Завывал ветер перебирая травинки, и высоко в небесах над раскатами зелёных холмов носились облака.
На деревянном стуле на вершине холмика сидела девушка в белом летнем платье и в шляпке. Её золотистые волосы покачивались в порывах ветра, а белая, нежная ткань платья плотно накрывала кожу, подчёркивая изящную ножку.
Девушка была неподвижна. Ветер дёргал её, как маленький мальчик дёргает свою маму, — поправочка, как маленький мальчик дёргает свою сестру, она была ещё слишком молодой, чтобы считаться мамой, — когда хочет показать ей что-нибудь интересное. Девушка терпела. Её лицо было каменным.
И только блестящие голубые глазки девушки поглядывали на её подругу: в одной руке кисть, в другой трафарет, она стоит перед холстом, вся хмурая, и рисует.
Елисавета была в своём обыкновенном буром платье несмотря на тёплую вопреки сезону погоду. Татьяна предлагала этой девочке сменить его на что-нибудь более удобное, — может быть даже что-нибудь из её собственного гардероба, — какой повод нарядить куколку, — а если очень хочется, можно было совсем раздеться, побежать навстречу ветру, покататься на нежной травке… К великому сожалению принцессы, Елисавета ей отказала.
Всё потому что для неё самой удобной одеждой была самая привычная.
А ещё Ленка, — Татьяна старалась не называть её так вслух, потому что девушке это ну совсем не нравилось, и она в отместку начинала издеваться «вашим имперским»… Так вот Ленка заявила, что если высочество хочет сделать пребывание в её загородном поместье более удобным, она может просто перестать менять температуру.
Какая хитрая…
— Всё? — спросила Татьяна, замечая, что её подруга опустила кисточку и краски.
Елисавета кивнула.
Татьяна сразу же встала, разминая ноги и затёкшую шею, и отправилась смотреть на плоды более чем двухчасовой работы. Елисавета уже слаживала краски, когда перед лицом принцессы показался её портрет. Улыбка на губах девушки сверкнула необыкновенно ярко:
— Прекрасная картина!
— Благодарю, — сухо ответила своим нежным голосом Елисавета.
— Повешу её рядом с рисунком Лёшки, который он сделал по заданию в детском садике. Никто не заметит разницы!
— …Вы сами настояли, чтобы я вас нарисовала, ваше…
— Да-да. Да… Извини. Самое главное, это старание и любовь, а не результат. Картинка Лёшки висит в моей комнате…
— …
— Жаль только ты не согласилась нарисовать меня голой…
— Платье проще анатомии, — ответила Елисавета, и стала искать чем бы вытереть руки — Татьяна сразу же сунула ей шёлковый платочек.
— …К тому же мне неловко подпитывать ваши лесбийские фантазии, ваше…
— Просто Таня! И никаких фантазий, мы просто лучшие подружки. Да, Елисавета, да? Да? ДА?
Девушка вложила кисточку в футляр и вздохнула:
— Да… Таня.
— Хе-хе. Слова счастья…
— …Всё равно у меня больше нет друзей.
— Нож. В сердце…
Татьяна покачала головой и снова взглянула на картину.
— Хм… Возьму её, пожалуй, на память в мою поездку. Путь не близкий, до страны восходящего солнца. Не хочешь составить мне компанию?
— Воздержусь, — отрезала девушка.
— А жаль. С тобой было бы намного интересней. К тому же ты смогла бы повидаться со своим братом. Как жаль бедного Василия, такая трагедия. Семьям нужно держаться вместе в такие трудные времена.
— Благодарю вас за заботу. Мой брат… — девушка нахмурила свои тёмные глаза и посмотрела в облака. — И так справляется.
— Это правда. Утрата способна изменить человека. За свою отменную службу при подавлении восстания он даже получит медаль… Прямо из рук прекрасной принцессы! Какое счастье. И этой принцессе тоже очень интересно будет посмотреть на юного генерала. Кто знает, возможно между ними вспыхнет искра первой любви… Какая чудесная получится история…
— Не говорите о себе в третьем лице, ваше высочество. Это признак сумасшествия.
— Я шучу, просто шучу. Не злись… В моём гареме хватит место и для брата, и для сестры… Шутка! И всё-таки, разве тебе не интересно посмотреть на Игоря? Вы не виделись уже больше года, я могу всё устроить.
Елисавета задумчиво прикрыла глаза. Спустя мгновение она покачала головой:
— Сомневаюсь, что он действительно мог измениться…
— Вот как… — Татьяна внимательно посмотрела на лицо своей подруги. Всегда непоколебимое, оно и сейчас не треснуло, и всё же девушка смогла прочитать на нём таинственную горечь…
— Вот как… Пусть. Кстати говоря, самое время собираться. Машина уже скоро будет. Елисавета, прошу…
— Ха… Сейчас, — покачала головой девушка и вскинула руку, и вдруг вспыхнул чёрный свет. На её месте возвысился великан в добрые семь метров ростом, чёрный, изящный, словно прекрасная женщина одновременно в броне и в платье. Татьяна покорно встала на месте. Доспех осторожно взялся за неё своими острыми пальцами и усадил на своё плечо. Девушка присела и крепче схватилась за шляпку.
Ещё мгновение, и великан исчез, оставляя за собой на зелёных лугах только бешеный ветер…
Меж тем в загородном поместье правящего рода Романовых уже во всю велись приготовления к отбытию. На дороге перед широким каменным двориком стояла длинная чёрная машина, которую слуги загружали вещами. Вернувшись с прогулки, принцесса позавтракала со своей драгоценной подругой, нарядилась в дорожное платье и уже сама вышла навстречу машине. По дороге к девушке прибежал слуга в чёрном фраке. Весь красный от волнения, он держал в руках пустую золотистую клетку.
— Ваше императорское величество… Прошу прощения… Нигде, нигде не могу его найти…
— Ничего, — кивнула девушка. — Рюрик сам найдёт меня. Поехали. Пока-пока… Лена!
Машина поехала по чёрной, гладкой, совершенно пустой дороге. В окнах отражались холмики и голубое небо. В какой-то момент Татьяна что-то заметила среди облаков и сказала:
— Откройте окно, пожалуйста…
Сразу же дунул ветер, и шляпку девушки унесло на сиденье рядышком. Татьяна высунула в окно свою голую белую ручку. Не прошло и мгновения, как раздался свист, и на неё приземлилась и тут же наклонивши голову пробралась в салон птица.
— Я же говорила. С возвращением, Рюрик, — девушка улыбнулась и погладила её голову, а затем стала отвязывать с лапки зверя письмо. Сама же птица…
Большой
Белый
Сокол
Была при этом совершенно покорна…
…
…
…
Странные дела творились в Японском Оккупационном Корпусе, и все они были связаны с его генерал-лейтенантом, Игорем Трубецким. Не успели солдаты ещё оправиться от страшного действа, которое их генерал устроил во время подавления восстания, — некоторые и вовсе не дождались ещё своей очереди к армейскому психиатру, как последовали новые волнения.
В этот раз, правда, бумажного толка.
Начались перестановки.
Первым делом произошло ужесточение дисциплины. Солдатам всё ещё позволялось достаточно свободно распоряжаться своим свободным временем, но самого времени стало меньше. Мало того, что комендантский час перенесли с 23:00 до 21.30, так ещё и стали следить за его исполнением.
Теперь, если рядового находили в пивнушке после указанного срока, он получал не оплеуху, но железный выговор, сразу два выговора — второй за распитие алкоголя. На него тоже наложено было теперь строжайшее вето. Бутылки выливали в реку, травили рыб…
Кроме того, произошло переселение. Раньше распределение квартир в городе было очень вольным — бери любую. Многие занимали жилища, предназначенные для двух или трёх человек.
Теперь солдатам пришлось потесниться. Армию перевели в одну конкретную часть города и плотно упаковали.
Казалось бы, все эти перестановки были откровенным наказанием, — какая-то страшная грубость после недавней победы. Люди ругались… Однако не жаловались. Никто не бунтовал, не противился.
Объяснялось подобное послушание сознательностью. Все понимали, что они хотя и победили, на самом деле вся заслуга была на плечах генерал-лейтенанта.
Если бы не он, та битва могла бы пройти совсем по-другому.
Генерал мог просто отправить их в мясорубку, на штурм. Он этого не сделал. Он рисковал своей жизнью, чтобы уберечь жизни своих людей. Солдат такое не забывает. В армии могли немного поворчать, но про генерала не говорили ни одного дурного слова, а если и находился такой наглец, — так ему кляп в рот и мылом в бок. И он сразу после этого «базар фильтровать» навучался, поговаривали солдаты — корпус Игоря был наполовину одесским.
А ещё никто не верил, что все перестановки происходили просто по прихоти генерала. С недавних пор среди рядовых и даже офицеров пошли слухи, что близилось что — то большое и важное. Генерал-лейтенанту приходили странные письма с важными печатями, может быть даже приказ готовиться к…
В общем, всё происходило в точности как Игорь того и хотел.
Каждый день юноши проходил по следующими графику:
Просыпался он рано, в шесть часов утра, — Мураками первая открывала шторы, пух, блеклый свет, — завтракал, — Мураками вторая прекрасно готовила, — и шёл в свой кабинет, где его уже дожидалось чёрное кофе с тремя ложечками сливок — Вторая варила его прекрасно, — и три стопки документов, — Вторая чудесно умела сортировать.
Пух.
Маргарита первая открывала шторы.
…Первая стопка касалась войска.
Другая же содержала доклады о состоянии самого города. С недавних пор в него стали возвращаться люди. После пинка Игоря освободившиеся после переселения квартиры возвращались их законным владельцам — по крайне мере тем из них, кто ещё не успел с горя утопиться в речке. К тому же благодаря новым, строгим, сдерживающим дебош порядкам в городе снова можно было почти нормально жить.
Возвращалась жизнь постепенно, как раздавленный кустик, выпрямляя веточки и расцветая — дай бог что стояла осень. Кроме того, Игорь потрудился, чтобы в первый номер местной газеты за долгое время попала статья про Русского генерала, который спас от лап британского солдата любимую народом принцессу.
Юноша старался создать наиболее приятные условия оккупации. Нужно было, чтобы люди видели в нём, — именно в нём, — альтернативу британской власти. Нужно это было по многим причинам, в том числе совершенно невероятным…
Игорь отпил кофе.
Что же до третьей внушительной стопки… То это был просто бред.
Но бред полезный…
Каждые несколько дней генерал-лейтенант получал тайные послания. Их доставлял чёрный человек в чёрной машине. Содержания посланий никто не знал, но по слухам, одна из служанок видела на них печаль самого Императора.
И гриф:
Совершенно секретно.
Все в тайне были уверены, что намечалась очень важная операция. Так сами собой объяснялись строгие подготовительные порядки, а ещё Игорь таким образом получал огромный простор для действий.
Юноша долго ломал голову: как же ему организовать поставку припасов Алой Они? Вариантов было два: найти лояльных людей, которые готовы были совершить ради него предательство, либо получить на всё позволение и приказ Верховного Сибирского Командования. И то, и другое требовало слишком много времени.
Поэтому Игорь изобрёл третий вариант. Он сделал вид, будто бы уже действует согласно неким тайным указаниям. Что у него уже есть разрешение и приказ Генштаба, очень тайный, о котором никто не знает…
Даже сам Генштаб…
Игорь выкинул пустые документы в стоявшую рядом со столиком урну и достал спички.
Приятно захрустел костёр.
Затем юноша посмотрел на последнее письмо. Оно было целиком на японском, — ясное дело, он сам так просил, да и Алая Они не очень хорошо знала английский, — но даже так Игорь понял глубинный смысл этого послания:
Ему пора собираться в командировку.