Человек, заставлявший мужей ревновать. Книга 1

32

Изнурительно жаркое лето изматывало, и люди надевали как можно меньше одежды. Джорджия и Лизандер проводили время в постели, а его присутствие в «Магните» заставляло мужей Парадайза ходить на цыпочках. В частности, Гай и Ларри начали заботливо звонить домой утром и вечером, сократили свои спортивные занятия по уик-эндам, а в пятницу возвращались домой пораньше и с букетами цветов. Драма Гая заключалась в нежелании британских железных дорог улучшать сервис.

И только Раннальдини неуклонно продолжал заниматься любовью с Флорой во всех столицах Европы. Гермиона и Сесилия, и неведающие о новой пассии, разделяли чувство одиночества с Наташей и стали требовательны, особенно по отношению к Китти, которая, по их мнению, могла бы сообщить им, когда Раннальдини захочет с ними увидеться.

Единственным утешением для жены, муж которой постоянно меняет любовниц, было то, что Китти поняла: Раннальдини увлечен Флорой больше, чем другими.

Выпуск фильма «Дон-Жуан» задержали до конца августа. Впрочем, его быстро прозвали «Динь-Дон Джио-ванни», поскольку другие персонажи вообще не звучали. Критики, расхвалив постановку, отметили, что дирижер фигурирует в кадрах чаще, чем сам Дон. Парадайз же эпатировало то, что Гермиона Гарфилд и экс-жена Раннальдини Сесилия появились на экране обнаженными. «Скорпион» тут же окрестил их Грин и Барфилд. По Парадайзу поползли пиратские слухи, что звуки, издаваемые Гермионой, исходят из заднего прохода.

Во время позднего просмотра фильма в «Жемчужных воротах» говорили непристойности, а в экран бросали кусочки масла. Гермиону в Парадайзе любили иначе, чем она полагала.

Прихватив копию фильма, показанную Джорджии, Лизандер теперь спустился в Парадайз к мисс Крикдейл. Получив в подарок огромную коробку шоколада, она простила Лизандеру выпитое им и даже стирала белье.

Был подходящий день для свадьбы. После ночного ливня отмытые до голубизны небеса куполом раскинулись над золотыми полями. Каждый стебелек и начавшая уже опадать листва блестели на солнце. Во фруктовых садах Парадайза, как смущенные невесты, краснели яблоки.

Лизандер собирался взять с собой только собак, но Артур так рвался на прогулку, а Тини устроила тарарам, оставшись одна, что пришлось идти всем вместе. Джек гордо вышагивал с привязанной к Артуру веревкой в зубах. Мегги, переросшая Джека раза в три, подпрыгивала, дразня Тини, но держась подальше от ее зубов и грозящих брыкнуть копыт.

Лизандер был счастлив. Одетый только в мокасины и поношенные шорты, он чувствовал лучи солнца на спине, золотившейся больше полей. Лизандер был влюблен. Теперь у него опять была мамочка, заботившаяся о нем, и прекрасная жизнь в Парадайзе. После того как он перепутал церковный праздник со свадебной пирушкой, рассердив жену священника, Мериголд и леди Числеден (всеми уважаемую), его популярность только выросла.

«В этом мире, где все кажется ненастоящим, я отыскал тебя», – пел Лизандер Артуру, мотавшему ушами и не реагировавшему на то, что хозяин фальшивит.

Проходя мимо поместья Боба и Гермионы, Лизандер обратил внимание на двух взмокших работников, водружавших на вершины столбов по сторонам ворот новые белые шары.

Он никого не замечал. Раздраженная тем, что компания Лизандера заняла всю дорогу, заставив ее жаться к краю, к нему приближалась очень высокая и тоненькая девушка. Она была бледна, бежевые волосы торчали, на хитроватом лице выделялись сердитые глаза. На ней было свободное коричневатое платье, совершенно не идущее к ее фигуре. Что-то показалось в ее облике знакомым. Лизандер слышал, как затихают шаги, но, когда повернулся, она уже совсем исчезла. Должно быть, прошла в Жасминовый коттедж, принадлежавший Гермионе, дорого сдававшей его на время каникул.

После чашечки кофе и бокала шерри с мисс Крикдейл он забрал постиранное и выпил еще бокальчик с мисс Парадайз-89 – официанткой в «Небесном сонме», припасшей остатки масляного пудинга для Артура. Заключив пари и приняв пинту цветочного в «Жемчужных воротах», Лизандер в прекрасном настроении направился к «Яблоне». Но поскольку Тини сожрала список покупок, он забыл, зачем пришел.

Побродив по магазину и набив корзинку копченым лососем, мороженым «Марс» и бутылкой «Мюэ» для угощения Джорджии, он наткнулся на Еву, владелицу магазина, низенькую, пухлую и жизнерадостную.

– Кто снял Жасминовый коттедж? – спросил Лизандер.

– Миссис Левицки вернулась, – сказала Ева, шмыгнув носом. – Она была замужем за Борисом, этим русским. И поначалу очень счастливо. У нее двое милых ребятишек и волосы росли до поясницы. А после муж ушел к другой женщине.

– А-а, Рэчел. Она играет на пианино?

– Да. Ей очень нравится, когда ее называют Рэчел Грант.

– Да ведь я же ее знаю, – изумился Лизандер. – Она была так прекрасна, что я при встрече забыл о важной беседе. Изменилась, черт возьми.

Лизандер прихватил еще «Педигри Пал», жевательной резинки и морковки для лошадей.

– Это, конечно, здорово выбило ее из колеи, – продолжила Ева, записывая покупки Лизандера. – Она примкнула к партии «зеленых» и теперь всегда об этом напоминает. Эти фрукты якобы недостаточно полезны. Но у нас не диетический магазин. Потом она сказала, что жидкости для стирки, зубная паста и шампуни вредны. – Ева еще больше распалялась. – Я желаю ей, чтобы у нее позеленели волосы, а затем и выпали. Она уже разогнала многих моих покупателей.

– Но чем ей заниматься в Парадайзе? – спросил Лизандер, беря еще «Сан» и «Спортивную жизнь».

– Вернулась, чтобы аккомпанировать Гермионе. Но получает за это гроши. Говорит, Жасминовый коттедж очень темный. Неудивительно, все окна заклеены призывами «спасать китов, белых носорогов и тропические леса». Лучше бы занялась собственным спасением, – добавила Ева, перекладывая покупки из корзинки в сумку.

– Я по дороге домой загляну поздороваться с ней, – сказал Лизандер.

Ева проводила его на улицу, вынеся еды собакам и по палочке «Твикса» Артуру и Тини.

– Ну а что ты думаешь о фильме нашей мадам? – полюбопытствовала она.

– Вообще-то я ничего не понимаю в опере. Никак не могу понять, как это так громко и долго поют, когда собираются умирать, а уж бедра у Гермионы шире, чем у Артура. Но о бедрах чего разговаривать, лучше их использовать. А вон и священник.

Путь домой был почти таким же долгим, но уже с большим количеством вина после заключения пари и сопровождался беседой с Мамашей Кураж. Она возвращалась из «Ангельского отдыха» с мокрым платьем под мышками, некогда принадлежавшим Гермионе, а ныне купленным в палатке «Почти новых вещей» за два с половиной фунта.

– Не спеши, Сенди, – остановила она Лизандера. – Джорджия играет и поет в своей башенке, как жаворонок. Ты, небось, еще и не соскучился. Привет, Джек, привет, Мегги. Да, я знаю Рэчел. Всегда немножко не в себе. Муж был славный малый. Что-то такое сочинял. Покупал себе вино. Люди говорят, по дороге из России не вылезал из нужника.

Возвращаясь, Лизандер вычитал в «Сан», что во Франции бушуют лесные пожары. Может, это заставит Флору прекратить работу в лопухах под крик: «Раннальдини, еще!» Он подумал о том, что скажут Джорджия и Флора, когда одна узнает, с кем спит другая. Лизандер еще раздумывал, заходить ли к Рэчел, когда дело решил Джек. Заметив полосатую кошку на дороге, он отпустил веревку Артура и бросился в погоню, сопровождаемый Мегги.

Лизандер догнал их, но кошка уже взобралась на древнее айвовое дерево, оставив внизу лающих собак около размахивающей метлой и вопящей Рэчел:

– Пошли вон, проклятые.

– Не убейте их, – попросил Лизандер. – Ко мне, идите к Артуру и Тини.

Он схватил Джека, в то время как Мегги, испуганная громкими голосами, а следовательно, какой-то опасностью, стала носиться по лужайке, заливаясь лаем.

– Вы что, хотите разбудить моих детей? Почему эти чертовы собаки не на поводке? Заберите их из моего сада.

– Я искренне извиняюсь.

Взяв под мышки Джека, подхватив веревки лошадей и кликнув Мегги, Лизандер пошел по тропинке за ворота.

– Послушайте, вы меня не помните? Лизандер Хоукли. Мы встретились в аптеке и пошли к вам домой, неплохо проведя время до возвращения мужа.

Рэчел, казалось, медленно и болезненно из кошмаров настоящего погружалась в ужасы прошлого.

– Борис меня бросил.

В отчаянии она начала обрывать желтые цветки роз.

– Я знаю. Мне очень жалко.

– А что вы здесь делаете?

– Живу в коттедже «Магнит». Так где же ваши дети?

– Их забрал один приятель, когда я получила приглашение от Гермионы. У нее на следующей неделе променад-концерт, и ей надо пробежать партитуру.

Рэчел похудела еще больше, чем Джорджия. На лице были морщины, в огромных глазах не было огня. «Господи, что делают мужчины с женщинами», – подумал Лизандер. Была пятница, и Лизандер отдыхал вечером, ведь Гай в этот день возвращался домой. А еще он запасся вином и услышал сам, как говорит:

– Не хотите зайти на ужин, после того как закончите работу?

– Нет, спасибо. Лицо ее омрачилось.

– Гермиона задержит меня на несколько часов. Уж она-то своего не упустит. А потом надо будет ехать за детьми.

– А, ну да, – с облегчением сказал Лизандер. – Тогда в другой раз.

Его кожа была гладкой и загорелой, наверное, как какие-нибудь красные деревья в тропических лесах, которые она пыталась спасать. Белые травы падали прямо на глаза. Он был неотразим.

– Носите рубашку, иначе получите рак кожи от солнца, – проворчала Рэчел. – Озоновый слой такой тонкий. Хотя вам на это наплевать.

Захлопнув входную дверь, Рэчел заплакала. Она почувствовала облегчение от иссушающего ее горя после этой встряски. Лизандер пробудил в ней множество воспоминаний. В тот давний вечер, когда их так грубо прервали, она было уверилась, что Борис ее любит.

Брак обещал многое, после того как Борис не мог опомниться от ее стройной обнаженной спины с пышными ниспадающими волосами на исполнении Третьего фортепьянного концерта Бетховена в Москве. И любовь была такая, что казалось, ей ничто не повредит. Какое-то время они сияли на музыкальном небосклоне, как созвездие Близнецов: красивый юный дирижер быстро зацепился за лондонский «Мет» и, следовательно, ослепительная жена-пианистка.

Вырвавшись из оков коммунизма, Борис, уже имевший наклонности к красному вину, мясу и пышным женщинам, попал в ловушки капитализма: быстрые машины, одежда от дизайнеров, музыкальная и электронная аппаратура – все было неплохо, пока они оба работали.

Но с появлением детей возникли и трудности. Поскольку мать Рэчел продолжала работать, ей самой пришлось остаться с детьми дома, что перекрыло поступление денег.

Рэчел начала возмущаться отсутствием возможности заниматься своей карьерой. Потолкавшись в парке среди «зеленых», читающих «Гардиан» феминисток, она прониклась их губительными идеями, начала готовить вегетарианскую пищу и запретила Борису дома пить и курить. Решив вернуться к работе, она согласилась на турне по Америке, полагая, что мужу будет полезно остаться дома и присмотреть за двумя малышами. Он поймет, как ей все достается.

Но Борис, заскучав в семье и устав от стремления Рэчел к правде, которое многие называют бестактностью, вдруг почувствовал отчаянную тоску по теплу и партнерству.

И, вернувшись из Америки, Рэчел обнаружила, что у мужа роман с меццо Хлоей, красивой, стройной и счастливой оттого, что может говорить Борису, как он неблагополучен.

Почувствовав, что бросить Хлою не способен и слишком прямодушен в отличие от Гая, Раннальдини и Ларри, чтобы удерживать двух женщин, он наконец решил пожертвовать браком. Растерявшая все связи с музыкальным миром Рэчел не могла получить работу. А пара давних концертов, на которых она исполняла композиции – Бориса и с которых зрители уходили в перерывах, никак не способствовали ее карьере. Гермиона, как и ученики Рэчел, платила ей гроши, и она озлобилась из-за неспособности Бориса делать более или менее стабильные выплаты. Вечера пришлось проводить за переписыванием циркулярных писем, полных гнева и адресованных премьер-министрам зарубежных стран, в которых указывалось, что они должны сделать для охраны окружающей среды. И редкие ответы только уверили ее в правильности избранного пути.

После копченого лосося, «Мюэ», мороженого «Марс» и вечера любви в «Магните» – в «Ангельский отдых» ждали Гая и Флору, неожиданно все-таки приехавшую, – Лизандера разбудил телефонный звонок. Это была Рэчел, негодующая из-за того, что Гермиона отказала ей в работе, сославшись на кризис, но попросившаяся вместе с детьми на ужин. Лизандер, которому на самом деле очень хотелось спать после всех возлияний, все же сказал:

– Ну конечно.

Да, он подъедет и привезет ее. Ему тут же заметили:

– А что плохого в прогулке? Там всего-то полмили.

– Это была Рэчел, – вздохнул Лизандер.

– Она что, сказочно юна и хороша? – спросила Джорджия, выпрыгивая из постели и скрьшаясь в ванной, чтобы Лизандер, не дай Бог, не увидел ее повисшую кожу.

– Была когда-то, а теперь настоящая фурия. О дорогая, утро – такой ужас. Эта ночь для меня – трагедия, ведь я не увижу тебя до понедельника.

Войдя за Джорджией в ванную, он обнял ее за талию и прижался к плечам.

– Обещай мне позвонить при возможности и убеди своего туза-молодца поиграть в воскресенье в крикет.

Затем он открыл краны.

– Приму-ка тоже ванну, чтобы добраться до рюмочки в «Яблоне». Я куплю там что-нибудь на ужин и кассету с фильмом для мальчиков, пока не закрыто.

Вдруг Джорджия поняла, почему упоминание о Рэчел ее огорчило.

– В тот вечер Гай ужинал с Джулией. Рэчел была с ними, как раз тогда они и разошлись с Борисом.

– Не думай о Джулии.

Лизандер вновь ее обнял, гладя по волосам.

– Ведь ты же не влюбишься в нее? – сказала Джорджия.

Самое приятное в Лизандере было то, что она с ним не напрягалась и оставалась спокойной.

День, так замечательно начавшийся, портился. Вернувшись из «Яблони», Лизандер повез Рэчел с уставшими Ваней и Машей, которым было четыре и три года. Те только прыгали от восторга или взвизгивали, когда Лизандер отчаянно гнал автомобиль. Рэчел это забавляло меньше.

– Передвижение со скоростью свыше 55 миль в час ведет к ненужной трате энергии.

Затем она убеждала его использовать бензин, не содержащий свинец, а также каталитический конвертер, уменьшающий выбросы углекислоты.

Но лужайка перед садом Лизандера ее немного утешила.

– Это хорошо, что вы поддерживаете комитет Лучше-Всех-Сохранившейся Деревни и следите за лужайкой. Крапива привлекает бабочек «дневной павлиний глаз», а чертополох магнитом притягивает щеглов. А вот, детки, посмотрите, одуванчики, из которых мы сделаем салат на ужин.

Внутреннее убранство коттеджа произвело меньшее впечатление. Повсюду были тарелки, бокалы, пепельницы с окурками и миски с собачьей едой, черные от мух. Когда Джек и Мегги бросились к ним, ребятишки стукнулись головами, пытаясь спрятаться в юбке матери. Видя, что Рэчел морщит свой нос от собачьего запаха, Лизандер стал распрыскивать освежающие аэрозоли и от мух, тут же получив взбучку.

– Да здесь просто склад бутылок, – продолжала ужасаться Рэчел.

– Я все забываю их вынести, когда забирают мусор. И вообще машина приезжает раньше, чем встаю, – оправдывался Лизандер. – Давай выпьем.

Когда Лизандер через секунду достал несколько банок «Кока-колы» и бутылку «Мюскадета», глаза детишек, как и у отца, похожие на вишенки, загорелись.

– Я не разрешаю им пить коку – сахар портит зубы – сказала Рэчел, – лучше воду. Где хранятся кружки?

– В машине. Только что помыты.

– Но она же заполнена только наполовину, – возмутилась Рэчел, открывая дверцу. – Как же вы не понимаете, что нерачительно расходуете энергию?

Маше и Ване не разрешалось также есть сдобное печенье и маленькие шоколадные гнездышки с яичками.

– Тебя надо перевоспитывать, – вздохнула Рэчел. – Эти шоколадные гнездышки ни много ни мало восемьсот калорий, да еще пестициды, содержащиеся в какао-бобах. У тебя в запасе всегда должны быть морковь и яблоки. Я бы их нарезала.

Содержимое холодильника ее чуть не убило. Так как Лизандер его не размораживал, то брал на себя ответственность за увеличение озоновой дыры. Срок хранения продуктов истек, а от полупустых банок с паштетом он должен .был получить листериоз.

Достав немного моркови, она начала ее безжалостно кромсать на разделочной доске. Артур, постоянно наблюдающий за кухней, особенно если там были люди, напугал ее чуть не до полусмерти, просунув в окно длинную морду, половина которой была зеленой после лежания на траве. Да и вообще он был в грязи.

– Артур присоединился к партии «зеленых», – захихикал Лизандер.

– Почему вы все опошляете? На следующих выборах я проголосую за «зеленых» Ратминстера.

– Вы правы, – сказал Лизандер. – Вернее, левы.

– «Зеленые» не автоматически левое движение. Рэчел поставила тарелку с морковью на спичечных палочках перед сникшими детьми.

– Побегайте, осмотритесь, – предложил им Лизандер. – На дворе хороший пруд.

– Кто обставлял дом? – Рэчел обвела взглядом тиковые софы, стулья и епископский трон.

– Мериголд.

Лизандер протянул Рэчел стакан «Мюскадета».

– Слава Богу, она подарила мне микроволновую печь, – Лизандер сбросил с софы щегольскую щетку, конскую скребницу и помятые тренировочные брюки, – у меня не хватает терпения ждать, пока еда разогреется, и я о ней забываю.

– Доверчивая Мериголд! – перепугалась Рэчел. – Микроволны не только вредят печени, но и убивают мозговые клетки.

– Моя печень больна уже несколько лет, – сказал Лизандер, осушая половину бокала. – Ну а мозговых клеток у меня никогда не было. Эй, ребятишки, я принес вам видеокассету.

Их лица вновь зажглись, а потом потухли, потому что мама не разрешала им смотреть телевизор, достав рулон бумаги и коробки для игрушечного замка.

– Хочу смотреть телевизор, – пробурчал Ваня.

– Ну-ну, нельзя. Я помогу вам, – успокоила их Рэчел, доставая бутылочку клея. – Какой запущенный дом. Ты что, не убираешься?

– Мамаша Кураж приходит раз в неделю, но мы в основном сплетничаем. Она говорит, что не любит передвигать вещи, и не передвигает.

Последовала пауза. Было ужасно жарко.

– Может, вы искупаетесь со мной в реке, – предложил Лизандер. – Одному не хотелось бы.

Загрязнение, – проворчала Рэчел.

– Ну тогда поужинаем.

О, Господи, – Рэчел схватилась за голову. – Белые булочки – самое худшее, что вы могли им предложить. И потом, неужели вы не понимаете, что бургеры делают из самого плохого мяса животных?

Лизандер задумчиво посмотрел на нее. Он удержался от ошибки, не сказав, почему от нее ушел Борис. Затем перевел взгляд на Ваню и Машу. Они выглядели, как дети из кинохроники, таких можно увидеть и на фотографиях рядом с воронками и грязными руинами, оставшиеся без крова именно потому, что война шла из-за их домов.

– У нас много яиц, – ласково сказал он. – Ваша мама приготовит вам что-нибудь на ужин, а мы поиграем с Джеком в футбол, а потом покатаемся на Артуре.

Это предложение имело огромный успех. Джек мог часами не выпускать мяч, а Артур любил детей. И когда они перед ужином пошли мыть руки, то завизжали и захохотали.

– Рэчел, Рэчел, иди посмотри, какой ужас. Ворвавшись в туалет, Рэчел увидела там художества Лизандера. Напившись на празднике, он красной краской нарисовал мужские органы и обнаженную женщину с чудовищной грудью и злыми глазами и затем подписал огромными буквами: «Я ЛЮБЛЮ ДЖОРДЖУ».

– О Господи, я и забыл об этом! Лизандер пытался не рассмеяться.

– Ты не только разрушаешь озоновый слой, что способствует глобальному потеплению, – бушевала Рэчел, – но еще и добавляешь токсичных веществ в окружающую среду.

«А ты готовишь самую плохую яичницу-болтунью, – хотелось сказать Лизандеру, после того как он вылил полбутылки кетчупа в безвкусную массу. – И если бы не соль, то ею можно было бы заклеивать раны у людей».

Салат из одуванчиков был еще отвратительнее. Спасением было пить сколько можно, и после двух стаканов даже Рэчел немного смягчилась и позволила детям посмотреть «Утенка Дональда» по телевизору.

– Своей ненормальностью я похож на Дональда, – признался Лизандер Рэчел, ведя машину. – В детстве никто не мог понять моей речи, как и его.

Но Рэчел рассматривала «Валгаллу».

– А-а, поместье этого выродка Раннальдини. Он был одним из тех, кто разрушил наш брак, поощряя Бориса на интрижки. Благодаря ему Борис познакомился с Хлоей.

– А как она относится к детям?

– Хлоя? Ну, они ее обожают. И это неудивительно. Пичкает их сладостями, вкусной пищей и всегда дарит игрушки, когда дети навещают их с Борисом. Ну и как же в таких условиях не расти потребителями? Она даже позволяет им смотреть телевизор весь день.

– Да они и так миленькие.

– Я знаю.

Чтобы отвлечь Рэчел от того, что и Джек и Мегги забрались на колени к детям, Лизандер стал показывать ей красивые окрестности. Солнце садилось. В воздухе стоял запах табачных плантаций. Скотина воевала с крапивой. В лесу кричали совы. Не отваживаясь попрыскать аэрозолью от москитов, Лизандер закурил сигарету. После продолжительной паузы Рэчел заикнулась:

– Извини меня. Весь вечер вела себя как дура. Я ведь доставала и доставала Бориса, чтобы он помог деньгами. И сегодня утром пришел чек, подписанный Хлоей. Это так унизительно, но у меня не хватило мужества его разорвать.

Лизандер был потрясен:

– Бедняжка. Я дам тебе денег, вернешь потом. У меня на данный момент финансовых проблем нет.

Но Рэчел была слишком горда.

– Я преподаю, да и Гермиона иногда платит. Боже, как она ужасна! Открывает рот, только чтобы говорить о долларах.

– А зачем эти шары около ее дома?

– Самовозвеличивание, – кисло сказала Рэчел. – У Раннальдини – грифоны, у Джорджии Магуайр – ангелы, у Мериголд – львы. Ну а у Гермионы теперь эти яйца – вероятно, Боба. Она уже давно его кастрировала.

– Вообще-то он прекрасный парень, – вступился за Боба Лизандер. – И хороший игрок в крикет.

– Да, он самый приятный мужчина в Парадайзе, – сказала Рэчел.

Сейчас она опять выглядела красивой, с печальным лицом лисички и с коричневыми лодыжками под бесформенным платьем.

– Кстати, – сказал Лизандер, – я догадался, в чем несчастье Гермионы.

– Ну и в чем?

– Оно в Гретель, ее няньке с волосатыми ногами. Именно в ее волосатых ногах.

– Да почему же, черт побери, она их должна брить?

– Конечно, не должна. Хотя если хочет, чтобы я стал ее подарком, то лучше вообще походить на восковую фигуру. А дело в том, что она мне сказала. А именно: Раннальдини делает фильм под названием «Фиделио» – хотя лучше назвать «Неверный»[8]– о некой женщине по имени Нора, которая одевалась мальчиком и из кувшина поливала своего мужа.

– Ее звали Леонора – я знаю эту историю, – презрительно заметила Рэчел.

– Ну может быть. Извини. Тем не менее Гермиона рассчитывала спеть эту партию, но Херман сказал ей: «Дорогая, ты вряд ли подходишь на роль верной жены, а уж с такой безразмерной грудью тебя ни один уважающий себя зритель никак не примет за мальчика». И поручил исполнение Сесилии.

Рэчел присвистнула:

– Надо думать, дело в цифрах. Для Раннальдини лучше выкачать из «Кетчитьюн» больше денег для Сесилии, которая постоянно достает его алиментами. Неудивительно, что Гермиона зла.

– Как ты думаешь, он опять заставит Сесилию раздеваться?

– «Фиделио» не совсем обычная опера, – покровительственно произнесла Рэчел. – И хотя это всего лишь одна человеческая жизнь из многих, спасенных любящими женщинами, Бетховен придал истории вселенский масштаб: все человечество спасается женщинами.

– Это точно, – подтвердил Лизандер. – Раннальдини она должна была понравиться. Он сам звено такой цепочки. Жаль только, что какой-нибудь мужчина не может спасти бедняжку Китти своей любовью.

—Китти тоже могла бы гулять при желании, – рассеянно заметила Рэчел.

Зевая, Лизандер тайком взглянул на часы, удивившись тому, как быстро они доехали до ее дома. Он долго всматривался в белевший после захода солнца «Ангельский отдых», пытаясь разглядеть сидящих на террасе Джорджию, Гая и Динсдейла, отпугивающего мух.

– Так если ты тогда не попал на беседу, – спросила Рэчел, – как же зарабатываешь на жизнь?

– Часто играю в поло, – уклончиво ответил Лизандер, – ну и надеюсь на победу Артура в Ратминстере в следующем году.

– Как здорово иметь частный доход. У тебя есть с кем-то связь?

– Ну нет... Хотя, да.

Ему вдруг отчаянно захотелось поделиться.

– Я с ума схожу по Джорджии Магуайр, ну и у нас что-то вроде того.

Рэчел напряглась, выражая неодобрение:

– Но как же ее всех покоривший и кроткий муженек?

– Ему за это платили.

– Так вся шумиха вокруг «Рок-Стар» устраивалась только ради прибыли? Объединенным фронтом против мира, как кролики в садке. Я всегда считала Джорджию обманщицей.

– Но Джорджия действительно не думала о деньгах, когда писала «Рок-Стар», – холодно возразил Лизандер. – Она самая нежная женщина из всех, которых я встречал.

– Не будь смешным. У нее такой возраст, что она годится тебе в матери!

– Может быть, поэтому я ее и полюбил. Кино окончено.

Лизандер вытащил ключи:

– Пойдем к тебе.

Рэчел была в ужасе. Ну почему она такая стерва? Как объяснить ему, что у нее уже шесть месяцев никого нет, что стала похожа на огнепоклонника зимой, не верящего в лето, что именно неутоленная страсть сделала ее такой сварливой и что единственное, чего ей сейчас хочется, это любви Лизандера.