Я поднималась в номер, руки и ноги дрожали.
Всё проигрывала в голове фразы. Его, свои. Что тут поделаешь. Сделанное не воротишь, сказанное не исправишь. В конце-концов я точно знала, Марк от меня не отвяжется.
С ним может быть хорошо, только когда ему хорошо. А вот если он встречает сопротивление на своём пути, всё! Демократия к чёрту, только война до победы. До его победы.
Что ж, я думала об этом не раз. Знала, что когда-то это произойдёт. Ведь знала? Ну, так чего же расстраиваться.
Война, значит война.
На негнущихся ногах подошла к номеру. Неслышно притворила за собой дверь, села в кресло напротив Элен. Она умными глазами ободряюще посмотрела мне в лицо, улыбнулась.
Закрыла ноут, спрятала в чехол. Уже возле двери обернулась:
— Звоните в любую минуту.
Я остановила её:
— Элен, скажите, можно ли уехать раньше. Как достать билет?
— Конечно. Всегда можно. Примите решение, сообщите. Всё сделаю.
У меня скривилось лицо. Я зажала рот руками, слёзы брызнули.
— Ложитесь спать, Жанна. Утром станет лучше. Слушайте своё сердце. Как говорят французы: "Любовь покрывает все грехи".
— А я знаю другую поговорку: "В отсутствии солнца сияйте самостоятельно".
Элен помахала мне из дверей,
— Ну, так одно другому не мешает. Да?
Элен ушла.
Я сидела в кресле, запустив руки в волосы, раскачивалась и плакала.
Досада сжимала сердце, я кусала губы, всё думала, думала…
Всё должно было быть по-другому.
Если бы…
Роман, появившийся в моей жизни полгода назад не отправил меня с сыном в Диснейленд в Париж.
Тогда, вернувшись, я бы и дальше встречала каждое утро в объятиях классного, богатого и заботливого парня.
Одна беда — нелюбимого.
Я бы со всех сил скрывала под маской благодарности свою тоску по бывшему.
Я и дальше радовалась бы тому, что стала желанной женщиной для другого, забыла об одиночестве бессонных ночей с маленьким сынишкой, что отодвинула от себя нищенский статус матери-одиночки.
Никто бы не узнал, что ночами в объятиях одного я вспоминала ласки другого, в трепетных словах страсти искала отголоски тех, что шептал мне он, мой бывший.
Если бы…
билет в чёртово путешествие был не в этот четверг, то через неделю Роман встретил бы меня в аэропорту, завалил цветами.
Я чувствовала бы и дальше себя счастливицей, которой дарят офигенные подарки, потрясающую заботу, внимание.
А сама, оставшись наедине со своими мыслями исходилась бы завистью к той, что сейчас в объятиях моего бывшего. Душила бы в себе желание увидеть его.
А при случайной встрече через много лет, гордо послала бы его к чёрту и никогда не сообщила ему, что у него растёт сын!
Если бы…
тогда не случилась бы та встреча в аэропорту, что смела с шахматной доски все фигуры в котёл подлых интриг, всеразрушающей зависти и страсти.
Но "если бы" не произошло.
Моя жизнь круто влетела в новую игру. В игру без правил.
Мне придётся в неё играть и обязательно выиграть.
Но как?
На утро, как только Элен появилась на пороге, я огорошила её просьбой:
— Элен, нам всё же придётся уехать сегодня вечером.
Она внимательно посмотрела на моё лицо. Я и сама знала, на нём красноречиво запечатлелась ночь без сна и бесконечные слёзы.
— Да, без проблем, Жанна. Я ночью уже на всякий случай зарезервировала места. На сегодня, в двадцать три часа самолёт. А пока давайте решим как проведём чудесный день в Париже!
Я чувствовала себя свинья-свиньёй. Из-за моей истеричности, неуверенности в себе я сдёргиваю ребёнка из чудесного путешествия. И эти перелёты…
— Элен, я не знаю, что делать. Мне очень трудно находиться здесь, понимаете, я..
— Не надо ничего объяснять, Жанна. Ваш малыш слишком мал, чтоб оценить масштабность прогулки. Ему и за сегодня хватит впечатлений. Другое дело, хватит ли вам. У вас программа на две недели.
— О, Элен. Вы не представляете. Этих впечатлений мне хватит на всю оставшуюся жизнь. Причём, во всех смыслах.
— Вы ведь сейчас не о Париже, да, Жанна?
Я кивнула, сдерживая слёзы, непрошенно навернувшиеся на глаза.
— Вы всегда можете мне позвонить, Жанна. У меня много друзей. И в России тоже. Помогу, чем смогу.
— Спасибо. Дома у меня мужчина. Там всё будет хорошо.
Итак, мы отправились на прогулку.
Никита весело выкатился из отеля, забрался в её "Пежо". Мы отправились на Монмартр. Самая большая моя мечта после оперетты "фиалки Монмартра" побывать там.
Собор, чудесные улочки, заполненные художниками всех мастей и — кафе! Самые волшебные и очаровательные парижские кафе. С коваными столиками на двух персон, с изящными креслами на гнутых ножках под разноцветными тентами.
Прямо на булыжной мостовой или на тесном тротуарчике они располагались тут и там, призывно маня дивными ароматами кофе.
Болтающиеся без дела туристы, ветерок.
Я в буквальном смысле слова зависла в квартале художников! Выбрала картину, почувствовала её всем сердцем, поняла, что не смогу с ней расстаться. Сюжет совсем незамысловатый:
"Кафе, фиолетовый полог навеса, в плетёных шпалерах цветник вдоль витрины, деревянный прайс на ножках на фоне распахнутой двери".
Никита носился с ветряной игрушкой, Элен предложила:
— А давайте, Жанна, я угощу вас чем-то необычным. Зайдём в это кафе.
Нам подали на свежевыпеченых мягких кусочках багета тонко нарезанные лепестки чего-то ароматного. Оказалось, это был солоновато-сладкий вкус копчёного мясного деликатеса. И бокал соломенного Альбариньо. Я, конечно не запомнила, как это называлось, но теперь слово Париж навсегда останется в памяти антуражем этого дня.
Потом мы поехали в Диснейленд. Четыре часа в умопомрачительном царстве детского счастья это ничего. Там надо оставаться на неделю.
Назад мы прибыли настолько уставшими, счастливыми — не передать.
Прощаясь, Элен обещала приехать через пару часов, около девяти вечера и проводить нас в аэропорт.
Ужин нам с сынишкой подали в номер. Никита разбаловался, наскокался резвым котёнком, наконец выдохся, примостился на диване с телефоном.
Я собрала вещи, смотрела с балкона на вечерний город, когда в дверь постучали. Я вздрогнула всем телом.
Для Элен рано, может официант.
Я знала, что это не официант. Приоткрыла дверь. Марк.
Не впустила. Ласково сказала сыну:
— Сынок, я здесь, за дверью, разговариваю по делу.
Вышла в коридор, оставила дверь приоткрытой, чтоб в щелку наблюдать за сынишкой.
— Что?
— Как поживает мой сын?
Я молчала.
Столько гадости крутилось на языке. Хотелось спросить, где он был, когда мальчик болел. Когда первый раз спросил где его папа. Когда из роддома его несла бабушка, а я плелась сзади.
— Привыкай на мои вопросы отвечать сразу, — Марк упёрся рукой в стену возле моей головы.
Я впилась в него глазами:
— Командовать будешь своими болванами. Я буду говорить, когда сама решу.
— Я просто терпеть не могу, когда медлят с ответом.
Я вздохнула. Сложила руки на груди, посматривала за Никитой. Сын спокойно долбился в телефон на диване.
— Слушай, Ковалёв. Неужели ты точно такой, как пишут в книгах?
— Какой?
— Зажравшийся, разбогатевший мудак, который будет всеми правдами и неправдами качать права. Лезть в душу мне и сыну и мстить моему мужчине?
— Мне и вправду не приятно, что рядом с моим сыном крутится чужой мужик.
— А сколько тебе неприятно? Все три дня, как ты увидел Никиту?
— Я же говорю, я не знал о нём.
Я хмыкнула. У меня на лице даже появилось подобие улыбки:
— Зачем себе врать. Отказ от помощи случился, когда Нику было семь месяцев.
Мы помолчали. Я собиралась расставить все точки над "и" сегодня. Сейчас.
— Насчёт мужика. В отличии от тебя он точно знает, что ребёнок не его. Тем не менее содержит его как финансово, так и душевно.
— Мне он не нравится. — Марк зло прищурился.
— Мне всё равно. Представляю, как меня перекосит при виде твоей жены.
Он молчал не сводя с меня глаз.
— Спеси в тебе, Марк, как в твоей мамаше. Ей тоже мой сын не понравился.
— Причём здесь моя мама.
— Действительно. Она, как и ты, отказала мне в помощи, когда я дошла до ручки и в отчаянии попросила у неё денег.
Причём год назад я встретила её в торговом центре.
Марк поднял на меня глаза. Я продолжила:
— Как видишь, малыш твоя копия. Твоя мать смотрела на него с такой брезгливостью, будто перед ней завшивленый щенок.
— Я приезжал на похороны в Москву. Мама умерла. Прости её.
У меня чуть не сорвалось с губ столько желчи, я еле успела прикусить себе язык. Процедила сквозь зубы:
— Никогда!
В коридоре появилась Элен. Она вежливо поздоровалась поравнявшись с нами:
— Жанна, я начну собирать вашего сына, нам выезжать через двадцать минут.
— Что, куда вы? Куда ты тащишь ребёнка в ночь. Уж не в Мулен Руж?
— Не суди по себе. Из-за тебя я уезжаю в Москву.
Элен вошла в номер.
— Я буду участвовать в жизни моего сына.
Глухо сказал Марк.
— Если ты будешь просто называть его по имени, он не перестанет быть твоим сыном.
Его Никита зовут. Если чё.
Так вот, у него, у твоего сына, всё хорошо. Он ведь не знает, что его отец приходит пугать его мать и бряцает запонками.
— Ты всё такая же язва, как и была, Жанна.
— Ошибаешься. Я стала гораздо хуже. И у тебя будет время в этом убедиться. Если полезешь к нам.
Он молча смотрел на меня. Пора было прощаться.
— Марк. Как только ты объявишься ему на глаза, я скажу ему всё, что думаю о тебе. А ты потом живи с этим.
И ещё.
Если ты выкрадешь его, я до смерти буду искать своего сына. Все копии бумаг о твоих отказах, свидетельства людей о том, что я одна воспитывала ребёнка, мои дневники с записями, — всё в банковском хранилище. Завещано моему ребёнку на случай, если нас разлучат и я умру с горя раньше, чем найду его.
Прощай.
— Я не прощаюсь.
— Иди ты куда подальше, Ковалёв, со своими угрозами. Надеюсь, мой сын никогда о тебе не узнает.
— Жанна, это жестоко.
— Жестоко, это когда я сутками не ела, чтоб накормить ребёнка. Будем называть всё своими именами. Прощай.
— Береги сына. Никиту.
Я вошла в номер.
Элен с Ником уже были готовы.
— Это мой бывший. Из-за него я улетаю. Простите, Элен, вам пришлось быть свидетельницей.
— Я сразу поняла. Сходство с мальчиком абсолютное. Жанна, у вас всё будет хорошо.
Вот увидите. Мы ещё обязательно встретимся. Приезжайте. С вами было очень приятно познакомиться.