Человек в коротких штанишках

Дух противоречия

Взрослые любят говорить, что жизнь полосатая, как зебра: полоса белая, полоса черная. После того как Леля разрушила замок, жизнь Аллочки вступила в черную полосу.

В понедельник мама Рита дольше обычного задержалась на работе. Девочка до самой темноты просидела у окна, прислушиваясь к позвякиванию трамвая на соседней улице и к шагам на лестнице. Еще до того как мама Рита вставила ключ в замочную скважину, Алла была в коридоре. Дверь отворилась, мама Рита шагнула вперед, сгибаясь под тяжестью сумки с картошкой, и вдруг услышала замечание дочери:

– Явилась – не запылилась.

– Как ты встречаешь маму, – ужаснулась баба Валя.

– Как встречаю – так встречаю, – независимо ответила девочка.

Ей казалось, что она сказала очень красивое приветствие, складное: «Явилась – не запылилась». Но мама Рита выпрямилась и скучно проговорила:

– Марш в угол.

На другой день в присутствии гостей, которые ее называли Алонькой, Аллочкой, баба Валя попросила:

– Алка, подай мне ножницы.

И внучка ей вдруг ответила:

– Валька, бабка, не подам тебе ножницы.

Все пришли в ужас, а баба Валя обиделась, закрылась в кухне и не вышла оттуда, пока не выкурила подряд три папиросы.

Надо было что-то делать, что-то придумать, помочь девочке поскорее выбраться из черной полосы в белую. Я отправлся на Никитинскую. Алла встретила меня радостно, но глаза были печальные и плечи сутулые больше обычного.

– Ну, как дела? – бодро спросил я.

– Плохо.

Ответила и вздохнула.

– А что случилось?

– Вредничаю.

– И не можешь никак остановиться, да? Зачем ты вредничаешь?

Пожала плечами:

– Не знаю. Баба Валя говорит – «дух противоречия».

– Правильно, – осенило меня, – все дело в том, что в тебе живет Дух Противоречия, в то время, когда он должен жить в старой керосиновой лампе или в бутылке. Неси скорее бутылку.

– Зачем? – удивилась Аллочка. – Дядя Эй, зачем?

– Сейчас увидишь. Мы запрячем твой Дух Противоречия в бутылку и закроем пробкой. Ты же знаешь, что джины и духи живут в бутылках. Помнишь, мы в сказке читали?

Алла кивнула. Она помнила. Но то в сказке. Девочка с недоверием и страхом следила за тем, как баба Валя моет бутылку из-под апельсинового сока и как я подбираю к этой бутылке хорошую пробку.

– Неправда, дядя Эй, не запрячешь, – сказала моя племянница, но в голосе прозвучало сомнение.

– Говори сюда, – подставил я бутылку.

– Чего говорить? О чем?

– Что тебе подсказывает Дух Противоречия, то и говори.

Она склонилась над горлышком и, конфузясь и в то же время немножко побаиваясь того, что должно произойти, быстро повторила несколько раз:

– Вредничаю, вредничаю, вредничаю!

И тут я ловко, так что ни одно «вредничаю» не успело вылететь назад из бутылки, заткнул горлышко пробкой. От дыхания стенки бутылки запотели и стали матовыми.

– Видишь, Дух Противоречия там, – радостно показал я бутылку. – Теперь мы спрячем его в кладовку, и ты будешь всегда хорошей девочкой.

Алла с опаской подержала в руках бутылку. Никаких сомнений не оставалось – Дух Противоречия пойман и сидит на стенках бутылки, накрепко запечатанный пробкой.

Алла притихла, забралась с ногами в кресло и просидела в нем, вежливая, послушная, пока я не ушел.

Но, видимо, я плохо закрыл пробку. К вечеру Дух Противоречия снова оказался на свободе. Мама Рита не разрешила взять балерину с серванта, но руки сами так и тянулись к фарфоровой статуэтке.

– Куда ты полезла, – сказала мама Рита, – отнеси стул на место и не смей никогда брать балерину.

– А я хочу, – заявила дочь.

И, несмотря на запрещение, еще ближе пододвинула стул, взобралась на него и сняла балерину с серванта.

– Придется мне тебя наказать, – вздохнула мама Рита. – Ты становишься просто катастрофически непослушной. Стань в угол.

Стоять в углу без дела было обидно и скучно. Алла подцепила ногтем краешек обоев и стала его потихоньку тянуть на себя.

– Алла, не испытывай наше терпение, – сказала баба Валя, – оставь в покое стену.

– Не оставлю.

– А вот мы сейчас посмотрим – оставишь или нет.

Баба Валя легонько стукнула ее по руке. Но в ответ услышала еще более ожесточенное:

– Хоть убей – не перестану, – и, рванув со всей силой, Алла отодрала от стены большой кусок обоев.

Подошла мама Рита.

– Что она делает, бессовестная. Прекрати сейчас же!

Алла заплакала, но снова потянулась к стене. Мама Рита шлепнула ее и повторила:

– Прекрати!

Девочка заплакала еще сильнее, но руки ее, как бы помимо воли, ухватили неровный край обоев.

– Прекратишь же ты, наконец!

Мама схватила дочь за плечи и потянула к себе. Алла не сопротивлялась, но край обоев не выпустила из рук. Большой кусок оторвался от стены и рухнул на пол. Угол был безнадежно испорчен.

– Что же это такое она со мной делает? – растерялась мама Рита и заплакала. – Будешь стоять, вредная девчонка, посередине комнаты, пока не осознаешь свой поступок. И в кого ты только такая уродилась?

«В меня, – грустно подумала баба Валя, – вся в меня». Она вспомнила, как ее в таком же возрасте отец лупил в коридоре около вешалки ремнем, а она, не обращая внимания на боль, упрямо резала ножницами мех отцовской шубы. Чем сильнее он ее стегал, тем ожесточеннее она кромсала шубу. Так и не уступила. «Нет, определенно она в меня», – еще раз подумала баба Валя и тяжело вздохнула. Характер девочки не предвещал ни ей, ни маме Рите спокойной жизни.