Человек из телевизора

Глава 6

Хозяином телевизора, через который Черников совершал ходки в 1976 год был Глеб Семенчук. Он долгое время работал водителем, пока пьяным, чуть не попал в аварию. С автобазы его не уволили, но перевели в автослесари. Он не жаловался, продолжал пить и ждал пенсии, чтобы от него отстали все: главный инженер, начальник цеха, бывшая вторая жена, дети от первой жены… Одиночество он почувствовал только сейчас, и для него это было ясно как день — подступила старость. Хуже всего, что он снова стал вспоминать войну, и, просыпаясь ночью после кошмара, он курил, приоткрыв окно, если это было зимой, а летом даже выходил на улицу и сидел на той скамейке, за тем столом, на котором они играли вечером в домино. Он не хотел ночью вспоминать войну, но днем иногда хотел, а вернее все равно думал, вспоминал о ней. Он пил только водку. В холодильнике или в шкафу всегда лежала бутылка. Он никому не писал писем, и было одно желание — забыться. Он не знал таких слов как стресс или депрессия, тем более психиатр. А чтобы расслабится, он знал только одно лекарство — холодную водку.

Двухкомнатная квартира в «сталинке» досталась ему по знакомству. Пришлось, правда, для метража прописать дочку, которая и не собиралась жить с ним. А знакомство было на самом высоком уровне. В 1944 некоторое время он возил начальника политотдела 18-й армии.

Он часто вспоминал, как двадцатилетним лежал под вагоном и крупнокалиберные пули атакующего «мессера» пробивали крышу, пол вагона и в щепки разлетались деревянные шпалы и помнил боль от занозы в плече.

Что помогло не перейти грань трусости-предательства. Может быть, спокойствие пожилого лейтенанта из призывных, возможно воевавшего в гражданскую, который приказал ему собрать оружие у убитых. Сколько он тогда увидел убитых — тридцать — сорок? И чуть задранное платье старшеклассницы, скошенной вместе с высокой травой очередью из крупнокалиберного пулемета.

В 41 ему было 20. Сержантская школа. В 42 в Керчи, в Крыму. Отступление. Дожди. Лежали в окопе, как свиньи в грязи и не было сил, желания вставать, двигаться — пусть убьют. Его вытащил из окопа товарищ, которого он больше не видел. Отступление. Перевернутая повозка с бинтами и простынями. Больные ноги он обмотал бинтами, надел чужие сапоги (какой-то солдат снял с убитого новенькие сапоги и бросил свои разношенные). Потом Семенчук намотал на ноги вдвойне, втройне обмотки из простыней и смог идти. Он на берегу моря. Куда-то шел, и никого не было, и вдруг, увидел, как четверо солдат тащат лодку. Она дырявая. Они все дыры заткнули разорванными белыми простынями, которыми был набит его вещмешок. Не было весел, нашли какие-то палки… Плыли 30 километров. Еще до этого, Семенчук никогда не забудет. Как двое солдат волокли носилки с раненым полковником, извинились — больше не можем. Кругом паники, все куда-то бежали. Полковник увидел знакомого офицера и попросил его застрелить себя. Тот медлил, потом раздалась короткая автоматная очередь…