Конвоируя Сэйерса по длинному коридору в одну из камер, расположенных далеко от комнаты для допросов, сержант крепко держал его за руку. Такой захват позволял ему не только подавить сопротивление задержанного в случае необходимости, но и чувствовать его намерения. Любая попытка выдернуть руку или подозрительно пошевелить ею была бы им немедленно пресечена. Сэйерс и не думал вырываться, сознавая бесполезность сопротивления. Отчаянная мысль освободиться от сержанта мелькнула было в его голове на секунду и тут же исчезла.
Ему нужны были друзья за стенами полицейского участка, причем срочно. Надежда на Уитлока испарилась, едва появившись. Он вспомнил, как тот стоял в зале, его удрученное лицо, заплаканные глаза, жалеющий взгляд. Несмотря на годы, проведенные на сцене в роли королей и героев, он не выработал в себе стойкости. Уитлок оставался человеком чувствительным. Он, как, впрочем, и многие другие, безусловно, поверил в виновность Сэйерса. Полагаться на его помощь Сэйерс счел неразумным, тем более что, вступившись за него, Уитлоку пришлось бы выступить против Джеймса Каспара.
Сэйерс и теперь не мог понять, каким образом молодой человек обрел власть над старым актером, хотя результаты его власти видел каждодневно в течение многих месяцев. В присутствии Каспара директор театра, обычно нетерпимый к актерским промахам, делался вдруг снисходительным и мягким, прощал своему протеже ошибки, за которые других отстранял от спектаклей. Такое поведение Уитлока всегда озадачивало Сэйерса. Каспар, казалось, сдавливал Уитлока, как сержант — Сэйерса, парализуя его волю и подавляя любое сопротивление.
Поравнявшись с какой-то дверью, тяжелой, обитой металлом, выкрашенной в серый цвет, сержант приказал Сэйерсу остановиться. Тому подумалось, что ведет она не к камерам. Полицейский дважды постучал по ней, и через несколько секунд в замке послышался скрежет ключа. Дверь открылась, и в глаза Сэйерсу ударил яркий дневной свет. Сержант бесцеремонно втолкнул его внутрь. Том споткнулся о порог, едва не упав, и равновесие обрел только внутри помещения.
Он оказался в клетке, примыкавшей к зданию участка. Она напоминала вольер в зоопарке, только размером намного больше, куда, как представлялось ему, заключенных выводили на прогулку. Наверху была решетка из мощных прутьев, отбрасывавших на землю густую тень. У дальней стены клетки Сэйерса поджидали трое стоявших в ряд полицейских, без шлемов и кителей, с закатанными рукавами рубашек.
Сэйерс повернулся к сержанту, но тот, ничего не объясняя, снимал широкий ремень, опоясывавший его китель. Констебль, впустивший их, закрывал дверь на ключ.
— Понятно, — буркнул Сэйерс.
— Не волнуйтесь, никаких грубостей не будет, — осклабился сержант. — Вы спортсмен, вот мы и подумали, что вы не станете возражать против небольшого дружеского поединка, — сказал он вежливым тоном, сбросив ремень и китель, обнажив мощный торс и громадный отвислый живот. Отвратительный, как у женщины после родов. У мужчины такой свидетельствует о неправильном образе жизни и о том, что большой угрозы он не представляет.
— Вы хотите драться со мной? — спросил Сэйерс.
— Никоим образом. Вы же у нас знаменитый Том Сэйерс, — ответил сержант. — Считайте, что вы дадите нам урок боксерского мастерства.
Справившись с замком, констебль поднял китель и ремень сержанта и отнес к дальней стене. Он прошел мимо остальных трех полицейских. Те были помельче сержанта, но всем своим видом напоминали отчаянных драчунов. Несколько полицейских фургонов подъехали к стене клетки, выходившей на окна полицейского участка, чтобы скрыть происходящее в ней. Подобрав все шлемы, ремни, кители и свалив в кучу в углу, констебль вышел из клетки во двор и стал наблюдать за дверями участка, готовый предупредить товарищей о внезапном появлении начальства.
У Сэйерса тревожно забилось сердце. Повинуясь инстинкту, он принял боксерскую стойку.
— По каким правилам будем вести поединки? — спросил он.
— По правилам Ньютон-стрит, — ответил сержант, отходя от Сэйерса на безопасное расстояние.
Сэйерс попытался было выяснить суть правил, но в эту секунду сержант бросился на него и изо всех сил вонзил острие локтя в его правое плечо. Руку охватила неожиданная и нестерпимая боль. Именно ее повредили ему перед ответственным поединком, ударив почти в то самое место. Шпана окружила его в переулке и толпой набросилась на него. Удары посыпались на него градом. Сэйерс не вскрикнул, лишь из глаз его потекли слезы, а потом он потерял сознание и упал.
Повтори полицейские тот же маневр сейчас, навались на него разом все, он бы не выстоял и двух минут. Однако они не двинулись с места, ухмыляясь наблюдали за действиями сержанта. Сэйерс опустил руку, помахал ею, размял, стараясь не поморщиться, не выказать свою слабость.
— Все ясно, — процедил он. — Основные правила я уяснил.
Ему стали понятны намерения полицейских. С одной стороны, каждому из них хотелось побить знаменитого чемпиона один на один, но с другой — схватиться с ним в одиночку они побаивались. Сэйерс понял, что рано или поздно они пойдут на него все. И даже если они изобьют его до смерти, правда будет на их стороне; начни магистрат проводить расследование, они сразу заявят, что преступник либо начал буянить, либо попытался бежать и им пришлось применить силу. Пять свидетелей есть, а понадобится — их наберется еще больше.
— Найдется в вас смелости драться со мной один на один? — спросил он.
— Давай иди сюда, — ответил сержант и вышел на середину площадки.
Сэйерс поднял руки со сжатыми кулаками, поиграл плечами, расслабляя их.
Боль все еще разрывала правую руку, но он решил, что попытается, насколько возможно, защитить ее. Страха Том не испытывал, хотя шансов на победу у него было очень мало. Настроены полицейские были агрессивно, если он побьет кого-то из них, они разозлятся и кинутся на него.
Сержант присел, тряся уродливым животом, запрыгал, пародируя движения боксера. Сэйерс подумал, что в свое время ему здорово от кого-то доставалось, и он решил найти профессию, чтобы иметь возможность безжалостно мстить за свои прошлые мучения.
Внезапно он поднялся во весь свой громадный рост. Не обращая внимания на защитную стойку Сэйерса, он двинулся на него, намереваясь нанести следующий удар. Сэйерс пригнулся, и кулак сержанта просвистел над его головой. Сэйерс ответил крюком снизу, но он оказался слабым, так как Том одновременно бил и прикрывал правую руку. Ему пришлось тут же отскочить назад. Сержант продолжал напирать. Одной рукой он обхватил Сэйерса, а другой, сжав кулак, нанес костяшками пальцев болезненный, но, к счастью, несильный боковой в голову.
Сэйерс выскользнул из объятий сержанта, забежал ему за спину, но тот, резко повернувшись, снова оказался лицом к лицу с ним.
— Что с тобой, малышок? — усмехнулся верзила-сержант. — Или ты дерешься только со стариками и детьми?
Со стороны их бой напоминал схватку обезьяны и медведя. Случись такое на ринге, сержанта или сразу выдворили бы, или дисквалифицировали. Однако здесь никаких правил не существовало. Шел бой безо всяких правил. Сержант вышел, чтобы победить любой ценой, раздавить пританцовывающего Сэйерса, к вящему удовольствию всех присутствующих.
Сэйерс находился за пределами досягаемости ударов сержанта, пару раз сделал ложные выпады, но тот не поддался на приманку. Сэйерс резко пригнулся, и левый боковой прошел мимо его головы. Он нанес сержанту два прямых в корпус, но тот, казалось, их даже не заметил.
Они продолжали кружить друг против друга. Сержант решил применить к Сэйерсу его же хитрость, провести обманное движение. Он выбросил вперед правую руку и сразу же отдернул. Сэйерс не разгадал намерений сержанта и мгновенно ушел в глухую защиту, чем вызвал смех и едкие замечания со стороны остальных. Услышав шум, полицейский, стоявший за клеткой, повернулся и шикнул на них.
Сэйерс заметил, что сержант открылся, и провел резкий хук, но противник оказался сноровистее и, перехватив его кулак, так сдавил его своей лапищей, что из глаз Сэйерса едва не брызнули слезы. Тщетные попытки Сэйерса высвободить руку лишь вызвали у него дикий смех. Он сжимал его кулак все крепче и крепче. Сэйерс чувствовал — еще немного, и затрещат суставы и кости.
«Значит, по правилам Ньютон-стрит? Ты их получишь», — со злостью подумал он. Все его существо протестовало против столь подлого ведения боя, но, пересилив себя и подняв ногу, Том со всего маху опустил каблук на левую коленную чашечку сержанта.
Сэйерс почувствовал, как она сместилась вниз, уходя под кость. Сержант охнул, осел, хватка его заметно ослабла. Том сильнее надавил каблуком. Сержант разжал руку, глаза его округлились, челюсть отвисла. Сэйерс мгновенно воспользовался благоприятной возможностью и двинул сержанту хук снизу в челюсть, та захлопнулась, послышался лязг зубов, полипу сержанта, как по поверхности воды, пробежала мясистая рябь.
На секунду он словно застыл, затем беззвучно рухнул на пол.
Прежде чем сержант распластался у ног Сэйерса и воздух со свистом вышел из него, как из надутого мешка, остальные трое полицейских разом кинулись на Тома.
Первого Сэйерс встретил прямым в лоб. Голова нападавшего дернулась, но он продолжал медленно двигаться на него. Двое других, подбежав к Тому с обеих сторон, пытались схватить за руки. Сэйерс отчетливо понимал — если он позволит себя скрутить, ему конец. Отчаяние удвоило его силы. Одного полицейского он ввел в состояние грогги левым боковым, и тот стоял теперь пошатываясь, уже не думая нападать; другому нанес удар головой в лицо, и он с помутневшими глазами отступал к стене клетки.
Не теряя ни секунды, Сэйерс сгреб первого в охапку, оторвал от земли и, бросившись с ним ко второму, с разбегу придавил обоих к прутьям клетки; второй попытался было схватить Тома за рукава рубашки, но удар о прутья оказался слишком силен, чтобы противник мог причинить Сэйерсу ощутимый вред.
Один полицейский, сплевывая сочившуюся из губы кровь, опустился на колени, другой, после прямого в челюсть, лег рядом с ним. Все четыре противника валялись на полу, но только один из них находился без сознания. Оставленный за клеткой полицейский бежал на помощь своим товарищам.
Не успел он войти в клетку, как Том Сэйерс встретил его своим коронным сокрушительным ударом в переносицу костяшками пальцев. Полицейский пошатнулся и, не охнув, рухнул. Дубинка вылетела из его руки и застучала по камням. Ворота на полицейский двор были открыты.
Сэйерс долго не раздумывал. Перепрыгнув через лежащего констебля, он выбежал из клетки и помчался между фургонами с зарешеченными окнами. Всегда законопослушный, Сэйерс не рискнул довериться закону, который собирался покарать его за то, чего он не совершал. Впереди находилась конюшня, и конюх выводил пару лошадей. Слева находилось главное здание управления, к которому примыкали арочные ворота, ведущие на улицу.
Они оказались открыты. Из них выезжала та самая «Черная Мэри», которая привезла его сюда. Сэйерс метнулся к воротам, и в этот момент за спиной его заревел гудок, а через секунду воздух резанули полицейские свистки. Одноногий сторож раскрыл ворота, и «Черная Мэри» стала выезжать на улицу.
Сэйерс забежал за фургон с противоположной стороны от сторожа, пользуясь его высокими бортами как укрытием. Ему удалось бы проскользнуть незамеченным, но, услышав сирену, возница повернулся на своем сиденье и тут же заметил его. С криком; «Преступник сбежал!» — он вытянулся вправо и попытался хлестнуть Сэйерса кнутом. Сэйерс пригнулся и поднял руку, заслоняясь от удара. Но кнут оказался коротким и щелкнул в воздухе, не причинив Тому никакого вреда.
Он находился всего в нескольких дюймах от колес, громыхавших по булыжнику. От улицы его отделяло несколько футов. Возница сильно потянул вожжи, стараясь остановить лошадей и закрыть фургоном ворота; лошади, напуганные неожиданными действиями возницы, взвились и шарахнулись в сторону Фургон закачался, а затем стал крениться вправо. Затрещали оглобли, рессоры и оси колес. Чтобы не быть раздавленным фургоном, Сэйерсу пришлось броситься назад.
Фургон рухнул на стену и под углом застрял в воротах. Лошади продолжали паниковать, одно из колес фургона поднялось и зависло в воздухе. Сэйерс, бросившись на землю, подлез под днище фургона. К воротам торопился сторож. Для инвалида двигался он чрезвычайно резво.
Шум стоял страшный. Сторож орал на Сэйерса, возница — на лошадей, те ржали и рвались из постромков, стараясь освободиться и грозя развалить фургон. Копыта их били по мостовой как молоты, высекая искры из булыжника. Фургон шатался, скрипел и скрежетал всеми своими частями словно застрявший в дверях шкаф. Сэйерс на четвереньках выполз на улицу. Поврежденная во время драки рука — сначала по ней ударил сержант, потом он нанес ею свой коронный в переносицу констеблю — болела так, что Том едва не потерял сознание.
Как только он оказался на улице и выпрямился, возница снова взмахнул кнутом. На этот раз самый кончик его полоснул Сэйерса по спине, разорвав рубашку, жилетку и задев кожу. Сэйерс находился совсем рядом с бьющимися лошадьми и чувствовал, как их смертоносные копыта рассекают воздух за его спиной. От страха Том едва не споткнулся и не попал под удары, но устоял, нашел в себе силы ринуться вперед. Оставив за собой хаос, он вылетел на улицу.
Он не имел представления, в каком районе находится. Стоял воскресный вечер. Улица незнакомого города была полна народу. Звенели трамваи, неслись экипажи. Бегущий человек в разорванной рубашке, с болтающейся рукой определенно мог привлечь чье-то внимание. Сэйерс понимал, что ему следует убежать как можно дальше от полицейского управления, скрыться в паутине маленьких боковых улочек.
Лавируя между прохожими, он выпрыгнул на дорогу, пытаясь сориентироваться. Вдали он заметил двух мальчишек, толкавших перед собой большую тележку с овощами, и догадался, что где-то неподалеку есть рынок.
Мимо Тома, в противоположные стороны, пронеслись два трамвая, заслонив обзор. Когда они проехали, он постоял еще с полминуты и решительно направился вслед за мальчишками.