Марк.
Жанна вышла, а мы как два дуралея смотрели на захлопнувшуюся дверь.
Постепенно доходил смысл всего сказанного ею. Трагикомедия нашего знакомства с Романом плавно перетекала в кошмар драмы.
Мы соперники. Причём насмерть. Мира между нами быть не может. А что может?
Делим между собой женщину, тянем на себя. У неё спросить забыли чего собственно хочет она сама.
Думаю те же самые мысли крутились в голове "Гуся". Мы оба смотрели в белую стену напротив. Молчали.
Я поднялся. Отцепил от себя капельницы. Повернулся к "Гусю" мы пересеклись глазами. Разряд.
Сердце взвыло. Два мужика. Здоровых, успешных, сцепились в точке беды. Могли бы стать друзьями. На самом деле оба заряжены непримиримостью. Вряд ли когда ещё встретимся.
Я подошёл к двери. Молча смотрел на белое полотно, сердце выкачивало из себя тепло. Чёрт. Всё не так. Не оборачиваясь, вышел.
Вернулся в ту гостиницу, из которой ночью видел пожар. На улице всё ещё толпились зеваки. Раззорёное кафе обтянули непрозрачным нейлоном, обнесли заградительной лентой.
Меня потихоньку мутило. Я снова сидел в том самом ресторане, смотрел на улицу, не хотел двигаться. Много раз звонил Жанне. Не берёт трубку.
Позвонил Ренат Галяутдинов. Мой отличный друг. Сказал, что дело простое, поджёг настолько глупо спланирован, будто школьник старался. Однако ущерб нанесён, есть пострадавшие, кроме того, была опасность взрыва. Делом занялись знающие люди. Ренат помолчал. Спросил, какой мой интерес. Я вздохнул. Нет моего интереса. Никакого. Там есть, кому подвязаться. Рената поблагодарил. Он знает, я помощи не забываю.
День закрутился, по работе было много созвонов.
К вечеру меня стало разбирать нетерпение. Жанна не отвечает. Между прочим, сама обещала, что разрешит сына увидеть. Дальше откладывать некуда.
Приехал во двор Жанкиного дома. Темень, нифига не видно. Сразу вспомнил где её подъезд, был однажды, очень давно.
Смотрел на её окна, темно. Дома никого. Машины тоже не видно. Странно, где её носит вместе с ребёнком. Весь день трубку не берёт, гордая. Оно и понятно. К вечеру вообще выключила телефон. Наверное, "Гусь" тоже звонит ей, надоели оба, вот и выключила.
Время позднее, а домой она ещё не приехала. Вышел из машины, бродил у подъезда, надеялся увидеть её с малым, встретить. Вернулся в машину за сигаретами.
Вдруг мне пришло в голову, что она живёт в другом месте. Ну да, не в однушке же с ней ютился её Ромочка. Чёрт! Сидел в темноте, соображал что делать, случайно поднял глаза, ё-моё, в её окнах свет.
Я чуть сигаретой не подавился, как я мог просмотреть их. Стремглав бросился в подъезд. Тамбурная дверь открыта. Уставился на звонок, не решаясь позвонить. Аж во рту пересохло. Мотнул головой, нажал на кнопку, дробная трель звонка рассыпалась весёлым колокольчиком.
Дверь открылась сразу. Кто это? Полная женщина с ярко-красными губами стояла в проёме. Сразу вышла мне навстречу, чуть прикрыла дверь за собой.
— Здрасьте, — хрипло получилось, я кашлянул, — Жанна Иванова здесь живёт?
Женщина холодно, странно посмотрела на меня. Вышла в тамбур, закрыла за собой дверь. Приложила палец к губам, тихо спросила, — Вы Марк?
Я кивнул. Не знаю почему, у меня по лопаткам рванули ледяные мурашки.
— Жанна разбилась в дтп, жива, в больнице.
Я молча хлопал глазами. Казалось, мне врезали битой по затылку, я не соображал что происходит,
— В какой больнице, я сейчас поеду туда.
— Подождите, Марк. Обязательно поедете.
Женщина продолжила: — Я подруга Жанны, вот, приехала за вещами Никиты.
— А где Никита, что с ним? — чёрт, да что у меня с голосом, хрипит как старое радио.
Толстушка кивнула через плечо, указав подбородком на дверь: — Там.
— Я отец Никиты.
— Знаю.
Она открыла дверь в квартиру.
В коридоре стоял светловолосый мальчик с грустным личиком, прижав кулачки к груди. Смотрел на меня широко распахнутыми глазёнками. Возле его ноги крутился щенок, дёргал за штанину.
Я присел, протянул к сыну руки: — Здравствуй, Никита. Я твой папа. Иди ко мне.
Секунда. Та, за которую я отдам полжизни. Нет, всю жизнь, чтоб пережить её ещё раз.
Сын смотрел на меня ровно мгновение, а потом рванулся ко мне, ухватился за шею, прижался всем тельцем, горячо шептал, — Папка, ты мой папа! Я знал, я всем говорил, что ты придёшь, ты найдёшь меня. Ты мой самый любимый папа на свете.
Малой тыкался в меня тёплым носиком, так крепко держал за шею, не оторвать. Женщина вытирала слёзы, наблюдая за нами. Посторонилась, приглашая меня войти.
Я как был в пальто, так и стоял истуканом, уткнувшись лицом в плечико сына. Держал его на руках и просто понимал ради чего люди живут на свете, сражаются на войне, планируют будущее. Ради своих детей.
Мы стояли в коридоре, откуда то выкатился щенок, добрался до моих брюк, весело потявкивая прыгал вокруг нас.
— Никита, идём папу чаем угостим.
Малыш спустился на пол, взял меня за руку, повёл на кухню.
Я снял пальто, поискал куда деть, увидел в прихожей вещи, сердце оборвалось. Жанкина шубка. Растерянно повернулся к женщине, она прочитала вопрос в моих глазах. Молча указала подбородком на Никиту. Ясно, ребёнок ничего не знает.
Кухня настолько маленькая, нам троим там просто было не разместиться. Ещё и собака моталась под ногами.
— Никита, покажешь папе свои игрушки?
Малыш так и не выпускал мою руку. Привёл в комнату, посадил меня на диван. Сам примостился рядом, притулился к локтю.
Я рассматривал скромную комнату. Совдеповская стенка со всяким хламом внутри, книжные полки, столик, телек, диван, детская кровать. Чисто, уютно, но как же…блин, слово не подобрать. Грустно, короче.
Из кухни вернулась женщина, представилась. Сказала, её Наташей зовут. Многозначительно вращая глазами сказала, что Жанна уехала по делам, они вот с Никитой пока тут.
Собирались на ночь ехать домой к ней, сюда заехали взять кое-что из одежды и собаку покормить.
Разговор не клеился. Я предложил:
— Может быть, поедем, поужинаем. Решим, как дальше быть?
Никита осторожно взял меня за руку: — А ты потом не уедешь? Приедешь ещё?
Блин, в этих глазах было столько мольбы.
Сука! Чтоб я сдох! Потерял четыре года вдали от собственного ребёнка.
— Я никогда не уеду от тебя ни на одну минуту. Если, конечно, мама разрешит.
— А мы её попросим. Мама у меня хорошая. Я тебя с ней познакомлю.
Я всматривался в свою копию, боялся сказать или сделать что нибудь не так.
— Папа, ты со мной и Тишкой будешь гулять?
— Буду.
— И в садик меня завтра отведёшь?
— Конечно. И заберу. Хочешь?
— Да! Я всем покажу что у меня есть папа!
Никита повеселел, успокоился.
Поехали в ресторан. Хорошо, у Наташи в машине был адаптер для сынишки. Я такой гордый вёл Никиту за руку, нам принесли меню.
Никита выбирал еду по картинкам, я смотрел на него не отрываясь. Мне надо привыкнуть к этому человеку. Маленькому, родному, самому важному человеку в моей жизни. Осталось разобраться с его мамой.
— Папа, а ты живёшь далеко-далеко? Ты так долго ко мне ехал, никак не мог меня найти?
Как сказать ребёнку, что меня придушить мало за это "далеко" и "долго".
К счастью, малыш не ждал ответа, уже осаждал Наташу: — Крёстная, а когда мама приедет? А почему она нам не звонит?
В машине на обратной дороге Никита уснул.
Принёс его домой, Наташа раздела, уложила его в кровать. Я ждал её на кухне. Она плотно закрыла дверь в комнату, присела напротив меня. Рассказала что знала про ДТП.
— Марк, вы же понимаете, что я не оставлю вас с Никитой в квартире на ночь. Всем нам тут не разместится.
— Давай на ты? Я уйду сейчас. Другое дело, у нас с Жанной всё сложно. А теперь ещё сложнее. Намешалось всего. Я Никиту не оставлю ни на минуту. Фигурально, конечно.
Наташа полезла за сигаретами, чертыхнулась. Я тоже умирал без сигарет.
Мы сидели с незнакомой мне женщиной в квартире без хозяйки. И странным образом были связаны друг с другом, с этой маленькой кухней, с тикающими часами на стене, со спящим мальчиком в комнате.
Мы все были винтиками в судьбе друг друга. Сейчас от нашей слаженной работы зависела жизнь каждого из нас. Целый мир крутился за окном, звёзды складывали причудливые узоры на небе, до нас не было никому дела, кроме нас самих.
Договорились с Наташей, что утром к семи я приеду, сам разбужу Никиту, отвезу его в садик. Дальше будем на связи. А сейчас я еду к Жанне.
Только оставшись один, пока шёл к машине понял какая трагедия свалилась на мою семью. Ну да, семью. Я, Жанна, сын. Пёс, (мать его, обслюнявил мне все брюки).
Правда, Жанна об этом не знает пока, ну, ничего. Будем стараться вымолить прощение, получить второй шанс.
Дороги расчистили. Сухие, чистые как летом. Как не повезло Жанке выкатиться в самый гололёд. Представляю, как её юзило.
Пока ехал, связался с кем надо, вызвонил врачей, подключили деньги. Прибыл в больницу, лично наблюдал как Жанну перевозили в частную клинику. Она спала под уколами. Укрытая до подбородка одеялами, с капельницами, напугала меня так, я чуть не заревел.
Вспомнил мать, когда открыли её лицо в морге и вот так же сложилась складкой простыня под подбородком.
Жанна осунулась. Бледная, носик торчит, губы бесцветные. Худенькая, как травинка-былинка. Проводил глазами до скорой. Ехал за мигалками. Ночь. Вторая беспокойная, ужасная ночь.
Вчера горело кафе, сегодня сопровождаю скорую. Прибыли. Я смотрел как машина скорой въехала задом в тоннель больничного коридора.
Отправился к врачу, ждал его в кабинете. Пожилой мужик пришёл, потёр лоб.
— Хорошо, что приехали. Вовремя. Коллеги из первой молодцы, всё верно сделали, не пропустили. Без особых тонкостей скажу, всё печально.
Есть скапливание жидкости. У нас все возможности есть, в данном случае не смертельно. Тебя, Марк, к ней не пустим. Сейчас тебе там делать нечего. А завтра приезжай. Не рано. Часикам к десяти. Будет что срочное, позвоним. Вещи тебе её отдадут. Кстати, кто она тебе?
— Жена.
Врач мельком глянул на меня. Я чуть помедлив, спросил: — Если с сыном приеду, пустят?
— Пустят. Приезжай.
На выходе мне вручили пакет с вещами.
И телефон Жанны. Разбитый вдребезги. У меня руки дрожали, когда я взял его. Бедная моя девочка. До меня с новой силой дошло, мимо какого горя я только что пролетел. А если бы её не стало!
Я вышел к машине.
К Никитке завтра в семь утра. Позвонил Данилычу.
— Ты где меня поселил? В Рэдиссоне. Ясно. Я сейчас туда, в шесть жду тебя. Давай.
Пять часов сна великая сила. Проснулся как огурчик. Данилыч уже ждал.
Вкратце ввёл его в курс дела, отправились за Никитой. Наташа встретила меня во всеоружии, то есть с накрашенными как светофор губами. Где такую огненную помаду делают, она же сигналит "не подходи, загрызу". С порога стала расспрашивать как Жанна.
Я на цыпочках подошёл к сыну. Тёплый, славный носик выглядывал из одеяла. Погладил его по вихрастой головёнке, коснулся щеки, ушка. Какой красавчик!
— Никита, — позвал тихо, ласково, — сынок!
Открыв глаза он обрадовался не меньше меня.
Подскочил, помчался в ванную, торпедой носился, разбрасывал вещи, выбирал самые красивые. Оделся, счастливый всю дорогу болтал, рассказывал о друзьях в саду. Блин, еле припарковались. Данилыч остался в салоне машины, а я, гордый отец вёл за руку своего пацана в сад. Первый раз в жизни! К н и г о е д. н е т
Ревниво поглядывал на других мужиков, правда их было немного. В основном бабушки, женщины тащили полупроснувшихся детей в садик.
Вошли в детское царство. Я-то сад только снаружи видел.
Старое здание изнутри, насколько я понимаю, ремонту не подлежало и тихо доживало свой век. Зато ощущение тепла, детского царства захватило меня целиком. Маленькие башмачки, размером с ладошку. Шкафчики для вещей с картинками.
Пластилиновые поделки на полке. Ух ты, с фамилиями творцов. Поискал глазами своего. А, вот. Никита И. Так, не порядок. Ну, ничего, скоро исправим. Будет Никита К. Он же Ковалёв!
Никита важно рассказывал своим друзьям: — Меня папа привёл. Вышла воспитательница: — Здравствуйте, вы кто?
Я так гордо заявляю: — Я папа Никиты.
Она кивнула, велела подождать. Вышла со мной в общий коридор.
— Простите, вам надо подняться к заведующей и написать заявление. Я не могу отдать Вам ребёнка, когда вы за ним придёте. У нас нет на вас документов и письменного разрешения от матери.
Я завис. Вот фигня. То есть правила отличные, но мне то что делать. Ладно, идём к заведующей.
Написал заявление, объяснил что случилось с мамой. К счастью, вопрос решился быстро, а то я прям взмок. Конечно, она вспомнила про забор. Думаю, это сыграло основную роль в её лояльности. Правда, паспорт мой отксерили со всех сторон.
Спустился к воспитательнице, принёс разрешение от заведующей. Предупредил, что сына заберу в десять.
Поехали с Данилычем, купили автомобильное детское кресло.
Заехали, взяли айфон Жанне. Переставили её симку. Всё, отлично, работает. Разделились. Я на машине за сыном, Данилыч на такси в больницу, передаст Жанне телефон. По дороге запасётся фруктами, шоколадом, что там ещё больным привозят.
Еле успел по пробкам к десяти в сад. Гвалт стоял невообразимый. Где то играла музыка, по коридору витал особенный запах детской еды. В коридоре пряталась кухня, там что то готовили что-то невообразимо детское. Какой нибудь супчик с мелко порезанной картошкой и вермишелью. Котлетки. Самые обалденные столовские детские котлетки.
Я сразу вспомнил свой садик. Ну как вспомнил. Мать меня забирала всегда очень поздно, последнего. Я стоял у окна, смотрел в темноту и ждал, ждал…
Так, где там мой сын. Воспитательница увидела меня, заглянула в группу, позвала, — Никита, за тобой папа пришёл.
Пока мой одевался, в дверь выглядывали любопытные детские мордашки.
Надо было видеть счастливое лицо сына. И моё. Вышла воспитательница, попросила завтра обязательно быть, последняя репетиция перед утренником.
Уже мы выходили, она напомнила: — Не забудь принести костюм. Лучше завтра.
— Какой костюм? — я удивлённо уставился на неё.
— Костюм мушкетёра. У Никиты роль мушкетёра на новогоднем утреннике.
Я озадаченно почесал затылок. Надо костюм найти. Где?
Никита удобно расположился в кресле в салоне. Я повернулся к нему из-за руля.
— Сын, у меня серьёзный разговор. Готов?
Никита неуверенно кивнул.
— Мама сейчас в больнице. Мы поедем к ней в гости. Поедем?
— Мама заболела?
— Сынок, у мамы сломалась машина, она ударилась.
Я видел, как покраснел нос и глаза у Никиты. Пересел к нему, обнял. Вздохнул.
— Давай, когда к маме придём, там не будем плакать. Давай?
— Ага, — кивнул Никита.
Заехали в цветочный. Никита выбрал лилии для мамы. Ну, выбрал и молодец.
Я успел набрать Данилыча. Пусть прозвонит театры, спросит, кто может дать костюм мушкетёра на ребёнка. Хрен знает, где его ещё можно найти, этот костюм.
Спасибо, лошадь Д'Артаньяна не надо тащить. Впрочем, надо будет, найдём и лошадь.
Мы прошли по больничному фойе. Светлые мраморные стены, блестящий пол, широченные коридоры. Данилыч сидел на диване возле палаты.
Мы подошли с сынишкой к двери, я глазами спросил "как Жанна?" Данилыч скупо улыбнулся, покачал головой. Ясно, жива и опасна.
Ну, была не была.