Недолго дружил новый митрополит с возведшими его в этот сан князьями Шуйскими.
Иоасаф заметил, что малолетний великий князь не раз вспоминал о заключенном в темницу князе Вельском, но князь Шуйский, не оставлявший ни на минуту Иоанна, старался отвлечь мысли великого князя от бывшего его любимца.
Иоанну IV шел двенадцатый год, это был на редкость способный юноша с восприимчивым, увлекающимся характером. Молодая натура все равно что воск, она легко поддается влиянию, на нее оказываемому. Кто знает, будь в это время у малолетнего Иоанна в руководителях и советниках лучшие люди, из него могла бы выработаться, вместо жестокого властителя, видевшего везде измену и зло, светлая личность созидателя Руси, предвестника Великого Петра!
Но окружающие его бояре заботились только о собственных выгодах и ради них дурно направляли еще далеко не сложившийся характер молодого правителя, не останавливая его жестоких наклонностей и стремлений.
— Что ты, батюшка князь, закручинился, на полеванье сегодень не поехал? — льстиво спрашивал Иван Шуйский юношу. — Аль тетива на луке твоем поослабла, стрелы калены затупились, сокола не взмывают за легкой пташкой в поднебесье?
Иоанн угрюмо молчал. Его пытливый ум не довольствовался одной охотой, он искал другого занятия, ему хотелось скорее выпутаться из тенет, которыми его опутали приближенные к нему бояре, самостоятельно править Русью.
Хитрый Шуйский догадывался о желании молодого князя и, чтобы отвлечь его от этих мыслей, сказал:
— Надумал я ноне для тебя ину потеху, спасибо мне скажешь за нее!
Иоанн обернулся к хитрому царедворцу.
— Каку таку? Сказывай! — спросил он быстро.
— Взойдешь ты, батюшка наш, на теремную вышку, а сокольнички будут тебе в те поры петелов подавать…
— Ну, — нетерпеливо перебил Иоанн.
— А ты зачнешь этих петелов сверху сбрасывать… Они кричать станут, а тебе это будет в веселье и радость!
Новая забава пришлась по душе юноше: много петухов, сброшенных с вышки, разбились, твердая земля окрасилась их кровью.
— Лети и ты, — с каким-то удальством крикнул молодой князь, кидая небольшого петушка.
На этот раз птица, падая на землю, случайно задела о плечо проходившего по двору священника и не разбилась.
Сильвестр, возвращавшийся из собора, с изумлением посмотрел на теремную вышку, но никого не заметил на ней. Груда же разбившихся петухов, еле шевелившихся в крови, обратила его внимание.
— Кто побил этих не повинных ни в чем птиц? — громко спросил новгородец. — Что сделали они дурного тому человеку?
Шуйский, присутствовавший при княжой потехе, хотел было приказать схватить дерзкого порицателя, но Иоанн остановил его:
— Постой, князь Иван, дай дослушать его, до правды народной ты меня редко доводишь.
Юноша стал прислушиваться, но Сильвестр, огорченный увиденным зрелищем, молча прошел дальше.
— Прикажи схватить дерзкого попа, — снова заметил Шуйский, недовольный медлительностью князя.
— Не нужно, он сказывал правду! Негоже заниматься такою потехою, — сумрачно сказал Иоанн и сошел с вышки.
— Пошли за владыкой, скажи, что я прошу его ко мне, — обратился он к князю Палецкому.
Митрополит не замедлил явиться.
— Скажи, владыка, что у тебя за поп в Благовещенском соборе, Сильвестром прозывается? — спросил его Иоанн.
— Со владыкой Макарием из Новгорода сюда прибыл, я оставил его здесь, зело начитан, греческие писания понимает, немало пользы принес родному своему городу, много народу грамоте обучил, к делу приставил…
— Вели его позвать ко мне, хочу я на него подивиться, смел он больно, — нетерпеливо сказал юноша, — а ты, владыка, останься здесь, пожди его.
За Сильвестром побежали.
Иоасаф, заметив хорошее расположение Иоанна, решился замолвить перед ним за Вельского.
Юноша-князь задумался: он колебался совершить этот важный шаг, не посоветовавшись с Шуйским.
— Ведь враг он мне, святой владыка, — пытался возражать митрополиту Иоанн.
— Господь заповедь дал нам прощать своих врагов, государь! Не верю я, чтобы он злое на тебя помыслил, не таков князь Иван Федорович, добра он желает государству, наклеветали тебе на него!
Иоанн молчал: в нем боролись желания исполнить просьбу владыки и отчасти свое собственное и невольная боязнь перед Шуйским.
Он готов был уже ответить отказом, как окольничий ввел в покой отца Сильвестра. Заметив его спокойную, строгую фигуру на пороге, Иоасаф, осененный новой мыслью, громко сказал:
— Кланяйся государю, отче Сильвестр, моли его помиловать князя Вельского Ивана!
Сильвестр опустился на колени перед малолетним властителем.
Смущенный неожиданностью, Иоанн не мог устоять дольше.
— Ан пусть будет так! Князя Ивана Вельского я прикажу из тюрьмы вызволить!
И точно не желая больше об этом говорить, князь обратился к Сильвестру:
— Владыка сказывал про тебя, поп, что ты книжное учение хорошо знаешь, греческое писание разумеешь?
— Повторю слова святого владыки, — смело ответил Сильвестр, — знаю, Господь умудрил.
— А петел тебя ныне больно зашиб, отче? — шутливо спросил юноша.
Сильвестр понял, кто кидал петухов с теремной вышки, но не пожалел о своих смелых словах.
— Государь, коль хочешь наказать меня за мой продерзостный язык, в твоей воле, накажи, я не отрекусь от сказанного.
Иоанн пристально посмотрел на смелого священника, ему понравился его ответ.
— От правды не отрекаются! Пусть будет он попом в соборе Благовещенском, владыка, — обратился он к митрополиту.
Так произошло первое свидание Иоанна с новгородским священником в июле 1540 года.