ГЛАВА СЕДЬМАЯ МАГНИТОФОН И ПРИНЦ

— Все четко раскладывается, — сказал Юрка после паузы. — Это воры, и очень хитрые воры. Теперь ясно, что ты прав: пацаны, которые меня ограбили, были заодно с мужичком. Кстати, на дневнике, оставшемся в ранце, написан мой полный домашний адрес, так что им и в мосгорсправку обращаться не требовалось… Возможно, перед выездом они набрали наш номер телефона: убедиться что в квартире никого нет. Мы ко времени их звонка уже, конечно, были на крыше. Теперь один из них лишний раз пошел на разведку. Если дома кто-то окажется — он отдаст ранец, сказав, что нашел… Или что отобрал у той шпаны, которая на меня напала… Отдает ранец, смывается и говорит, что дело не выгорело… А если в квартире никого нет — он сигналит взрослым, и они поднимаются и обворовывают нас подчистую… И вид у них такой, что их никто не заподозрит… На новеньких «жигулях», один из них переодет полковником… Люди в гости к друзьям приехали, вот что о них подумают… И когда они вещи будут выносить, никому в голову не придет ничего дурного…

— Ты думаешь, полковник не настоящий? — спросил Ленька.

— Уверен!.. Куда Димка запропастился, почему он медлит?.. Вон, шум лифта все ближе… Ой, смотри!

Из машины выбрался ещё один человек — и стал что-то объяснять военному.

— Не узнаешь? — спросил Юрка.

— Нет, с такого расстояния лица не разберу. Это ты видишь, в бинокль… Кто это?

— Тот мужик, который выскочил из очереди и сказал, что хочет поучаствовать в складчине! Выходит, он тоже сообщник — он вроде «подсадной утки» в очереди был!.. Черт, да где же Димка!

Друзья начали всерьез тревожиться из-за того, что Димка — по непонятной причине — так задержался в квартире. Ведь он сейчас нос к носу столкнется с этим пацаном!.. Впрочем, подумалось Леньке, может, оно и к лучшему. Пацан, увидев, что в квартире кто-то есть, бросит с испугу Юркин ранец и удерет. Ранец вернется к хозяину, ограбление не состоится — все к лучшему… Потому что, если честно, в глубине — в самой глубине — души Ленька до последнего момента не верил, что его догадки обернутся реальностью. И сейчас ему казалось, что они не справятся со своим замыслом поставить ловушку на воров. Лучше бы воров просто спугнуть, и дело с концом…

Но тут появился Димка, весь запыхавшийся, волоча два ранца, буквально на секунду опередив лифт, остановившийся на их этаже.

— Порядок! — свистящим шепотом сообщил он. — Юрка, держи ключи!

— Ты чего так долго?..

— Сейчас, объясню. Давай сперва посмотрим, что этот гаденыш будет делать!

«Гаденыш» — то бишь, парень с Юркиным ранцем — возился с дверью квартиры. Друзья осторожно выглянули в люк и прислушались. Легкое звяканье, легкий скрежет и царапание, потом четкий и аккуратный щелчок — дверь открылась.

— Отмычкой он её взял, отмычкой… — прошептал Димка.

— Т-сс!.. — отозвался Юрка. — Ни звука!..

— Интересно, что взрослые сейчас делают? — прошептал Ленька.

— Понятно, что… — Юрка отполз от люка, чтобы вернуться к краю крыши. — Он им подаст сигнал в окно, что путь свободен, и они тоже поднимутся… он поднес бинокль к глазам. — Точно! Готовятся подниматься!

— А я там… Я задержался, потому что одну штуковину затеял, — сообщил Димка.

— Что за штуковина? — Юрка, надо сказать, поглядел на него с большим подозрением.

— Смотри! Когда я вошел в квартиру, то тут меня и осенило! Я взял твой магнитофон, взял пустую бобину, зарядил, магнитофон приткнул под диван, в самый угол, и включил на запись! Ведь одна сторона сорок пять минут идет так? Значит, если десять или даже пятнадцать минут промотается впустую, пока они будут подниматься в квартиру — все равно запишется достаточно, чтобы была неопровержимая улика!

— Класс! — восхитился Ленька. — Здорово ты догадался!

Но Юрка, похоже, был не так доволен.

— Ты что, с ума сошел?! Воры будут обыскивать каждый уголок и закуток в квартире, в поисках ценностей — представляешь, что будет, если они наткнутся на работающий магнитофон? Сообразив, что попали в ловушку, они что угодно могут отмочить!

Димка растерялся.

— Но выключить магнитофон все равно не получится. Они уже в квартире… В смысле, этот пацан уже в квартире, и остальные сейчас поднимутся…

— Кстати, — спросил Ленька. — Номер их машины виден в бинокль?

— Виден, — ответил Юрка. — 77–68 МКО. Но это ничего не значит. Если у них все чужое — и ранец, и полковничий мундир, и прочее — то и машину могли «позаимствовать». В общем, надо дождаться, когда они поднимутся в квартиру — и за милицией дуть. И надеяться, что они не сбегут в два счета — из-за этого включенного магнитофона.

— Сбегут — задержим, — уверенно, солидно даже, заявил Димка, опять извлекая свой «винчестер».

— Ой!.. — Юрка только рукой махнул.

— Слышите — едут!.. — сказал Ленька.

— Приготовьтесь, ребята, — сказал Юрка. — Долго ждать не будем. Как зайдут — сразу мчимся к соседям в милицию звонить… Ох, и нагорит мне от родителей, ведь все рассказать им придется! — без перехода добавил он.

Лифт остановился на последнем этаже. Друзья слушали, пригнувшись у люка.

— А теперь куда? — это спросил «полковник».

— Вот сюда, — отвечал тот мужичок, который был лучше всего знаком ребятам. — Направо и ещё раз направо.

— И давно у вас эта квартира? — осведомился «полковник».

— Не очень, — ответил мужичок. — Чуть больше года.

Друзья изумленно переглянулись.

— Ребята! — прошептал Юрка. — Что происходит? Кто кого дурит?

— Не наше дело! — грозно ответил Димка. — Пусть милиция разбирается!

— С чем милиция пусть разбирается? — прозвучал над друзьями голос, очень знакомый, и очень неожиданный.

Друзья так и подскочили. Над ними стоял Седой и внимательно, с прищуром, разглядывал их — из-за этого прищура казалось, что он созерцает их чуть насмешливо.

Про Седого — Андрея Волгина, которому тогда было пятнадцать лет рассказано в предыдущей повести. Он вытащил трех друзей из большой лужи, в которую они подсели. «Седым» его прозвали, потому что у него была огромная прядь седых волос — он чуть ли не дошкольником поседел, когда его отец утонул у него на глазах. А ещё его называли «Принцем», особенно девчонки, которые были от него без ума. Он как раз покинул школу, стал работать на Первом Шарикоподшипниковом, точил что-то на слесарном станке, а учился в «вечёрке». То есть, в вечерней школе рабочей молодежи, тогда по Москве и другим городам подобных вечерних школ было довольно много, это сейчас их нет. Седой-Принц говорил, что вечерняя школа намного лучше ПТУ. И вообще, он ведь готовился поступать в офицерское училище, когда возраст подойдет… На мысль поступать в офицерское училище навел его тот майор, который взял его под свое крылышко, во время истории, описанной в «Ноже великого летчика»…

А он действительно был Принцем — Принцем района. Ни с кем не задирался, но разобраться мог с любой шпаной, и вся шпана его побаивалась, потому что всем было известно: Седой не прогнется. Точней, наверное, сказать, что его уважали — и к слову его всегда прислушивались, потому что он был справедлив.

И вот он оказался на крыше… Как и зачем — стало понятно довольно быстро, друзьям только оглянуться стоило. Из-за будки, в которую были заключены машинные дела лифта соседнего подъезда (а может, эти будки на крыше были не будками машинных отделений лифтов, а вентиляционными камерами дома, но друзья были уверены, что из них лифты управляются), выглядывала известная школьная красавица, Таня Боголепова.

Даже если люк соседнего подъезда был тоже заперт — Седому, отличному слесарю, никакой замок не стал бы помехой.

Видимо, они поднялись полюбоваться панорамой всей Москвы — многие влюбленные старшеклассники в то время лазили ради этого на крыши. Подняться в голубятню они не могли — голубятни уже выходили из моды, сходили на нет, и, к тому же, на крыше нового, трехлетней давности, дома, голубятню никто бы не стал возводить. Кроме того, Седой был на удивление равнодушен к голубям. Странно равнодушен, потому что он принадлежал к последнему поколению голубятников, и все его сверстники — и Борька «Бурят», и другие голубей обожали. Водораздел между поколением, увлекающимся голубями, и поколением, которому голуби до лампочки, пролегал как раз между возрастом Седого и возрастом трех друзей — между теми, кому тогда было пятнадцать либо тринадцать лет. Всего два года или год разницы — а увлечения уже пришли совсем другие.

Но это так, отступление к слову (отец и Богатиков почему-то взялись горячо обсуждать проблему любви или равнодушия к голубям, и я понял, что для того времени это была проблема важная, не знаю уж, почему, вот я и упомянул о ней). А суть в том, что Танечка робко выглядывала из-за будки на крыше, а Седой сказал:

— Даете, ребята! Во что вы теперь вдряпались? И что за пушкой размахиваете?

— Тс-с! — сказал Юрка. — Там воры грабят нашу квартиру, и надо бежать за милицией!

— Грабят, говорите? Быстро, рисуйте картинку! — и Седой помахал рукой Тане Боголеповой, мол, подожди пока, тут с ребятами проблему нужно решить.

Устоять перед Седым было невозможно — и друзья умудрились рассказать ему четко и внятно все, что с ними произошло, уложив повествование меньше, чем в десять минут: от похода к валютному магазину до последнего странного вопроса «полковника» на лестничной клетке.

— Ну и ну! — Седой мотнул головой. — Совсем дурные. Нашли с чем связываться, с валютными делами. Эх, почему не нашлось хорошего человека, который вам морды надраил бы перед тем, как вы к «Березке» отправились, чтобы дурь из вас выбить? — и добавил, после легкой паузы. — А милицию вызывать нельзя!

— Почему? — спросил потрясенный Юрка.

— Потому! — ответил Седой. — Вы ситуацию не считали. Во-первых, сами мозгуйте. Валютчики — это люди, которые под смертью ходят. Это люди, которые ради наживы нарушают расстрельную статью, схватываете? А когда человек ради денег собственной жизнью не дорожит, то с чужими жизнями вообще считаться не будет. Таких мальцов, как вы, в два счета придавят, и никакая ваша стрелялка не поможет. И потом… — он примолк на секунду, недовольно хмурясь. — Тут другое, так что за квартиру паниковать не надо. Хорошо, если магнитофон все запишет… Ладно, ждите здесь, первым делом надо твой ранец вызволить.

— Ты в квартиру сунешься?! — изумились друзья.

— Нет, — ответил Седой, — не сунусь. Я… — не окончив фразу, он помахал Тане рукой. — Подожди меня, я скоро!

Она кивнула и уселась ждать. Так и сидела на приступочке у будки, глядя вдаль, не обращая на трех друзей ни малейшего внимания. То есть, настолько не обращая на них внимания, что ребятам сделалось не по себе. Возможно, она застеснялась неожиданных свидетелей её похода с Седым довольно шального для неё похода, при её аккуратности и дисциплинированности. А может, наоборот: она втайне обиделась на эту «мелюзгу», отнявшую у неё Седого. Почему он должен её бросать, чтобы вытаскивать ребят из неприятностей, в которые эти ребята сами влипли? А может, все было совсем просто: и у неё захватило дух при виде великолепной панорамы великого города, и ей думалось, что, как город распахнут перед глазами вдаль и вширь, так и вся жизнь распахнута перед ней, и в этой распахнутой жизни обязательно найдется место Седому, и страшно было лишним словом или движением спугнуть это легкое, почти праздничное настроение…

— Да, — Седой обернулся, уже стоя на ступеньках, наполовину погрузившись в люк. — Пока я буду ранец выручать, кто-то должен полковника пасти. Главное — полковника, хотя и тех двоих упускать нельзя. Сумеете проследить за ними так, чтобы вас не заметили?

— Конечно, сумеем! — заявил Ленька.

— Тогда один пусть остается на крыше, с биноклем, а двое спускаются вниз и стерегут. Я думаю, полковник поедет на машине, а два валютчика пойдут пешком. За ними лучше пойти тебе, — он ткнул пальцем в Леньку. — А ты, — он указал на Димку, — прилипнешь к полковнику. Аккуратно так прилипнешь, без нахальства, но чтобы не потерять. Если поймешь, что теряешь, то задержи его, придумай что-нибудь. Встретимся у вас в квартире, когда все выметутся. И магнитофон прослушаем — авось, что-нибудь запишется.

— По-твоему, они магнитофон не обнаружат? — спросил Юрка.

— Вряд ли обнаружат, — ответил Седой, и стал спускаться вниз, без дальнейших слов.

— Ну?.. — спросил Димка, когда Седой исчез. — Выходит, я прав был, включив твою фиговину?

«Фиговина» у Юрки была замечательной, фантастической по тем временам. Это был ещё не «кассетник», а «бобинник» — первые редкие кассетники вообще казались тогда восьмым чудам света, и одноклассники не всегда верили ребятам, которые рассказывали, что видели у знакомых такой магнитофон, размером с большую книгу — ну, с том Советской Энциклопедии, например — в которую не бобину заправляешь, а вставляешь коробочку-кассету, с пленкой в десять раз тоньше и меньше, чем пленка бобины, и в этой кассете пленка мотается сама… Первый кассетник появился у Юрки только через полтора года (в общем-то, после очередной загранкомандировки его отца, но с этим кассетником интересная история была связана, которую здесь не место рассказывать; можно только сказать, что, по словам Юрки, этот кассетник выбрал ему Высоцкий, когда вместе с его отцом шатался по парижским магазинам; и, поскольку при мне повзрослевший больше чем на четверть века Юрий Дмитриевич Богатиков поклялся отцу и маме, что говорил чистую правду, то, надо понимать, кассетник и впрямь достался ему от Высоцкого — если где-то, ближе к концу этой повести, найдется местечко и вставка получится, я перескажу историю этого кассетника). Но и Юркин «бобинник» был улет. Шведского производства, с потрясающим дизайном, как сказали бы сейчас (в те времена слова «дизайн» почти не знали), все на месте, все ладно и пригнано, звук воспроизводит и пишет — чистейший. Друзья часто разглядывали этот магнитофон просто как разглядывают произведение искусства.

— Прав-то прав, — кивнул Юрка. — Но при этом ты сам не знаешь, почему ты был прав.

— А ты знаешь? — живо спросил Димка.

— И я не знаю, — ответил Юрка. — Седой сказал, происходит что-то очень странное, и ему стоит верить.

— Ребята, но что же происходит, если это не ограбление? — спросил Ленька.

— Седой объяснит, — сказал Юрка. — Происходит что-то такое, что людям хоть немного старше нас понятно в два счета, а мы врубиться не можем.

— А мне надо полковника пасти, — сказал Димка. — Ладно, Седой нам все объяснит, а я пошел ждать возле машины.

Он только хотел спуститься в люк, как хлопнула дверь Юркиной квартиры.

— Тихо! — прошипел Димка, отпрянув назад. — Этот парень выходит, с твоим ранцем.

Парень вышел, что-то насвистывая, вызвал лифт.

— Седой уже спустился! — прошептал Юрка. — Значит, будет ждать его внизу. Интересно, как он догадался, что пацан выметется намного раньше взрослых?

Говоря это, он опять тихо отодвинулся к краю крыши и настроил бинокль.

— Видишь Андрея? — это Таня Боголепова вдруг встала со своей приступочки и подошла к ребятам.

— Пока что нет, — ответил Юрка. — Ага, вот пацан с моим ранцем выходит из подъезда, вот Седой появился, идет следом за ним…

— Дай поглядеть, — сказала Таня.

Юрка, без большой охоты, все-таки дал ей бинокль — отказать было нельзя.

— Вижу, — сказала Таня. — Вижу. Он, по-моему, хочет срезать угол через пустырь… Да, так он и сделал… И с угла забора стройки выскочил на этого парня, как будто навстречу ему шел. Так, прижал его к забору… Он, по-моему, изображает главу местной шпаны, которому понравившийся ранец отнять — раз плюнуть…Ой!

— Что такое? — в один голос спросили друзья.

— Мне показалось, в руке у этого парня что-то сверкнуло. Да, точно. Андрей ему руку выкручивает — и отбирает нож. По-моему… Да, по-моему, он врезал ему хорошенько… Парень отлетел, Андрей сказал ему что-то… Теперь прочь пошел, вместе с ранцем… Парень поднимается, отряхивается, оглядывается по сторонам… Ребята, во что вы Андрея втянули?

— Да этот… эта сволочь отняла у меня ранец, — сказал Юрка. — Мы сами хотели его подстеречь, но, ты ж слышала, Седой сказал чтоб мы не вмешивались.

Таня, опустив бинокль, покачала головой.

— День сияет… Чуть ли не впервые в жизни прогуливаю школу, — без всякой связи с предыдущим сообщила она друзьям.

И опять поднесла бинокль к глазам. Она водила биноклем в разные стороны, пытаясь получше разглядеть самые отдаленные, на линии горизонта, уголки Москвы. О ребятах, похоже, она опять забыла.

— Да, но мне пора спускаться, — спохватился Димка. — А то ещё полковника упущу.

— И мне надо сторожить возле подъезда, — кивнул Ленька. — Юрик, ты тогда общее наблюдение веди. Здесь, на крыше.

— Ладно, — Юрка покосился на Таню, как будто собираясь отобрать у неё бинокль — но отбирать не стал.

Димка и Ленька спустились на Юркин этаж, потом ещё этажом ниже. Там они и вызвали лифт: они побаивались, что, если валютчики и воры (и вообще странные люди, промышляющие не очень понятной уголовщиной) выйдут из квартиры в тот момент, когда они будут ждать лифт, то может возникнуть не очень приятная накладка.

— Как по-твоему, что, все-таки имел в виду Седой? — уже в лифте спросил Димка. — И что происходит?

Ленька пожал плечами.

— Не соображу. Но Седой, он соображает.

Димка вздохнул.

— Соображает, факт. Но что ж это за люди, у которых даже пацаны с ножами ходят?.. Надеюсь, Седой хорошо его разрисовал. А уж я… я этого полковника не упущу, ни за что!

И Димка потрогал пиджак, под которым было спрятано его страшное оружие.

Загрузка...