Царская служба

Глава 8. Обстановка осложняется

Говорят, человеку свойственно ошибаться, и вообще, мол, не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Как по мне, не шибко убедительное утешение. Во всяком случае, мне не помогло. Обида и досада взяли меня в свои неласковые руки и отпускать никак не хотели. Нет, ну вот честное слово, как еще относиться к тому, что идея, подброшенная мной майору Лахвостеву, хоть как-то, но сработала, а те, что я припас для себя, любимого, оказались пустым местом?!

Капитан Бразовский признался-таки, что со старшиной Буткевичем был знаком с детских лет. Что оказал содействие переходу Буткевича из губной стражи в армию и пристроил его на место своего помощника, Бразовский признал тоже. А куда ему было деваться? Но вот насчет ругани с Маркидоновым прежних показаний не менял ни на самую мелочь. В общем, к раскрытию убийства Маркидонова мы от тех признаний не приблизились, хотя Лахвостев сохранял уверенность в том, что рано или поздно убийство раскрыто будет. Так или иначе, поймав Бразовского на умолчании один раз, поймаем и второй. А чтобы этот второй раз обеспечить, то есть найти то, о чем умалчивает капитан, говоря о своих взаимоотношениях с Маркидоновым, майор Лахвостев решил заняться окружением убитого купца.

У меня даже на таком не самом выигрышном фоне все смотрелось грустно и печально. Список лиц, находившихся на Беляковских верфях в день убийства Пригожева, я получил, но ни одной фамилии, хотя бы еще один раз упоминавшейся в деле, там не обнаружил. Тем более, это был список посетителей со стороны, то есть заказчиков и подрядчиков, список работников верфей существовал отдельно. Там, правда, проверять надо было не всех, а лишь инженеров, дьяков и артефакторов — вряд ли простые мастеровые ходят с тростями. Кстати, что-то много в этом деле на трости завязывается, прямо, понимаете ли, тростник какой-то, чтоб его… Старший губной пристав Поморцев, к коему я обратился со своими наблюдениями, предложил мне самому их и проверить, так что я, можно сказать, в очередной раз напросился. Ну а что, и проверю, все хоть какое-то дело…

Без особых результатов закончилось выяснение степени участия в расследовании дел, объединенных в поисках маньяка, урядника губной стражи Буткевича. Там, правда, снова упоминался Бессонов, племянник и наследник убитого купца Аникина. Я, увидев знакомую фамилию, тут же, что называется, сделал стойку, но предвидение подсказало, что напрасно. И верно, уже через минут пятнадцать я понял, что если Бессонов и мог испытывать к Буткевичу какие-то очень уж сильные чувства, то только самую глубокую благодарность. Урядник Буткевич сопровождал помощника губного пристава Штерна в его поездке в Ладогу для проверки алиби Бессонова. В Ладоге Штерн сильно простудился, на обратном пути его состояние быстро ухудшалось, к прибытию в Усть-Невский помощник губного пристава находился уже без сознания. Срочное помещение в лечебницу не помогло, к ночи Штерн скончался, однако Буткевич доставил в губную управу допросный лист, из которого следовало полное подтверждение алиби неожиданно разбогатевшего наследника убитого купца. К расследованию убийств фон Бокта и Ермолаева Буткевич вообще отношения не имел, даже в оцеплении при осмотре мест происшествия не стоял.

В общем, от сверки упоминаемых в деле фамилий я совершеннейшим образом обалдел. Дошло до того, что мне померещилось, будто тот же Бессонов числился в списке с Беляковских верфей, и я убил еще какое-то время, пока не убедился в этой своей дурацкой ошибке. Но с этим-то всем я разобрался, сидючи в теплом кабинетике за удобным столом, а на верфи придется тащиться по местной погоде, совершенно меня не вдохновляющей. А уж проверять всех работников этих чертовых верфей, кто по своему положению, уровню достатка, а то и по состоянию здоровья мог бы ходить с тростью, оказалось занятием едва ли не более тупым, чем сверять бумажки.

Опросив охрану, мы с помощником губного пристава Сергеевым, коего отрядил мне в помощь Поморцев, установили наличие тростей аж у восемнадцати человек из числа работников верфей. Трости интересного нам фасона имелись у восьми. Пятеро из них не подходили ни ростом, ни сложением, а трое оставшихся свои должностные обязанности исполняли, неотлучно находясь в здании управления верфями и оказаться в той их части, где был убит Пригожин, никак не могли. Мало того, что мы напоролись на очередной такой сиреневенький бесперспективнячок, так еще и возвращаться пришлось под мерзким дождем, из-за сильного ветра лившим как угодно, но не вертикально. В спину оно было вполне себе терпимо, но вот в лицо…

Майору Лахвостеву удача на этот раз улыбнулась намного шире — он выяснил, что во всех делах Маркидонова, связанных с поставками провианта в войска, помощником покойного купца был старший приказчик Ряскин, и плотно с этим Ряскиным побеседовал. Результаты беседы Лахвостева впечатлили. Маркидонов, как оказалось, все партии провианта, закупленного Бразовским, собирал и доставлял сам, в задачу Ряскина входил только наем работников для этого, причем каждый раз новых.

— Вот вам, Алексей Филиппович, и история успеха, — в предвкушении охоты потирал руки Лахвостев. — Тут, боюсь, не одного только Бразовского допросить под заклятием придется! Только сначала надо будет ревизию на складах провести на предмет проверки качества провианта.

— Так вроде Иван Данилович говорил, что уже проверяли? — вспомнил я пояснения майора Степанова.

— Вот заодно и посмотрим, кто, что и как там проверял, — настроение моего командира не предвещало этим проверяльщикам ничего хорошего. — Воровством дело пахнет, Алексей Филиппович, воровством! И не пахнет даже, а прямо-таки разит!

Спорить тут было решительно не с чем, я и не стал. Вместо попыток оспорить очевидное я выразил надежду, что и по убийству Маркидонова дело наконец сдвинется с мертвой точки.

— Вы совершенно правы, Алексей Филиппович, — согласился майор. — Сколько я уже видел таких случаев! Воровали вместе, потом что-то не поделили — и все, увозите мертвое тело!

Была, честно скажу, у меня мыслишка подпортить Лахвостеву настроение, все-таки дождь, под который я попал, укреплению доброго и благожелательного отношения к окружающему меня миру не способствовал, а вот наоборот — сколько угодно. Можно было бы напомнить майору, что сам Бразовский против допроса под заклятием не возражал. А тогда-то речь шла как раз об убийстве Маркидонова, а никак не о воровстве. Значит, уверен был капитан, что допрос этот выдержит, а из этого следует, что купца Бразовский не убивал. Но подумал и говорить майору ничего не стал. Зачем своему начальнику такой позитивный настрой портить? Сам успеет разочароваться, без моего участия.

Дальше Семен Андреевич переключился на дела военно-политические. Я-то, замотавшись, то ли два, то ли три последних дня чтение газет по утрам как-то пропустил, вот господин майор и взялся восполнять столь досадный пробел в моих знаниях. Рассказав, что посланник шведского короля из Москвы отбыл, но никаких официальных сообщений об итогах переговоров не последовало, Лахвостев сделал вывод, что война пока что откладывается. По мнению майора, царь выдвинул некое встречное предложение, шведами заранее не предусмотренное, и барон поспешил передать его своему королю.

— Войны со шведами, конечно, не избежать, — подытожил Лахвостев, — но до весны она уже точно не начнется. Поэтому еще раз повторю, Алексей Филиппович: к весне мы с вами должны дело закончить.

Я, разумеется, пообещал приложить все усилия и что там еще в таких случаях говорить положено. Тем более сам я никак не возражал против отбытия из Усть-Невского к весне. Но, Господи, сколько же всего придется для этого переделать!..

Утром по дороге в городскую губную управу я обратил внимание на обилие на улицах города военных. Обратишь тут, когда пришлось ждать, пока по улице пройдет аж целый батальон, да еще и с обозными повозками. Да и так, то тут взвод топает, то там полурота шагает, то пушки везут, то те же повозки, сплошной милитаризм прямо. Кавалерии только не видел, но, думаю, это еще впереди. Что-то слабо вязалось это с оптимистическим взглядом моего начальника на сроки начала войны. В самой управе, как ни странно, никакого беспокойства по поводу активного передвижения войск по городу не проявляли, а когда я осторожно поинтересовался причинами столь непонятного спокойствия, мне растолковали, что часть городового войска отправляют на усиление недавно сформированной Северной армии, которая и должна прикрыть город от шведской угрозы. Хм, выглядело очень даже похоже на правду, но меня как-то не успокаивало.

Прежде чем засесть за изучение дела об убийстве дворянина фон Бокта, я все-таки выяснил, с чего бы вдруг мне позавчера померещилось, что Бессонов фигурировал в списке посетителей Беляковских верфей. Просмотрев список на свежую голову, я обнаружил в нем некоего Парамонова Дмитрия Борисовича. Вот и разгадка — Бессонов-то по отчеству Парамонович, потому фамилия Парамонова и навела на мысль, что он мне уже попадался. М-да, хорошо, что у меня хватило ума ни с кем своими подозрениями не делиться, а то сейчас не знал бы, куда деваться от позора…

В убийстве фон Бокта поражала какая-то совсем уж невероятная наглость маньяка. Несчастный немец прогуливался по идеально прямой дорожке, насквозь просматривающейся что с одного, что с другого конца, но убийцу это не испугало. Впрочем, если губной прозектор не ошибся с временем смерти, случилось все уже в вечерних сумерках, что давало маньяку возможность остаться незамеченным. Возможность, кстати, довольно шаткую — губным каким-то непостижимым образом удалось хронометрировать передвижения всех лиц, чье нахождение в Демьяновском саду на момент убийства было известно, и получалось, что на все про все у маньяка имелось не более пяти минут, и это при том, что ему еще надо было удалиться с места убийства! В противном случае не менее трех человек могли бы видеть действия убийцы с расстояния, которое и в сумерках не мешало бы им разглядеть, что именно у них на глазах происходит, и либо попытаться изловить убийцу, либо поднять шум. Не забываем и о том, что сам маньяк никак не мог знать, сколько у него времени. Нет, малый рисковый, что есть, то есть. Или ему просто уже невтерпеж было.

Невтерпеж, значит? А может, нет? В деле имелись показания приятелей фон Бокта и его слуги, свидетельствовавшие о том, что вечерние прогулки в Демьяновском саду тот совершал не менее трех раз на седмице. Более того, еще двое завсегдатаев крупнейшего в городе парка настолько часто встречали фон Бокта во время своих прогулок, что даже не будучи лично знакомыми, раскланивались с ним. Но если об этой привычке столоначальника городской Торговой палаты знали как минимум пять человек, то и маньяк мог знать, разве не так? А откуда? Все пришедшие мне в голову варианты ответов на этот вопрос можно было свести к двум: либо маньяк обратил внимание на человека, внешность которого вызывала острое желание убить, и начал за ним следить, либо одержимый убийца входил в круг если и не друзей-приятелей, то уж точно знакомых фон Бокта.

Хм-хм-хм… А ведь то же самое могло иметь место и в случае с Пригожевым. С поправкой на то, что встретил маньяк на верфях человека с неприятной ему внешностью, выследил и убил, повинуясь обуявшему его желанию. Хотя… Вот вы скольких людей знаете, которые постоянно носят при себе стилет? Про ножи не надо — нож, он не только оружие, но и многоцелевой инструмент, а при необходимости и столовый прибор. Кашу, например, за отсутствием ложки с ножа есть очень даже можно, мне в прошлой жизни пару раз приходилось. А стилет — это именно и только оружие. И если человек его с собой носит, значит, и применить готов. Так что убить пусть и не именно Пригожева, но человека вообще наш маньяк к моменту первого своего убийства готов уже был. И технически готов, и психологически. А раз так…

А раз так, то он просто обязан быть в списке посетителей Беляковских верфей.

Теперь оставалось решить, что мне с этим моим открытием делать. И пока я соображал, с кем поделиться своими соображениями в первую очередь — с майором Лахвостевым или со старшим губным приставом Поморцевым, до меня наконец-то дошло, что делиться ими вообще ни с кем не надо, а вот выбросить в помойку для негодных мыслей будет самое то. Я тут что, самый умный, что ли? Неужели губные сами до такого не додумались? Да если и не додумались даже, проверка списка посетителей входит в стандартный набор действий при расследовании убийства. Но почему о ней ничего нет в деле?

Так и этак прикинув, я пришел к выводу, что в деле она наверняка упоминается, но в еще не просмотренных мною бумагах. Скорее всего в тех, что подшиты уже после объединения всех дел в одно, то есть после четвертого убийства. Оставалось не забыть об этом, когда доберусь до нужной укладки…

Последующие события, однако же, убедительно показали, что до не то что до нужной, а и просто до следующей укладки с бумагами доберусь я ох как не скоро. Началось с того, что майор Лахвостев привлек меня к проверке качества провианта как непосредственно на войсковых складах, так и в амбарах Больших провиантских складов, закрепленных за военными. И это оказалось просто что-то с чем-то… Мне и слышать-то не приходилось о таких ухищрениях, зато я понял, почему ничего не нашли при предыдущих проверках. Понимаете, когда развязывают мешок с мукой и берут пробу сверху, как это делалось при обычных проверках — это одно, а когда содержимое мешка пересыпают в ларь, а потом постепенно небольшим совком засыпают обратно в мешок — это уже совсем другое. Тут даже на глаз было заметно, что ближе к дну мешка его содержимое отличается от того, что ближе к горловине. И отличается, прошу заметить, не в лучшую сторону. То же самое относилось и к овощам, и к крупам, и к гороху с фасолью, и даже к соли. В каких-то мешках соотношение нормального и ненормального содержимого было хуже, в каких-то лучше, а в иных и вообще только качественный провиант имелся, но в общем и целом назвать Маркидонова добросовестным поставщиком, а Бразовского добросовестным приемщиком после такого не рискнул бы никто.

Обыск в доме Бразовского, в чем мне опять же пришлось поучаствовать, дал казне прибыток в тринадцать тысяч рублей — именно столько было изъято денег в золоте, серебре и ассигнациях. Окончательной названная сумма казенного дохода не являлась — изъятые ювелирные изделия требовали отдельной квалифицированной оценки.

Сам Бразовский на допросах поначалу пытался списать происхождение негодного провианта на те самые мелкие партии от других поставщиков (так вот для чего он это делал!), но подсчет количества провианта, в той или иной степени непригодного в пищу, показал, что его пусть и ненамного, но больше общего количества, поставленного иными продавцами.

Допроса под заклятием капитан тоже дождался. М-да, зрелище не для слабонервных. Когда взрослый крепкий мужчина плачет и, пуская слюни и сопли, еще и сам растекается по стулу, так и норовя с него сползти, смотрится это мерзко и отвратительно. Тем не менее, в убийстве Маркидонова Бразовский так и не признался, хотя и поведал, что ругался с купцом, выспаривая себе взятки побольше тех, что предлагал ему Степан Селиверстович…

Вся эта эпопея затянулась аж на месяц с небольшим, а дальше все пошло одно за одним. В самом начале ноября наступила зима — ударили морозы и лег снег. И не успели мы привыкнуть к этакой напасти, как добавилась еще одна, куда более неприятная — пятнадцатого ноября шведы объявили войну и вторглись в пределы Русского царства.