Чем вы недовольны?

М-ДА!

Аферисты и мошенники более или менее точно осведомлены о лицах, с коими им предстоит иметь дело. Они тщательно изучают обстановку и своих помощников – ротозеев, шляп, притворных энтузиастов, беспринципных деляг, всяких фразеров и тупиц. И ещё основательней изучают тех, кого трудно провести, сбить с толку и тем более совратить. Курбский точно знал – хозяином управления, как он выразился, являлся не Прохоров, а Ладогов, Александр Сергеевич.

Ладогов – воспитанник московского ВТУ имени Баумана, жена его окончила институт имени Плеханова, работает в Госэкономсовете.

Управление уважало и почитало Ладогова, от машинисток до опытных экономистов и главных инженеров, перевидавших на своем веку всяких руководителей. Уважали за деловитость и искренность.

– Ясно… Потомок рабочей гвардии, дед его работал мастером на нынешнем заводе Ильича, – говорили о Ладогове.

Работники управления норовили не попадать на доклад к аморфному Прохорову. Дежурные секретари охотно содействовали им.

– Министерская голова! – эта категорическая оценка Ладогова принадлежала главному инженеру-экономисту Эхенбауму, добродушному скептику и управленческому пророку. Эхенбаум точно предсказывал, как разрешится тот или иной спорный вопрос.

– Александр Сергеевич, если бы весь лес, который разбазаривается и расхищается на всех лесных разработках и сплавах, попадал в государственное русло, ни одна бумажная и мебельная фабрика не нуждалась бы в целлюлозе и пиломатериалах, – говорил Ладогову Эхенбаум.

– Печально, но факт, – подтверждал Ладогов. – Надо ломать весь порядок учета и распределения.

– И систему премий за сохранение леса на сплавах, лесобиржах и комбинатах.

Эхенбаум и Ладогов думали, разрабатывали новые системы, не обращаясь к Прохорову.

– Ему всё равно, – говорил о Прохорове Эхенбаум.

Илона вошла в приёмную. Секретарша средних лет, женщина деловая, с чутьем дипломата (не так просто угадать, кого пропустить к начальнику, а кого препроводить в отдел), всё же растерялась: зачем пожаловала столь ослепительная дама.

– Я к Петру Филимоновичу, – холодно произнесла Голицына.

– Пожалуйста, – ответила всё ещё изумленная секретарша, хотя в эти часы посетителям не разрешалось беспокоить начальника управления.

Илона увидела Прохорова и тут же вынесла приговор: «мужлан».

Пётр Филимонович, ещё витавший в атмосфере курорта, увидел Илону, встал, смутился и неловко предложил посетительнице кресло.

Илона без улыбки, аристократично, свысока смотрела на объект её чар. Прохоров, ещё более смущённый, стал покашливать и вытер о брюки вспотевшие ладони.

Посетительница без тени заискивания сообщила: её мужу, ученому, предоставили дачный участок. Муж намерен поставить на этом участке стандартный дом. Они просят товарища Прохорова разрешить торговой организации продать им трехкомнатный разборный дом.

Нелепость просьбы очевидна. Об этом Илона знала не хуже Прохорова. С таким вопросом не обращаются в управление.

Прохоров улыбнулся: какая наивность и неосведомленность.

– Наше управление не имеет никакого отношения к продаже стандартных домов.

Илона сделала движение: она поняла и уходит.

Но как можно так быстро отпустить столь восхитительную даму. Прохоров тут же сравнил Илону с женой «академика», для коей он приобрел дорогие часики взамен «утерянных». Подобной посетительницы он ещё не встречал. Оберегаемый секретаршей, Пётр Филимонович стал болтать. Интересовался, где находится отведенный участок, прикидывал, стоит ли ставить стандартный дом. Лично он не советует: разборный дом – примитив.

Кто-то вошёл. Илона угадала, почувствовала – это и есть Ладогов. Подтянут, держится уверенно. Глаза… Какие глаза! Александр Сергеевич поклонился посетительнице. Прохоров, досадуя на несвоевременный приход заместителя, пытаясь шутить, изложил просьбу Илоны.

– Разве стандартных домов нет в продаже? – сказал Ладогов и поднял трубку.

Позвонил кому-то… Убедился – трехкомнатные дома не дефицитны.

– Ваш муж…

– Мой муж…

– Ученый, – с некоторым удовольствием сообщил Прохоров.

– Недалеко от Кунцева находится контора, ведающая продажей домов по заявкам… – Ладогов подал листок бумаги Илоне и продиктовал адрес конторы. Всё проделал быстро, деликатно, словно объяснил прохожему, как найти нужную ему улицу.

Илона встала, готовая растерзать любезного Ладогова. Однако поблагодарила его очаровательной улыбкой. Уж очень хорош был этот Ладогов.

– Её фамилия Голицына. Она из этих самых… князей, – опять-таки не без удовольствия сообщил Ладогову Прохоров.

– Кто вам сказал?

– Лично подтвердила.

– Скажите какая радость!

Ладогов приступил к делу. В последнее время начальник отдела Дымченко дважды превысил свои права. Александр Сергеевич принес проект приказа – объявить Дымченко выговор с предупреждением.

– Ему остался год до пенсии, – заметил Прохоров.

– Хоть бы один день. Подпишете?

– Оставьте проект, я поговорю с Дымченко.

– Не подпишете, Пётр Филимонович, я, как член парткома, предложу обсудить поведение Дымченко в партийной организации. Прохоров подписал.

– Эхенбаум, между прочим, недавно тоже превысил права.

– В интересах дела. А тут неясно, в чьих интересах. Очень неясно. Еще один проект приказа: объявить Эхенбауму Борису Григорьевичу благодарность.

– За что?

– За превышение своих прав. Товарищ Эхенбаум в силу обстоятельств самовольно исправил ошибку управления в важном документе.

– Не подпишу.

– Личное распоряжение министра.

– Почему я не в курсе?

– Вас не было. Министр говорил со мной.

Ладогов прочёл проект приказа.

– Позвольте, тут ещё денежная премия, – отодвинул приказ Прохоров.

– И это согласовано.

Прохоров подписал. Ладогов ушёл.

Прохоров читал бумаги невнимательно, ему мешали духи Илоны, их запах витал над столом. Позвонил Курочкин, курортный соратник и кредитор Прохорова.

– Здорово, старик! Когда опять в Гагры? Тебе не звонила твоя фея?

Прохорова покоробило. Что за тон и что это за слова – фея? Всё-таки жена академика.

– Слушай, когда ты привезёшь должок?

Прохоров, приглушенно заикаясь, стал объяснять: в ближайшее время он такую сумму не соберёт.

– Не пойму тебя! Неужели ты заставишь меня обратиться к твоей жене и объяснить ей, на что ты истратил деньги?!

– Так не шутят, Пётр.

– А я не шучу. Поеду в Катуар и потребую с неё долг.

– Не советую, характер у неё резкий.

– У меня тоже. Или я предъявлю расписку суду. Сегодня четверг, в субботу жду тебя в пятнадцать ноль-ноль. Со всей суммой. Иначе пеняй на себя.

Курочкин положил трубку. Прохоров вытер пот.

– Мерзавец! – обиделся Пётр Филимонович. Агрессивные речи Курочкину диктовал Джейран, сидевший в это время в его кабинете.

Действуя по сценарию Джейрана, Илона позвонила Прохорову. Она побывала на складе стандартных домов и, кажется, раздумала приобретать готовый дом, просто не знает, как ей быть. Прохоров был так любезен, что она готова просить у него консультацию. Муж уехал, и ей не с кем посоветоваться.

Пётр Филимонович возомнил, что он произвел на красавицу княжну неотразимое впечатление. Что ж, он согласен быть её консультантом в указанное ею время.

– Если вам удобно… в субботу. Поедем на наш участок, я повезу вас на своей машине в семнадцать тридцать.

Точно в семнадцать тридцать к театру оперетты подкатила чёрная «Волга». За рулем умопомрачительная Илона. Пётр Филимонович юркнул в машину. «Волга» бесшумно покатилась. Прохоров рокотал, никогда Пётр Филимонович не был столь разговорчивым.

У фруктового питомника «Волга» вдруг «закапризничала» и ни с места. Прохоров вышел из машины и зачем-то ногой пробовал крепость шин. Илона, надев кожаные перчатки, подняла капот. Неожиданно для Прохорова к машине подошёл Дымченко, Влас Тимофеевич, в домашней куртке и сандалиях.

– Разве вы здесь живете? – неласково спросил Прохоров.

– У меня тут дачка. Что с машиной, Пётр Филимонович?

– Разбираетесь в этой технике?

– Немного, – ответил Дымченко. Начальник отдела В. П. Дымченко (превышающий свои права неизвестно в чьих интересах) столь же разбирался в автомоторах, сколь и Пётр Филимонович.

Дымченко старался найти неисправность. Через минуты две объявил:

– Зажигание… Сейчас пойдёт.

Прохоров досадовал: Дымченко увидел его в машине с вызывающе эффектной дамой. Что он подумает?

Такую не объявишь своей тёткой или кузиной жены. В кои-то века представился случай прокатиться с интересной женщиной – и на тебе, изволь радоваться – его увидел подчиненный.

Илона, как назло, не спешила заводить мотор, она снимала черные перчатки, чтобы снова надеть шикарные жёлтые.

Навстречу по шоссе шёл «Москвич». Приблизился. Из «Москвича» вышел Ладогов, за ним его жена, водившая машину. Ладогов внимательно посмотрел сперва на Дымченко, затем на потускневшего Прохорова и произнес:

– М-да!

Даже ледяная Илона, услышав это многозначительное «м-да», обозлённо нажала на стартер.

– Всё в порядке, Александр Сергеевич, – почему-то официально доложил Дымченко.

Ладогов повернулся к жене:

– Поехали, Жанна.

Только сейчас Прохоров с грустью вспомнил, что именно здесь, в районе Яузы, Ладогов, его брат, инженер, и тесть, заслуженный врач, совместно построили дачу и прозвали её «Товарищество на паях». Как он забыл об этом? Илона показала поникшему Прохорову чужой участок, на котором лежала куча камней, штабеля кирпича и несколько бревен.

– Участок не очень, – произнес удрученный Прохоров, уже не думая об амурах. В ушах застряло загадочное «м-да» Ладогова.

– И я так полагаю, – сказала Илона и села за руль. Голицына доставила Прохорова на Киевский вокзал, к пригородному поезду.

– Благодарю вас, Пётр Филимонович, – и улыбнулась чарующе. Неотразимо.

– Если позволите, я вам позвоню, – сказал воспрянувший Прохоров.

– Мне звонить нельзя. На днях сама позвоню. – И захлопнула дверцу.

В пригородном поезде Прохоров сетовал на судьбу. Должен же был заглохнуть проклятый мотор. Мало того, что черт принес Дымченко, нет, ещё и Ладогов прикатил. Как он произнес «м-да»? Ох этот Ладогов, зря не скажет.

В понедельник утром позвонил Курочкин.

– Ты думаешь, я с тобой в бирюльки играю? Когда привезешь? – сердился курортный друг Прохорова.

– На той неделе.

– Точно, когда?

– В субботу.

– Смотри.

Прохоров решил обратиться к отцу, к сестрам. Возьмет командировку, съездит в Лопатинки, в Калинин к сестрам. Они выручат, у них водятся деньги. Главное, чтобы Юлька не узнала.

В кабинет вошёл Дымченко. Сел в кресло. Закурил. (Раньше так себя не вел.)

– Вы чем-то недовольны, Пётр Филимонович?

– Угадали, – невольно вырвалось у Прохорова, подавленного звонком Курочкина.

– Понимаю. Ну и фрукт наш Ладогов.

Прохоров насторожился.

– Я не о выговоре… Знаю, выговор – его козни. Карьеру делает… Слышали, как он сказал «м-да»? Как бы он ещё вашей жене не намекнул. Он такой.

– Вы полагаете? – уже совсем растерялся Прохоров.

– Ведь Ладогов видел эту даму здесь. Потом вас… в её машине.

– Ерунда.

– Я понимаю, все мы человеки. В позапрошлом году я немного погулял на курорте, и что вы думаете – нашёлся подлец и написал моей жене. И главное, я ему ещё деньги одолжил. Вы, Пётр Филимонович, на курорте часом не задолжали? А?

Прохоров замялся. Зачем-то открыл ящик, без цели порылся в бумагах и нервно прошёлся вдоль стола…

– Задолжал, – мучительно-весело произнес Прохоров.

– Много? А то я могу поддержать. От души.

– Многовато.

– Пётр Филимонович, я же не Ладогов. Сколько?

– Тысячу сто рублей. Конечно, дома найдутся такие деньги, но сами знаете, как объяснить жене?

– Что вы? Зачем же семейные осложнения?! Я могу достать. У меня родичи, друзья. Выручат.

– А возвращать когда?

– Да хоть через полгода.

– В самом деле?

– И никаких расписок не надо.

– И тысячу пятьсот сможете? – уже расхрабрился Прохоров. Он вспомнил Илону и возможные встречи с ней.

– Конечно. Когда вам нужны деньги?

– Хотя бы на днях.

– Послезавтра устраивает? Правда, придётся съездить в Загорск.

– Я вам дам машину.

– Считайте, что деньги у вас. Могу и сегодня поехать.

– Поезжайте.

Дымченко сел в машину и поехал в Загорск. Просто прокатиться. Ему давно хотелось побывать в соборе, на богослужении. Деньги Дымченко хранил не в Загорске.