Че Гевара. Последний романтик революции

Глава 10 ЭХО ВЫСТРЕЛОВ В ИГЕРЕ

Любой выстрел имеет эхо. Имели его и девять выстрелов, оборвавших жизнь «героического партизана». Раскатистым эхом отозвались они не только в сердцах, но и в делах его последователей и сподвижников на континенте. Мы расскажем здесь о некоторых из них и не обо всех странах, где развивалась в той или иной форме освободительная борьба. Нам хотелось бы показать общую картину этой борьбы в регионе, чтобы читатель мог убедиться, что дело Че не было авантюрой одиночки, ни тем более блажью фанатика. Поэтому мы возьмем более широкий временной ракурс, нежели годы, непосредственно граничащие с пребыванием Гевары в Боливии.

Победа Кубинской революции явилась мощным побудительным фактором в движении народов Латинской Америки за укрепление национального суверенитета, завоевание экономической самостоятельности. Так, антиимпериалистические силы Бразилии создали осенью 1961 года Фронт национального освобождения, который выступил за проведение глубокой аграрной реформы, национализацию иностранных компаний, ограничение перевода прибылей за границу. В том же году было создано Движение за национальное освобождение в Мексике и Революционный патриотический фронт в Гватемале. После Второй мировой войны во многих странах региона наметился подъем рабочего движения, начали пробуждаться к активной политической жизни трудящиеся массы деревни. Возросла активность прогрессивной интеллигенции, студенчества, служащих. Часть студенчества, молодежи, стремясь форсировать революционные процессы, механически пыталась применить опыт Кубинской революции к условиям других латиноамериканских стран, создавала партизанские отряды.

Подвижническая деятельность, идеи Че Гевары имели заметные отзвуки в целом среди молодежи, особенно в студенческой среде. Кратко скажем о причинах данного явления на континенте.

Латиноамериканское студенчество, начиная с выступлений за Университетскую реформу (1918 г.), традиционно являлось наиболее политизированной частью общества.

Общая экономическая слаборазвитость стран Латинской Америки не позволяла выделять хотя бы минимально необходимые средства высшим учебным заведениям (Прим. авт.: Посетивший Аргентину американский сенатор Роберт Кеннеди, брат президента США, с удивлением восклицал в своем выступлении после поездки: «В Буэнос-Айресе, на лучшем медицинском факультете Латинской Америки, только один микроскоп приходится на 40 студентов!»[355]. Кстати сказать, это тот самый факультет, который окончил Э. Гевара.) Трудноразрешимым вопросом перед латиноамериканскими студентами оставалось трудоустройство по окончании вуза. Если раньше, в начале XX века, большинство студентов могли считать свою миссию законченной (тогда, как правило, университет оканчивали представители привилегированных сословий), заказав новую визитную карточку со словом «доктор», то сегодняшним питомцам вузов, выходцам, как правило, из средних слоев, нужны большие средства для «раскрутки» собственного дела.

Студенты как наиболее просвещенная часть (особенно в латиноамериканских обществах) молодежи хорошо видит антинациональную политику правительств своих стран, зачастую ведущую к еще большей зависимости от иностранных монополий. В 60-е г. XX века, в том числе и под влиянием событий на Кубе, а затем и в Боливии, усиливаются антиимпериалистические настроения студенчества Латинской Америки. Это выражается в акциях солидарности с Кубой, Вьетнамом, в протесте против американского проникновения на континент в целом и в вузы в частности. Идеологическое проникновение в латиноамериканские университеты осуществлялось уже тогда при помощи самых разнообразных каналов и средств. Важное место в нем занимал обмен студентами и преподавателями. В рамках такого обмена, например, в университет г. Консепсион (Чили) в 1968 году прибыл американский чиновник В. Розендхолл, в задачи которого входило консультировать ректорат по политическим вопросам. «Консультант» сразу же поставил перед ректором жесткое условие предоставления американской помощи этому вузу — покончить со студенческими выступлениями в нем. Важным средством отвлечения латиноамериканской молодежи от внутренних проблем был призван стать и пресловутый «корпус мира», а также проведение так называемых социологических исследований (проекты «Камелот», Колония», «Симпатико» и др.). Авторы одного из них — «Камелот» вынуждены были признать, что оно было направлено на разработку методов по изучению возможностей внутренней войны в Чили и участия в ней молодежи. Не случайно чилийский конгресс, в том числе и под давлением студенчества, создал комиссию по расследованию деятельности в рамках проекта «Камелот».

Указанные причины определили антиимпериалистическую направленность латиноамериканского молодежного движения. В конце 60-х г. она все более находит прямое выражение в демонстрациях, форумах, где звучат призывы в поддержку идей Гевары, где можно видеть его портреты и плакаты с его словами и высказываниями.

Именно в такой обстановке прошла в октябре 1969 года в Боготе встреча молодежи Латинской Америки, посвященная второй годовщине со дня гибели «героического партизана». Делегаты от 45 организаций из 13 стран обеих Америк, представляющие различные течения (повестку дня одобрили 67 национальных организаций 17 стран), единодушно приняли резолюции, призывающие к борьбе за демократические свободы, освобождение политзаключенных, к солидарности и единству действий молодежи против империализма.

За год до этого в Мексике прошли не менее значительные события.

Огромная студенческая демонстрация, на проведение которой было получено разрешение властей, направлялась по одной из центральных улиц мексиканской столицы в сторону президентского дворца. Ей преградили путь полицейские кордоны. Внезапно появившиеся агенты в штатском, дабы изобразить «бесчинства студентов», начали бить стекла в витринах магазинов и переворачивать припаркованные автомобили. Полиция открыла огонь по демонстрантам, стала рвать плакаты, портреты мексиканских национальных героев, а также Че Гевары. Несколько человек было убито, многие ранены.

Через несколько дней стотысячная демонстрация во главе с ректором университета направилась к президентскому дворцу, чтобы выразить протест против кровавой расправы, учиненной властями над студентами. И снова никаких результатов.

Вслед за университетом поднялся Политехнический институт, расправа с которым была еще более жестокой. Вот как описывал эти события их участник, молодой преподаватель этого вуза:

«На четвертом этаже одного из жилых домов в лоджии была устроена трибуна. Около дома нас собралось тысяч десять... Прилетел вертолет, с него были пущены по зданию ракеты. По собравшимся на площади стреляли из пулеметов, расположенных на крышах соседних домов. Несколько зарядов было выпущено из базуки по импровизированной трибуне. Спастись можно было только в узких проходах между домами. Кинулись туда, кто падал, того затаптывали насмерть обезумевшие бегущие. Раненых и пленных гренадеры (военизированные части жандармерии. — Ю.Г.) согнали в ров и расстреливали сверху. Оставшихся в живых из находившихся на трибуне заставили подняться на крышу, раздеться донага, пролежать до рассвета, не шевелясь, под дулами автоматов. Арестовано было свыше четырех тысяч человек...»[356].

(Прим. авт.: Быть может после таких свидетельств обвинители Че Гевары в «ультрареволюционности» поумерят свой «либеральный пыл»!)

В связи с кризисом политики «Союза ради прогресса» правящие круги США провозгласили «жесткий курс» в отношении стран Латинской Америки. В 1965 году, в нарушение устава ООН, они осуществили открытую вооруженную интервенцию, чтобы воспрепятствовать победе народного восстания в Доминиканской Республике. Соединенные Штаты стали перестраивать вооруженные силы латиноамериканских стран, создавая, в частности, «противопартизанские» соединения, широко пропагандируя доктрины «внутреннего фронта» и «противопартизанской войны».

Несмотря на указанные меры, к концу 60-х годов революционные, антиимпериалистические процессы приобретали все большую глубину и размах, обогащаясь новыми чертами. В частности, возникло прогрессивное течение в вооруженных силах. Этому способствовала демократизация офицерского состава, ряды которого стали пополняться выходцами из трудовых средних слоев населения. Военные начали понимать (хотя, конечно, далеко не все) неблаговидность своего участия в так называемых антипартизанских действиях. Патриотически настроенные военные в октябре 1968 года пришли к власти сразу в двух странах — в Панаме и в Перу. Причем если в первой из них руководство страной во главе с генералом О. Торрихосом смогло приступить к проведению прогрессивных реформ только через два года, после смещения ряда реакционно настроенных членов военной хунты, то в Перу революционное правительство вооруженных сил под руководством генерала X. Веласко Альварадо сразу начало проводить глубокие антиимпериалистические преобразования в соответствии с разработанным им планом «Инка», рассчитанным на 20 лет. Партизанское движение, охватившее в середине 60-х годов часть Косты (тихоокеанское побережье) и почти все горные районы перуанских Анд, вскоре пошло на убыль. (Прим. авт.: Мне довелось работать в Перу именно в эти годы. Как-то генерал Веласко рассказывал нам с послом Ю.В. Лебедевым, что он сам — выходец из бедной метисской семьи, будучи молодым лейтенантом, был послан бороться с местными партизанами. Оказавшись в забытых богом районах Амазонии, он не только познал убогую жизнь тамошнего населения, но и проникся уважением к самоотверженным партизанам. С годами он пришел к убеждению, что правители должны покончить не с партизанами, а с условиями, которые их порождают.)

Правда, после передачи власти в Перу гражданским кругам (1980 г.) начался заметный отход от реформ и восстановление позиций в стране транснациональных корпораций.

События в Перу, а ранее в Боливии не прошли бесследно и для родины самого Че — Аргентины. Хотя там, в силу многих причин, не возник подлинный партизанский «очаг» (на что рассчитывал и Гевара). И все же правящие круги стали занимать менее откровенно проамериканскую позицию. Вопреки планам Пентагона, правительство генерала Лануссе, например, высказалось за сотрудничество с Перу и Чили (несмотря на то, что в обеих странах осуществлялись антиимпериалистические преобразования) на основе взаимного невмешательства и уважения суверенитета.

Важные процессы происходили и в латиноамериканской католической церкви (охватывающей около 35% католиков мира). Среди священнослужителей возникли левые течения, представители которых выступали за радикальные социальные преобразования, за освобождение от иностранной зависимости. Наиболее ярким примером в этом отношении явился колумбийский священник Камило Торрес Рестрепо (1929— 1966), ставший национальным героем колумбийского народа. В 1965 году он выдвинул идею создания единого фронта всех левых сил для осуществления глубоких демократических преобразований в Колумбии. За свои политические убеждения он был уволен с университетской кафедры и лишен сана священника. Разочаровавшись в возможности мирного преобразования страны, К. Торрес в 1966 году вступил в партизанский отряд и вскоре был убит в стычке с армейским подразделением.

Коль скоро мы заговорили о Колумбии, расскажем о действиях партизан в этой стране. В ответ на развязанный властями террор (вооруженные банды латифундистов сжигали деревни, отбирали у крестьян землю, убивали их, громили организации трудящихся) в 1949 году компартия выдвинула лозунг самообороны крестьянских масс. В восточных районах страны стали возникать вооруженные крестьянские отряды. (Прим. авт.: В указанном году я, студент МГИМО, уже слышал об этом, так как начал заниматься проблемами Латинской Америки. Прошло более полувека, а партизанское движение в Колумбии только начинает затухать. Уже работая в этой стране, я познакомился с одной из партизанских групп, о чем я расскажу ниже.) К середине 1953 года часть партизанских отрядов, поверив обещаниям правительства, сложила оружие. А через десять лет правительству удалось локализовать деятельность остальных партизанских отрядов.

Однако провал программы «Союза ради прогресса» и ухудшение конъюнктуры мирового рынка привели к тому, что сильно замедлилось социально-экономическое развитие Колумбии. Обстановка в стране накалилась. Под влиянием информации о деятельности отряда Че Гевары в Боливии вновь усилилась вооруженная борьба крестьян (партизан) за землю. В политическую борьбу включилась часть католических священников, как мы уже рассказывали выше. Правительством был принят закон об «осадном положении».

Пришедший к власти президент Турбай Айала, как и его предшественники, безуспешно пытался покончить с партизанским движением. В 1979 году им принимается так называемый статус безопасности, который фактически узаконил «осадное положение» и усилил репрессии против трудящихся. Но к действовавшим в сельской местности партизанам добавились городские повстанческие организации. Одна из них, «Движение 19 апреля» (сокращенно — «М-19»), действовавшая наиболее смело и решительно, руководилась выходцами из колумбийского комсомола, позднее порвавшими с компартией по тактическим соображениям. Именно с ней мне довелось «познакомиться» в Колумбии.

(Прим. авт.: В силу сложного внутриполитического положения в стране приемы в диппредставительствах, аккредитованных в Боготе, как правило, устраивались в дневное время. В 1980 году посол Доминиканской Республики, с которой СССР имел дипломатические отношения, тоже проводил прием в честь национального праздника своей страны днем, в здании посольства. Это был довольно большой двухэтажный особняк, расположенный в весьма безлюдном квартале колумбийской столицы. Перед зданием простирался обширный пустырь, на котором местные любители футбола часто гоняли мяч. Играли там и в день приема...

Через некоторое время после его начала «футболисты» с сумками через плечо направились к посольству. Стоявшему у входа полицейскому они сказали, что являются техперсоналом представительства и хотят пройти в подсобное помещение, чтобы там переодеться. Войдя в здание, «спортсмены» выхватили из сумок автоматы. Стреляя в потолок, они объявили собравшимся, что те захвачены бойцами «М-19».

От правительства партизаны потребовали освободить из тюрьмы их товарищей, большую сумму денег и самолет для своего вылета с территории Колумбии. Пока почти месяц велись переговоры, заложники, среди которых были послы США, Франции, Ватикана, Мексики и других государств, пребывали в здании посольства под охраной партизан. Кризис удалось преодолеть благодаря посредничеству Фиделя Кастро, предоставившего самолет, который вывез повстанцев на Кубу, и выдержке президента Турбая, не согласившегося с генералитетом, толкавшим его на вооруженный вариант освобождения заложников.)

Не удалось окончательно «усмирить» страну и правящим кругам Боливии. Да и в них самих не было единогласия. Совершивший государственный переворот, командующий армией А. Овандо не только заявил о солидарности с прогрессивными военными в Перу, но и национализировал американскую нефтяную компанию «Боливиэн галф ойл» и установил контроль за экспортом сырья. Правительство Боливии подписало торговое соглашение с СССР. Став президентом страны, генерал Овандо даже пытался возложить всю ответственность за гибель Че Гевары на генерала Баррьентоса, к тому времени погибшего в авиационной катастрофе в апреле 1969 года. Овандо утверждал, что он при обсуждении в правительстве судьбы Гевары выступал против убийства партизанского командира.

Поведение Овандо вызвало резкую реакцию правящих кругов США. В документах сената он был назван «оппортунистом без политических убеждений». Боливийское правительство ответило на эти выпады устами своего министра информации А. Бэйли. Его заявление было крайне резким и выдержано в открыто антиамериканском духе.

Но самое интересное было то, что новый президент заговорил о позитивном вкладе Че в развитие боливийской революции. «Гевара, — сказал он как-то журналистам, — боролся другими средствами за идеал великой латиноамериканской родины, за который боремся и мы». Все эти действия генерала снискали ему врагов не только в Штатах, но и в собственной стране, особенно среди офицеров, принимавших непосредственное участие в карательных акциях против партизан. 6 октября 1970 года генерал Овандо был лишен президентского кресла. (Прим. авт.: В 1971 году правительство прогрессивно настроенного генерала Хуана Хосе Торреса возбудило против А. Овандо дело по обвинению в убийстве Баррьентоса путем организации упомянутой авиакатастрофы. Но суд над генералом не состоялся, так как Овандо, находившийся в то время в Испании, вернуться в Боливию и предстать перед судом отказался.)

Пришедший к власти в октябре 1970 года генерал Торрес выдвинул прогрессивную программу социальных преобразований в Боливии, поддержанную шахтерами и крестьянами. Он восстановил демократические свободы, освободил политических заключенных, в том числе и Р. Дебре. В команде Торреса активную роль играл полковник Рубен Санчес, который, будучи майором, был взят в плен партизанами Че, а затем отпущен ими на свободу.

Торрес не смог удержаться у власти (он был свергнут в августе 1971 года). Раздробленные демократические силы Боливии, в том числе и компартия, были не в состоянии оказать действенное сопротивление реакции. (Прим. авт.: Это тоже сознавал Че Гевара, когда начинал свою деятельность в Боливии. Именно поэтому не принимал он всерьез и самоуверенные заявлении боливийского генсека Марио Монхе.)

После поражения группы Инти Передо в Ла-Пасе появился новый партизанский отряд. Под видом инструкторов по ликвидации неграмотности партизаны посещают министра просвещения и получают от него материальную поддержку своей «просветительской» деятельности — 2 грузовика и «джип». На них они в составе 75 человек отбывают в сельскую местность (в группе были студенты, рабочие и крестьяне), где совершают нападение на одну американскую компанию. Захваченные специалисты компании (их было двое) позднее обмениваются на 10 политзаключенных. Партизаны в конечном счете тоже потерпели поражение, но сумели вновь взбудоражить «уснувшую» было страну.

В результате действия подобных отрядов у простых боливийцев складывалось четкое убеждение в важности партизанской тактики в освободительной борьбе. Поражения и неудачи отдельных групп они склонны были чаще всего относить на счет недостаточного опыта и отсутствия должных организаторских способностей у их командиров. При этом именно как положительный пример приводился партизанский талант Гевары (причем даже после его гибели). Расскажем об одном любопытном случае.

В одном из партизанских отрядов, о которых мы говорим выше, боец, прихватив на пропитание пару банок консервов, покинул его и уехал домой. Он был найден и расстрелян партизанами как дезертир. Его вдова Татьяна Вальдивиа опубликовала в местной прессе свое открытое письмо по этому поводу. Вот что она писала в нем, обращаясь к командиру отряда:

«Я уверена, что если бы этой группой руководил Че, сложилась бы другая ситуация... Начиная партизанские действия, вы даже не ознакомились с написанной им книгой, в которой он ясно показывает, кто подходит, чтобы стать настоящим борцом, а кто интеллектуальным. Из сказанного следует, что провал этой второй битвы обязан плохой организации и неспособности командиров, хотя те призваны вникать в малейшую деталь, дабы избежать столь пагубных финалов, как упомянутый провал, который потряс весь боливийский народ и который имел место не только из-за неслыханных преступлений, совершенных военными»[357].

Кратко расскажем о ситуации и в другой латиноамериканской стране — Никарагуа. Там под влиянием победоносной революции на Кубе усилилась борьба против диктатуры Сомосы и господства американских монополий. Возникший в 1961 году Сандинистский (по имени национального героя Сандино. — Ю.Г.) фронт национального освобождения организовал в стране партизанское движение. В 1975 году были отменены конституционные гарантии, введено «осадное положение», создана сеть концлагерей.

В сентябре 1978 года в Никарагуа началось всенародное восстание. Отряды повстанцев овладели большей частью страны. 17 июля 1979 года диктаторский режим Сомосы был свергнут. Сандинисты, согласно их заявлениям, стали осуществлять народную, демократическую, антиимпериалистическую революцию. Под контроль государства были поставлены частные банки, внешняя торговля, иностранные капиталовложения. Государству были переданы природные ресурсы, начала осуществляться аграрная реформа. Руководители Фронта восстановили дипотношения с Кубой и не раз подчеркивали, что они — продолжатели дела легендарного Че Гевары.

Наконец, несколько слов о другой центральноамериканской стране — Гватемале, где молодой тогда Эрнесто Гевара принимал активное участие в защите революционных преобразований (см. в главе «Истоки») 1944—1954 гг.

Контрреволюционный переворот в июне 1954 года вновь привел к установлению господства крайне правых сил и восстановлению привилегий американских монополий. После поражения вооруженного народного восстания 1960 года были сформированы Повстанческие вооруженные силы, которые явились одной из политических сил, заставивших правительство диктатора Перальты пойти на проведение президентских выборов в стране. Победивший на них лидер так называемой Революционной партии Мендес осуществил ряд демократических мероприятий, объявил амнистию политическим заключенным. Однако позднее под давлением реакции его правительство резко изменило политический курс. Для подавления демократического движения начали создаваться террористические организации («Мано бланка», «Эскадрон смерти» и др.). В ответ усилились действия партизан.

Думается, приведенные примеры наглядно свидетельствуют о том, что боливийская «акция» Че Гевары логично вписывается в общий контекст социально-экономической и политической обстановки на континенте в середине XX века. Более того, кровь Гевары и его партизан, равно как и кровь их многочисленных предшественников в освободительной борьбе, не пролилась даром.

Смерть Че Гевары, помимо расширения партизанских действий его сторонниками в ряде стран континента, имела и другие отголоски. Она вызвала волну гнева среди широких слоев населения в странах Латинской Америки, даже среди ряда официальных лиц. Президент сената Чили Сальвадор Альенде выступил в этой палате чилийского парламента с большой речью в память о легендарном революционере.

Будущему президенту Чили хотелось как-то еще отдать свой долг латиноамериканскому патриоту Геваре и его товарищам. Поэтому, когда на чилийской территории оказались оставшиеся в живых два партизана из отряда Че (мы писали, что им удалось перейти боливийско-чилийскую границу), именно Альенде вытащил их из местной тюрьмы, получил для них через посольство Франции транзитную визу, сопроводил в полете до острова Пасхи, а затем до Гаити, где посадил соратников Че на самолет, летевший в Париж. Оттуда, как вы знаете, они благополучно добрались до родной Гаваны.

Чилийские реакционеры были в бешенстве. Они потребовали от Альенде подать в отставку с поста председателя верхней палаты, а сенатор от демохристиан Томас Пабло даже ехидно спросил у Сальвадора на заседании сената, почему тот не сражался вместе с партизанами.

Альенде принял вызов и стал защищать свое право на солидарность с борцами-антиимпериалистами Латинской Америки. В своем письме редактору правой чилийской газеты «Эль Меркурио» он напомнил, что реакционеры никогда не сдерживали себя в своей солидарности с агрессивными акциями правительства США, которое направляло карательные экспедиции в Доминиканскую Республику, вмешивалось во внутренние дела Бразилии и пыталось сформировать межамериканскую армию для подавления освободительного движения на континенте.

Но правые круги не унимались. Их окрыляло поражение отряда Гевары. Серхио Онофре Харпа, глава так называемой Национальной партии, обвинял президента Чили Э. Фрея в недостатке «твердости» и в том, что он якобы открывал путь «коммунистической диктатуре». Попыталась взять реванш после упомянутого выше письма Альенде и газета «Эль Меркурио». В разгар предвыборной кампании в Чили в 1970 году, в которой Альенде выступал в качестве кандидата от блока «Народное единство», газета опубликовала такой фотомонтаж. У въезда в президентский дворец Ла Монеда стоит танк с надписью «СССР». Под монтажом текстовка: «Правительство тех, кому покровительствует коммунизм, открывает двери Чили таким танкам, которые смело раздавят самое священное, что мы имеем, — свободу». А один бульварный журнальчик, уже после победы Альенде на выборах, поместил рисунок, представляя читателям воображаемое заседание «первого марксистского кабинета Чили»: за круглым столом, помимо самого Альенде, сидят министры-коммунисты, «присланный Кремлем советник» и... Эрнесто Че Гевара. Действительно, этот «призрак беспощадный» не давал спать сильным мира сего!

И все же, как бы ни старались противники Гевары, простые люди, каждый по-своему, выражали свое глубокое сочувствие к тому, кто столь бескорыстно боролся за лучшую жизнь для них. К школе в Игере, где был убит партизан, ежедневно приходили крестьяне и клали на порог полевые цветы. Одна старушка сказала журналисту, поинтересовавшемуся, для кого эти цветы: «Я их принесла святому, Сан Эрнесто де ла Игера».

Через неделю после смерти Че боливийский священник Хавиер Арцуага в соседнем с Игерой городе отслужил в храме «Лас Насареньяс» литургию в память о погибшем партизане.

В небольшом перуанском городке Ламбайеке футбольные команды вышли на матч в сороковой день со дня гибели Эрнесто Гевары с черными повязками на рукавах и с большим его портретом.

В Буэнос-Айресе с разрешения властей (!) в одном из центральных художественных салонов экспонировалась выставка работ, посвященных легендарному соотечественнику. В целом, по сравнению с другими странами континента, реакция на гибель Гевары была не столь очевидной.

Но вот прошли годы, с той поры выросло новое поколение земляков Эрнесто Гевары, и он стал на своей родине в особом почете. И если б только шла речь о простых людях, было бы еще как-то объяснимо: в последние 10—15 лет социально-экономическая ситуация в стране заметно ухудшилась. Но почести латиноамериканскому патриоту оказывают теперь и в правящих кругax Аргентины.

За последние годы в стране были открыты три музея Э. Гевары, в г. Флорес одна из площадей названа его именем, выпущена почтовая марка с его изображением. Че Гевара был провозглашен Почетным гражданином г. Росарио (Аргентина), где он родился 14 июня 1928 года.

Далеко не однозначной была реакция латиноамериканской прессы. В 1973 году в Национальной библиотеке Перу мне показали подборку опубликованных в ней материалов, посвященных гибели Эрнесто Че Гевары. Я просмотрел публикации только за одну неделю после смерти Че.

Первое, что бросилось в глаза, когда я знакомился с этими публикациями (при том, что в досье практически отсутствуют материалы из откровенно левой, коммунистической печати!), — это нескрываемое уважение к Че как латиноамериканскому патриоту.

Вот мексиканская «Эксельсиор». Оговорившись, что не согласна с идеями «этого апостола насилия», она призывает соотечественников склониться перед его «благородным и щедрым образом и попрощаться словами поэта: «Прощай навечно, брат мой... С Богом!»[358]. А ее «коллега по цеху» «Новедадес» отмечала, что даже «враги Че признают, что он боролся за дело, за которое боролись и должны были бороться остальные латиноамериканцы»[359].

Другая мексиканская газета — «Эль Сольдо Мехико» опубликовала статью Б. Понсе «Че Гевара», в которой говорилось: «Э. Гевара умер в согласии со своими идеями. В этом фундаментальном аспекте человеческих качеств он заслуживает уважения, даже если бы его дело было ошибочным»[360].

Колумбийская «Ла Република» в редакционной статье «Реквием по одному павшему» писала: «Мы придерживаемся тоже освободительных идей, но без насилия, без крови, без противостояний... И все же Че сумел умереть достойно, опираясь на несгибаемую волю, которую он, говоря его словами, укреплял, даже когда ноги не слушались и легкие не вбирали воздух. Не разделяя его идей, мы утверждаем, что так не говорит ни один преступник, каковым иногда его пытаются изобразить. Так может говорить только настоящий человек!

В конечном счете — Бог ему судья. И даже при этом было бы более чем смело утверждать, что ему непременно уготован ад. И на Голгофе имело место раскаяние, в ответ на которое Христос сказал: «Сегодня со мной вознесешься на небо»[361].

Некоторые издания идут дальше признания личных качеств Эрнесто Гевары — его воли, мужества, верности идеалам. Они признают необходимость и важность самого дела патриота.

«На нашем антикоммунистически настроенном континенте нам нужна дюжина таких, как Че Гевара, взамен «нафталиновых теоретиков», любой из которых может исчезнуть, и ни один сухой листок не шевельнется на дереве. Че Гевары нужны нам не для триумфа коммунистических идей, а чтобы победить в борьбе с голодом, нищетой, болезнями и неграмотностью»[362], — утверждала одна из провинциальных мексиканских газет.

«Связь между партизанской войной и слаборазвитостью латиноамериканских стран настолько очевидна, что было бы излишним об этом говорить», — подчеркивает крупнейшая правая аргентинская газета «Кларин»[363], говоря о гибели Э. Гевары.

Уже цитировавшаяся нами мексиканская «Эксельсиор» даже при всем своем неприятии насилия отмечает, что можно даже говорить об известной пользе насилия. «Ибо перспектива связанных с ним разрушений и потерь пробуждает ответственность за своевременные и необходимые преобразования в странах региона». И добавляет, что речь идет не только о трансформации анахроничных структур, но и о создании новых, более эффективных, на службе у всего народа... А пока было бы ошибочным утверждать, что в Латинской Америке мы достигли всеобщего уважения к человеческой личности и к ее проявлениям в экономической, культурной, духовной и политической областях. Поэтому нельзя ожидать, что с поражением геррильи наступят мир и спокойствие. Порядок может устанавливаться только путем справедливости...»[364].

По существу, те же мысли высказывала сальвадорская «Ла Пренса Графика»: «Опыт Гевары показал, что есть только один способ покончить с «возмутителями спокойствия» — решить социально-экономические проблемы, улучшить условия жизни народа в целом»[365].

Некоторые материалы звучали как упрек Геваре, но опять же не за его стремление освободить континент от бедности, слаборазвитости и пут иностранной зависимости, а в отношении частных моментов (некоторых просчетов, ошибок в тактике, чрезмерных или «утопических» надежд).

Наиболее резко на общем фоне подобных критических замечаний прозвучали слова боливийского министра Рикардо Анайи, опубликованные газетой «Пресенсиа»: «Че Гевара пал жертвой, не найдя себе места в истории, а также из-за своего фантастического воображения. Это была личность, не сумевшая постичь разницу между утопической революцией и революцией, предопределенной объективными и субъективными условиями данного момента»[366]. (Прим. авт.: При чтении этих слов Анайи мне на память пришло высказывание испанского публициста Э. Сальгадо, далеко не адепта Че: «Ничего авантюрного не было в приезде Че в Боливию после выполнения им лишь части той миссии, которую он возложил на себя в жизни. Он знает, кто он, куда идет и на что надеется...»)[367].

Мексиканская газета «Эль Универсал» опубликовала статью А. Альфонсо «Поражение партизан в Латинской Америке», в которой автор писал: «Жаль, что латиноамериканские коммунисты не вняли предупреждению французского марксиста Г. Эдме, писавшего в своем эссе «Угасающая революция», что партизанская война, которую вел Кастро на Кубе, не получит успешного развития ни в какой другой стране Латинской Америки. Финал и смерть Че подтверждают этот тезис Эдме. Р. Дебре тоже не мог убедиться в правильности своих заключений, сделанных в книге «Революция в Революции»[368]. И, как бы отвечая на эти упреки, соотечественники А. Альфонсо пишут в газете «Эксельсиор»: «Похоже, что Че понял, что столь прагматичная на первый взгляд коммунистическая доктрина тоже нуждается в красивой легенде, мифе»[369].

В некоторых публикациях просматриваются попытки увязать «боливийскую миссию» Че с Кубой, его отношениями с Ф. Кастро. Так, X. Очоа в статье «Каковы причины «самоубийства» Че Гевары?», опубликованной в мексиканской «Новедадес»[370], обращает внимание читателей на такие моменты, как, говоря его словами, «провал Гевары в министерстве промышленности, ошибочная позиция в споре СССР и Китая по вопросу о вооруженной борьбе». X. Очоа не преминул даже сослаться на вырванные им из контекста известные слова Гевары из его письма Фиделю: «...единственно, что мне жаль, что не доверял тебе с самого начала» (но ни Фидель, ни сам Эрнесто, как видно из фактов, не придавали значения этим словам, как это делает мексиканский журналист. — Ю.Г.).

Прочитав эту статью, я был готов поспорить с автором, но после его еще одного «убийственного» довода такое желание у меня просто пропало. Думаю, что читатель поймет, почему. Вот этот пассаж.

Выступая как-то по телевидению в присутствии Гевары и отмечая первые достижения кубинской промышленности, Ф. Кастро сообщил, что на Кубе уже производится «собственная «кока-кола», как в США». На что всегда ироничный Че весьма самокритично (он был тогда министром промышленности) заметил: «Нам только осталось устранить из нее («кока-колы». — Ю.Г.) запах ржавой гайки»(!) X. Очоа вообразил, что подобная шутка могла испортить дружеские отношения двух лидеров. Мне его жаль...

Не выдерживает критики и другой его «довод»: дескать, Гевара знал о своем близком конце из-за неизлечимой астмы и не хотел умереть за рабочим столом (заметим только, что и на Кубе есть много других привлекательных мест помимо «рабочего стола»! — Ю.Г).

Более категорична в своих выводах чилийская «Эль Сур»: «Без прямого руководства и участия людей, прибывших непосредственно с Кубы, партизанские акции не смогли бы распространиться в Боливии»[371].

Обращает на себя внимание вывод венесуэльского политолога М. Бальмаседы, который, рассматривая причины поражения Гевары, отмечает в статье в газете «Эль Мундо»[372], что Че не принял во внимание обстоятельство, что в Боливии 85% занятых в сельском хозяйстве были не безземельные крестьяне, а собственники земли (добавим: в отличие от Кубы, где последних было только около 10%, а остальные составляли сельский пролетариат. — Ю.Г.).

На недостаточно ясные представления у Э. Гевары о боливийском крестьянстве указывает и «Эль Сур». В частности, на то, что партизанам пришлось иметь дело не с индейцами-кечуа, а в основном с амазонскими, еще более отсталыми представителями индейской расы. Правда, заметим, что Гевара и сам отмечал это обстоятельство в своем Дневнике.

В рассматриваемом библиотечном досье встретились мне и неприкрытые (но чаще завуалированные) упреки некоторым латиноамериканским коммунистам, марксистам-теоретикам, проявлявшим, по мнению авторов статей, недостаточную активность в освободительной борьбе латиноамериканских народов. Характерным в этом отношении было следующее высказывание в мексиканской «Эль Соль»: «Пример Че Гевары всегда будет служить упреком в адрес салонных марксистов, для которых характерен политический оппортунизм, жизнь ленивых буржуа... Сколько таких у нас в Мехико!»[373].

И наконец, хотелось бы привести еще один, весьма любопытный и, как нам кажется, показательный пример. В Нью-Йорке в те годы издавалась газета «Эль Тиемпо» («Время». — Ю.Г.) на испанском языке, среди ее спонсоров было много и кубинских эмигрантов «последней волны». 13 октября 1967 года газета поместила редакционную статью, в которой говорилось, что «газетчики снимают шляпу в связи с гибелью легендарного партизана»[374].

Думается, что выступления в Латинской Америке различных партизанских отрядов во второй половине XX века наложили известный отпечаток и на поведение правящих кругов в странах этого континента. В частности, в последние годы там все чаще начинают раздаваться голоса протеста против имперской политики США. И не только на улице. Уже совсем недавно, в начале 2004 года, возник весьма серьезный аргентино-американский конфликт из-за упомянутой политики. Помощник государственного секретаря Соединенных Штатов по межамериканским делам Роджер Нориега попытался одернуть аргентинское руководство за его «дружественные» отношения с Кубой. В ответ последовала публичная и весьма резкая реакция Буэнос-Айреса. Глава кабинета министров Альберто Фернандес заявил прессе, что «прошло время автоматической поддержки Аргентиной Соединенных Штатов». А президент страны Нестор Кирхнер, комментируя выходку Нориеги, высказался еще более определенно. «Хватит нам, — сказал он, — быть тем ковриком, об который вытирают ноги. Мы — страна с достоинством!»[375].