Царствие костей

Глава 12

Хотя заведение миссис Мак и находилось на улице, где располагались почти все городские гостиницы и пансионы, на нем не было ни вывесок, ни объявлений. Владелица, в прошлом актриса, известная многим людям своей профессии, не видела смысла или пользы в том, чтобы афишировать свое заведение, привлекая внимание тех, кто ведет обычный образ жизни. Актеры и рабочие сцены возвращались иногда под утро, и многие из них спали, как правило, до полудня. Ужинали они поздно, когда большинство горожан уже спали, после чего час или два проводили в беседах. Говорили они только о театре, об актерской игре. Они жили в своем мире. Даже и сейчас многие обыватели считали жизнь актеров недостойной.

Всегда в пути, они не заводили друзей в тех местах, где появлялись. Общались только между собой и с себе подобными. Актеры представляли собой одну большую семью, находящуюся в постоянном движении, и миссис Мак в ней играла роль и домохозяйки, и матери: приветливо встречала актеров, давала им приют, приглядывала за молодежью, одинаково требуя от всех ступивших под крышу ее пансиона соблюдения высоких моральных устоев. Любой буян и распутник в присутствии миссис Мак, женщины суровой и властной, становился кротким как овечка.

Она давно стала театральной легендой. У нее имелся муж, о котором можно сказать лишь то, что это был тихий, незаметный и невзрачный человечек.

В субботу Том Сэйерс проснулся чуть позднее десяти часов утра. Обычно он вставал раньше, но прошлой ночью никак не мог заснуть. Он поднялся, спустился вниз, взял висевший на кухне запасной ключ и вышел пройтись по освещенной лунным светом улице. Том не боялся хулиганов, да и в такое позднее время даже отпетые забулдыги и шпана уже валяются по своим кроватям. Гулял он долго, дошел до широкой реки, разделяющей два графства, медленной, сверкающей лунными блестками, грязной и черной, как нефть. Выходя из дома, Сэйерс надеялся привести в порядок свои мысли, но и по возвращении в пансион они все так же беспорядочно метались.

В ушах его еще звенели слова Лили. Ему казалось, она хотела одно сказать ему — такого понятия, как счастье, в принципе не существует и счастливым человека делают только работа и осознание стремления к счастью. Ошибочно полагать счастьем конец пути — на самом деле именно путь и есть счастье.

Так куда пролегает его путь? Большинство мужчин его возраста так или иначе, но наладили свой быт. Обзавелись женами, детьми, имеют небольшой, но стабильный доход. Сэйерс же, хоть и обрел статус делового человека, жизнь вел цыганскую. Он был всегда в пути и мало что скопил. Имелись у него кое-какие сбережения да еще небольшой домик в Брикстоне, за который исправно платил аренду. В нем он гостил не часто — лишь когда их театр давал гастроли в пригородах Лондона. Больше ничего существенного у него не было.

Мысль о смене деятельности начала посещать Сэйерса уже давно. Он подумывал о возможном создании собственной антрепренерской конторы, о стабильной «своей» клиентуре, которой бы он устраивал ангажементы. Воображение его рисовало светлые картины — он сидит в небольшом уютном помещении на Ковент-гарден, на стенах висят расписания гастролей, секретарша в приемной регистрирует корреспонденцию и встречает чашкой чаю посетителей, жаждущих встречи с ним. Некоторые актеры, не из театра Уитлока, заинтересовались идеей и выразили готовность воспользоваться его услугами — правда, после того, как он поможет им выпутаться из кое-каких трудностей. Однако, представляя себе свою будущую жизнь, раздумывая о клиентуре, он обнаруживал, что перечень клиентов всегда сокращается до одного имени, единственной соискательницы, с завидным постоянством появлявшейся на авансцене.

Луиза. От одной только мысли о ней сердце его ныло. Он то и дело вспоминал тот сладкий миг, когда она, в полуобмороке, упала ему на руки. Он считал, что в те доли секунды его замешательства души их нежно слились навеки. Мгновение показалось ему томительным и долгим. В мире его фантазий не было места Джеймсу Каспару. Сэйерс просто вычеркнул его из списка.

«Придет день, — тешил Том Сэйерс себя надеждой, — и гастроли с „Пурпурным бриллиантом“ закончатся, поскольку уже не осталось уголка в Англии, где бы его не видели». Но что случится потом, он не знал. Уитлок может купить другую пьесу и нанять других актеров, оставив кое-кого из прежних, а не исключено, и вернуться к вечным пьесам Шекспира (только не к «Ромео и Джульетте», лишь бы не Джеймс Каспар в роли Ромео), либо захочет отойти отдел, приобрести себе домик где-нибудь в Кенте и проводить время в покое и достатке.

Так или иначе, но что-то важное должно произойти. Каспар пойдет своим путем, и как он его закончит, Сэйерса не интересовало. Он чувствовал — в тот поворотный момент он предложит свои услуги Луизе. Оставалось ждать, сейчас, по его мнению, было неподходящее время, чтобы делать предложение Луизе.

Еще почти два лихорадочных часа он провел в постели, рассматривая сквозь шторы пятна лунного света, пока наконец сон не сжалился над ним и не начал окутывать его.

Комната его со скошенным потолком находилась на чердаке. От первого этажа ее отделяли три лестничных пролета. Умывальник и громадный чемодан Сэйерса оставляли в ней не много свободного места.

Том сбросил одеяло и сел на край кровати. Обхватив руками лицо, попробовал помассировать его, чтобы хотя бы отдаленно напоминать пробудившегося человека. В этот момент в дверь осторожно постучали.

Очень осторожно. Почти по-женски.

Тома вдруг охватила паника, в груди похолодело. Что бы ни предвещал столь ранний визит, он к нему не был готов. Спал Сэйерс в нижнем белье, являвшем собой смесь носкости небеленой шерсти и его умения управляться со штопальной иглой.

— Да, — сказал он.

— Мистер Сэйерс, — послышался за дверью незнакомый голос.

Том насторожился.

— Кто там? — спросил он и потянулся к брюкам, висевшим на вешалке на спинке кровати.

Вместо ответа дверь внезапно распахнулась, в комнату ворвались двое полицейских и, прежде чем Том смог подняться, набросились на него, выкручивая руки. Затем вошел еще один полицейский, с сержантскими нашивками на рукаве, в руках у него блестели раскрытые наручники. Державшие Сэйерса полицейские поставили его на ноги, а когда он стал вырываться, придавили к стене с такой силой, что у него перехватило дыхание и они на несколько секунд получили преимущество.

Последним в комнате появился темноглазый мужчина лет тридцати. Пока на запястьях Сэйерса защелкивались наручники, он оглядел комнату. Полицейские все продолжали держать Тома за руки, не обращая внимания на его протесты и попытки вырваться.

— Следите за его руками. В свое время он был известным боксером, имеет несколько призов.

Очевидно, такую ситуацию для Сэйерса создал именно этот человек, который хоть и был в штатском, но командовал полицейскими. Сэйерс попытался разглядеть его через плечо сержанта.

— Сэр! — воскликнул он. — Это возмутительно!

Темноглазый ответил не сразу. Когда сержант замкнул наручники, он приказал:

— Обыщите его вещи.

И только затем подошел к Сэйерсу, смерил его с головы до ног тяжелым взглядом и негромко произнес:

— Вы еще осмеливаетесь возмущаться? Не испытывайте мое терпение, мистер Сэйерс, оно у меня иногда лопается, и тогда тому, кто со мной разговаривает не слишком вежливо, становится худо.

Сжав кулаки, Сэйерс взметнул руки.

— Объяснитесь, сэр, и скажите, что все это значит?

— Я детектив-инспектор Себастьян Бекер, — начал мужчина в штатском. — Вам наверняка известна причина моего появления здесь. Можете притворяться невиновным, если ничего другого придумать не можете, но только от виселицы такая линия защиты вас не спасет.

— Сэр, — раздался голос сержанта, и все повернулись к нему.

Угроза Бекера ошеломила Сэйерса еще больше. Он ощутил себя актером, вышедшим на сцену не через ту дверь и оказавшимся в эпицентре незнакомой ему драмы. Том вытянул шею, пытаясь разглядеть, какие еще неожиданности его поджидают, и заметил за дверям и комнаты еще нескольких полицейских.

Сержант не без труда открыл чемодан Сэйерса, стоявший, как обычно, на боку, чтобы им можно было пользоваться как платяным шкафом. В одной его части располагались глубокие ящики и ячейки, в другой висела рейка с вешалками для одежды. Сорванная вместе с одеждой, она валялась на дне чемодана, а в образовавшейся пустоте виднелось нечто.

Как-то на выставке диковинок в Лондоне довелось Сэйерсу увидеть восковую анатомическую фигуру женщины со срезанным от ключицы до лобка телом. Взорам любопытных были открыты внутренние органы. Виднелся в чреве ее и ребенок, крошечное согнутое существо.

В такой же скрюченной позе, вниз головой, находился в чемодане мертвый пятнадцатилетний Артур Стеффенс, изуродованный, с раздробленными головой и позвоночником.

Себастьян Бекер присел, внимательно осмотрел перевернутый труп. Только оглядев голову, он осторожно и брезгливо потрогал тело, затем вытянул что-то изо рта. Смерть наступила давно, тело мальчика успело закостенеть, поэтому Бекеру пришлось приложить усилие, чтобы достать предмет, не повредив его. Им оказался скатанный в шарик кусок бумаги.

Сэйерс почувствовал, каку него подкашиваются ноги. Полицейские, подхватив подмышки, не дали ему упасть. В голове Сэйерса все помутилось. Он перестал понимать происходящее. Страшная находка настолько ошеломила его, что он на какое-то время забыл о собственной судьбе.

Бекер развернул шарик, разгладил бумагу на колене и, положив на пол, принялся изучать.

— В последний раз я видел эту бумагу в руках начальника нашего управления полиции Тернер-Смита, — наконец сказал он и поднял голову.

Сэйерс не мог предложить ему вразумительного ответа.

— Хватит притворяться, Сэйерс, — проговорил Бекер, поднимаясь. — Клайв Тернер-Смит — имя человека, которого вы убили прошлым вечером. — А вот что вы сделали с его информатором, — ткнул он пальцем в чемодан. — Дайте ему одеться, — приказал он полицейским. — Не дотрагивайтесь до трупа; позже я вызову сюда полицейского хирурга.

Полицейские позволили Сэйерсу кое-как натянуть брюки и ботинки. Наручники снять они отказались, поэтому рубашку и пиджак ему пришлось просто набросить на плечи. В таком унизительном виде полицейские вытолкали его из комнаты, затем начали выводить на улицу. Сэйерс попытался хотя бы засунуть рубашку за пояс, но сделал это только наполовину — один край рубашки продолжал болтаться.

В здании было полно полицейских. Сколько — Том так и не смог сосчитать. Он видел их в окно, они стояли повсюду возле здания. Он легко представил себе, что арестовывать его пришел целый вражеский полк, и в центре его, расположенного полукругом, находился он сам. Спускаясь по лестнице, он заметил, как стражи порядка заталкивают в комнаты постояльцев, приказывая им не выходить в коридор. Лишь только Том проходил, постояльцы высыпали из дверей и во все глаза разглядывали его.

Внизу, в зале, стоял Эдмунд Уитлок. Сэйерс впервые увидел на его лице отражение настоящих, нефальшивых, чувств. Его покрасневшие глаза блестели от слез, руки, сжимавшие и разжимавшие платок, подрагивали.

Проходя мимо него, Бекер бросил:

— Благодарю за содействие, мистер Уитлок.

Уитлок, казалось, не слышал слов детектива. Он смотрел мимо него, на Сэйерса.

— О, Том, — произнес он беспомощно. — Что вы наделали? Как вы меня огорчили.

— Я невиновен… — начал было оправдываться Сэйерс, но удар в спину бросил его вперед.

На улице полицейские сдерживали толпы любопытных. Тома Сэйерса ожидал фургон для перевозки арестантов, «Черная Мэри», мощный, без единого окошка, окованный железом. Задняя дверь его была открыта, откидная лестница — спущена.

Сэйерс обернулся, бросил последний взгляд на пансион — высокое узкое здание, со ступеньками лестницы на крыльце и металлическими перилами. В окне гостиной он увидел Луизу Портер. Бледное, как кукольная маска, лицо ее выражало неверие.

Пока Сэйерс наблюдал за ней, подошел Каспар, положил на ее плечо руку и, наклонившись, что-то зашептал на ухо. Несмотря на расстояние, отделявшее Сэйерса от окна, он отчетливо видел жест Каспара и догадывался, что предназначен он ему, а якобы утешение Луизы — всего лишь притворство.

Он рванулся было назад, но полицейские, державшие его под руки, быстро подавили сопротивление, проволокли по лестнице и, втолкнув в фургон, с грохотом закрыли за ним дверь. Затем лязгнул засов и прогремел тяжелый навесной замок.