Прежде чем отправиться на вокзал и сесть на поезд, Себастьян Бекер зашел в церковь, впервые за довольно продолжительное время. Она оказалась открытой. Серое предрассветное небо было мрачным, и ему вдруг захотелось побыть наедине с самим собой. Он вошел внутрь, закрыв за собой дверь на металлический засов, прогремевший под высокими сводами словно выстрел.
Себастьян подумал, что, наверное, совершил ошибку. Одного взгляда на внутреннее убранство ему хватило, чтобы вновь, как и раньше, когда он входил сюда еще ребенком, ощутить ужас и подавленность, оставившие страшный след в его душе, не стершийся и поныне. Мир католической церкви оставался прежним, сущность его не менялась. В Кельнском ли соборе, в крошечной ли миссии в Калифорнии — он был все тем же: свечи и позолота, полутьма и таинственность.
И еще страдания. Всегда страдания. В каждом изображении, в каждом гимне и молитве; привносил же их сам Бог, говоривший по-латыни, а нес Христос, не похожий ни на одного еврея, когда-либо виденного Себастьяном. Будто истинного Христа для церковных целей было недостаточно и они изобрели своего.
Бекер быстро преклонил колена. Он помнил процедуру творения молитвы, хотел бы сократить ее, но не знал как. Привычные действия глубоко укоренились в нем — он понимал, что застынет и не сможет продолжать молитву, если что-то пропустит и не исправит допущенную оплошность. Помолившись, Себастьян присел на первый ряд скамеек, с краю. Места эти предназначались для прихожан из одного района. Вокруг высокого алтаря горели лампады, не угасающие ни днем, ни ночью. За алтарем в резной раме висела громадная картина эпохи Возрождения. В полутьме он едва различал ее. Перед ней сиял крест, золотой, но не исключено, что латунный, — издалека определить было невозможно. Себастьян почти вызывающе посмотрел на него, отказываясь не только молиться, но и признавать саму необходимость молитвы.
«Тогда зачем же я пришел сюда?» — подумал он.
Новость, пришедшая ночью, ошеломила его. Тернер-Смит не просто умер, а погиб. Его убили. Внутри у Себастьяна все сжалось и похолодело, он никак не мог примириться с мыслью, что шефа, которого так любил и уважал, больше нет. Бекер корил себя за то, что не остановил его и не бросился в погоню за преступником. Тогда Тернер-Смит остался бы жив. Но тогда скорее всего его судьбу разделил бы Себастьян. Либо, поведи он себя иначе, напал на след преступника.
Возможно, шеф и наставник как раз и напал на его след, выявил нечто такое, что приближало финал расследования. Коли так, то его открытие и трагическая смерть явно связаны между собой. Однако эта версия будет опровергнута, в случае если Себастьян, сменив шефа, выживет. И не исключено, что погибнет, сделав то же открытие… Здесь Себастьян поймал себя на мысли, что повторять подвиги святых ему очень не хочется. Состоятся похороны. Особые, с полным набором почестей. Народ высыплет на улицы поглазеть на процессию, полюбоваться красивыми черными лошадьми с траурными плюмажами и полицейскими в полной форме, с медалями. Зрелище великолепное. Думая о похоронах, Себастьян невольно вспоминал крошечный белый гроб, в котором лежала его сестренка, такой легкий, что один человек не напрягаясь нес его на руках.
Ему не было тогда и девяти лет, должно было исполниться через несколько дней, и смерть для него мало что значила. Только горе везде вокруг него, пугавшее, заставлявшее цепенеть. Комнаты, затянутые черной материей, хмурые и серьезные люди в гостиной. Он все больше молчал, не осмеливаясь заговорить. Даже вид их жилища угнетал его; Себастьян старался лишний раз не попадаться на глаза матери.
Он тешил себя надеждой, что пройдет всего несколько дней — и все забудется, и мать будет любить его сильнее, чем прежде. Но его девятый день рождения пришел и ушел никем не замеченный, да и все последующие были омрачены беспощадной годовщиной смерти сестренки. Себастьян так и вырос с уверенностью в том, что его сестренку не просто продолжают любить, а любят больше его.
Зачем его матери понадобилось писать Тернер-Смиту? Свидетельство ли это материнской заботы, которую она так редко проявляла дома? Жизненный опыт подсказывал отрицательный ответ. Просто мать в обычной манере обозначила свое влияние на его жизнь. Она и раньше на любой его план реагировала одинаково — говорила лишь о том, как он плох. Она считала себя обязанной вмешиваться во все его дела.
— Молитва — это искусство, которому, как и любому другому, нужно учиться, — услышал Себастьян за спиной.
Он обернулся и увидел отца Александра, приходского священника, служившего здесь уже восемнадцать лет. Он находился где-то рядом и появился через одну из боковых дверей.
— Не сказал бы, что в последнее время ты часто молился, — заметил он.
— Вчера вечером погиб Тернер-Смит, — отозвался Себастьян.
— Тернер-Смит?
— Да. Мой начальник.
— Прости Господи душу его грешную, — пробормотал отец Александр. — Как это случилось?
— Обстоятельства неясны. Я отправляюсь туда с тем, что мне известно, и в случае необходимости произведу аресты. И если Бог есть, пусть он ведет меня.
Брови священника удивленно взметнулись.
— Что я слышу?! Ты говоришь «если»?
— В другой раз, святой отец, — сказал Себастьян.