Филадельфия, Ричмонд и далее
1903 год
Когда в понедельник ранним утром Элизабет Бекер вошла на кухню накрывать для семьи завтрак, то никак не ожидала увидеть сидящего за столом гостя. Особенно такого, похожего на беглого каторжника. Он и сидел-то как преступник, сожалеющий о своих деяниях, — опустив голову, обхватив руками тарелку, словно кто-то покушался на еду. Костюм его, когда-то модный, явно сшитый на заказ, из хорошего материала, вылинял и потерся, местами потеряв изначальный цвет и форму.
Элизабет ошеломленно остановилась в дверях и едва не вскрикнула. Наверное, он услышал ее сдавленное дыхание, поскольку тотчас поднял голову и обернулся. Засунув в рот с полфунта оладьев с кукурузным сиропом, он старался проглотить их, дабы иметь возможность говорить.
— Не беспокойтесь. Ешьте, ешьте, — пробормотала миссис Бекер, поднимая руку и ретируясь назад, в маленький коридор. Отступая, она столкнулась с мужем.
Она собиралась что-то сказать ему, но Себастьян прижал палец к губам, призывая к молчанию, двинулся дальше и поманил ее за собой. Дверь была раскрыта, и гость мог их услышать. Супруги отошли от двери, чтобы тихо поговорить наедине.
— Себастьян, кто этот человек? — тревожно прошептала Элизабет.
Гость вновь обрел спокойствие и продолжал как ни в чем не бывало уплетать за обе щеки все, что стояло на столе, в то же время хорошо понимая, что Бекеры ведут речь о нем. Он выпрямился, убрал со стола локти, будто вспомнив, что обязан произвести благоприятное впечатление на хозяев.
— Его имя — Том Сэйерс, — ответил Себастьян.
— Он оставался у нас всю ночь?
— Я положил его на диван.
— Но зачем?
— Ему некуда идти.
Не такого ответа ждала от мужа миссис Бекер. Вытянув шею, она посмотрела в щелку — гость, явно испытывая неловкость, ерзал в кресле.
— Я узнала его. Это тот самый боксер, выступавший в шатре, в парке.
— Совершенно верно, — подтвердил Себастьян и угрюмо посмотрел на супругу.
— Себастьян, — проговорила та с тревогой в голосе, но муж перебил ее:
— Я знал его, еще когда жил в Англии. Меня с ним связывает одно незаконченное дело. Оно тянется со старых времен.
— Выглядит он как отпетый преступник. Он бежал с каторги?
— Нет, дорогая. Не обращай внимания на его вид. Очень часто внешность бывает обманчивой.
Они прошли на кухню. Сэйерс поднялся из-за стола. Себастьян представил его жене. Элизабет сообщила, что рада видеть его в своем доме, предложила сесть и продолжить завтрак.
Когда Сэйерс, доев оладьи, встал и направился к раковине, чтобы вымыть тарелку, Элизабет остановила его. Отослав боксера и мужа в сад, где они могли поговорить, она позвала на завтрак сестру и сына.
«Сад» у дома Бекеров представлял собой выложенную камнем площадку, где Элизабет разбила несколько маленьких клумб, засеяв их цветами, а Фрэнсис посадила рядом с входной дверью гвоздичное дерево. Там стоял водяной насос и столик, куда женщины крошили хлеб для птиц. Когда-то Элизабет лелеяла мечту — посадить в саду вишню, но для нее уже не хватило места.
— У вас замечательный дом, — заметил Сэйерс.
— Благодарю, — произнес Себастьян. — Немного дороговат для меня, но стараюсь делать все возможное, чтобы семья не испытывала неудобств.
Сэйерс сел на железную скамейку, Себастьян — на стул, принесенный им из столовой, и они продолжили прерванный накануне разговор.
Сэйерс уже рассказал Себастьяну, как из театра сразу помчался в Мерилбоун, к дому, где жила Луиза, но то ли пришел туда слишком поздно, то ли Луиза и ее слуги там вовсе не появились, он никого не застал. Несколько часов Том бродил вокруг здания, не сводя глаз со знакомых окон. Через некоторое время он услышал лай собачки. Что произошло в квартире до того вечера и после, он не знал.
— Значит, Уитлок полностью выполнил условия договора, — резюмировал Себастьян. — Трудно сказать, где сейчас находится его душа.
— Преследовать Луизу — то же самое, что гнаться за призраком, — сообщил Сэйерс. — Она постоянно меняет имена и внешность. Из Ярмута, как я слышал, она отправилась на континент, но когда я тоже перебрался туда, она уже успела исчезнуть. В каждом городе я искал следы ее присутствия и везде узнавал о ней нечто новое. Я присоединился к кочующему театру, отъезжавшему на восток, предложил им устраивать боксерские поединки. Директор согласился. Я точно знал — она где-то здесь, да я и сейчас в этом уверен.
— Прошло столько лет, а вы все думаете о ней? Сэйерс, увлечение от мании отделяет тонкая невидимая грань. Ее легко переступить.
— Вероятно, так и есть, но видели бы вы, как она смотрела на меня в тот вечер, в Египетском зале. Она изменилась. Время, проведенное с Уитлоком, лишило ее иллюзий. Теперь она понимает — у нее нет причин ненавидеть или опасаться меня. Вместо этого она стала презирать себя.
— И как следствие она бросила все, выбрав кочевую жизнь и моральное разложение. Насколько я понимаю, вы ничем не можете подтвердить свои слова. По-моему, она считает себя окончательно потерянной.
— Совершенно верно, но я с этим не согласен. Она заслуживает спасения. Меня она в тот вечер простила, но себя — нет. Скажите, инспектор, разве ее поведение не признак банкротства души?
— Вы можете называть меня по имени или по фамилии, как вам удобнее. Ведь я давно уже не инспектор.
— Она ведет подобную жизнь только потому, что у нее нет выбора. Слуги Уитлока, разумеется, обучат ее поведению людей проклятых, однако я твердо верю — придет день, и природа ее восстанет против внушаемой ей бесовщины и финала, к которому ее ведут.
— Природу можно сломать, изменить, — заметил Себастьян. — Как-то я расследовал дело о самоубийстве: мужчина бросился в реку, предварительно набив карманы камнями; боялся, что инстинкт самосохранения возьмет верх над желанием умереть. Если Луиза так жаждет видеть себя проклятой, вы ничем ее не остановите.
— Я верю в обратное, но сначала нужно найти Луизу, — ответил Сэйерс.
Себастьян принялся рассказывать обо всем происшедшем с ним после посещения Египетского зала. Он совершил громадную ошибку, обратившись к своим коллегам в городское полицейское управление и рассказав им об увиденном. Бекер и не предполагал, как они расценят его откровения. Теперь-то он хорошо понимал, что этого делать не следовало, но тогда… Вначале его слушали очень внимательно, поскольку видели в нем равного, но спустя какое-то время начали обмениваться многозначительными взглядами. Потом инспекторы удалились в соседнюю комнату для совещания.
Его рассказ был признан неудовлетворительным и странным. Свидетелей событий не нашлось. Сторож Египетского зала охотно признал — да, в Египетском зале собирались джентльмены, но на их приглашениях он не видел имен. Вернувшись домой, Себастьян обнаружил, что начальство временно отстранило его от выполнения обязанностей инспектора, а чуть позже он предстал перед внутренним судом.
За несколько дней до него Себастьян зашел в церковь — не помолиться, а переговорить с отцом Александром. Беседа их длилась несколько часов.
Отец Александр умел учить других, убедительно говорил о воскресении Христа и о совершенных им чудесах, но веру образованного человека в воскресение разложившихся трупов, в их способность останавливать тление, залечивать свои раны и возрождаться к жизни считал недостойной образованного человека. По словам отца Александра, Бог не прячется за невероятными фокусами, а находится в самом факте принятия их.
Посещение церкви ничем не помогло Себастьяну. «Готовность поверить в чудеса, наверное, сделает человека святым, но не отменит их истинности», — думал он.
Суд рекомендовал руководству уволить Себастьяна из полиции по причине, как впоследствии было записано в полицейском регистрационном журнале, «недостатка рассудительности и противоречивости свидетельских показаний». Позже новый начальник Бекера попросил главного констебля заменить формулировку на другую, более мягкую: «в связи с ухудшением здоровья», потому что изначальная навсегда закрывала Себастьяну дорогу в полицию. В агентстве Пинкертона его проверили, сочли работником безупречным, человеком высоких моральных принципов и зачислили в штат.
Себастьян взглянул на часы — пора было отправляться на службу. Сэйерс поблагодарил его за гостеприимство, неуклюже поднявшись, вежливо распрощался с Элизабет и ее сестрой, которые вместе с Робертом в замешательстве следили за человеком, занимавшим слишком много места в маленькой тесной комнатке, и последовал за Себастьяном. Они вышли из дома и, сев в трамвай, поехали в центр города. Стояла теплая погода, в открытые окна залетал легкий ветерок. Положив руку на уступ в двери, Сэйерс размышлял.
— Значит, агентство Пинкертона, — произнес он тихо.
— То же, что и полиция, только в отличие от них нас уважают, — пояснил Себастьян. — Да и жалованье намного больше.
— Что вы скажете, если я приду к вам и попрошу найти Луизу?
— Я прежде всего задам вопрос: а способны ли вы оплатить наши услуги?
Сэйерс приуныл; в последние годы судьба его не жаловала, и он ничего существенного не скопил. Кроме того, постоянное пьянство и бои на ринге дурно повлияли на его поведение. В последние несколько часов Себастьян, правда, не видел, чтобы Сэйерс прикладывался к бутылке, но понимал, что потребность в алкоголе все равно свое возьмет, и не исключено, очень скоро.
— Я преследовал ее по всей стране, однажды едва не настиг. — Он поднял руку с вытянутым указательным пальцем.
— Вам известно, на какие средства она живет? — спросил Себастьян.
— Поет, играет… В Питсбурге давала уроки танцев. Когда нужно, выдает себя за вдову. Следит за высшим обществом. Я подозреваю, она хочет осесть где-нибудь в городке потише, но всегда находится причина, которая гонит ее вперед.
Трамвай подъехал к нужной Себастьяну остановке. Протиснувшись сквозь толпу пассажиров, они вышли.
— Сэйерс, — заговорил Себастьян, когда они оказались на тротуаре и двинулись в сторону агентства Пинкертона. — Я благодарен вам за ответы на вопросы, столько лет не дававшие мне покоя. Но как бы то ни было, все, о чем мы с вами беседовали, для меня давно осталось в прошлом, а желания возвращаться к нему у меня нет.
— Понимаю вас. Жена, сын, дом, — отозвался Сэйерс. — Вы бы меня удивили, если бы сказали обратное. Если честно, я вам очень завидую.
— Самое главное, что вы меня поняли. Я покопаюсь в наших папках, посмотрю, чем могу вам помочь. Погостите у меня пару дней, приведите себя в порядок, покушайте как следует, а дальше видно будет. Если вам нужны деньги…
— Денег я у вас не возьму, — отрезал Сэйерс. — Мне достаточно вашего гостеприимства. Прошу вас — посмотрите документы; может быть, найдете какие-нибудь сведения о Луизе. Я очень хочу найти ее. Только вот заплатить мне вам за информацию нечем, — печально закончил Сэйерс.
— Не волнуйтесь. Я заместитель начальника отдела и все сделаю для вас бесплатно. К тому же мы нередко начинаем дела, какое-то время ведем их, а в финале оказывается, что наши усилия никому не нужны. Некоторые потери, в разумных пределах, естественно, неизбежны.
Сторож, пожилой ветеран, вынес из подъезда агентства стул, поставил возле входа и уселся на него, делая вид, что ожидает почтальона; на самом же деле он просто дышал свежим воздухом, грелся на солнышке, наслаждаясь хорошей погодой. Поговаривали, что он участвовал в нескольких жестоких сражениях и видел резню при Антиетаме. Теперь он, безразличный к жизни, лишь наблюдал затем, как она проходит мимо него.