Ченслер

45. ШЕСТНАДЦАТОЕ ЯНВАРЯ

Мы все лежим, подстелив под себя паруса. Если бы мимо нас прошло судно, то его экипаж принял бы плот за обломок кораблекрушения, покрытый трупами.

Я страдаю ужасно. Разве я мог бы есть при таком состоянии губ, языка, гортани? Не думаю, и, однако, мои спутники и я бросаем друг на друга кровожадные взгляды.

Сегодня, несмотря на грозовые облака, жара еще усилилась. Над морем поднимаются густые пары. Однако мне кажется, что дождь пойдет где угодно, только не над нашим плотом.

И все же мы смотрим на тучи жадным взглядом. Наши губы тянутся к ним. Летурнер-отец с мольбой подымает руки к безжалостному небу.

Я прислушиваюсь: не раздастся ли отдаленный рокот, предвещающий грозу. Одиннадцать часов утра. Облака застилают солнце, но теперь уже ясно, что они не заряжены электричеством. Гроза, очевидно, не разразится, так как все облака имеют одинаковую окраску и их контуры, так отчетливо рисовавшиеся ранним утром, теперь слились в сплошную сероватую массу. Это всего лишь туман.

Но разве из этого тумана не может пролиться дождь, хотя бы дождик, всего несколько капель!

— Дождь! — вдруг вскрикивает Даулас.

И в самом деле! В какой-нибудь полумиле от плота с неба спускается завеса дождя, и я вижу капельки, подскакивающие на поверхности океана. Окрепший ветер дует прямо на нас. Лишь бы только туча не иссякла прежде, чем пройдет над нашими головами!

Бог, наконец, сжалился над нами. Дождь падает крупными каплями из темных облаков. Но ливень не будет продолжительным. Надо собрать все, что он может дать, так как нижний край тучи уже пламенеет над горизонтом.

Роберт Кертис велел поставить сломанную бочку так, чтобы в нее набралось побольше воды; паруса развернули: пусть впитают в себя столько дождя, сколько можно.

Мы легли навзничь, открыв рот. Дождь поливает мне лицо, губы, и я чувствую, как он стекает в горло! Ах! Невыразимое наслаждение! Сама жизнь вливается в меня! Дождевые струйки словно смазывают у меня все внутри. Я глубоко дышу, впивая живительную влагу, проникающую в самую глубину моего существа.

Дождь продолжался около двадцати минут; затем наполовину пролившаяся туча рассеялась.

Мы поднялись обновленными, лучшими. Да! «лучшими». Мы пожимаем друг другу руки, беседуем! Нам кажется, что мы спасены! Бог в своем милосердии пошлет нам другие тучи, и они опять дадут нам воду, которой мы были так долго лишены!

И ведь вода, упавшая на плот, тоже не будет потеряна. Она впиталась в паруса, собралась в бочке, надо только бережно хранить ее и раздавать по капле.

В самом деле, в бочке оказалось две-три пинты воды, а если выжать паруса, то наш запас еще немного увеличится.

Матросы хотят приступить к делу, но Роберт Кертис останавливает их.

— Погодите-ка! — говорит он. — А что, эта вода пригодна для питья?

Я с удивлением смотрю на него. Почему бы ей быть непригодной — ведь это дождевая вода!

Роберт Кертис выжимает в жестяную кружку немного воды, содержащейся в складках паруса. Потом он пробует ее и, к моему величайшему удивлению, тотчас же выплевывает.

Я попробовал ее в свою очередь. Это соленая вода! Совсем как морская!

Дело в том, что паруса просолились от волн и сообщили воде соленый вкус. Непоправимое несчастье! Но все равно! Мы надеемся. Ведь в бочонке осталось несколько пинт воды, и, кроме того, раз дождь был, он еще будет.