Внутри не унималась буря. Я, словно, заново пережил весь ужас произошедшего. Один вопрос, который мучил меня все это время, так и не давал покоя. Словно нож он проворачивался в сердце, причиняя мучительные страдания.
Зачем ты ушла тогда? Неужели ты не верила в мои силы? Неужели ты не верила, что я смогу вернуть вас обратно к жизни? С каких пор ты стала мне не верить?
Я вспомнил чувство, когда держал в руках няню и ужаснулся ему. Это был не бесплотный призрак. Прикосновение к ней не отдавало холодом. Она была живая, теплая и волнующая…
Я сам виноват. Это я позволил зайти слишком далеко. Нужно было еще в тот день развернуть ее и дождаться пожилую добрую няню. Нельзя было давать ей шанс! – со злостью выдохнул я, открывая двери на улицу.
Осмотревшись, я медленно шел по аллее, чувствуя прохладное дыхание ветра. Он словно врывался в мою душу. Я сам превратился в призрака. Сердце все еще бешено стучало. Я грыз себя за слабость, которая чуть не стала причиной предательства.
– Это просто обида за последний поступок покойной жены, толкнула меня на безрассудства, – ускорив шаг, скрипнул зубами я. – За то, что она решила уйти и отнять у меня сына. Но я не должен опускаться до предательства. Не должен. Не должен!
Подчинившись порыву, я сжал кулаки. Словно пытаюсь удержать в нем счастливые мгновения.
Я помнил тонкую руку с обручальным кольцом, которую я покрывал поцелуями. Помню взгляд глубоких глаз, в которых стояла хрустальная вода. Счастливую улыбку, которую она прятала, стыдясь своего счастья. И белоснежное кружево, которое прятало взволнованное дыхание… Это был самый счастливый день моей жизни. Любое слово, которое срывалось с ее нежно – розовых губ вызывало на сердце страстный ожог.
В день, когда на свет появился Тео, я стоял на коленях перед ее кроватью и держал ее руку. Она сама попросила об этом. Каждый ее крик, каждое сжатие руки, заставляли мое сердце взрываться. На меня с укором смотрели горничные и повитуха…
“Сэр! Вам нельзя здесь находиться! Это сугубо женское дело! Вы можете подождать в коридоре!”.
Разве я могу ждать в коридоре? Я сжимал бледную руку, а она сжимала мою. А потом я покрывал ее обессиленную руку поцелуями, а уставший и счастливый взгляд жены и крик новорожденного был для меня лучшей наградой.
Мне хотелось в этот момент обнять ее, прижать к себе, но я понимал, как важно ей восстановить силы… Поэтому сидел на полу рядом и гладил ее руку. Я кормил ее с ложечки бульоном, выносил на прогулку, мог часами наблюдать, как маленький сморщенный сверток угуает на ее груди.
– Сэр! – послышался голос, когда дверь кабинета скрипнула. Немолодой мужчина вошел, робко озираясь. – Я пришел сообщить вам ужасную новость.
Его рука стянула шляпу с головы.
Ваша карета упала в воду. Кучера выловили, а ваша жена и сын… – голос запнулся, но глаза незнакомца сказали все остальное.
Я помню, как они лежали рядом, не разжимая рук. Я запретил к ним прикасаться. А потом стоял на коленях среди горящих свечей, склонив голову к белой руке, которая все еще прижимала к груди сына.
“Мистер Олатерн. Может, вы позволите похоронить их…”, – робкий стук в дверь и заикающийся голос служанки заставил меня поднять голову. Никакая магия на свете не могла вернуть их к жизни, а мне оставалось просить у них прощения, что в тот день меня не было с ними рядом.
Я бы выбил окно тонущей кареты. Я бы смог вытащить их… Просто в тот день рядом с ними не было меня. У них не хватило силы и времени выдавить это стекло…
“Он сидит так уже третьи сутки, мэм. Мы пытались с ним поговорить, но… лорд раздавлен горем. Может быть, вам удастся, мэм?”, – послышался голос в коридоре, а я снова оторвал голову от пьедестала.
Я умолял, чтобы смерть пришла как можно скорее и забрала меня тоже! Зачем мне жизнь, если я потерял все?
Дверь тихонько скрипнула, а на пороге появилась миссис Рутгерс. Я помню, как пожилая соседка зашла в комнату, а сквозняк двери чуть не потушил свечи. Пламя колыхнулось.
– Мальчик мой, – послышался голос, а старушка положила руку мне на плечо. Я поднял на нее бессонные, выплаканные глаза, а она лицо улыбнулась. – Ты не сможешь их вернуть… Постарайся просто отпустить…
– Нет, – рявкнул я, глядя на нее из-за шторки спутанных волос.
Она присела в кресло. Голос ее был тихим и ласковым. Она говорила многое. Про то, что это – неотъемлемая часть жизни. Про то, что я ни в чем не виноват. Она держала мою руку в своей сухонькой руке. И голос ее убаюкивал, словно голос матери.
– Ты должен понять, что это просто оболочка… А их души уже далеко… – шептала она. – Отпусти оболочку, мальчик мой…
Она увидела разложенные книги и покачала головой.
– Если ты воспользуешться ими, то это же будут уже не они? – ласково заметила миссис Рутгерс. – Это будут послушные куклы. Так что лучше не надо…
Она говорила правильные вещи, я понимал их, но принимать отказывался. Всем сердцем противился мысли, что потерял их навсегда.
– Мне кажется, что у смерти нет сердца, – прошептал я. – Иначе бы она не забирала тех, кого любят.
– Ну, мальчик мой, над каждой смертью есть изначальная смерть. Он решает сам… – задумчиво произнесла миссис Рутгерс. – Но ты не думал о том, что у смерти большое сердце? Раз она принимает все, вне зависимости от того, как он прожил жизнь. Она умеет прощать и злодеев, и обнимать невинных детей? Мне кажется, что у смерти огромное сердце, в котором есть место каждому. Мне кажется, чтобы быть смертью, как раз такое сердце и нужно.
– Неправда, – прошептал я, чувствуя, как меня гладят сухонькие ручки. Только сейчас я заметил траурный наряд и брошь из черного оникса. Добрая старушка тоже кого-то потеряла.
– Я могу сказать вам, что смерть – это не конец. Представьте себе, что они рождаются снова. Не помнят свою прежнюю жизнь. Быть может, вашей жене уготована судьба любимой дочери. Первая весна, первый бал… Все повторяется снова и снова. У кого-то снова родится ваш сын… И будет счастливо бегать с другими детьми… Думайте лучше об этом, мистер Олатерн.
– Но я не хочу их отпускать, – спорил я, понимая, как силы изменяют мне.
– А вот это вот уже проявление эгоизма, – строго произнесла миссис Рутгерс. – Вы думаете не о них. Вы думаете о себе. Нельзя быть эгоистом, мистер Олатерн. Вы просто не даете им шанс снова стать счастливыми… Вы держите в своем сердце призраков, как запертыми в доме.
– А они могут вернуться ко мне? – прошептал я, видя, как миссис Рутгерс задумалась.
– Не знаю, – честно ответила она. – Они вернуться туда, куда захотят… И если они захотят к вам вернуться, поверьте, они вернутся.
– Откуда вы столько знаете про смерть? – спросил я.
– О, чем старше становишься, тем больше понимаешь, – улыбнулась добрая миссис Рутгерс. И достала платочек. – Утрите слезы, лорд Олатерн. Вам предстоит долгая жизнь. И однажды вы наверняка будете счастливы…
Сглотнув, я опустил головы выдыхая. Я растер лицо рукой, оставляя влажный след от слез ветру.
Перед глазами стояла картина. Жнец, рядом с которым стоит драгоценная призрачная жена и держит за руку Тео.
– Прощай, – едва слышно шепчет она, растворяясь. – Я решила, что так будет лучше… Правда…
И свой крик звенящий в ушах: “Нет!!!”. Но не успел. Рука, прошла сквозь нее.
Сына ты не получишь!
Ярость накатывала. Силы, бушевавшие внутри, росли. Удар. Еще удар. Огромная черная ворона вылетела из дома. “Мама! Мама!”, – кричал Тео, протягивая руки к … пустоте.
– Она улыбалась, – всхлипывал Тео, пока я чертил знаки по стенам. Каждый из них вспыхивал под рукой, укрепляя защитную магию. – Она сказала мне, что сегодня особенный день. И…
Мальчик не мог сдержать слез.
– И мы пойдем, погуляем… – заметил Тео. – Мы отправились в сад, а там эта ворона! И мама обрадовалась…
Каждое его слово рвало сердце на части.
– Она сказала, что мы должны уйти. А я спросил, а как же папа? – ревел Тео. – А мама сказала, что так нужно… Так будет правильно! Нам не место среди живых. Мы умерли! Наше место там! А мне вдруг стало так страшно… Я же не знаю, что это за “там”. А вдруг там плохо? Но мама сказала, что там хорошо. Я спросил, а что там? Она не смогла ничего ответить… А когда ворона схватила маму, я испугался… Испугался и закричал… Папа, мне страшно, где мама?
Словно нож, вонзенный в сердце. “Как призрак в собственном доме!”, – стучали у меня в голове слова. И когда я увидел их снова, пусть призрачными, я был счастлив. Вот о каком дне говорила старая добрая миссис Рутгерс.
И сейчас, когда я обнимал няню… Я не знаю, что на меня нашло! Я хотел ее… Так сильно, как не хотел уже давно. И в этот момент я снова чувствовал себя живым… Мне хотелось попробовать вкус жизни снова, прижавшись губами к ее губам. Жадно и страстно. Потому что до появления няни, я сам чувствовал, как превращаюсь в призрака собственного дома.
Перекатив в горле горький ком, я зажмурился.
Нет. Нет. Нет!!!
Эта слабость пройдет! Она должна пройти!
Я столько лет не подпускал никого к себе, что внутри до сих пор бушевали странные чувства.
Желание, скованное двадцатилетним трауром, оказалось сильнее меня. Возбужденное близостью красивой женщины тело, как шепчет, что я еще жив. Что я – не призрак. Я – живой человек, который может испытывать желание. И оно хочет срывать поцелуи с теплых губ, прижимать к себе жаркое и хрупкое тело молодой красивой женщины.
– Доброе утро, мистер Олатерн! – послышался скрипучий голос, на который я обернулся.
Миссис Рутгерс в своем неизменно черном трауре стояла и весело махала мне рукой.
– Представляете, мистер Олатерн, Мне сегодня так захотелось пирога! Он такой сладкий, аппетитный! – сокрушалась она с улыбкой. – А я вдруг вспомнила, что мне нельзя есть много сладкого… А потом я съела кусочек и поняла, что ничего восхитительней в жизни не пробовала. И зря отказывалась, напридумав себе то, что в моем возрасте уже вредно есть сладкие пироги! Но какой же он получился воздушный! Я бы вас угостила, но не заметила, как съела все сама!
– Доброе утро, – улыбнулся я.
– Теперь буду готовить пирог каждый день! А для чего еще нужна жизнь, как не для сладких пирогов! – пожала плечиками старушка. – А у вас как дела, мистер Олатерн? Как справляется новая няня?
– Пока что так себе, – сбавив шаг, заметил я. – Она научила Тео рисовать…
– О! Прямо как ваша покойная супруга. Я помню, она прекрасно рисовала! – обрадовалась миссис Рутгерс. – Как же чудесно все получается! Не находите ли, мистер Олатерн?
– Не нахожу, – скрипнул зубами я.
– Мне кажется, вы просто предвзяты, – улыбнулась старушка. – Ах! Простите! Мне нужно спешить! Кажется, я забыла про пирог! Кстати, а зачем вы собираетесь в город?
– Купить холсты, – заметил я.
– О! Погодите-ка! – задумалась миссис Рутгерс. – Кажется, вам не стоит ехать туда! У меня на чердаке лежат абсолютно новые холсты! Понимаете, старость, это время, когда люди начинают цепляться за вещи. Люди считают, что чем больше вещей, тем сложнее смерти будет забрать их. Знаете ли, это входит в привычку! У меня никто не рисует, но рука не поднялась их просто выбросить. Так что, быть может, они пригодятся юному художнику? Ой, сколько там пыли! Пойдемте, я вам покажу! Только смотрите, там пауки, и вы будете их отгонять от меня…
– Я не могу принять этот подарок, – произнес я.
– Разве вам не хочется, избавить старушку от хлама? – спросила миссис Рутегрс. – И спасти ее от пауков?