Через Антарктиду

Глава двенадцатая Весенние походы из Шеклтона

Планируя нашу весеннюю деятельность, я поставил себе целью начать полевые работы 1 сентября. Из опыта передовой партии было известно, что еще будут холода и возможны снежные бураны, к тому же предстояло многое сделать. Тем не менее, исходя из того, что погода всегда может измениться к лучшему, срок этот был принят.

Первоначально намечалось организовать пять полевых партий. 1 сентября шесть человек и четыре транспортные машины должны были отправиться в путь, везя с собой добавочное топливо для склада в 50 милях от базы, устроенного Блейклоком и Голдсмитом. Этой же партии поручалось исследовать структуру большой трещины-ущелья к югу от Шеклтона. Предполагалось, что она возникла при движении шельфового ледника через возвышенный, покрытый снегом участок, тянувшийся на много миль на запад и на юг. Мы планировали сменить людей в Саут-Айсе с помощью самолета 10-го, а 13-го перебросить по воздуху двух человек и собачью упряжку к горам Терон для топографической и геологической работы. На 27-е был намечен вылет четырех участников экспедиции с двумя собачьими упряжками к западному концу хребта Шеклтона, где их предстояло высадить на шельфовый ледник, поближе к горам. Первая задача этой партии — найти и обозначить вехами дорогу от сильно изрезанного трещинами шельфового ледника наверх, по крутой изломанной «ледяной стене»; после этого они должны были произвести съемку гор. На 30 сентября планировался выход четырех человек и четырех машин в важнейший разведывательный поход к Саут-Айсу. Я рассчитывал, что к 22 октября все они возвратятся в Шеклтон и будут готовиться к трансконтинентальному походу; его начало намечалось на 14 ноября. Как будет дальше видно, этот план пришлось сильно изменить.

Несмотря на то что солнце вернулось, в августе погода нас не баловала. Средняя температура была –37°, а средняя скорость ветра — 9 метров в секунду. Хотя самая низкая температура равнялась –55°, а наибольшая скорость ветра 28 метров в секунду, но самым трудным испытанием была комбинация температуры –51° и ветра со скоростью 17 метров в секунду. Выбирая периоды погоды получше, мы начали раскапывать большие сугробы, образовавшиеся вокруг «Остера», и 28-го он уже стоял очищенный от снега в широкой яме глубиной 8 футов. Дно ее выходило наклонно на поверхность, за пределы хвоста. После нескольких попыток самолет с большим трудом вытащили на поверхность с помощью сноу-кэта, а затем перевезли на подходящее ровное место около самолетной мастерской. Во время этой операции все время стояла температура от –45° до –47°, и отбрасывать снег лопатой было поэтому более приятным занятием, чем возиться с буксирными тросами и скобами.

Первого сентября температура опять опустилась до –52°, что не годилось для начала нашего первого похода на транспортных машинах. 4-го температура повысилась до –40°, но ветер дул со скоростью 20 метров в секунду и весь район был охвачен метелью. Мы уже отставали на четыре дня от расписания, и было ясно, что предварительный семидневный поход к складу на 50-й миле придется отменить. Погода делала невозможными полеты Питера Уэстона на «Остере», и мы все более убеждались, что смена людей в Саут-Айсе может произойти не раньше октября.

Чтобы дать Питеру возможность подготовить маленький самолет «Остер», над двигателем соорудили палатку; в ней он мог работать независимо от погоды. Все остальные были заняты откапыванием саней, занесенных снегом, изготовлением из стальной проволоки и териленовых канатов буксирных тросов для транспортных машин, починкой палаток и изготовлением сбруи для собак, выкапыванием запасов на время до нашего отправления в ноябре и, что всего важнее, тренировкой собак, долгое время пребывавших в траншеях.

Вдруг 17 сентября по радио получили плохие известия. Джо Макдоуэлл, заместитель руководителя группы в Халли-Бей, сообщал, что их руководитель и одновременно врач экспедиции Робин Смарт упал и получил внутренние повреждения. Сперва он пытался сам себя лечить и отказывался запрашивать помощь, зная, что это может помешать выполнению нашей программы. Теперь Макдоуэлл решил сам просить совета у Аллана Роджерса. Так как Смарт нуждался в срочном врачебном уходе, а «Остер» был уже почти готов к полету, я решил послать Аллана в Халли-Бей, как только улучшится погода. Два дня спустя погода исправилась настолько, что можно было совершить пробный полет, и 20-го Аллан предпринял с Гордоном Хэслопом при ярком солнце 2,5-часовой рейс на базу Королевского общества.

Пять часов спустя Дэвид Стреттон и я вернулись из тренировочной поездки на собаках и узнали, что самолет не прибыл в Халли-Бей и все еще находится в воздухе. Джон Льюис разговаривал с Гордоном, который сообщил, что уже темнеет, но он не видит цветных сигнальных огней, выставленных базой Королевского общества. Полагая, что он пролетел дальше базы, Хэслоп повернул обратно и вот уже некоторое время летит на юг. Гордон решил сделать посадку, пока еще достаточно светло, и мы сказали ему, чтобы он садился на шельфовый ледник возможно ближе к кромке льда; тогда, в случае если понадобится, можно было бы просто идти вдоль берега, чтобы найти его. Снижаясь, он сообщил, что у него хватит горючего еще на час полета, а затем самолет благополучно приземлился на гладкую поверхность. Прежде чем прервать разговор, чтобы сберечь энергию батареи, он подтвердил получение нашего сообщения, в котором было сказано, что база будет ловить его передачу каждый день начиная с 8 часов утра.

Теперь нужно было всерьез взяться за работу на «Оттере». В этот день вечером я разделил людей на дневную и ночную смены и одновременно сообщил капитану Ронну в Элсуэрт о происшедшем.

Он и его главный летчик Маккарти предложили помочь нам, как только будет приведен в готовность и опробован в полете их самолет. Но с этого момента изо дня в день или дул ветер, или господствовала белая тьма. Конечно, полеты были невозможны.

Работа велась круглосуточно, и 29-го «Оттер» был готов. Снег внутри крыльев вытаял, двигатель опробовали, руль поставили на место. Требовался только кратковременный период летной погоды. Утром этого дня Гордон связался с нами и сказал, что он и Аллан здоровы, но чувствуют, что им «не хватает пищи» (они жили на аварийных рационах — около 700 калорий в день); он хотел знать, какова погода в Халли-Бей. Нам пришлось ответить, что видимость слишком плоха для полетов, но, добавили мы, у нас все готово для их поиска, как только улучшатся погодные условия. Вечером «Оттер» совершил пробный полет, но низкая облачность ограничивала потолок 500 футами и дальность — двумя-тремя милями.

Сведения о погоде, переданные из Халли-Бей 30 сентября, побудили нас попытаться выслать самолет. Как раз в тот момент, когда «Оттер» был готов вылететь, из Элсуэрта, несмотря на плохую погоду, прибыл капитан Ронн и привез специальное лекарство для лечения больного на базе Королевского общества. Он и Маккарти еще были у нас, когда Джон Льюис и Дэвид Стреттон взлетели в темное мрачное небо, нависавшее надо льдом на северо-востоке. Вскоре они попали в условия обледенения, и подняться выше облака оказалось невозможным, к тому же видимость упала до нескольких сот ярдов. Снизившись из-за обледенения, не видя сквозь снежные шквалы, что впереди, они вскоре стали перелетать через айсберги на высоте 50 футов при максимальной скорости в 140 километров в час и полностью открытом дросселе; испуганные пингвины с тревогой смотрели вверх, на самолет. Когда условия полета совсем ухудшились, Джон повернул назад и полетел на запад над морем Уэдделла, чтобы избежать увеличения обледенения на обратном пути. На его срочный запрос об условиях погоды в Шеклтоне база могла дать вполне утешительный ответ: у нас было безоблачно, сиял такой золотой солнечный диск, какого здесь не видели уже много месяцев.

Чтобы обеспечить полные сведения о погоде до самого момента утреннего вылета, в эту ночь база несколько раз связывалась по радио с Халли-Бей. Утро в Шеклтоне было облачное, белая тьма и условия обледенения до высоты 2000 футов по всему маршруту, почти до Халли-Бей. Но ожидалось улучшение условий погоды, и поэтому Джон с Дэвидом снова поднялись, намереваясь лететь на высоте 5000 футов — выше области обледенения и ниже высокого слоя облаков. Через 2 часа 20 минут они уже делали круги над Халли-Бей. Перед посадкой они пролетели на 70 миль к югу в поисках самолета, затем сели, чтобы заправиться перед вылетом на север, в район, где, по нашим расчетам, сделал посадку «Остер». За Халли-Бей «Оттер» держал радиосвязь с базой Королевского общества, но наша база тоже слышала их переговоры. Почти тотчас же Джон поймал сигнал радиомаяка на «Остере» и несколькими минутами позже увидел черное пятнышко на льду.

Вскоре Джон благополучно сел и занялся заправкой «Остера». Через 50 минут оба самолета были в воздухе и направились в Халли-Бей, где приземлились вечером, без четверти семь. Спустя несколько минут Джон и Дэвид рассказали нам, сидевшим в Шеклтоне, что и Гордон и Аллан, хотя и похудевшие, были в «хорошей форме для раунда».

Полностью рассказ о том, что произошло, мы выслушали, когда все они вернулись в Шеклтон.

Гордон и Аллан были одеты в толстую, подбитую пухом одежду, и у них имелись легкие одиночные спальные мешки, аварийные рационы на три недели и достаточный запас керосина, чтобы сварить себе чего-нибудь после сна и еще раз перед сном. Это давало им возможность получать только полторы пинты жидкой пищи в день, поэтому они испытывали жажду, а питание скудными рационами исключало усиленные движения, чтобы согреться. Вечером первого дня они выкопали в снегу яму «размером с двухместный гроб», как выразился Гордон; копали ножом и руками. Ушло на это почти шесть часов. Потом они накрыли яму чехлом от самолетного двигателя и улеглись спать; было тесно и неудобно, они дрожали от холода и часто просыпались. В последующие дни яму постепенно увеличивали, и наконец в ней можно было с удобством стоять. К концу недели вдоль каждой стороны ямы у них уже были выступы, на которых они спали, и еще один поперек — на нем стоял примус, — а в стенках вырезали еще полки и ниши для вещей. Метель продолжалась, и приходилось все время раскапывать снежные наносы, очищая самолет, и ставить его все время против ветра. Чтобы помочь поисковой партии, Аллан и Гордон разметили посадочную полосу плитами льда и флуоресцирующей краской.

Тем временем сама природа чудом вылечила Робина Смарта, и, когда через 12 дней самолеты благополучно прибыли в Халли-Бей, Смарт отправился на посадочную полосу, думая, что, может быть, ему придется лечить двух пациентов. Когда Аллан вышел из «Остера», возникла некоторая неясность — кто кого должен лечить, но гости с внушающим уважение воздержанием сохранили нетронутой бутылку того, что хозяин назвал «препаратом, рассчитанным на ускорение выздоровления». Выпив бренди, согревшиеся доктора пришли к общему мнению, что оба они в отличном состоянии.

Погода помешала самолетам вернуться в Шеклтон раньше 4 октября, но с 4-го мы смогли снова обратить свое внимание на юг и начать окончательные приготовления к отправке разведывательной партии в Саут-Айс; в эту партию вошли Дэвид Пратт, Джоффри Пратт, Рой Хомард и я; мы взяли три «Уизела» и один сноу-кэт.

Из-за плохой погоды и потери времени на приведение в готовность «Оттера» мы теперь еще больше опаздывали в приготовлениях к главному ноябрьскому походу, и Робин Смарт любезно согласился прислать нам в помощь двух своих людей в Шеклтон на несколько недель. Поэтому 5 октября Джон Льюис и Ральф Лентон вылетели в Халли-Бей, забрали Айвора Бени и Фреда Морриса и в тот же день вернулись. Джоффри Пратт воспользовался представившейся возможностью и послал с ними гравиметр Уордена, чтобы установить погрешность показаний в той точке, где в начале января было определено значение силы тяжести.

Наконец 8 октября «Оттер» вылетел, чтобы сменить партию Саут-Айса; это была первая непосредственная связь с нею после 25 марта. Аллан Роджерс и Фред Моррис сменили Кена Блейклока и Иона Стивенсона, Хэл Листер оставался еще на несколько дней, а потом и он должен был тоже прилететь в Шеклтон.

В этот же день наконец выступил в разведывательный поход в Саут-Айс отряд на машинах. Наши злоключения в этом длительном путешествии будут описаны в одной из следующих глав.

Пока мы медленно нащупывали дорогу по шельфовому леднику, продолжалась и другая работа. Всего лишь через два дня после нашего выхода в дальний путь была сделана первая попытка перебросить по воздуху собачьи упряжки к хребту Шеклтона, но она не удалась из-за «белой тьмы», господствовавшей вблизи гор, и самолету пришлось повернуть обратно. В состав партии входили Дэвид Стреттон, Кен Блейклок, Ион Стивенсон и Джордж Лоу с двумя собачьими упряжками — «черно-коричневыми» и «нелучшими» (по этим названиям мы их впоследствии различали).

Поход имел тройную цель. Во-первых, партия должна была найти дорогу вверх по ледяной стене, тянувшейся от западной оконечности хребта Шеклтона и закрывавшей путь на линии продвижения отряда на машинах, уже шедшего с севера по изрезанному трещинами шельфовому леднику. Во-вторых, группе топографов с одной собачьей упряжкой предстояло, производя съемки, пройти вдоль хребта до его восточной оконечности, которую видели осенью во время полета на «Оттере», и, если будет возможно, вернуться, следуя вдоль противоположной стороны гор. Наконец, Стивенсону поручалось определить наиболее обещающий район для геологической работы и сосредоточить на нем свои усилия.

Участники этого весеннего похода на собачьих упряжках были взволнованны и полны надежд: поездка могла оказаться единственной возможностью для топографов и геологов поработать в не обследованной до сих пор области, где рельеф подобен альпийскому. Мы предполагали, что в случае если на полярном плато вглубь от Саут-Айса при переходе через континент отряд обнаружит горы, то они, вероятно, окажутся лишь нунатаками со сравнительно пологими снежными и ледяными склонами между выходами скал.

Правда, намеченный заранее трансантарктический маршрут привел бы нас на той стороне континента к горам Земли Виктории, но, вероятно, полевые партии Хиллари проведут в том районе гораздо более подробные обследования, чем мог бы провести наш отряд в отпущенное ему время.

В феврале 1957 года «Оттер» совершил два полета через хребет Шеклтона; в то время нашей главной заботой были поиски надежной дороги в глубь континента на полярное плато. По данным этих разведывательных полетов и многих других, связанных с устройством Саут-Айса, у нас уже составилось общее представление о форме и протяженности хребта. Горы тянулись примерно на 100 миль с запада на восток и доходили до точки, находившейся в 200 милях от Шеклтона. Они заметно группировались вокруг двух центральных массивов — на западной и восточной оконечностях. Несколько небольших ледников в долинах стекали с этих двух центральных возвышенностей, соединенных снежным перевалом, который, по оценке с самолета, находился на высоте между 4000 и 6000 футов. Большая часть северной стороны гор имела крутой скалистый склон; между ним и ледником Слессора, в стороне от хребта, возвышалось несколько отдельных нунатаков. С южной стороны, которая получала меньше солнечного тепла, горы были покрыты более мощными льдами и охвачены широким ледником Рековери. Мы полагали, что самые высокие пики возвышаются примерно на 1000–2000 футов над высоким снежным перевалом между двумя горными массивами, а подошва западного конца гор граничит с шельфовым ледником Фильхнера на высоте около 500 футов.

Решение перебросить две собачьи упряжки по воздуху исходило из необходимости сэкономить время и избавить собак от непроизводительного пробега во много миль, прежде чем они достигнут района работ. Да если бы собаки и добрались до гор по земле, пришлось бы доставить им корм самолетом, чтобы они могли начать работу в горах. Из прежнего опыта было известно, что эффективность работы лаек и их выносливость в далеких походах страдали, если они тащили больше 120 фунтов на собаку. Исходя из такой нагрузки, неутомительная продолжительность похода партии из четырех человек на двух собачьих упряжках была определена примерно в 30 дней.

Неудавшийся полет 10 октября дал нам все же некоторый опыт погрузки на самолет 12-футовых нансеновских саней, десяти собак, оборудования и продовольствия для двух человек и собак на 30 дней. Люди были довольны тем, что собаки легко переносят воздушное путешествие, и если отделить друг от друга хотя бы лишь закоренелых врагов одним-двумя ящиками, то можно быть почти уверенным, что в большой кабине «Оттера» будет царить мир. Однако каюры видели слишком много драк, чтобы питать хоть слабые иллюзии; поэтому, чтобы быть вдвойне уверенным в сохранении мира, один «дежурный» уселся, нагнув голову под потолком, на санях, окруженный своими пассажирами. Затем обогреватель кабины включили на полную мощность, чтобы собак, насколько возможно, охватила сонливость. Предосторожности эти оправдали себя, и, когда Джон Льюис примирился с тем, что собака-вожак Нанок будет все время дышать ему в затылок, в кабине стало тихо.

Одиннадцатого октября выдался отличный, безоблачный весенний день со слабым ветром и температурой –14°.

В 11 часов «Оттер» вылетел, имея на борту Джорджа Лоу, Дэвида Стреттона и упряжку «черно-коричневых». Милях в тридцати к югу от Шеклтона они пролетели над отрядом, следующим на машинах, вышедшим с базы 8 октября. Стреттон признается, что каюры на самолете ощутили некоторое превосходство с оттенком сочувствия к трудному положению пробивавшихся внизу на машинах, ибо видели, что одни из саней с «Уизелами» застряли в трещине.

Полет прошел без происшествий; дойдя до «ледяной стены», «Оттер» сделал круг над этим грозным препятствием, затем пролетел над ним к выходам скал на поверхность в западной части хребта Шеклтона, чтобы еще раз посмотреть, нет ли лучшей наземной дороги у самых утесов.

Затем они пролетели девять миль к северо-востоку и увидели более или менее подходящее место для посадки у основания пирамидальной вершины высотой 3000 футов, которая могла бы служить удобным ориентиром для будущих полетов.

Льюис направил «Оттер» на замерзшее озеро талой воды у основания этой вершины, сыгравшее роль хотя и неровной, но безопасной посадочной площадки.

Собаки сразу оживились и после неприличной схватки за честь первой сойти на землю разместились привязанные цепями к тросу. В этой операции бедный Джордж получил укус, и так как он до этого только два раза ездил на собаках и один раз уже был укушен, то разочаровался в лайках. При везении два укуса считаются для большинства каюров примерно двухлетней нормой; такое случается редко, разве лишь когда каюр разнимает дерущихся собак.

За время часовой стоянки самолет разгрузили, и он тотчас же вылетел в Шеклтон. Если бы это оказалось возможным, второй полет с другой собачьей упряжкой и еще двумя людьми должен был состояться в тот же день, так как в этих широтах самолет может летать в любое время ночи при свете «полуночного солнца».

Подходящее место для лагеря нашлось в 800 ярдах от замерзшего озера и футов на 300 выше его, на небольшом ровном участке снега. Это место стало называться авиалагерем. Покормив собак, люди смогли пройтись по моренам у основания скалистой вершины и насладиться тем, что ступают на твердую почву впервые с декабря прошлого года, когда они покинули Южную Георгию. К полуночи небо затянуло облаками, закрывшими верхушки наиболее высоких пиков; стало ясно, что второй полет отменили. Весь следующий день небо оставалось облачным, и только 13-го после полудня «Оттер», пилотируемый Гордоном Хэслопом, приземлился, доставив Кена Блейклока и Иона Стивенсона с упряжкой «нелучших». Четверо в авиалагере могли теперь упиваться самостоятельным существованием, имея запасы на 40 дней.

На следующий день партия разделилась на две, чтобы Блейклок и Стреттон направились к «ледяной стене», а Стивенсон и Лоу до их возвращения занялись на месте геологией. Отойдя 10 миль, топографы попали в область конических ледяных выступов, связанных с трещинами, но прошли через них без затруднения и ко времени разбивки лагеря покрыли в общем 16 миль, дойдя как раз до «ледяной стены», где впервые как будто появилась возможная дорога между двумя участками начинающегося ледопада.

Следующий день был облачным, установилась белая тьма, но топографы смогли подняться по ущелью на верх «ледяной стены», примерно на 700 футов выше шельфового ледника. В дневнике Стреттона есть запись:

«…Доехали до „ледяной стены“ и вскоре начали подниматься, фактически в отсутствие видимости, по ущелью в стене. Местность довольно похожа на ледяной барьер на нашей базе, но трещина здесь перекрыта перемычками получше… заложили запас пеммикана для собак на самом верху и вернулись в лагерь, до которого было 9,5 мили. Мы убедились, что для собак дорога легка, но необходимо улучшение видимости, чтобы расставить флажки по самой подходящей для машин линии. Я полагаю, что, соблюдая осторожность, они смогут пройти здесь без затруднений».

Шестнадцатого поездки были невозможны из-за белой тьмы. Единственное, что они сделали, — провели измерение плотности слоев снега с помощью забивного зонда. Ночью периодическое потрескивание и гул под палаткой показывали, что лед движется. Когда 17-го небо прояснилось, они нашли лучшую дорогу и отметили ее флажками до верха «ледяной стены». Наиболее подозрительные на вид трещины отмечали флажками в белую и красную клетку.

Поверхность была твердой, крепкой, но, к сожалению, к тому времени, когда наконец прибыли машины, ее характер из-за недавнего снегопада несколько изменился. Углубленные снежные перемычки перекрывали большие трещины; мосты казались невероятно толстыми, и у партии появилось убеждение, что это наилучшая дорога в этом районе. С верха «ледяной стены» они несколько отклонились от прежнего курса, направляясь к скалистой стене хребта Шеклтона, поскольку воздушная разведка показала, что непосредственно к югу лежит непроходимый участок. Следующие четыре мили дорога была неприятной, так как путь разведки шел в общем параллельно длинной линии трещин, следовавшей направлению «ледяной стены», но затем трещин становилось все меньше, и примерно в 19 милях от подошвы «ледяной стены» они смогли отметить конец маршрута большим снежным столбом, увенчанным флажком.

Блейклок и Стреттон вернулись в авиалагерь, проверив и отвергнув возможность более надежной дороги у самых скалистых утесов, где они собрали геологические образцы. В лагерь, где оставалось еще много работы, перебросили на самолете Тэффи Уильямса, чтобы сменить Джорджа Лоу, и, таким образом, Лоу мог теперь продолжать свою программу фотографирования в другом месте. Было решено, что все четверо пройдут вместе к началу ледника, тянущегося на восток от лагеря до западного массива хребта Шеклтона. Где-то на фирновом поле этого ледника они заложат склад, и обе партии — топографы и геологи — в назначенный день встретятся там, чтобы ждать прилета «Оттера», который доставит их всех в Саут-Айс. Чтобы застраховаться на случай возможной аварии самолета, они устроили склад на прямой дороге в Саут-Айс через ледник Рековери и нунатаки Уичавей; отсюда, если понадобится, выносливости собачьих упряжек хватит, чтобы самостоятельно добраться до Саут-Айса.

К концу дня они прошли 10 миль и поднялись на 1200 футов по леднику; собаки тянули хорошо, везя на двух санях полезный груз в одну тонну. Вечером 19 октября заложили склад в 25 милях вверх по леднику, в центре фирнового поля, от которого на две мили в любом направлении простиралась превосходная для посадки самолета поверхность. Здесь 30 октября, в полдень, должна была состояться встреча с самолетом. Выполнение плана работ зависело фактически от возможности поддерживать связь с базой, «Оттером» и партией, следующей на машинах. Из-за отказа коротковолновых приемно-передающих устройств с ручным приводом связь прервалась и база должна была ограничиться передачей «вслепую», предназначенной для партий на санях с собачьими упряжками, в надежде, что эти передачи будут приняты маленькими батарейными приемниками, используемыми обычно для приема сигналов времени. Надежда эта оправдалась, и оказалось возможным отозвать партию топографов раньше, чем намечалось поначалу.

У склада, лежавшего на высоте 2800 футов, партии опять разделились: Стивенсон стремился изучить скалистые склоны ледниковых долин, в то время как топографы Блейклок и Стреттон хотели сделать возможно больше топографических съемок гор. 20-го маршрут партии топографов пролегал вверх по крутому снежному склону, по-видимому, без трещин, между нунатаком в начале ледника и ледопадом на южной стороне. Переход прошел без каких-либо происшествий, собаки хорошо тянули, каюры хорошо толкали. Когда пришла пора выпить желанную пинту какао и съесть четыре сухаря с маслом и дрожжевой пастой, сани уже стояли на снежном куполе, венчающем начало ледника, на высоте около 4500 футов.

С этого места они впервые со времени приземления в авиалагере могли видеть все вокруг без помех. Изумительный альпийский пейзаж, открывавшийся со всех сторон, производил потрясающее впечатление после многих месяцев, проведенных в Шеклтоне, окруженном плоским, однообразным шельфовым ледником. Солнце, поднимавшееся над горизонтом все еще ниже чем на 30°, выхватывало более ярко окрашенные жилы пород и утесы в темных стенах и бастионах скал далеко внизу, а волны и углубления ледника рельефно выступали благодаря длинным теням. На северо-востоке перед их глазами расстилался новый ледник, посредине которого шла широкая белая лента снега без складок, но по краям она морщилась и изгибалась из-за трещин, возникших там, где ленту отменяли или задерживали ограничивающие ее каменные стены. В 60 милях к северу в свете опускающегося солнца сверкал снежный пик горы Фаравей, а ближе, на леднике Слессора, видна была каждая черточка ряда параллельных трещин и гребней сжатия. На востоке, в направлении предполагаемого пути экспедиции, скалы и льды казались более высокими и дикими; эта часть горной цепи обещала быть самой интересной, а к югу складчатая середина ледника Рековери не предвещала ничего хорошего для партии на машинах. За ледником Рековери нунатаки Уичавей указывали путь к Саут-Айсу. В бинокль между небольшими скалистыми вершинками был виден синий лед, отражающий солнечные лучи, и по обе стороны нунатаков, на восток и на запад, насколько хватало глаз, тянулась обрывистая, покрытая снегом стена — еще одна задача, стоящая перед тракторами.

Между 20 и 22 октября партия топографов прошла около 60 миль вдоль южной стороны хребта Шеклтона. Сначала они шли по волнистой равнине на средних участках склонов хребта, на высоте около 1000 футов над ледником Рековери, затем район стал интереснее: появились врезающиеся в склоны выемки, уходящие в горы. Иногда партия была вынуждена спускаться вниз, на ледник, чтобы обойти скалистые гребни; иногда оказывалось возможным пройти короче, напрямик, через снежные перевалы между ними. К радости собак, некоторые из этих коротких дорог приводили к более крутым и резким спускам, чем можно было ожидать, а собаки обладают свойственной и людям чертой находить какое-то удовольствие в остро критических ситуациях и наслаждались беспорядочной путаницей, получавшейся на таких спусках.

Погода для топографической съемки была превосходной (–20° и –26°), попутно топографам удалось на некоторых участках скалистых стен собрать образцы пород. В это время и собаки и люди были в полной форме, и трудно было бы сказать, кто получал наибольшее удовольствие — собаки, когда они бежали, или люди, когда шли на лыжах по твердой, крепкой поверхности. Единственное, что раздражало путешественников, — это постоянная неудача в установлении радиосвязи с базой и партией на машинах и спасение, что у них не хватит времени на то, чтобы как следует обследовать горы.

Рано утром 22 октября они прошли мимо вертикальной скалистой стены, тянувшейся несколько миль и заканчивавшейся на востоке выступом, которому они дали название «Утес-таран», затем дальше, мимо снежного перевала, расположенного между восточной и западной частями хребта Шеклтона. Впереди лежал весьма внушительный сложный массив, несравнимо более значительный, чем западный. В этот вечер лагерь топографов был занят работой — измерением 1000-футового базиса и проведением угловых наблюдений с обоих его концов, чтобы засечь возможно большее число приметных точек в далеких горах.

Работу замедляли условия, в которых ее приходилось вести: температура упала до –40°, и дул свежий ветер; наблюдения против ветра влекли за собой обмораживание щек и пальцев. Вернувшись в палатку, они сделали еще одну неудачную попытку связаться с нами по радио и против обыкновения не смогли на этот раз даже слушать передачу базы с помощью батарейного приемника.

В эту ночь было почти полное затмение солнца; ледник и склоны гор купались в прозрачном синем свете, но, как ни странно, собаки совершенно не обратили внимания на неожиданное внезапное наступление темноты.

На следующее утро по моему требованию Шеклтон передал по радио общее распоряжение партиям на собаках направиться в авиалагерь, ввиду того что партию, следующую на машинах, основательно задержали трещины на шельфовом леднике Фильхнера и на базе требовались все имеющиеся у нас люди, чтобы подготовить оставшиеся тракторы и оборудование для главного похода.

В три часа, закончив наблюдение солнца и измерение плотности снега зондом, партия топографов повернула назад от восточных гор: им предстояло подняться на вершину перевала, лежащего между двумя массивами, на высоте 4750 футов. Они планировали пройти возможно быстрее вдоль северного склона гор назад, в авиалагерь, производя в то же время топографическую съемку и геологические работы в таком объеме, какой только позволит погода.

На следующий день при спуске с перевала перед ними открылась панорама гор. К счастью, потребовался только один неожиданный крюк, чтобы обойти очень крутой, изрезанный глубокими трещинами склон, так что главная их забота состояла в том, как заставить работать ведущих собак, которые неохотно шли прямо вперед, а иногда совсем не шли. Опасливое поведение собак было связано с частым характерным гулом при движении по склонам; при этом верхние слои снега оседали от колебаний, возникавших при приближении саней. Это хорошо известное явление возникает при определенных структурах снежного покрова и соответствующих температурах, но такое научное объяснение не могло успокоить собак. Нанок часто оборачивался и, глядя на нас с укоризной, отказывался выполнять бóльшую часть команд каюра.

Вечером разбили лагерь около нунатака, примерно на 1500 футов ниже перевала. С вершины нунатака можно было грубо наметить маршрут на ближайшие два дня. Топографы решили идти по линии раздела каменной и ледяной стены на запад, пока не дойдут до того тянувшегося на северо-восток ледника, который они видели во время остановки на ленч 20-го. Тогда им казалось, что поверхность его не нарушена вдоль средней линии и он должен привести их обратно к складу — туда, откуда две партии разошлись.

За следующий день топографы продвинулись на 17 миль, иногда поднимаясь выше, иногда теряя высоту, петляя между множеством нунатаков в стороне от хребта и казавшимися наиболее опасными трещиноватыми склонами, 25-го они разбили лагерь под юго-западным краем столовой горы, которую во время полетов мы всегда называли Плоской вершиной. Эта квадратная гора лежала на слиянии трех ледников, ее крутые скалистые бока поднимались на 1000–3000 футов над долиной. Восхождение наверх от палатки заняло два часа, причем на коротком участке понадобилось вырубить ступени. Вершина оказалась слабоволнистой плоскостью, покрытой раздробленными морозом валунами. Удержавшись от соблазна наполнить карманы кусками породы, они спустились вниз по крутому ущелью за десять минут с большим ущербом для штанов защитной одежды.

В следующие два дня топографы достигли ледника, ведущего к складу, который они забрали, оставив в нем только рационы на пять дней, чтобы покрыть возможную экстренную потребность геологической партии. В авиалагере они застали Гордона Хэслопа и Джорджа Лоу, которых я вызвал с «Остером», чтобы оказать поддержку партии, следующей на машинах. Эти двое располагали массой новостей и были в курсе всех местных слухов; последние всегда очень интересуют партии, работающие в поле и вынужденно сосредоточенные только на ведущейся ими работе.

От Хэслопа и Лоу топографы узнали, что накануне Ион Стивенсон таинственно явился с гор на лыжах. Приемник геологической партии перестал работать, и они не слышали ни слова из передачи, отзывавшей всех на базу. Не слышали они ничего и о прилете «Остера». И вот, работая у вершины пика, милях в десяти от авиалагеря, геологи с изумлением увидели, как далеко внизу по леднику взлетает «Остер». Тотчас же они решили расследовать, что бы это значило. Иона доставили на самолете назад, к Тэффи Уильямсу и собачьей упряжке в горах. Никто из них не знал, где находится партия топографов; геологи думали, что у нее тоже полностью отказало радио. Ион и Тэффи направились к месту встречи — складу у начала ледника, намереваясь оставить там записку.

Топографы узнали здесь от них о «прудовом сорняке», который обнаружили в замерзшем озере ниже лагеря. Это был большой лист, похожий на водоросль, вмерзший в лед. Пришлось принять меры к сохранению кусков этого неизвестного растения, существование которого, как они думали, в Антарктиде раньше не отмечалось.

Утром 28 октября небо было затянуто низкими облаками, но к полудню основание облаков поднялось до уровня чуть ниже высоких вершин, и Дэвид Стреттон решил лететь вверх по леднику и завернуть назад геологическую партию, продолжавшую с трудом пробиваться к складу на высоте 2800 футов. Гордон с трудом поднялся со взлетной полосы, которую солнце основательно видоизменило за последние две недели: гладкая снежная поверхность замерзшего озера растаяла и обнажила мелкие ледяные гребешки. Спустя четверть часа самолет появился над Ионом и Тэффи, что оказалось для них весьма некстати: он отвлек их внимание от дороги, и они вместе с собаками и санями сорвались с крутого снежного откоса высотой около 200 футов, шедшего от соседнего нунатака. Клубок собак и людей вместе с санями скатился вниз по склону и остановился в нескольких ярдах от его конца. В тот же момент рядом приземлился «Остер», и Дэвид Стреттон успел подбежать и помочь поставить сани на полозья. Оба прилетевших на самолете нашли, что это, конечно, высшее спортивное достижение сезона.

Но партия на собаках сменялась последней. Через пять минут, сообщив Иону и Тэффи об отзыве всех партий, Гордон отрулил, чтобы взять разбег в сторону нунатаков. Это давало ему то преимущество, что он видел горизонт и избегал белой тьмы посередине ледника. Тэффи Уильямс стоял как веха впереди в 50 ярдах. Но самолет шел вверх по склону, и притом с двумя людьми на борту, и не все получилось так, как надо. Об этом в дневнике Дэвида Стреттона записано:

«…Скоро стало ясно, что „Остер“ не сможет набрать достаточную высоту, чтобы пройти над гребнем снега и льда рядом с нунатаком. Так и вышло: мы нанесли несколько сильных скользящих ударов по этому холму, а потом скользнули вниз, в ложбину, по ту сторону возвышения. К несчастью, ложбина эта была недостаточно глубокой и длинной, чтобы можно было набрать взлетную скорость и овладеть управлением. Самолет скакал по неровностям и зарывался в ложбину, образованную ветром рядом с нунатаком, на переднем конце которой вздымалась 200-футовая ледяная стена. Тут Гордон принял единственное возможное решение — выключить двигатель, и самолет запрыгал по голой ледяной поверхности, к счастью, на не очень крутом склоне на стороне ложбины, идущей параллельно скалистой стене. Нам казалось, что снижение скорости тянется бесконечно долгое время, и, когда она все же уменьшилась, прямо перед нами возник валун. Повернуть круто влево значило спуститься на каменную осыпь в 10 ярдах от нас, повернуть круто вправо значило подняться по боку ложбинки от ветра. Гордон избрал последнее, и в тот момент, когда мы сделали резкий бросок вверх по склону, хвостовая лыжа заклинилась в маленькой трещине, прорытой талой водой, и оторвалась, сразу затормозив наше движение…»

К счастью, сидевшие в самолете не пострадали, но находившиеся за гребнем позади них Ион Стивенсон и Тэффи Уильямс очень встревожились: они видели, как самолет ударился о гребень, а потом исчез, и ничего больше не было ни видно, ни слышно. Взбежав на верх склона, они с облегчением убедились, что самолет цел, но висит, как муха, в ненадежном положении на крутой стенке ложбинки.

Хорошо, что условия радиосвязи были благоприятные и, пользуясь передатчиком «Остера», Гордон смог переговорить с базой и договориться о том, чтобы Питер Уэстон прилетел на «Оттере» с запасными частями. Раньше чем партия из четырех человек с собаками отправилась в авиалагерь, она надежно привязала «Остер» к кольям и разметила посадочную полосу для «Оттера». Погода стала портиться, и скоро видимость снизилась до нескольких ярдов, но через три часа группа прибыла в лагерь и успокоила Кена Блейклока и Джорджа Лоу, которые не имели никакой возможности узнать, что случилось.

На следующий день, 29 октября, Кен Блейклок и Дэвид Стреттон вышли с «черно-коричневыми», чтобы перехватить партию, следующую на машинах, у «ледяной стены» и обсудить дальнейшие действия. Кен с Роем Хомардом отправились назад, оставив нам Дэвида.

Когда «Остер» починили, авиалагерь закрылся, но сперва «Оттер» перебросил Иона и Кена с двумя собачьими упряжками в Саут-Айс. Затем, вернувшись в авиалагерь с Алланом Роджерсом и Фредом Моррисом, он забрал из склада все запасы и значительный груз образцов породы, чтобы доставить их в Шеклтон. Когда будут окончательно оценены результаты проведенных топографических и геологических работ, они покажут, что совместная операция воздушной и наземной партий была успешной.