовые. Она и не подозревала, что в этом городе можно было отыскать подобное разнообразие. Впрочем, теперь уж точно нельзя будет: Тайлер, должно быть, обобрал все здешние палисадники, а может, заодно и пару кладбищ. Непонятно только, где он раздобыл бумажные розы.
Первое, что увидел Тайлер, появившись в дверях, были слезы, катившиеся у Эви по щекам. Она не смотрела на него; просто стояла в центре комнаты и, обхватив себя руками, беззвучно рыдала. Тайлер отыскал глазами свою работу — бумажные розы, освещенные лампой.
Мольберта, который он как-то заметил здесь, уже не было. Равно как и книг, и других хороших вещей, с которыми Эви не расставалась в путешествии. Тут он задержался взглядом на поставленных один на другой сундуках в углу комнаты и все понял: она собралась отсюда съезжать.
Тайлер не знал, чем вызваны ее слезы. Он приблизился к ней, но дотронуться не смел. Цветами он надеялся хоть немного поднять ей настроение и никак не ожидал увидеть ее в слезах. Он боялся, что Эви вся осыпется, как песочная статуя, если ее сейчас коснуться.
— Лавки были закрыты, и я не смог купить свадебного подарка, — осторожно начал он.
Тайлеру еще ни разу в жизни не приходилось по-настоящему ухаживать за женщиной, поэтому он сейчас пребывал в довольно большом смущении. Будь на ее месте какая-нибудь другая женщина, он без всяких разговоров раздел бы ее и уложил в постель. Но Эви… У нее имелись все основания презирать его и то, что он мог предложить ей в постели. Мужчине, оказавшемуся в подобной ситуации, не позавидуешь.
Эви смахнула слезы с лица тыльной стороной ладони и сказала:
— Очень красиво. Только, боюсь, мне известны не все названия. Я бы хотела, чтобы у меня когда-нибудь был свой сад со всеми этими цветами.
— Тут розы, сирень, пасхальные цветы, а розовые… Бог ведает, как они называются, но я это могу выяснить. Хорошо, что здесь не вешают за кражу цветов, иначе уже завтра ты стала бы вдовой.
Он хотел разрядить ситуацию, но сомневался, что у него это хорошо получилось. Эви кивнула:
— Овдоветь подряд два раза и ни разу не побыть замужем — это было бы обидно. Хорошо, что вас не повесят.
На лице ее не было улыбки, но она по крайней мере уже пыталась шутить. Тайлер позволил себе облегченно вздохнуть и ослабил узел на галстуке. Он знал, что Эви никак нельзя было отнести к разряду плаксивых девушек. Эти ее слезы можно было объяснить только беременностью. Но она, похоже, уже успокаивается. И у Тайлера родилась надежда, что им удастся извлечь из своего невеселого положения хоть что-нибудь хорошее.
— Живые цветы, наверное, надо поставить в воду. Интересно, в этих сундуках найдутся вазы?
— В верхнем есть столовый фарфор, — рассеянно ответила Эви, глядя не на свой багаж, а на кувшин с водой. Ей нужно было умыться и переодеться перед сном, но как это сделать, если в комнате Тайлер? Теперь простыню между ними не натянешь, он муж все-таки.
Тайлер отошел в угол комнаты.
— Вынь пасхальные цветы из кувшина. Я распорядился, чтобы принесли горячую воду. Ты можешь чувствовать себя совершенно свободно за ширмой, а я пока поищу вазы.
Она бросила на Тайлера обеспокоенный взгляд, когда он потянулся к верхнему сундуку, но он снял его бережно. В это время в дверь постучали, и Эви юркнула за ширму. Она не хотела, чтобы ее сейчас кто-нибудь видел. Словно весь мир знал о том, что она только что вышла замуж, и предвкушал то, что должно было в связи с этим произойти ночью…
Но произойдет ли? Тайлер до сих пор не прикасался к ней. Может, он уйдет ночевать в другое место? И хотя надежда на это была слабая, Эви слепо цеплялась за нее.
Руки ее, расстегивавшие блузку, замерли, когда за ширму зашел Тайлер. Он молча поставил перед ней кувшин с горячей водой.
Эви доводилось слышать о фиктивных браках. А вдруг это как раз тот случай? Может, Тайлер именно это и имел в виду? От этой мысли ей стало чуть легче.
Умываясь, она то и дело бросала неуверенные взгляды на свою ночную рубашку. Ей трудно было представить, что она может через несколько минут показаться в ней из-за ширмы. Может, не стоит снимать нижнюю рубашку, корсет и панталоны? Спать в корсете очень неудобно, но, с другой стороны, как предстать перед Тайлером в одной тонкой ночной рубашке?
В конце концов она пришла к компромиссному решению и оставила под ночной рубашкой нижнюю рубашку и панталоны. Эви понимала, что ей так будет жарко, но о том, чтобы выйти к нему почти голой, нечего было и думать.
Тайлер тем временем расставил цветы по фарфоровым чайникам, хрустальным вазам и соусницам. Потом он развязал галстук, скинул сюртук и замер в напряженном ожидании, сунув руки в карманы и привалившись плечом к двери. Когда Эви показалась из-за ширмы, он окинул ее взглядом с головы до пят, а потом посмотрел прямо в глаза.
Разочарование, которое, как ей показалось, промелькнуло на его лице, сменилось безразличием.
— Тебе будет жарко во всем этом. Не стану возражать, если ты устроишься более комфортно, пока я умоюсь. — С этими словами он, расстегивая на ходу рубашку, скрылся за ширмой.
Как тонко! Как он осторожно намекнул на то, что не хочет, чтобы она спала одетая! И одновременно разбил хрупкую надежду Эви на то, что она останется на ночь одна. Краска прилила к ее щекам. Она неловко переминалась с ноги на ногу, пытаясь принять какое-то решение. Ей тоже не хотелось ложиться в постель одетой, но, с другой стороны, она прекрасно отдавала себе отчет в том, что Тайлер может с ней сделать, если она разденется. И получится, будто она сама этого хочет.
Эви не хотела. Тогда, в хижине, все это было грязно, больно и неловко сверх всякой меры. От той ночи у нее остались отвратительные воспоминания. Они вели себя как животные. А Тайлеру надо напомнить, что она леди. Да и какой смысл в повторении той гадости, если она и так уже беременна? Может, все-таки не придется?
Несколько успокоив себя этой мыслью, Эви легла в постель. Да уж, на романтическое супружеское ложе она совсем не походила. Железные прутья были выкрашены белой краской, которая пожелтела от времени. Но, слава Богу, белье было ее собственное, с вышитой в нескольких местах монограммой. Так спать все-таки приятнее.
Монограмма… Эви обеспокоенно отыскала на наволочке свои аккуратно вышитые инициалы «ЭПХ». Господи, что же она скажет Тайлеру?
У нее мурашки побежали по телу, когда до ее слуха донесся плеск воды за ширмой. Он что, стоит там совсем голый? А вдруг сейчас в комнату вломится непрошеный гость и она закричит?
Эви, не удержавшись, прыснула от смеха и тут же уткнулась лицом в подушку, чтобы Тайлер не услышал. Господи, какая нелепая мысль! Тогда, в хижине, это была самая гадкая ночь в ее жизни, а она еще смеется сейчас, представляя себе, как выскочит из-за ширмы бравый Тайлер Монтейн, откликнувшись на ее призыв о помощи… без одежды и с шестизарядным револьвером в руках. Бред!
«Я схожу с ума…»
Тайлер услышал ее смех и на мгновение пыл угас в нем. «Когда женщина начинает смеяться в спальне, на мужчину это в первую минуту всегда действует угнетающе, — думал он, умываясь. — Эх, жаль, бритвы нет! Интересно, что она могла найти смешного в такой час? Может быть, я выйду сейчас из-за ширмы, а она поджидает меня с дробовиком в руках?..»
Мысль о том, чтобы выйти из-за ширмы, таила в себе одну проблему. Что бы ни было, а Эви все-таки леди, которая имеет весьма смутное представление об анатомическом строении мужчины, если не считать тех отрывочных сведений, которые она невольно получила в хижине. И если он выйдет сейчас в чем мать родила, а Тайлер именно это собирался сделать, с ней может случиться обморок. И если этот ее смех — начало истерики, то надо вести себя предельно осторожно.
В отношении плана действий у Тайлера не было ни малейших сомнений. Первая брачная ночь бывает у мужчины только раз, и надо быть болваном, чтобы не взять от нее все. К тому же Тайлер уже настрадался от непривычно долгого воздержания, которое он вынужденно исповедовал с тех пор, как познакомился с Эви и ее братом. Все, довольно! Что же касается принятой на себя ответственности в связи с женитьбой, то Тайлер решил отложить это на завтра, а сейчас… Сейчас он собирался научить Эви Мариэллен Пейтон искусству плотской любви. И, если повезет, это будет означать, что воздержанию пришел конец. Что ни говори, а в браке есть свои неоспоримые преимущества.
Тайлер вспомнил ее крепкую белоснежную грудь, изящные, плавные линии тела, длинные ноги, и его охватило настолько сильное возбуждение, что он сам себе удивился. Эви умрет от страха, если он покажется перед ней в таком виде. Огорченно вздохнув, он протянул руку и выключил лампу. Визуальное знакомство потерпит до утра. Кстати, после этой ночи она и робеть уже будет меньше.
Как только в комнате погас свет, Эви от страха натянула одеяло на подбородок. В следующее мгновение она различила на фоне окна силуэт Тайлера, показавшегося из-за ширмы. Рассмотреть его в такой тьме не было возможности, но Эви знала, что на нем ничего нет. Вот и тогда, в хижине, когда он пришел к ней, на нем тоже ничего не было.
— Тайлер… — В ее голосе прозвучали одновременно вопрос и предупреждение.
Он откинул одеяло и лег рядом. Кровать прогнулась под его тяжестью. В следующую секунду он потянулся к ней.
— Тайлер, я не хочу… — У Эви захватило дух, когда его рука легла ей на талию и ее обдало теплом, исходившим от его голой груди. — И потом, я ведь уже беременна…
— Молчи!
Губы Тайлера сомкнулись на ее губах, но то был отнюдь не робкий и нежный поцелуй, а, напротив, глубокий и требовательный.
Эви тихонько охнула и тут же почувствовала, как в ее рот вошел его язык. Она не оттолкнула его, ибо вспомнила о том удовольствии, какое доставляли ей его поцелуи раньше, но когда рука Тайлера коснулась ее груди, девушка издала стон, исполненный отчаяния.
Она поняла, к чему все идет, и по ее телу побежали мурашки. Соски отвердели и почти болезненно запульсировали в ожидании. Ощущения нарастали и становились глубже по мере того, как его язык творил с ней свои маленькие чудеса. Эви не имела представления о том, как следует отвечать на поцелуй, но Тайлера это, похоже, и не волновало. Он легко преодолевал ее сопротивление и скованность.
Эви и не заметила, когда он успел расстегнуть ночную рубашку, и поняла, что это произошло только тогда, когда его рука скользнула под нее. Наткнувшись еще на одну преграду, он приглушенно чертыхнулся, почти не отрывая губ от ее рта. Тайлер сел на нее сверху. Эви напряженно вглядывалась в нависшую над ней большую тень, жалея, что не может увидеть выражение его лица.
— Отныне ты будешь ложиться в постель обнаженной. Не бойся, со мной не замерзнешь, и все эти покровы тебе не понадобятся. А теперь помоги мне снять их.
Сама не веря, что она это делает, Эви приподняла бедра, чтобы Тайлеру было легче поднять вверх подол ночной рубашки, затем подняла руки, чтобы ничто не помешало ему снять ее. За это Тайлер вознаградил ее поцелуем, от которого у нее захватило дух. Ей не хотелось, чтобы он отстранялся, но Тайлеру нужно было еще расправиться с ее нижней рубашкой. Он понял ее желание и не стал прерывать поцелуя, но руки его уверенно делали свое дело, и через секунду тусклый свет от окна упал на ее обнажившуюся грудь.
Когда он легонько коснулся пальцами ее соска, Эви издала слабый стон, больше похожий на мяуканье котенка, чем на человеческий голос. Тайлер опустил голову и взял нежный сосок в рот. Захваченная мощной волной ощущений, Эви подалась в его объятия всем телом. Скоро нижняя рубашка уже валялась, скомканная, на постели, и Тайлеру ничто не мешало целовать шелковистую кожу Эви.
Она изо всех сил вцепилась в его плечи, будто пытаясь остановить его атаку, но это лишь усилило ощущения. На Тайлере не было никакой одежды, и ногти Эви вонзились в его жаркое и гладкое тело. Он поднял голову от ее груди и вновь подарил поцелуй ее губам. Руки ее соскользнули с его плеч на пояс и замерли. Опускать их дальше она не смела. Чувствуя, как пульсируют его натренированные мускулы, она радовалась его отклику на свои прикосновения.
Но когда рука Тайлера вцепилась в мягкий поясок ее панталон, Эви вся напряглась и оттолкнула его руку, ибо это было уже слишком. Тайлер вновь принялся целовать ее и шептать нежные слова, но Эви была слишком напугана: она знала, что случится, когда он ее полностью разденет.
Не обращая внимания на сопротивление, он стал стягивать с нее панталоны. Но перед тем как преодолеть эту последнюю преграду, он вновь стал целовать ее грудь. Эви боролась с собой как могла, но восхитительные ощущения взяли верх над ее волей, и она опять стала тихонько постанывать, прося его продолжить. Между тем рука его, бродившая по ее гладкому животу, стала вдруг опускаться ниже.
Она понимала, что сейчас произойдет, и не хотела, чтобы это случилось. Но вместе с тем Эви нестерпимо жаждала его поцелуев, они были как бальзам, который исцелял ее невидимые раны Когда же рука Тайлера скользнула под панталоны, желание полностью захватило ее.
— Сейчас я буду любить тебя, Эви, — прошептал он ей на ухо и легонько прикусил мочку. — Ты моя жена. Я войду в тебя, и ты узнаешь, что от этого можно получить большое удовольствие. Скажи, что ты позволишь мне сделать это, Эви. Обещаю, теперь тебе не будет больно.
Она уже готова была согласиться даже на повторение той боли. Его слова будили в ней желание точно так же, как это делали его пальцы, прикасавшиеся к ней там, где она сама к себе не прикасалась. Эви с трудом сдержала крик, когда Тайлер вошел в нее пальцем Впрочем, он все равно накрывал ее рот своим ртом, заглушая ее стоны и всхлипывания и вызывая новые движениями своих пальцев.
Эви была ослеплена переживаниями и только тихонько постанывала, а Тайлер между тем целовал ее грудь и одновременно стягивал с ее бедер тонкие панталоны Наконец между ними не осталось преград. Тайлер вновь коснулся ее своими пальцами там, и Эви инстинктивно подалась к нему всем телом. Он понял, что она готова принять его.
Эви вся затрепетала, когда Тайлер мягко развел ее ноги и заставил их согнуться в коленях, чтобы ей легче было принять его. Эви не хотела, чтобы он это делал, но и не хотела, чтобы он останавливался, когда Тайлер вновь стал ласкать ее. Ей было страшно, и приятные ощущения стали быстро слабеть, когда Тайлер устроился между ее ног и она почувствовала у самого входа в ее лоно напряженную мужскую плоть.
Но Тайлер вновь принялся ее целовать, заставил разомкнуть губы и проник за них кончиком языка Желание вновь вернулось к ней и стало еще сильнее, когда он накрыл руками сразу обе ее груди и принялся нежно ласкать их. Соски сладко заныли под его пальцами, Эви вновь застонала и стала невольно подаваться ему навстречу всем телом.
Затем он обнял руками ее ягодицы и быстро вошел в нее. Она вскрикнула от неожиданности, но Тайлер заглушил ее голос поцелуем. Он не двигался в ней, давая возможность немного привыкнуть к новым ощущениям. А когда она затрепетала от желания и он понял, что теперь можно продолжать, то стал медленно двигать бедрами. Тайлер не мог погрузиться в нее сразу на всю глубину, как ему хотелось, как того требовало его тело. Эви была слишком узкая, слишком нежная, слишком напуганная, слишком. Он двигался медленно и бережно. Через минуту Тайлер понял, что Эви привыкла, и, облегченно вздохнув, поцеловал ее в раскрытые губы.
Эви никак не могла поверить, что с ней все это действительно происходит. Не верилось, что она позволяет ему проделывать это с собой. Допускает в святая святых человека, которого, в сущности, почти не знает. И он сейчас внутри нее. То равномерно наполняет ее собой, и тогда она вся натягивается, то выходит из нее, и тогда она подается вслед за ним, ибо ей не хочется, чтобы он выходил…
Когда Тайлер почувствовал, что Эви приспособилась к его ритму, он задвигался быстрее.
Тайлер Монтейн, карточный игрок, бабник. Он использует ее точно так же, как и других женщин, а она позволяет ему это. И не просто позволяет, она обвила его ноги своими ногами, вся подается ему навстречу с каждым толчком и тихонько стонет, умоляя о том, чтобы он не останавливался.
Ритм его движений постепенно захватил ее полностью, и весь мир перестал существовать для нее.
Издав хриплый вскрик, Тайлер на всю глубину погрузился в нее. Одновременно он просунул между ними руку, и под лаской его пальцев Эви пережила небывалое потрясение. Из глаз брызнули слезы, и она изо всех сил прижала его к себе и не отпускала до тех пор, пока он не перестал трепетать там, внутри, излившись в нее до конца.
Эви не было больно, как в хижине. Напротив, она получила удовольствие, которое нельзя было сравнить ни с чем по силе ощущений. Но почему же ей тогда вдруг стало страшно, когда через несколько минут Тайлер вновь поцеловал ее и вновь вошел в нее?
— Вот теперь ты действительно моя жена, Эви, — шепнул он ей на ухо. — И ты станешь матерью моего ребенка.
Слова эти лишь усилили ее ужас.
— Только когда ты перестанешь мне лгать?
На лицо его упал тусклый свет от окна, и Эви увидела, как золотистым блеском сверкнули его глаза. А еще спустя мгновение в животе у Эви снова шевельнулась частичка этого человека, и ей стоило больших трудов сдержать стон.
Она поняла, что он сегодня не остановится до тех пор, пока она не попросит. Но Эви не знала, хочет ли просить об этом.