Царская служба

Глава 17. Опыты и результаты

Я повел стволом щтуцера вправо-влево — получалось с трудом, и пришлось ослабить хватку. Штуцер тут же ушел чуть правее и ниже, линия прицела совместилась с шведским кавалеристом, что-то высматривавшим левее меня, и я плавно нажал на спуск. Шинель смягчила удар приклада в плечо, швед вскинул руку к груди и выпал из седла. Лошадь, испугавшись, шарахнулась в сторону, занося корпус, поскольку всадник так и не выпустил поводья из другой руки. Остальные конники из шведского дозора вскинули карабины и почти одновременно пальнули в нашу сторону, но мы успели пригнуться. Из того, что в их сторону прозвучал один-единственный выстрел, шведы, должно быть, сделали неверный вывод относительно нашей численности и, на ходу доставая из седельных кобур пистолеты, резво поскакали в сторону брошенной обозной повозки, за которой мы укрывались. Поэтому появление десятка наших драгун, до поры прятавшихся в неглубокой низинке, стало для противника неприятным сюрпризом, и шведы, не принимая боя, повернули коней.

— Теперь ты, — приказал я молодому ополченцу Мирошкину. Тот вскинул штуцер, выждал секунду и выстрелил шведам вслед. Еще один шведский кавалерист принудительно покинул седло.

Так, для чистоты эксперимента оставалось еше поменяться с Мирошкиным штуцерами. Но это попозже, здесь и сейчас ловить уже нечего. Наверняка шведы, потеряв половину своего дозора, попробуют решить вопрос кардинально — с помощью артиллерии. Так оно и вышло, но мы успели вовремя покинуть позицию и двигались к новой, заранее мною намеченной.

Что за эксперимент я ставил? Да вот, вспомнил, как учась в Мюнхене, инкантировал свою шашку, и решил инкантировать огнестрельное оружие. В конце концов, я магистр артефакторики или кто?!

Путь развития техники, что обычной, что использующей магические артефакты, один — усложнение конструкции для упрощения эксплуатации. Вот я и решил упростить эксплуатацию огнестрельного оружия, а заодно и повысить его эффективность, несколько это самое оружие усложнив, а именно превратив его в артефакт. Поскольку обработанного металла в любом огнестрельном оружии хватает, с преобразованием его в магический артефакт проблем я не ждал — все-таки изменять свойства материалов мне вообще не требовалось, достаточно было заставить оружие облегчать стрелку прицеливание, после черновой наводки на цель выходя на линию совпадения цели, мушки и целика. Не скажу, что было просто, но я справился.

Что массовое инкантирование ружей станет делом затруднительным, я прекрасно понимал, а потому сразу занялся работой с нарезными штуцерами, а не с обычными пехотными гладкостволами. Во-первых, толку от повышения прицельности штуцеров было явно больше, а, во-вторых, какой вообще смысл добиваться прицельности от ружей, используемых чаще для залповой стрельбы? То ли дело штуцер — берешь в руки, стараясь держать крепко, но оставляя оружию возможность некоторого движения вверх-вниз и вправо-влево, примерно наводишь на цель, а дальше уже он сам занимает положение, выстрел из которого гарантирует попадание. И все было бы чудесно и замечательно, если бы не одна загвоздочка…

Наговаривал бы я штуцер для себя, как в свое время делал это с шашкой, полученный результат меня бы более чем устроил, но мне-то был нужен штуцер в виде именно что полноценного артефакта, который изготавливают и заряжают одни, а пользуются им потом другие. В общем, пришлось поизощряться с формулами и алгоритмами инкантирования, но вроде бы получилось. Но тут же дело такое, без испытания никак нельзя, вот я и взялся испытывать. Для того и привлек Мирошкина, как самого что ни на есть образцового середнячка в роте, потому как на среднего стрелка моя затея и была рассчитана — никудышному мазиле что ни дай, все мимо, а стрелок умелый и опытный и так попадет куда надо. Хотя, конечно, с таким штуцером и мазилам, и отличным стрелкам хуже уж точно не будет.

…За время, прошедшее после битвы, получившей название Парголовской, по имени села, где располагались тылы русской армии, произошло много всего. Шведы, отступив после чувствительного поражения у Парголова, боевого пыла не утратили и, похоже, намеревались прорваться к Усть-Невскому по морскому побережью. Как я понял, именно на взятии города строились их планы на эту войну, почему и начали они ее зимой, рассчитывая на внезапность и заранее созданные запасы. Наша армия преградила шведам дорогу, но до новой битвы пока не дошло. Раз уж взять город с хода шведам не дали, то теперь, когда к нам свежие войска подходили в куда большем числе, нежели к шведам, неприятелю вообще мало что светило, и я не понимал, на что еще шведы сейчас могли бы рассчитывать.

Лично для меня самым главным событием стало, естественно, награждение орденом Святого Георгия. Орден вручал мне генерал-полковник Романов в том же Парголове, где теперь была его ставка. Вместе с «георгием» я получил погоны подпоручика, став-таки полноценным офицером. Еще больше полноценности прибавило моему положению то, что под моей командой теперь на официальном основании оказалась полурота. Роту нашу пополнили почти до полноценного состава, теперь в ней было девяносто семь строевых нижних чинов, а вот офицеров пока только трое — к нам с капитаном Паличем добавился капитан Туганбеков, из астраханских дворян, уволенный от службы по увечью и возвратившийся в строй на время войны. Как и Палич, Туганбеков воевал на Кавказе, оставив там левый глаз и два пальца правой руки. По опыту участия в Парголовской битве капитан Палич поделил роту по-иному, сведя всех ополченцев, вооруженных штуцерами, в одну полуроту, а тех, у кого имелись ружья со штыками, во вторую. Я сейчас как раз командовал полуротой штуцерников, и имел твердое намерение вооружить наговоренными стволами всех своих подчиненных.

…На новой позиции нам пришлось померзнуть, дожидаясь появления шведов на дальности огня наших штуцеров, но уже через пару часов показались шведские саперы, проводившие разведку местности. Хм, надо будет доложить, конечно, но пока что мы им помешаем…

Прошло еще не меньше четверти часа, пока разведчики не вошли в опасную для себя зону. Мы с Мирошкиным поменялись штуцерами и выбрали себе цели. Выстрелили мы почти залпом, и два шведа — сержант и солдат — повалились тоже практически одновременно. Остальные, пригибаясь, скоренько наладились от нас подальше. Впрочем, и мы не стали наглеть, и двинулись восвояси, удовлетворившись достигнутым результатом.

— Как успехи, Алексей Филиппович? — поинтересовался Палич, когда мы вернулись в расположение роты. Квартировала наша рота, впрочем, и не только она, в маленькой безымянной деревеньке близ Парголова. Название деревни мы не знали, а спросить было не у кого, поскольку все жители ее оставили, но нам-то главное не имя, а наличие какого-никакого людского жилья, где можно погреться, помыться, поспать в тепле, пусть и в изрядной тесноте.

— Отлично, Дмитрий Михайлович! — похвастался я. — Все действует, как и ожидалось, так что сейчас вот перехвачу чего поесть, да и засяду за работу!

— Ну раз так, то и правда, отлично, — согласился ротный. — Второй-то полуроте ружья все-таки тоже наговорить надо бы, — напомнил он свое пожелание.

Да уж, повысить огневую мощь своего подразделения не откажется ни один офицер, и капитан Палич тут не исключение. Говорил я ему, что с гладкоствольными ружьями толку от инкантирования будет намного меньше, но все мои рассуждения разбились о вопрос капитана: «Меткость, говорите, хоть ненамного, но повысится?».

В общем, день у меня ушел на окончательную доводку алгоритмов и формулировок, да еще пять дней я потом эти самые формулировки четко и внятно повторял вслух в соответствии с теми алгоритмами. Не сказать, что сильно умотался, но и плевым делом работа для меня не стала. М-да, похоже, игра не стоит свеч… Проще было бы наговаривать в индивидуальном порядке штуцера для лучших стрелков, как оно, в общем, во всем мире и делается. Но нет, захотелось оказаться умнее всех. Ладно, тоже опыт, знаете ли. Лишним не будет.

Ну что ж, раз я инкантировал оружие всей роты, то и испытания следовало бы провести в ротном масштабе, а потому капитан Палич отправился к начальству испрашивать для роты подходящее задание. Что ж, кто ищет, тот, как известно, всегда хоть что-то да найдет, вот и наш командир нашел назначение роты в поиск. Регулярные попытки шведов проводить разведку на различных путях к Усть-Невскому командованию, похоже, не понравились, и оно решило устроить неприятелю аналогичную проблему, заодно и очередной раз напомнить противнику, что инициатива теперь принадлежит не ему. Собственно, основной силой, каковая должна была проводить поиск, являлись казаки и драгуны, а нас посадили на сани и придали конникам, чтобы усилить, в случае необходимости, спешенных драгун. Еше у нас имелось два легких орудия конной артиллерии, так что дело обещало получиться интересным. Единственным, что наводило на не самые приятные мысли, оставалось то обстоятельство, что местность, где нам предстояло действовать, передвижению крупных войсковых формирований не сильно способствовала, а дорога через нее шла только одна. То есть, и где нас встречать, шведам было бы догадаться несложно, и путь нашего отхода просчитать заранее труда не составляло.

Выступили мы еще затемно, поэтому к небольшому редуту, построенному шведами для контроля над дорогой, подошли в предрассветных сумерках. Про редут этот наши знали от пленных, так что при планировании поиска его наличие учли. Казаки взяли небольшой гарнизон в ножи, несколько прозвучавших-таки ружейных выстрелов понервничать нас, конечно же, заставили, но особых последствий не имели. Оставив в редуте полуроту капитана Туганбекова, мы двинулись дальше, имея в авангарде казачий полк без одной сотни, а драгунский полк, наша рота и обе пушки двигались за казаками на некотором удалении. Такое построение себя оправдало — когда нам навстречу вышла шведская кавалерия, казаки связали ее боем, драгуны охватили с флангов, мы с артиллеристами тоже внесли свои пять копеек, и шведы экстренно отошли. Бежали, говоря проще. Справедливости ради стоит сказать, что было их меньше — шесть эскадронов без артиллерии против четырех наших эскадронов, трех сотен казаков, стрелковой полуроты да двух орудий. Видимо, сигнал о нашем появлении на дороге до шведского командования дошел, а вот с численностью проникшего на занятую ими территорию противника шведы обсчитались.

На плечах бегущего неприятеля мы ворвались в деревню, названия коей я не запомнил, где у шведов, судя по обилию обозных саней и повозок, располагалась база снабжения, и от всей души там порезвились. Правда, шведские обозники оказались ребятами не робкого десятка и почти успели организовать сопротивление, но пушки и меткий штуцерный огонь быстро свели их усилия на нет. Шестерых сержантов и троих офицеров мы забрали в плен, прихватили с десяток саней с разным имуществом, и перед уходом зажгли деревню, благо, жители ее покинули еще, похоже, перед приходом шведов.

И вот тут у нас начались сложности, не сказать бы грубее. Беглые шведские кавалеристы вернулись да не одни. На этот раз и численный перевес был на их стороне, и пушки взять с собой они догадались, и даже финских стрелков на санях привезли. То есть экстренно отходить пришлось уже нам, что мы и исполнили, устроив за собой на дороге завал из саней, которые мы еще и подожгли. Нет, разумеется, этот завал можно было обойти по полю, и шведы такой возможности не упустили, но глубокий снег заставил их лошадей двигаться медленнее, так что мы успели оторваться, на полном ходу убегая к занятому полуротой Туганбекова редуту. Едва моя полурота и артиллеристы втянулись в редут, а казаки и драгуны с трофеями наладились в сторону наших войск, как шведы попытались атаковать.

Первую атаку мы отбили без особого труда — дружный залп полуроты Туганбекова и частый огонь моей полуроты выбили многих финских стрелков и спешенных шведских кавалеристов, но шведы на этом не угомонились.

Пригнав несколько саней, шведы соорудили из них нечто вроде баррикады, за которой поставили свои четыре пушки. Мы тут же открыли огонь из штуцеров, но успеха нам это не принесло — прикрылись шведы неплохо.

Подпоручик Тимохин, командир наших артиллеристов, попросил капитана Палича дать в помощь ополченцев, чтобы переместить стоявшие на редуте шведские пушки, а то их расположение позволяло вести огонь в сторону наших противников всего одним орудием. Ну да, не для обороны от атаки с тыла строили шведы редут… Помощь Тимохин, естественно, получил, и вскоре уже пять пушек — две наших и три шведских — могли встретить неприятеля, но шведы успели раньше.

Бомба [1] завертелась, мерзко шипя и разбрасывая вокруг себя искры, не долетев аршина [2] полтора до редута. Ополченцы успели пригнуться за бруствер, прежде чем она взорвалась. Вторая зарылась в нижнюю часть насыпи, и пусть ее разрыв никого не задел, но часть земляной насыпи она разрушила. Капитан Палич совершенно по-мужицки выругался — незамысловато и до невозможности грубо.

Разом пальнули две трофейных пушки. Одно ядро прошло мимо, другое лишь зацепило укрытие шведских орудий с самого края.

Две бомбы упали почти одновременно — одна внутрь редута, вторая за него.

Третья трофейная пушка достала-таки противника — одни из саней разлетелись в куски, стоявшая за ними пушка лишилась левого колеса и завалилась набок. Наши пушки, легкие и маленькие, пока молчали — не добивали, должно быть, до шведских орудий.

Бомбу, вертевшуюся внутри редута, один из наших артиллеристов успел выбросить за бруствер, где она и рванула.

— Ах ты ж, мать ее растудыть-перетудыть! — весело ругнулся герой, хлопая руками по брустверу, чтобы погасить тлеющие рукавицы.

Шведские канониры кинулись оттаскивать поврежденную пушку, я скомандовал стрелкам бить по ним. Помогло — скольких-то мы подстрелили, остальные попрятались за баррикадой. Тут же в полуразбитое орудие попало еще одно ядро и чинить пушку стало можно только после боя. Уже лучше — против нас осталось три пушки вместо четырех.

Хватило и трех — все три бомбы упали внутрь редута. Должно быть, у одной что-то не то было с запалом, потому что взорвалась она, не успев крутнуться и пары раз. Убило, кажется, всего двоих, но это только начало…

Наши артиллеристы разнесли еще одни сани и стрелки сразу же начали бить в образовавшийся пролом, выкашивая вражеских пушкарей. Но тут две бомбы снова упали внутри редута. Одна выкосила прислугу трофейного орудия, вторая рванула на самом бруствере и выбила мне сразу шестерых стрелков.

В драме, разыгрывавшейся вокруг нас, появились новые действующие лица — по дороге с нашей стороны шло подкрепление, никак не меньше батальона пехоты и, кажется, два эскадрона драгун. Ну наконец-то!

Драгуны, сойдя с дороги, начали разворачивать строй для атаки, охватывая шведа с его левого фланга, шведы засуетились, садясь в седла, финские стрелки повернулись против драгун. Но вот артиллеристы шведские на нового врага не отвлеклись — еще два искрящих чугунных шара прилетели к нам с явно недобрыми намерениями.

Я сначала вообще не сообразил, что произошло. Меня вдруг швырнуло на землю, обдав жаром и вонючим едким дымом. И только попытавшись встать, я понял, что не получится — правую ногу обожгло жуткой болью. Кажется, отвоевался…

[1] Пушечное ядро, начиненное порохом. Разрыв осуществлялся при помощи вставлявшегося в отверствие запала, зажигавшегося выстрелом бомбы из орудия.

[2] 1 аршин = 71,1 см