Мне шестнадцать лет, учусь в десятом классе. Живу я в интеллигентной семье; мои родители врачи, честные, добрые, мягкие люди. Братьев и сестер у меня нет. Я воспитана, как говорят мои одноклассники, на музыке Чайковского, Баха, Глинки. В прошлом году окончила музыкальную школу.
Мне тяжело среди одноклассников. Нет, я не зазнайка (так никто не скажет), всегда первая предлагаю помощь, участвую в комсомольской работе. Ребята относятся ко мне, в общем, неплохо, хотя несколько отчужденно, а учимся мы вместе с третьего класса.
Я совершенно не могу слышать грубости. Иногда вечерами ко мне приходят одноклассницы, зовут гулять. И чаще всего я не иду потому, что на улице можно услышать всякую пошлость, гадость. Девочки обижаются на меня.
Сегодня пришлось услышать крепкое словцо. Я возмутилась, но одна девочка сказала, что подобные слова она слышит каждый день от пьяного отца. «Он издевается надо мной, — сказала она. — Ну и что? Ты забываешь, что не все живут хорошо, не у всех дома „спасибо, пожалуйста, извините“. И вот ты торопишься пройти мимо грубости, ты осуждаешь моего отца, не зная причин его поведения, не обращая внимания на то, что я все‑таки люблю его, ведь он мой отец».
Я задумалась, как я живу. В семье нежные отношения, разговоры на возвышенные темы. В семье я «доченька, Наташенька». Ни разу за всю жизнь голос на меня не повысили. Некоторые считают, в том, что я морщусь, как от боли, от любого нелитературного слова, виноваты мои родители. Я считаю, что это не справедливо. Почему я должна кричать: «Эй, ты, пойдем в буфет, пожрем, что ли!» И все‑таки я чувствую, что ребята в чем‑то правы. Но в чем? И в чем ошибаюсь я?
В двенадцатилетнем возрасте мне казалось, что все живут так, как наша семья. Потом я увидела, что это не так. Меня угнетает это. Мне кажется, что я живу, как под стеклянным колпаком, ничего не знаю о реальной жизни, о реальных человеческих отношениях. Иногда доходит до смешного: мне стыдно играть Чайковского…
Самое главное, мне поделиться не с кем. Ребята скажут, что это жизнь, а в жизни все бывает. Как это так — все?
Чем дальше уходит в прошлое моя молодость, тем дольше размышляю я над такими письмами. Не на все вопросы есть ответы. Да и с трудом найденный ответ — не истина в последней инстанции.
Посчастливилось тем, кто воспитывался в семье, где господствовали взаимное уважение, вежливость и деликатность. Тем, кто рос в семье, где родители и дети неизменно приветливы друг с другом, где никогда не звучало ни грубого слова, ни раздраженного ответа, где всем было интересно вести друг с другом «разговоры на возвышенные темы». Такие люди спустя долгие десятилетия вспоминают это, как величайшее благо. А в семье, где господствовал грубый, неуважительный тон, это тоже запоминалось на всю жизнь. Как душевная травма, от которой человек избавлялся годами, а иногда не мог избавиться и всю жизнь.
Двадцати шести лет от роду А. П. Чехов написал своему старшему брату, художнику Николаю Чехову:
«Воспитанные люди, по моему мнению, должны удовлетворять следующим условиям:
1) Они уважают человеческую личность, а потому всегда снисходительны, мягки, вежливы, уступчивы…
2) Они сострадательны не к одним только нищим и кошкам. Они болеют душой и от того, чего не увидишь простым глазом. Так, например, если Петр знает, что отец и мать седеют от тоски и ночей не спят благодаря тому, что они редко видят Петра… то он поспешит к ним…
4) Они чистосердечны и боятся лжи как огня. Не лгут они даже в пустяках. Ложь оскорбительна для слушателя и опошляет в его глазах говорящего. Они не рисуются, держат себя на улице так же, как дома, не пускают пыли в глаза меньшей братии… Они не болтливы и не лезут с откровенностями, когда их не спрашивают… Из уважения к чужим ушам, они чаще молчат.
5) Они не уничижают себя с тою целью, чтобы вызвать в другом сочувствие. Они не играют на струнах чужих душ, чтоб в ответ им вздыхали и нянчились с ними. Они не говорят: „Меня не понимают!“ или „Я разменялся на мелкую монету!..“, потому что все это бьет на дешевый эффект, пошло, старо, фальшиво…
6) Они не суетны…
7) Если они имеют в себе талант, то уважают его. Они жертвуют для него покоем, женщинами, вином, суетой…
8) Они воспитывают в себе эстетику».
Для Чехова те качества, которые представляются иным помехой в отношении с окружающими — мягкость, вежливость, уступчивость, выдержка, чистосердечность, кажутся не недостатками, а ценностями. Эти ценности надобно завоевывать трудной работой самовоспитания. Если же эти качества даны домашним воспитанием, этому можно только радоваться.
Но как быть, если сталкиваешься с грубостью, услышишь бранные слова, видишь развязные манеры? Попробовать самому перенять эти манеры? Быть не таким, какой ты есть, а «казаться»? Казаться тем, кем быть тебе несвойственно?
Уважения товарищей таким путем не заслужишь. Неестественное поведение всегда воспринимается как фальшь, а если добиваться, чтобы это поведение стало привычным, ничего, кроме вреда, из этого не вышло бы. Внешнее поведение человека не безразлично по отношению к его внутренней сущности. Если человек деликатный, воспитанный, мягкий начнет употреблять грубые слова, попробует вести себя развязно, вряд ли это пройдет для него безболезненно. Можно и не заметить, как взятые напрокат грим развязности, маска фамильярности, костюм грубости прирастут к тебе, внешняя грубость почти с неизбежностью породит грубость внутреннюю, от которой не легко избавиться.
Но если человек всегда остается самим собой (разумеется, если его сущность требует не переделки, а развития в уже существующем добром направлении), он, пусть не сразу, но завоюет уважение окружающих.
По-настоящему воспитанный человек твердо сохраняет линию своего поведения, но никогда не ведет себя так, чтобы его друзьям это казалось демонстрацией превосходства. Нетрудно быть воспитанным, деликатным, вежливым в стенах своего дома, если дома все вежливы. Куда труднее на улице, где пошлости, к сожалению, хватает. Пресечь пошляка и грубияна, если вы мужчина, и не опускаться до разговора с ним, если вы женщина, — тоже не так‑то просто. Отстоять свою линию поведения, приветливого и вежливого, сохранить в душе поэтическое отношение к жизни, не закрывая глаз на ее прозу, — для многих это и значит быть, а не казаться.