Частная жизнь знаменитостей

Основоположник европейского романа нового времени. Автор всемирно известных книг «Робинзон Крузо», «Молль Флендерс», «Полковник Джек», «Роксана», «Капитан Сингльтон» и др. Все они основаны на подлинном материале о приключениях и уголовных делах. Кроме того, Дефо был известен как автор повествований о преступниках, в частности, он написал «Жизнь и деяния Джонатана Уайлда» — книгу об известном на весь Лондон главаре тогдашней мафии. Его перу принадлежит также «Дневник чумного города» — свидетельство о лондонской чуме 1665 года. Писал Дефо об авантюристах и ворах, о катастрофах и магии. При жизни особую известность ему принесли острые политические памфлеты в защиту веротерпимости, за что он был приговорен к тюремному заключению и позорному столбу.

Из биографии: родители, семья, судьба

Родился в Лондоне. Отец его, Джеймс Фо, был мясником и держал лавку бакалейных товаров. Фамилия матери неизвестна, звали ее Алиса. В семье были еще две старших сестры, Мэри и Элизабет. В 1703 году, уже взрослым, стал называть себя более благозвучно — де Фо (слитно фамилию стали писать позже). В 1688 году примкнул к восстанию герцога Монмута, после его поражения скрывался от властей. Вообще его жизнь полна взлетов и падений. Не раз ему приходилось спасаться бегством, когда становился банкротом (в 1692 году он, например, был должен огромную сумму — семнадцать тысяч фунтов стерлингов), или прятаться от преследовавших его властей за политические выступления. Но всякий раз, энергичный, жизнестойкий и изворотливый, он вновь возрождался к жизни. К чему же стремился Дефо? Чего добивался? Он мечтал разбогатеть. Ради этого, собственно, и рисковал, бросался из одной коммерческой авантюры в другую, что, впрочем, вполне было в духе времени, — предприимчивые и ловкие быстро достигали цели. Этой страстью — жаждой обогащения — он наделит и своих будущих героев, рыцарей фортуны и искателей приключений.

Приходилось Дефо быть гостем тюрьмы Ньюгейт (всего он провел в ее стенах восемнадцать месяцев), играть на бирже, путешествовать по стране. Он торговал испанскими винами и французскими тканями, мускусом и мехами (недруги утверждали, будто он сбывал «кошачий мех»). Приобрел доходный дом, построил завод черепицы и успешно поставлял ее соотечественникам, до этого ввозившим столь необходимую продукцию из Голландии. Фрахтовал торговые корабли и стал пайщиком в их страховании.

В конце концов Дефо удовлетворил свое непомерное тщеславие, к концу жизни стал богатым коммерсантом, уважаемым горожанином и знаменитым писателем.

Личная жизнь: любовь, занятия, привычки

У поглощенного торговыми делами, политикой и творчеством Дефо не оставалось времени на любовные похождения. Он был женат с 1683 года на Мэри Таффли, у них было восемь детей, сын Бенджамин пошел по стопам отца и стал журналистом, редактором «Лондон джорнэл». Внук Бенджамин Нортон Дефо торговал устрицами.

О внешности Дефо мы знаем из объявления в «Лондонской газете» от 10 января 1703 года и о награде в пятьдесят фунтов стерлингов тому, кто сообщит, где прячется автор нашумевшего памфлета о веротерпимости. «Худощавый, среднего роста, — приводила его приметы газета, — около сорока лет; смуглый, волосы темно-каштановые, однако носит парик; глаза серые, нос крючковатый; подбородок острый». Как особую примету газета называла большую родинку или бородавку на щеке около рта — предмет постоянных насмешек врагов, видевших в ней проявление внутренней сути ее владельца, средоточие, как им казалось, его зловредных качеств. Как бы то ни было, но лицо Дефо было явно самобытным и запоминающимся.

Награда за выдачу опального памфлетиста была обещана немалая, и неудивительно, что нашелся охотник заработать эти деньги. 20 мая 1703 года Даниэль Дефо был арестован и два дня спустя заключен в Ньюгейтскую тюрьму. Здесь он сполна вкусил прелести тюремной жизни, что, впрочем, помогло ему в будущем при создании его книг.

В этот раз Дефо приговорили к заключению на срок, доколе это будет угодно ее величеству королеве, к штрафу в двести марок и трехкратному выставлению у позорного столба. Он был поражен таким несправедливым и суровым приговором. Чтобы отомстить, берется за перо и пишет «Гимн позорному столбу». С помощью друзей ему удалось отпечатать и распространить свое сочинение. И тогда произошло то, чего никто не ожидал.

29 июля у Французской арки состоялся первый тур его стояния у позорного столба. Голова и кисти рук были стиснуты деревянной колодкой так, что было трудно говорить и шевелиться. То же самое повторилось и на другой день в Чипсайде. На третий день та же процедура — у ворот Темплбара. К этому времени уже весь Лондон распевал его «Гимн», написанный в форме уличных песенок. И желающих поглазеть на отчаянного парня, сочинившего эти веселые и злые стишки, было более чем достаточно.

Кончился третий день его позора, нежданно превратившийся в кратковременный маленький триумф. И снова он в «Ньюгейтской обители», где ему надлежало пробыть неизвестно сколько времени. Но судьба не оставила Дефо. Его талант публициста решил использовать в своих интересах влиятельный политик Роберт Харли. Благодаря ему Дефо оказался на свободе. Чего это стоило, можно только предполагать. Видимо, пришлось согласиться на кое-какие условия, продиктованные спасителем. С этих пор Дефо верой и правдой будет служить своему благодетелю, заключив с ним тайный союз.

После тюрьмы Дефо издавал газету «Обозрение французских дел» — острую, вызывавшую у многих ненависть, из-за чего снова попал в переделку. Однажды он вошел в комнату, где его поджидали пятеро неизвестных. Через минуту как ни в чем не бывало Дефо спускался по лестнице: его шпага урезонила покушавшихся. Пробовали расправиться с ним, вызывая на дуэль. Но и тут Дефо обезоружил противника. Так же ловко он выбил клинок и ранил своего издателя, когда тот, негодуя на Дефо за вероломство, бросился на него с обнаженной шпагой.

К нему подсылали псевдоконстеблей с лжеприказами об аресте, распространяли слухи о том, что он-де вновь заключен в тюрьму, газеты конкурентов не скупились на ложную информацию. Можно подумать, что с ним сводили счеты те, о ком он писал: знаменитый гангстер Джонатан Уайлд, бандит Джек Шепперд и другие уголовники, с которыми он лично был знаком. Однако не они угрожали Дефо и не за газетные выступления его преследовали. Может быть, его ненавидели из зависти к его удачливости как дельца, к его богатству, которое он обрел с некоторых пор. К тому, что ел не из оловянных тарелок и кружек, а из серебряных, имел лодку для прогулок по Темзе, модный экипаж со стеклянными окнами — свидетельство достатка — и даже свою верховую лошадь. Семья проводила лето на курорте в Бате и Эпсоне, а он между тем, элегантный и надменный, обедал у Понтака — в знаменитой харчевне, где распивал роскошные вина по семь шиллингов бутылка, играл в кегли, посещал петушиные бои, травлю медведей собаками и, конечно, скачки, ибо с юных лет был заядлым лошадником.

С годами, став знаменитым писателем, он приобрел под Лондоном в Сток-Ньюингтоне дом, где будут написаны самые известные его книги. Дом был большой, трехэтажный, одних окон по фасаду больше дюжины: за каждое приходилось платить налог, значит, было из каких доходов. Во дворе конюшня, за домом сад, где он любил проводить время с лопатой и совком в руках.

Когда Дефо умер, на его могилу положили белую надгробную плиту. С годами она заросла травой, и казалось, что и память о нем — вольном гражданине города Лондона — поросла травой забвения. Прошло более ста лет. В 1870 году журнал «Крисчен уорлд» обратился к «мальчикам и девочкам Англии» с просьбой присылать деньги на сооружение гранитного памятника на могиле Дефо (старую плиту расколола молния); тысячи почитателей, в том числе и взрослых, откликнулись на этот призыв. В присутствии потомков великого писателя состоялось открытие гранитного монумента, на котором было высечено: «В память автора «Робинзона Крузо». А в 1932 году муниципалитет Лондона установил мемориальную доску на доме, где когда-то жил Даниэль Дефо.

Былое: случаи, курьезы, слухи

Однажды в пасмурный осенний день к гостинице «Ангел» подъехал наемный экипаж. Дверца отворилась, и показались конической формы шляпа, затем нога, обтянутая шелковым чулком, в башмаке с пряжкой и высоким каблуком, наконец, туловище в длинном плаще. Пассажир, стараясь не повредить туалет, а главное, не сбить пышный, завитый буклями парик, осторожно выбрался на тротуар. Пока кучер и слуга сгружали дорожный саквояж, незнакомец направился к стоявшей у ворот гостиницы громоздкой пассажирской карете, уже запряженной и, по всему было видно, готовой к отъезду. Трижды в неделю карета отправлялась отсюда по главному Северному тракту. Из этого можно было заключить: только что прибывший джентльмен собирался совершить далекое путешествие.

— Мистер Голдсмит, — обратился к нему хозяин гостиницы, наблюдавший за посадкой, — покорнейше прошу вашу милость садиться, сейчас трогаемся.

Степенный господин, которого назвали мистером Голдсмитом, подобрав полы двустороннего суконного плаща, занял свое место. По внешнему виду и наряду — под плащом виднелся темно-коричневый бархатный кафтан, надетый поверх камзола почти того же цвета, в цвет, — это был средней руки торговец из Сити, отправлявшийся по коммерческим делам в провинцию. Так он и значился в списке пассажиров — Александр Голдсмит, коммерсант.

На самом же деле под этим именем отправлялся в путь не кто иной, как Даниэль Дефо. Но что заставило его скрыться под вымышленным именем? Поспешное бегство от кредиторов или угроза тюрьмы за новый памфлет? Ни то ни другое. Он ехал по делам государственной важности. Причем за последние два-три года ему не впервые приходилось совершать путешествия под разными именами. Эти вояжи стали для него вроде службы. И каждый раз, принимая новое обличье, он исполнял роль с истинно актерским мастерством, ибо был по натуре лицедеем. Ему ничего не стоило войти в образ, который предстояло сыграть. Свойство это или, вернее, особый дар он использует и при создании литературных героев, легко перевоплощаясь в своих персонажей. Так под разными масками Дефо колесил по дорогам страны, неожиданно появляясь то на востоке, то в западных графствах и даже на севере, в Шотландии. В пассажирских каретах, наемных экипажах, верхом на собственной лошади проделал немало сотен миль. Что ж, он любил движение, можно сказать, испытывал в нем потребность. Любил большие торговые города, многоголосые ярмарки, дорожные тракты с почтовыми и пассажирскими каретами и судоходные реки с гружеными баржами. Простор равнинных путей он предпочитал горным тропам, как и сухопутные путешествия — морским. На ровной земле, казалось ему, он стоял увереннее.

Однако какую же службу выполнял Дефо во время своих довольно частых и столь таинственных вояжей?

Лидер партии тори Роберт Харли, его благодетель и крупный политический игрок, вызволивший Дефо из тюрьмы, не намерен был оставлять векселя неоплаченными. Да и сам Дефо прекрасно понимал, что в политике, как и в торговом деле, утратить кредитоспособность означало потерять все. Тайный союз, заключенный с Харли, хотел он того или нет, погружал его в сферу интриг и заговоров, в сферу борьбы двух партий — тори и вигов. И Дефо думал только о том, как лучше всего оправдать доверие и надежды своего освободителя — тогдашнего спикера палаты общин, а в будущем графа Оксфордского.

Скоро Харли стало ясно, что он не ошибся в своем выборе. Хитроумный и честолюбивый, он не брезговал никакими средствами в борьбе за власть. Вот почему сразу по достоинству оценил предложение своего подопечного Дефо о создании широкой шпионской сети по всей Англии и за ее пределами. Такова была плата за освобождение. Но этого мало. Дефо разработал подробный, на двадцати трех страницах, план будущей секретной организации. Собственно, идею о создании такого рода службы подал сам Харли, обмолвившись однажды в письме к Дефо, что если бы он был министром, то постарался бы по возможности знать, что говорят о нем. Дефо же поспешил лишь развить и оформить ненароком брошенную мысль. После чего ему было поручено стать организатором особой службы, а попросту говоря — политической разведки.

С присущей ему энергией Дефо принялся за дело. И вот сеть секретных агентов, обязанных доносить об умонастроениях, раскинулась по стране. Едва ли стоит говорить, что сплести сеть осведомителей было делом нелегким. Для этого и приходилось ее организатору колесить по городам и весям, закладывая «основание, — как сообщал он Харли, — такой разведки, которой еще никогда не знала Англия». А еще через некоторое время он с гордостью доносил своему патрону: «Мои шпионы и получающие от меня плату люди находятся повсюду».

Случалось и самому выступать в роли простого агента. На постоялых дворах и в тавернах он прислушивался к разговорам простого люда, в кофейнях и клубах, где собирались политические деятели, выявлял настроение влиятельных особ. В его обязанности входило также предотвращать возникновение тайных заговоров, в частности, направленных против объединения Шотландии с Англией. Выполняя это задание, он почти три года прожил в Эдинбурге под уже известной фамилией Голдсмит. Здесь его однажды чуть было не линчевала толпа, узнавшая в нем ненавистного англичанина.

В донесениях Харли он соблюдал величайшую осторожность, всякий раз подписывая их разными именами, хотя послания и были зашифрованы. Однажды его собственные агенты, не подозревая в нем своего шефа и приняв его за торговца, якобы укрывающегося от преследования, донесли на него в «центр», то есть ему же самому, как об опасном субъекте. И они имели на то основание. Маскируясь, Дефо изображал из себя противника правящей партии тори — партии крупных и средних землевладельцев.

В своей газете (продолжавшей регулярно выходить, даже когда его не было в Лондоне) он яростно нападал на представителей этой партии, за что его не раз пытались привлечь к суду. Как-то его заподозрили в том, что он сочинил очередной ядовитый пасквиль на палату общин, и казалось, ему снова не избежать тюрьмы. На выручку, как обычно, поспешил всесильный Харли. Сам же Дефо, изображая якобы антиправительственно настроенного человека, не особенно пытался опровергать общее мнение. Напротив, балансируя над пропастью, он был заинтересован в подобной репутации и всячески способствовал ее распространению.

Десять долгих лет Дефо оставался руководителем политической разведки. И даже тогда, когда Харли на какое-то время вынужден был оставить свой пост, продолжал «по наследству» верно служить новому министру. А позже, когда к власти пришли виги — партия торговцев и промышленников, он столь же усердно выполнял задания новых хозяев, приняв обличье противника их правления.

Чем можно объяснить такую весьма неблаговидную деятельность Дефо? Конечно, здесь сработал страх оказаться беззащитным перед угрозой тюрьмы, иначе говоря, чувство самосохранения. Необходимость расплачиваться за опрометчивое обещание служить коварному министру. А вырваться из его лап было не так-то просто. Но также безусловно и то, что Дефо был сыном своего времени — эпохи первоначального накопления капитала, представителем молодого делового класса, не брезговавшего любыми средствами ради обогащения. Но из-за того, что деятельность Дефо была тщательно законспирирована, о ней, в сущности, мало что известно и сегодня. Осторожность, с какой он руководил подчиненными агентами, пользуясь шифрами и тайнописью, его скрытая связь с Харли, которую, кстати, позже он начисто отрицал, отсутствие каких-либо в этом смысле компрометирующих документов, и прежде всего денежных ведомостей, где значились бы фамилии тех агентов, которым платили, и его самого, как, впрочем, и многое другое, остающееся и поныне невыясненным, — все это создает затруднения при изучении столь своеобразной стороны жизни Даниеля Дефо.