Издавна люди считали, что убивать пленных не только безнравственно, но и большой грех. Тем более — раненых пленных. Вспомните, как вел себя в таких случаях партизан и врач Эрнесто Гевара. И на Кубе, и в Боливии он перевязывал им раны, лечил, а потом отпускал...
Совершенно иного представления придерживались его противники. Давайте посмотрим, почему они не просто убили его, а расстреляли безоружного, плененного, со связанными руками и тяжело раненного. Знали ли они, что совершают жуткое преступление, тем более для католиков убийство — великий грех? Бесспорно. Об этом свидетельствует все их поведение после расстрела партизанского командира.
Когда тело Гевары было доставлено в Вальегранде, представители армейского командования заявили журналистам, что он скончался от ран, полученных в последнем бою в ложбине Юро (такая ложь не случайна, она была попыткой снять с себя ответственность). Разоблачить эту ложь сумели журналисты.
Дело в том, что еще до того, как была выдвинута упомянутая «версия», недалекий командующий армией генерал Овандо похвалялся прессе, что, оказавшись в плену, Че признал свое поражение. Однако врачи, осматривавшие труп Гевары, официально констатировали две смертельные раны из нанесенных девяти — в область сердца и на шее. Свои выводы они подтвердили и приглашенным в морг журналистам. Последние в разных ракурсах фотографируют тело убитого партизана, лежащее на столе и обнаженное по пояс. Но вот незадача: в прессе появляются только снимки, сделанные с правой стороны тела, или такие, на которых практически не видны раны — они заретушеваны (позднее уже упоминавшийся министр Аргедас расскажет, что таковым было указание властей).
Всем стало ясно, что если Че получил смертельные раны в бою, то он не мог делать каких-либо заявлений после этого боя. А коль скоро он что-то заявлял, оказавшись в плену (а об этом говорили санитар, офицеры, учительница), то, значит, был убит, уже находясь там в руках у военных. Журналисты разыскали десятки свидетелей, которые подтвердили, что Гевара был доставлен в школу Игеры с одним пулевым ранением в ногу. Эти люди подтверждали также и расстрел Вилли и Чино в соседней с Че комнате. Рассказывали, что Вилли успел крикнуть перед смертью: «Я горд, что умираю вместе с Че!» Правда, прессу они тогда не интересовали.
Разразился скандал. Боливийским властям становилось все труднее выгораживать главного ответственного за это преступление — президента Баррьентоса. Поэтому генерал счел необходимым оправдаться публично. Он заявил корреспонденту «Вашингтон пост» следующее:
«Солдаты, захватившие Че, не обращались в Ла-Пас за инструкциями и не получали от нас приказа убить его. В этом не было необходимости. Военные части уже имели приказ не брать пленных (видимо, поняв, что проговорился, пытается выкрутиться. — Ю.Г.). Слишком часто партизаны, обещая сдаться в плен, встречали их огнем. Лично я предпочитал бы иметь его пленником, чтобы навсегда разрушить миф Гевары. И так как я президент и обязан изыскивать средства, чтобы помогать Боливии, я рассмотрел бы любое предложение передать его живым Фиделю Кастро или любому другому за, скажем, 20 миллионов долларов»[349]. (Коммент. авт.: Если учесть последовавшую после разгрома партизан американскую «помощь» Боливии, особенно по военной линии, то можно с уверенностью сказать, что генерал не прогадал и при другом варианте, убив Че.)
Кстати, сказанное выше (о желании небескорыстно ублажить своих «покровителей») можно считать одной из причин драматической гибели Гевары. Но были, конечно, и другие причины. Прежде всего — это патологический страх перед тем, кто покусился на «вековые устои», предусматривавшие в том числе безнаказанную и нещадную эксплуатацию своего забитого народа, боязнь даже одного предположения, что оставшийся в живых народный защитник поднимет новую волну протеста.
Такой вывод стал более очевидным, когда боливийские власти пошли на новое преступление: они скрыли труп Че Гевары.
10 октября труп исчез из морга в Вальегранде. И снова вакханалия заявлений и опровержений, свидетельств и слухов. Говорилось, что тело Гевары захоронено в Боливии, в месте, известном только нескольким официальным лицам, что оно подверглось кремации, а прах захоронению, что труп был передан ЦРУ, агенты которого якобы увезли его в американскую зону на Панамском канале.
Подтверждают вывод о страхе перед «героическим партизаном» и другие действия властей Боливии. Узнав о пребывании и расстреле Че в школе Игеры, туда все чаще стали похаживать местные жители, и, боясь, что школа станет местом народного паломничества, президент Баррьентос приказал снести школьное здание, а на его месте построить такой же неказистый домик под вывеской «Санитарный пункт».
Наконец, прежде чем избавиться от тела Че, на котором были доказательства их вины, убийцы, видимо для подтверждения результатов их «усердия», сняли с его лица маску и отрубили кисти его рук, поместив их в специальный раствор.
Такому повороту читатель не станет особо удивляться, если узнает, насколько ненавидели партизан сильные мира сего в Боливии. Да что они, даже не слишком высоких чинов военные и их домочадцы. Вот только один типичный пример.
8 мая 1967 года в одном из столкновений с партизанами Гевары были убиты двое солдат и лейтенант Ларедо. У последнего нашли дневник. Выходец из богатой боливийской семьи, лейтенант с презрением пишет о крестьянах и рабочих, называя их бездельниками и паразитами. У него же было обнаружено письмо его жены, написанное с той же долей презрения. В нем она просит прислать ей и приятельнице «партизанские скальпы» для украшения гостиных в их домах. По словам Инти Передо, Че хранил эти письмо и дневник как «свидетельства изуверства» тех, с кем воевали партизаны.
Был абсолютно прав проживший большую жизнь ученый-латиноамериканист И.Р. Григулевич, написавший по этому поводу:
«Классовый враг всюду сшит на один покрой, будь то нацист, сдиравший кожу со своих жертв на абажуры, или американский империалист, коллекционирующий уши вьетнамских патриотов, или боливийский «рейнджер», мечтающий одарить свою сеньору шевелюрой партизана»[350].
Вот таких людей возглавлял президент Рене Баррьентос Ортуньо. Что это был за человек? Он не был знатного происхождения: отец — испанский эмигрант, мать — индианка, лучше говорившая на кечуа, чем по-испански. Это, видимо, сыграло свою роль в появлении у молодого курсанта авиационного училища комплекса неполноценности и желания доказать окружающим свою значимость. Он вступает в подпольное националистическое движение, несколько раз арестовывается и даже сидит в тюрьме. Во время революции 1952 года Рене получает чин лейтенанта авиации, а затем командируется в США для изучения летного дела и английского языка. В Оклахоме он заводит надежных покровителей, которые и в дальнейшем будут ему оказывать нужную поддержку.
По возвращении в Боливию Баррьентос назначается командующим ВВС. Теперь он может мечтать даже о кресле президента, но, вопреки всем традициям этой страны, гражданские президенты почти десять лет правят Боливией, что уже порядком надоело армии. Поэтому, чтобы удержаться у власти, очередной правитель, лидер партии Националистическое революционное движение — Пас Эстенсоро — берет себе в качестве вице-президента бывшего своего летчика, а теперь генерала Рене Баррьентоса.
На него, как на будущего президента, обращают свои взоры не только его собственные покровители, но и недруги Паса Эстенсоро. Но Баррьентос контролирует только авиацию, а главная «переворотная» сила — сухопутные войска — в руках генерала Овандо Канди и, весьма честолюбивого и упрямого вояки, также претендовавшего на президентское кресло. Чтобы заручиться его поддержкой, Баррьентос, свергая своего благодетеля Паса, идет на беспрецедентный даже для Латинской Америки шаг — власть переходит к двум «сопрезидентам» — Баррьентосу и Овандо. Такое «двоецарствие» никак не устраивало Вашингтон. Учитывая постоянную конфронтацию между ними и укрепление позиций Баррьентоса, резидент ЦРУ в Боливии, он же военный атташе посольства США Эдвард Фокс вынуждает Овандо уступить. Тот освобождает занимаемое им кресло под клятвенное заверение Баррьентоса и Фокса «допустить» его к власти через четыре года.
В июле 1966 года, за четыре месяца до приезда в Боливию Че Гевары, Баррьентос становится президентом этой страны. Положение там напряженное, все упорнее становятся слухи о готовившемся партизанском движении (в ряде стран континента оно уже организовано) и даже о присутствии на боливийской территории Эрнесто Че Гевары. Крайне самоуверенный президент решительно опровергает подобные слухи. 11 марта 1967 года, почти накануне первого, разгромного для армии столкновения с отрядом Че, Баррьентос заявляет журналистам:
«Я не верю в привидения. Я убежден, что Че Гевара на том свете вместе с Камило Сьенфуэгосом и другими жертвами режима Кастро»[351].
Но это была очередная ложь генерала. Уже упоминавшийся нами министр внутренних дел Аргедас утверждал, что спецслужбы США, работавшие в тесном контакте с военной разведкой Боливии, знали о деятельности Гевары в этой стране еще 20 февраля 1967 года. Правда, чего, видимо, не знал в тот день президент, так это о побеге из партизанской усадьбы «Каламина» двух дезертиров. Им доподлинно было известно о присутствии кубинцев в отряде и о том, что его возглавляет Че Гевара, имеющий кличку Рамон. Перебежчики были задержаны в Вальегранде, где их 14 и 15 марта допрашивала военная разведка. О результатах допроса президент был информирован 15 марта.
16 марта был отдан приказ захватить «Каламину» и проверить полученные показания. Там были обнаружены различные предметы, подтверждавшие присутствие в зоне партизан, ночью был убит неизвестными один солдат из дозорного охранения.
Дополнительная «бомба» взорвалась 23 марта — произошло в результате наводки предателя первое крупное вооруженное столкновение с партизанами. Мы уже писали о нем. Остается только добавить, что спасшиеся бегством 8 солдат доложили в штабе четвертой дивизии в Камири о постигшем армию разгроме, значительно преувеличив от страха число партизан.
Новость была доложена президенту и советнику из Службы военной помощи США. Последний, через посла США Гендерсона, проинформировал советника президента Джонсона по неотложным зарубежным делам — Ростоу. Тот при содействии ЦРУ и Пентагона стал вырабатывать соответствующие предложения Белому дому. Пентагон настаивал на немедленной интервенции в Боливию. Директор ЦРУ Ричард Хелмс предложил поручить его людям ликвидировать отряд Че.
Трудно судить о перипетиях деятельности упомянутых американских служб в те дни. Но ясно одно: Вашингтон, а за ним и боливийские власти сделали все возможное, чтобы скрыть от общественности факт присутствия в Ньянкауасу международного партизанского отряда под началом легендарного Че Гевары. Когда боливийские газеты сообщили, что партизан возглавляет Че, власти поспешили разъяснить, что речь идет об однофамильце Че, шахтерском вожаке Мойсесе Геваре (помните, он возглавлял группу боливийских добровольцев в отряде и погиб вместе с Хоакином и Таней?)
(Прим. авт.: Мне не раз попадались свидетельства того, что ЦРУ получило от своей боливийской агентуры сведения о деятельности Че в Боливии задолго до этого. Это подтвердил на суде и упоминавшийся выше министр внутренних дел Антонио Аргедас. Он, в частности, говорил:
«Когда к нам попали документы ЦРУ, я обнаружил одно донесение, датированное 34 днями раньше первого столкновения в Ньянкауасу 23 марта. В этом донесении содержались сведения о всех передвижениях Даньино Пачеко, который являлся казначеем в отряде партизан (Санчес из Дневника Гевары. — Ю.Г.)»[352].
Но почему же США, получив, казалось, такой прекрасный повод для интервенции в Боливию, отказались им воспользоваться (кстати, они и сам повод скрывали, чтобы не отвечать на поставленный нами вопрос)?
Объяснялось это (и, надо сказать, не без основания) опасениями создать в результате такой интервенции «второй Вьетнам» в Латинской Америке. Кроме того, соседние Аргентина и Бразилия, давно соперничавшие за влияние на эту страну, наверняка ввели бы туда свои войска. Такая тройственная интервенция скорее всего вызвала бы взрыв возмущения у боливийского народа. Крайне отрицательно восприняли бы такой ввод войск в Боливию и другие ее соседи — Чили и Перу. Данный вариант, в известной мере, мог быть на руку только Че Геваре и его партизанам.
Выбирая указанную линию замалчивания присутствия Че в Боливии, президент США тем самым избегал возможного конфликта с еще большими «ястребами», чем он сам. Они могли, узнав правду, настаивать на интервенции. Одновременно Джонсон отодвигал свержение верного Вашингтону Баррьентоса, которое могло бы ускориться в результате возможного революционного кризиса, спровоцированного партизанским движением.
В случае если бы партизанское выступление набрало трудноуправляемую силу, видимо, так рассуждали в Белом доме, можно было бы изменить тактику борьбы с ним.
Показания на следствии Дебре и Бустоса показали, что причин для резких движений у Вашингтона пока нет. Лучше помалкивать и не раздувать «мифы». Вот почему все стрелы были обращены не на командира партизан, а на безобидного французского журналиста. Для Дебре даже была сшита специальная тюремная роба с огромным номером «001» на спине (знайте, мол, граждане, кто враг № 1).
Однако было бы неправильно думать, что в Вашингтоне пустили развитие событий на самотек. Американцы стали действовать еще более активно, чтобы не допустить усиления антиимпериалистического движения на континенте. Была ужесточена блокада в отношении Кубы, агентами ЦРУ предпринимались попытки физической расправы с Фиделем Кастро (о некоторых из них мы говорили выше). Был оказан невиданный нажим на ОАГ с целью создания межамериканских вооруженных сил, под флагом которых было бы проще осуществлять любые интервенции в случае появления в регионе «подрывных элементов».
В самой Боливии также была активизирована деятельность США по всем линиям. Особенно это касалось военной разведки и спецслужб. Начальник разведки четвертой дивизии боливийской армии А. Сентено заявлял:
«Во всех действиях против партизан мы широко сотрудничали с агентами ЦРУ, в том числе с кубинцами Феликсом Рамосом и Эдуардо Гонсалесом (о них говорилось выше. — Ю.Г.) так как знали, что они служили Соединенным Штатам — стране, являвшейся нашей союзницей в антипартизанской борьбе»[353].
Офицер боливийской разведки М. Васкес был еще более многословен:
«Вся информация министерства внутренних дел, прежде чем поступить в разведывательный отдел армии, направлялась в американское посольство через сотрудника Центрального разведывательного управления США капитана Хьюго Мэррея. Эта информация предоставлялась его агентами, работавшими в министерстве внутренних дел...»[354].
Хорошая информированность о деятельности партизан позволяла американцам манипулировать общественным мнением. Уже 29 сентября телеграфные агентства США сообщили из Камири, что боливийские войска обнаружили отряд Че Гевары (якобы только сейчас!) в ложбине в 128 километрах к северо-западу от этого города и что туда перебрасываются части «рейнджеров». А «Нью-Йорк таймс» 7 октября (!) опубликовала статью под заголовком «Последнее сражение Че Гевары», предсказывая ему неминуемую гибель.
И все же хочется вернуться к вопросу, поставленному в названии этой главы, — почему расстреляли Че? Если кратко, то из-за патологической ненависти и животного страха. Да, да, именно страха перед фантасмой «подрывной деятельности» партизан, страха перед возможностью возникновения «второй Кубы» на континенте. Такая возможность больше всего пугала противников Че в Латинской Америке, равно как и их североамериканских покровителей.
Для более глубокого осмысления этого психологического феномена вспомним здесь об одном событии, которое произошло в Гаване в июльские дни 1967 года, когда отряд Че совершал с боями мучительные переходы по горам Боливии. Там заседала конференции Организации латиноамериканской солидарности (OЛAC), в которой приняли участие делегаты почти всех стран Латинской Америки, в том числе Боливии. Этот форум одобрил курс на развитие партизанского движения в регионе и направил «Поздравительное послание майору Че Геваре», провозгласив его «почетным гражданином нашей обшей родины — Латинской Америки». В этом документе конференция не только солидаризировалась с партизанским движением в Боливии, но и полностью одобряла идею Че Гевары о создании на континенте «нескольких Вьетнамов», способных превратить континент в «могилу империализма США».
Конференцию ОЛАС широко освещали СМИ всех латиноамериканских стран. Вашингтон рвал и метал по поводу ее резолюций, призывавших последовать примеру Че в масштабах всего континента. ОАГ созвала немедленно свою конференцию, которую президент Баррьентос истерично призывал к интервенции против Кубы.
Поэтому, добивая раненого Че Гевару, его противники стреляли не только в кубинского команданте, они стреляли в ОЛАС, Кубу, во всех и вся, что мешает им сохранять выгодное и комфортное «статус-кво» в Латинской Америке.