Часовщик

Глава 20

В камере не было туалета и спального места. Холод и сырость, от бетонных стен, пронизывали каждую клеточку мозга. Света неустанно ходила несколько часов, пытаясь согреться. Вспоминала школу, друзей, и студенческие годы. Мысли уносились далеко-далеко, оставляя на губах, едва заметную улыбку. Становилось легче, на душе, и она, стискивая губы и кулаки, смотрела в маленькое, за решётчатое окошко, под потолком, на редкие облака, причудливой формы.

Раздражал маленький глазок, в центре дверей камеры. Конвоир не отходил, внимательно наблюдая за девушкой. Света отворачивалась спиной, и уже не вздрагивала, от каждого щелчка и шороха. Хотелось в туалет, и Света терпела, не желая стучать в дверь, и требовать, чтобы её вывели. После обеда, камеру открыли, и охранник ткнул ей в руки, алюминиевую кружку, с чуть тёплой коричневой жижей. Света взяла кружку двумя руками, согреваясь, с отвращением глотая мутную жидкость. На чай это смахивало с трудом. Разве, что на напиток, сладковатый, с неприятной горечью.

— Через час в туалет, не раньше, — с ненавистью сказал охранник, зыркая красными, воспалёнными глазами. — Смотри, не сядь в уголок. Я всё вижу.

Он внимательно осмотрел все углы, и принюхался.

Тишина в коридоре убаюкивала. Света устала от ходьбы, ноги гудели, и она, сидя на табуретке, прислушивалась к звукам за стенкой. Лишь раздражал непрерывный кашель, где-то в коридоре. Он затихал, на полчаса, и затем снова превращался в настоящий собачий лай, надрывный и злобный. По наивности, Света думала, что её вечером освободят. Разберутся, поймут, что она не виновата, и выпустят. Теплилась надежда, и вера, что жизнь вернётся на круги своя, и она обязательно встретит Максима. От одних этих мыслей хотелось летать на крыльях. И Света как можно сильнее зажмуривала глаза, и чувствовала запах любимого человека и сладость первого поцелуя.

Сидя на маленькой, кривой, табуретке, она непроизвольно задремала, и чуть не свалилась на пол. От неожиданности вскочила, когда зазвенели ключи, и открылась дверь.

— В конце коридора туалет. У тебя минута. Время пошло.

Охранник поднял правую руку с часами и постучал по циферблату.

Света подняла высоко голову, и вышла в коридор.

— Бегом, сучка, — закричал охранник, и ударил дубинкой по двери.

Девушка вскрикнула, испугалась и помчалась по коридору, вздрагивая, и спотыкаясь. Когда она вернулась в камеру, на табуретке стояла тарелка с кашей, кусочек хлеба, и чай в кружке.

— Ужин, — рявкнул охранник.

— Мне здесь ночевать? — спросила она, и съёжилась, догадываясь, каким будет ответ.

— Нет, не здесь. В гостинице. Я тебя позже отвезу. На машине. Номер люкс готовят к твоему приезду. Убирают, и чистят.

— Знаете, так нельзя. Почему вы издеваетесь?

— Потому, что не люблю таких как ты, и прочих, сомнительных личностей, мешающих нормально жить в советском обществе, строить социализм. Я здесь двадцать лет, и насмотрелся всякого.

— Люди разные.

— Разные, да заразные. Насмотритесь телевизора, и бежите на рынок за джинсами, и прочими тряпками. А спекулянты тут как тут. Наштукатуритесь. И к иностранцам в койку. Прыг да скок. Ладно. Некогда мне с тобой разговаривать. Ночью туалета не будет.

— Здесь холодно, — прошептала Света, жалобным голосом.

— Чёрт с тобой, жалко мне тебя. Молодая совсем. И глупая. Здесь не курорт. Позже принесу одеяло. Только не вздумай никому сказать об этом.

Света хотела поблагодарить, только охранник, не стал её слушать, и захлопнул дверь.

Перловая каша оказалась пресной, без жира и соли. Света кривилась, и, не пережевывая, глотала. Хлеб отложила в сторону, на вечер, и ночь, если захочется, есть, и выпила чай. Кушать она не хотела, но понимала, что это нужно, иначе, будет мёрзнуть, и простудится. На полу лежали доски, и когда охранник принёс тонкое одеяло, и швырнул на пол, Света легла и укрылась с головой. Спина ныла, от неровных досок, и болел затылок. Одеяло, воняло махоркой, и плесенью. Зато с ним было теплее, и уютнее. Мысли о маме, не давали ей уснуть. Что с ней будет, когда она узнает, что её дочь в тюрьме? После операций, на сердце, здоровье матери пошатнулось, и Света заплакала, от нахлынувшей боли.

Свет горел в камере, и никто его не собирался выключать. Она только-только согрелась, как по двери камеры кто-то сильно ударил. Она как испуганный зверёк, высунула голову из-под одеяла, и смотрела на двери, зарёванная и уставшая.

— Голову нельзя прятать под одеяло. Поняла?

Света кивнула и вытерла одеялом лицо. Всю ночь она крутилась и не находила места. Холод, и вонь, намертво впитали стены камеры, и к этому нельзя было привыкнуть.

Рано утром её вывели на допрос, и одели наручники. Опуская голову, Света шла, по ступенькам совершенно опустошённая, бледная, похудевшая, с растрепанными волосами. Ночью в соседней камере, кого-то жестоко мучали и избивали. Пленник кричал, от побоев, и молил о пощаде. У девушки до сих пор в ушах стоял нечеловеческий крик, от которого по телу шла мелкая дрожь, и сердце сжимал колючий страх. Всё тот же полковник, ждал её прихода, сидя за столом, и вежливо улыбался. На вопросы, она отвечала коротко: — да, нет, и повторяла, что вчера об этом уже рассказывала.

— Ты выйдешь на свободу лет через пять, — закричал разгневанный полковник. С позорным клеймом для советского человека. Бывшие зэки, низкопробная категория граждан, и тебе придётся быть на особом контроле участкового. И ещё, я могу помочь, чтобы тебе запретили жить в Киеве. Только в области. Что тогда будешь делать? Годы в тюрьме бесследно не пройдут. И кто знает, сможешь или нет иметь детей. В колонии, вертухаи, будут над тобой издеваться. Там любят молоденьких девочек. Их раздевают догола, и обыскивают. Засовывая грязные руки, с чёрными ногтями в трусы.

Полковник получал наслаждение от давления на жертву, как маньяк, заглядывая в стеклянные глаза девушки. Без стеснения издевался, сальными шуточками, вынуждая Свету сломаться и заговорить.

— О матери ты подумала? Что будет с ней, пока тебя не будет? Узнают про твой арест соседи, друзья…

Света упрямо молчала, в голове стоял шум, и она просто смотрела в большое окно, не моргая.

— Эй, Мальцева, ты слышишь меня или нет?

Полковник встал, подошёл к ней, и пощёлкал перед лицом пальцами.

— Значит, будешь молчать? В партизанщину играть. Хорошо, хорошо, тогда вернёшься в камеру, хотя я хотел тебя отпустить. Вот и бумага готова.

Он поднёс к её глазам маленький листок бумаги и помахал. Света не реагировала. Полковник демонстративно разорвал бумагу, и залепил ей звонкую пощёчину.

— Ах ты, мерзкая тварь. Да я тебя в порошок сотру, и выброшу в реку.

У девушки горела щека, и текли слёзы. Полковник ещё несколько раз ударил несчастную девушку и вызвал дежурного.

— В камеру. До вечера не выводить в туалет.

Вернувшись, Света увидела, что одеяла нет, как впрочем, и завтрака.

— Пить не буду, чтобы не хотеть в туалет, — прошептала она, и уселась на табуретку.

До вечера никто к ней не приходил, и мочевой пузырь мог лопнуть в любую минуту. Света ходила, прыгала, топала ногами, чтобы избавится от боли в животе, и не могла ни о чем другом думать. Это было выше её сил, терпеть, и не иметь возможности свободно выйти в туалет. Когда дверь открылась, и охранник с наглой ухмылкой на небритом лице, показал на туалет, Света выбежала, и понеслась. Сидела она долго в туалете, не веря, что хватило сил и терпения выдержать целый день. Умывшись, из крана с ледяной водой, вышла, и не спеша вернулась, поглядывая по пути на камеру, откуда доносились ночью удары и крики.

— К тебе соседка, такая же, как и ты, проститутка, — указал охранник, на маленькую, тощую девочку лет восемнадцати.

— Я не проститутка! — нервно ответила Света. — Знаете, вину человека может определить суд. И, то, что здесь происходит, незаконно. Издеваетесь над людьми. Сволочи.

— Смотри, грамотная нашлась. Так, чего полковнику не сказала? Побоялась?

Охранник ликовал, видя замешательство девушки.

Незнакомка топталась на досках, где спала ночью Света, и сжимала руки на животе. Одета она была в длинное, чёрное болоньевое пальто, сапоги, и вязаную шапку. Лицо незнакомки, Светлане не понравилось. Маленькие глаза, тонкие брови. Губы растянуты, как у молодой, и плохой актрисы, со школьного театра. Движения неуклюжие, резкие. Выражение лица, хитрое, лукавое, как у лисы, в курятнике.

— Здравствуйте, меня Оля зовут, — прошептала она, и протянула маленькую, пухлую руку. Вы давно здесь?

— Второй день, хотя, кажется вечность, — ответила Света, и впервые за два дня улыбнулась.

— Светлана, приятно с тобой познакомиться.

— Мне тоже, — ответила Оля и покраснела.

— Как ты сюда попала? — спросила Света.

— Случайно, отца на работе задержали, и маму тоже. Мне страшно. И одиноко. Дома осталась больная бабушка.

— Не бойся, никто тебя кусать не будет.

Света подошла и обняла Олю. Девушку положила голову на плечо Светы, и как ребёнок захныкала.

— Папа не виноват. Он честный человек. Это его на работе, начальник подставил. А сам сбежал. Папу назначили на его должность, провели проверку, и обнаружили недостачу.

Оля уже рыдала, сильно и надрывно. Света вытащила платок, и вытерла лицо девочки.

— Где папа работает? — спросила она.

— В мебельном магазине, на Горького. Он тоже здесь, а где мама не знаю.

— Не волнуйся так. Разберутся, папу отпустят, и тебя.

— Правда?

В глазах Ольги промелькнула искорки радости. Она теснее прижалась к Светлане, и перестала плакать.

— Позже можно лечь, и уснуть. Голова раскалывается, — пожаловалась Света.

— Нет, нет, я не хочу здесь оставаться. Боюсь. Здесь, наверное, пауки и мыши.

— Мышей нет, уверяю.

Оля попятилась назад, и упёрлась спиной в дверь. Света заметила, что сейчас у девочки, может случиться истерика, и прижала руку к губам.

— Терпи, и молчи. Чтобы беду не накликать. Ты уже взрослая и многое должна понимать. Садись на табуретку и послушай.

И Света, чтобы отвлечься, начала рассказывать про институт, сессии, как они всей группой ездили в деревню на картошку. Вспоминая весёлые истории, шутила и смеялась. Оля тоже повеселела, и ближе к вечеру, они подружились, и сидя на досках, прижимались к друг дружку, чтобы согреться.

— Можно задать вопрос? — обратилась Оля, шмыгая сопливым носом.

— Конечно, спрашивай.

— Скажи, тебя за что арестовали?

— За любовь.

— Да ну, разве такое бывает, — отмахнулась Оля.

— Бывает. Впервые в жизни влюбилась… И вот, как видишь, сижу, в подвале КГБ.

— Он иностранец? Как познакомилась?

И Светлана вздыхая, рассказала про Максима. Оля внимательно слушала, не перебивая.

— Как в кино, Света, не иначе. Такая любовь… Ух, и повезло тебе. А я некрасивая, обычная, таких парни не любят. И нос длинный, крючок, как у Бабы — Яги.

— Брось, подружка, ты обязательно встретишь своё счастье. Чуть подрастёшь, поступишь в институт, и увидишь, что от парней отбоя не будет.

— И где он сейчас? Максим?

— Если бы я знала, Олечка… Не знаю. Мы должны были вместе уехать, и он пропал.

В голосе Светы слышались грустные нотки.

— Если любит, вернётся.

— Вернётся, только не найдёт меня. Мне уже отсюда не выйти.

— Это ещё почему?

— Потому, что не верят. Думают, что я не хочу говорить правду.

— Но ведь ты, правда, не знаешь, где Максим?

— Правда. Давай спать. Утро вечера мудренее.

Укрывшись одеялом, и обнимаясь, Оля и Света уснули, и даже ночные крики, и вопли, не смогли их разбудить. Утром Олю увели, и Света осталась одна. Сколько ещё её будут здесь держать, оставалось только гадать, и она медленно ходила по пустой, и холодной камере в одиночестве.

— Мальцева, на выход. Полковник ждёт, — приказным тоном крикнул охранник, и повёл Свету по уже знакомой лестнице. В кабинете полковник встретил Светлану, и вежливо поздоровался.

— Вынужден, извиниться перед вами, Светлана.

Девушка в недоумении моргала глазами и не понимала, куда клонит хозяин кабинета. Она стояла возле стола, нервно сжимая руками спинку стула.

— Вы слышите меня? — крикнул полковник.

— Да, да, извините. Я ужасно замёрзла и хочу домой.

— Вас внизу ждёт мама, Светлана, и после, мой водитель отвезёт домой. Надеюсь, претензий не будет? К нашему ведомству? Работа такая, извините.

— Вы, вы, нашли Максима? — спросила Света, заикаясь, и не веря нахлынувшим чувствам.

Она продолжала робко топтаться на одном месте. Язык прилип к нёбу, и с трудом поворачивался.

— Пока не нашли. Мы проверили все ваши показания, и убедились, что вы говорите правду. Возьмите бумагу, и всего доброго!

— А-а-а, как же моя работа?

— Работайте и живите спокойно. И не волнуйтесь.

Голос полковника был мягким, даже слащавым. Света видела по его маленьким, хитрым глазам, что он врёт, только за эти дни, настолько морально и психологически вымоталась, что не могла, как следует соображать. И выхватив бумагу, быстро вышла из кабинета и побежала вниз. На лестнице увидела маму, возле двери, и когда дежурный взял бумагу, подписал, и вернул обратно, бросилась к матери на шею.

— Девочка моя, девочка моя, повторяла мама, обнимая и целуя Светлану. — Ты сама на себя не похожа. Тебя били? Синяки под глазами.

— Уйдём отсюда, мама, скорее.

Света взяла маму за руку и вышла на улицу. В глазах её стояли слезы, словно она не один год прозябала в холодных подвалах, и впервые увидела людей, небо и солнце. Домой их отвезла всё та же чёрная «Волга». И закрывшись в квартире на все замки, Света долго плакала и говорила матери о Максиме.

— Толковая у тебя дочь, артистка. Ей на сцену, в фильмах сниматься. За сутки раскрутила Мальцеву, вся в отца, Михаил, — сказал полковник, высокому, и статному капитану. — Я обязательно дам рекомендацию в институт. В органах нужны такие люди. Крепкие смелые и надёжные. Её ждёт блестящее будущее, с такими задатками.

— Спасибо, товарищ полковник. Ольга с самого детства бредит работой следователя. Читает запоем, спортом занимается, и школу закончила с золотой медалью.

— Купи ей от меня большую коробку конфет, и передавай привет. Она нам очень помогла.

— Обязательно передам. Так, что с Мальцевой? Отпустим, и дело закроем?

— Вот ещё. С меня три шкуры снимут. Приставь к её дому топтунов. Лучших. Пусть глаз с неё, и матери не спускают. Рано или поздно, этот загадочный парень появится, и мы его арестуем. И вытащим всю необходимую информацию. Да, и Дятлова не забудь.

— Я уже передал нашим в Припять. За квартирой следят наши сотрудники. Мы взяли ведомственную квартиру, в доме напротив, и там дежурят. Круглосуточно.

— Молодец, масштабно мыслишь. И всё-таки, кто этот Максим? И откуда взялся? Границу не пересекал, и поиски результата не дали. Но я уверен, что он появится.

Полковник почесал макушку и на прощание пожал капитану руку.