Через Антарктиду

Глава восьмая Разведки в глубь континента, местные походы и завершение устройства базы Скотт

Приняв решение устроить базу Скотт на мысе Прэм, мы не стали терять времени. Большая часть наших тракторов и саней все еще находилась на мысе Баттер, но вечером 9 января мы выехали с остальным транспортом и оборудованием через залив к мысу Прэм, намереваясь начать разбивку и выравнивание площадки базы. «Индевр» отплыл обратно к мысу Баттер, чтобы забрать тракторную партию, которая потерпела неудачу еще внизу, на подходах к леднику Феррара, после упорной попытки закончить поход, от трудностей которого волосы вставали дыбом. На мысе Прэм наша партия разбила лагерь на горизонтальном, усыпанном галькой уступе, прямо над приливной трещиной, и поставила там все пирамидальные палатки. Затем была выполнена съемка участка и разметка положения различных домиков на широком уступе довольно высоко над льдом залива. На покатом склоне позади участка мы отметили приблизительные расстояния между мачтами нашей длинной ромбической антенны. Когда «Индевр» вернулся с тракторной партией, она перевезла наше остальное лагерное оборудование на мыс Прэм, и строительная бригада поселилась в палатках. Тракторные поезда начали циркулировать по-настоящему круглосуточно, и один груз за другим перебрасывались на площадку. К 13 января прибыло уже достаточно материалов, чтобы строительная бригада могла начать укладывать фундамент для домика столовой, и было очевидно, что наша программа разгрузки выполняется вполне успешно.

Плохие новости пришли от Марша, руководителя партии, отправившейся на собаках и работавшей на той стороне залива, на леднике Феррара. Он сообщил, что они установили непроходимость нижней части ледника для собачьих упряжек при теперешнем состоянии льда, и рекомендовал отказаться от попытки восхождения. Это было очень неприятное известие: ведь мы рассчитывали использовать ледник Феррара как маршрут к полюсу. Я решил подождать и разведать ледник с воздуха, прежде чем окончательно отказаться от всякой надежды. Теперь работа развернулась полным ходом, и время сна свелось к минимуму. Несмотря на часто возникавшие трудные моменты, дело, пока это касалось базы, шло в основном по плану, но наша полевая работа по всем линиям терпела неудачи.

Четырнадцатое января началось сообщением с мыса Хат-Пойнт, что американский трактор «Уизел» провалился сквозь лед и один человек утонул. Это лишь подтвердило наше убеждение, что отдельные участки льда залива становятся опасно тонкими.

Мы ужесточили наши требования к безопасности движения, обеспечили более строгое соблюдение тракторами размеченных маршрутов и ввели правило — тракторы ходят только парами.

К полудню пол домика столовой был готов и начали ставить стены. К 9 часам домик снаружи был закончен, и люди впервые получили надежное укрытие. В 3 часа ночи мы услышали над собой рев, и, к нашей радости, над лагерем пронесся самолет «Бивер». Команда новозеландских авиаторов работала изо всех сил, разбирая ящик с фюзеляжем, ставя крылья и приводя самолет в эксплуатационное состояние. Теперь не время было думать о сне: в 5 часов утра мы вылетели на «Бивере» на мыс Баттер и через 20 минут уже разглядели палатки партии, уехавшей на собаках. Прежде чем совершить посадку, мы пролетели дальше, чтобы взглянуть на ледник Феррара. Зрелище было ужасающее: поверхность ледника была неровная, источенная, по ней бежали гигантские потоки талой воды. Вид ледника целиком подтверждал сообщения разведывательной партии. Около палаток обнаружился гладкий участок морского льда, и Клейдон зашел на посадку; она была проведена отлично. Через минуту мы здоровались с Маршем и его партией и обсуждали трудности, с которыми они встретились. Чтобы сделать последнюю проверку, наш самолет совершил еще один далекий полет вверх по леднику, взяв на борт Марша и Брука.

Поверхность верхней части ледника была на вид вполне сносной, но полет еще раз подтвердил, что о походе по нижней части ледника не может быть и речи, во всяком случае в это время года. Мы поэтому договорились о встрече с «Индевром», чтобы он забрал наши собачьи упряжки, и затем вернулись на базу Скотт.

Пятнадцатого и шестнадцатого января были днями шторма, и морской лед все время грозил взломаться и уйти из залива. При плохой видимости люди боролись с ветром и снегом, пытаясь снять с судна еще несколько партий груза. Несмотря на такую скверную погоду, постройка домика продолжалась, как и в прежние дни, и было ясно, что база будет очень скоро достроена.

Моей главной заботой теперь стало отыскание пригодного маршрута на полярное плато, так как я по-прежнему считал первоочередным делом установление такого маршрута до зимы и закладку на нем складов. Раз ледник Феррара оказался неприемлемым, приходилось искать другую дорогу. Я вспомнил сообщение Ганна о леднике Скелтона в нескольких милях к югу и решил исследовать его.

В первом исследовательском полете пилотом был Кренфилд, а пассажирами летели Марш, Брук и я. «Бивер» вылетел с базы Скотт утром 18 января и направился на юг, между возвышенностями Блэк и Уайт, затем обогнул кончик утеса Минна, где были замечены очень неприятные гребни сжатия и трещины. Затем самолет полетел на запад, к выходу ледника Скелтона. Широкий нижний участок основного потока ледника с боков был изрезан большими трещинами, но, по-видимому, по его середине шла относительно ненарушенная полоса. Мы начали подниматься, идя над крутой средней частью, и чем дальше летели, тем больше усиливался наш оптимизм. Встречались большие участки с трещинами, но казалось, по крайней мере с воздуха, что, следуя по извилистому пути, можно будет большую часть их обойти.

Мы вышли на обширную площадь фирна и в отдалении увидели стену скал, которая составляла, по нашему убеждению, край плато. У нас было недостаточно горючего, чтобы лететь дальше, и самолет повернул на базу. Там, пополнив баки, с Клейдоном в качестве пилота «Бивер» снова вылетел, чтобы закончить обследование маршрута. На этот раз самолет полетел прямо на Скелтонский фирн, а затем дальше, к просвету в окружающей его стене. К нашей радости, поле фирна шло вверх широким пологим склоном, проходило через стену скал и сливалось без заметных препятствий с обширным плоским пространством полярного плато. Несомненно, это был многообещающий маршрут.

Лето проходило быстро, и нужно было, не теряя времени, произвести наземную разведку. 19 января с базы Скотт вышли три собачьи упряжки с Маршем, Бруком, Айрсом и Малгрю, чтобы пройти через шельфовый ледник Росса к леднику Скелтона. Но через пять дней они все уже были снова на базе Скотт. Пройдя 30 миль по шельфовому леднику Росса, Марш сильно заболел, и я решил эвакуировать его на базу Скотт и отозвать остальную часть партии. Такая задержка в разведке потребовала дополнительных энергичных мер, и я перебросил по воздуху партию с двумя собачьими упряжками прямо к подошве ледника Скелтона, чтобы она начала оттуда восхождение на ледник. 25 января «Бивер» чуть не потерпел аварию, пытаясь совершить посадку на высокие неровные заструги в 20 милях вверх по леднику. Клейдон должен был снова поднять самолет в воздух после нескольких страшных ударов шасси об лед. Единственный действительно гладкий участок, который удалось найти, находился позади, у выхода ледника, и там мы в конце концов приземлились, чтобы положить начало Скелтонскому складу.

Два дня спустя Брука, Эллиса, Айрса и Дугласа перебросили по воздуху с двумя собачьими упряжками, двумя санями и всем, что требуется для устройства лагеря и жизни в нем, и на следующее утро они отправились вверх по леднику. Это был также особенный день на базе Скотта, потому что закончилась выгрузка наших запасов с «Индевра» и «Рядового Джона Р. Тоула» и можно было сосредоточить все внимание на достройке зданий и их внутренней отделке.

Тренировка, проведенная в Новой Зеландии, теперь приносила свои плоды. Шестой, последний из наших главных домиков закончили 5 февраля, всего лишь через три недели после закладки фундамента первого домика. Работа сосредоточилась на внутренней отделке, на постройке крытого перехода между домиками для защиты от непогоды и на окончании еще трех домиков для научных исследований. Несколько из наших шести 6-киловаттных генераторов уже работали, и Бакнелл готовил нам всем еду на большой плите с нефтяными горелками. Предстояло установить много научного оборудования, но и это дело уже было на ходу, и стало возможным высвободить добавочное число людей для полевых работ.

Оставалось еще установить маршрут с базы Скотт к Скелтонскому складу, а так как все ранее проходившие по этой местности сообщали об опасных трещинах, то я счел целесообразным исследовать этот маршрут. Боб Миллер работал как вол в начальную пору устройства базы; теперь можно было без него обойтись, и он в сопровождении Карлайона выехал на одной собачьей упряжке в 180-мильный поход через шельфовый ледник Росса к Скелтонскому складу. Так как ни один из отправлявшихся в поход прежде самостоятельно не ездил на собаках, то эти люди брали на себя довольно тяжелую задачу, и нельзя было рассчитывать, что их поездка пройдет быстро и легко. Оказалось, что мы ошиблись. Они быстро приспособились к своей работе и при переходе через шельфовый ледник Росса выдерживали среднюю скорость 16 миль в день. Прибыв на Скелтонский склад, они занялись вплотную исследованием нижней части ледника.

Тем временем «Бивер» перебрасывал один груз за другим, доставляя топливо и продовольствие на Скелтонский склад, чтобы закончить закладку запасов для партии Фукса. В одном из первых полетов пассажирами самолета летела геологическая партия, состоявшая из двух геологов, Ганна и Уоррена, и А. Гейне — опытного альпиниста, входившего в летнюю партию. У этих трех не было никакого транспорта, и поэтому они сами тащили свое лагерное оборудование вверх и вниз по леднику Скелтона на легких стеклопластиковых санях. Они пересекли глубокие трещины по краям ледника и обошли все крупные скалы, чтобы обследовать породы и собрать геологические образцы. Кульминационным пунктом их похода было отличное восхождение на Хармсворт — пик высотой более 9000 футов. Они начали подъем из лагеря на поверхности ледника и закончили поход 23-часовым восхождением и спуском.

Тем временем отряд, проводивший разведку ледника Скелтона под руководством Брука, настойчиво продвигался вперед. Мягкий снег на крутой средней части значительно замедлял их движение, и они были вынуждены переносить грузы «челноком». Как мы предполагали на основании воздушной разведки, путь их оказался извилистым, но они избежали почти всех сильно изрезанных трещинами участков. Когда отряд добрался до фирна, идти стало гораздо проще, и дня через два они достигли длинного склона, проходящего сквозь гряду скал. Здесь поверхность была неровная и твердая, и приходилось двигаться при постоянном ветре и метелях, при низкой температуре. В таких неприятных условиях они пересекли край плато и вышли на него на высоте более 8000 футов 8 февраля. В этот же день «Бивер» закончил закладку на Скелтонский склад семи тонн продовольствия и горючего.

Две задачи были выполнены, и следующее утро должно было стать критическим моментом для экспедиции, так как мы планировали сделать нашу первую посадку на полярное плато.

Небо было чистое, синее, и солнце светило ясно, когда оба наших самолета вылетели с базы Скотт и направились на ледник Скелтона. Самолеты поднялись выше изломанных склонов гор Уэстерн, проскользнули над ледниками, круто спадающими с горы Хиггинс, и вышли на Скелтонский фирн. Все еще продолжая подниматься, мы пересекли последнюю стену под горой Фелдера и начали высматривать на плато палатки нашей партии на собаках. Сначала мы не могли увидеть их и уже почти потеряли надежду найти партию, как вдруг заметили что-то далеко к востоку. Клейдон сделал несколько кругов, прежде чем нашел подходящее место, затем зашел на посадку и превосходно посадил самолет. Температура была –32° при сильном ветре, и когда мы вышли из самолета, чтобы поздороваться с Бруком и его партией, то шрамы на их бородатых лицах ясно демонстрировали последствия суровой погоды. Мы передали им письма и обсудили дальнейшие действия, затем взобрались обратно в самолет. Наступил решительный момент — взлет в разреженном воздухе на высоте 8200 футов. «Бивер» медленно подрулил к старту, и Клейдон открыл дроссель полностью. Сначала, казалось, наше движение было очень медленным, но затем «Бивер» набрал скорость и, к нашему большому облегчению, оторвался как будто без труда. «Остер» кружил, наблюдая за нами, но, когда мы снова оказались в воздухе, Крэнфилд совершил хорошую посадку. «Остер» на этой высоте был на пределе своей мощности, и я сверху с беспокойством следил за ходом его нового взлета. Казалось, что он все скользит и скользит по снегу, совсем не набирая скорости, но наконец с трудом оторвался и сделал круг, чтобы присоединиться к нам. Очень довольные, что этот важный испытательный этап благополучно пройден, мы вернулись на базу, чтобы начать переброску по воздуху запасов для склада на плато.

Совершая полеты круглосуточно, если позволяла погода, наши авиаторы успешно закончили заброску запасов на склад «Плато», несмотря на температуру около –35° и ветры в 10 метров в секунду и более. Это значило, что мы закончили устройство двух складов, готовых теперь к приходу пересекающей континент партии. Я попросил полевую партию, занимавшую позицию на плато, отступить на Скелтонский фирн и продолжить топографическую съемку до конца месяца. Они с большим удовольствием удалились из этого трудного места и спустились в относительно здоровые условия на Скелтонском фирне, где температуры были на 5–8° выше.

Все наружные работы на базе Скотт были уже закончены: домики крепко привязаны к земле стальными тросами, крытый переход между домиками готов и уже использовался для хранения на полках из упаковочных ящиков самых нужных пищевых запасов. Наши девять радиомачт, из которых две были по 80 футов, производили весьма внушительное впечатление. Регулярно дважды в день у нас были радиотелеграфные сеансы связи с Новой Зеландией, уже начал работать радиотелефон, и мы передали нашу первую фотографию по радиобильдаппарату. В общем наша база становилась весьма комфортабельным местом.

Рано утром 22 февраля «Индевр» отплыл в Новую Зеландию, забрав строительную бригаду и остальных людей, которых мы привезли на базу на лето. Они оставили нас основательно подготовленными к зимовке.

С уходом судна мы вступили в период тусклой, серой погоды. Температура заметно понизилась, и густые облака усугубляли укорочение дня. В конце февраля погода на один день прояснилась, и мы, не теряя времени, за несколько полетов эвакуировали на базу наших людей и собак, пересидевших штормы на Скелтонском складе. Таким образом собралась вместе вся партия зимовщиков, и можно было ввести в действие твердый распорядок деятельности базы.

Хотя мы сосредоточили свои усилия на активной подготовке к зиме, но в осенних условиях не прекратили полевых работ и продолжали совершать походы вплоть до наступления полной темноты.

В начале марта погода исправилась, выпало несколько ясных дней. «Бивер» произвел длительные разведывательные полеты, чтобы собрать больше сведений для весенних работ. Мы слетали за несколько сот миль на юг от края полярного плато в направлении, по которому, как я надеялся, мы сможем идти к Южному полюсу, но обнаружили обширные области трещин и поняли, что нам придется направить наши наземные партии западнее, чем мы предполагали. Из самой далекой достигнутой нами точки мы отклонились к востоку, чтобы добраться до горы Альберта Маркема, а затем вернулись на базу через шельфовый ледник Росса. Особенно интересными были полеты на север вдоль гор Земли Виктории. Они выявили существование больших свободных от снега долин (оазисов), больших озер (в это время года замерзших) и даже обширных речных систем — нечто совсем противоположное тому, чего можно ждать среди традиционно обязательных снегов и льдов Антарктиды. Полеты на север пробудили в нас интерес к этой области, и мы решили летом послать туда партию, чтобы произвести там топографические съемки и геологические исследования. База получила несколько сообщений о том, что на некотором расстоянии от края шельфового ледника Росса, в нескольких сотнях миль к востоку от острова Росса, видели неизвестный остров. Мы вылетели на «Бивере», чтобы отыскать этот остров, и после долгих поисков, охвативших много тысяч квадратных миль безжизненной снежной пустыни, нарушаемой лишь редкими огромными трещинами, пришли к выводу, что остров либо был миражем, либо плодом воображения.

Еще до отплытия из Новой Зеландии я про себя питал надежду, что окажется возможным взять несколько машин с собой в поход на юг, хотя это никогда официально не входило в наш план. Великолепная работа наших тракторов «Фергюсон» на разгрузке судов заставляла теперь считать эту мечту вполне осуществимой, к тому же конструктивные изменения, внесенные Бэйтсом и Эллисом, в значительной степени улучшили поведение тракторов на мягком снегу. Мне очень хотелось как следует испытать тракторы с этими усовершенствованиями в условиях, сравнимых с условиями похода на юг, и потому я решил повторить на тракторе маршрут, по которому прошли пешком Вильсон, Бауэре и Черри-Гаррард, описавшие его в своей изумительной книге «Самый худший поход в мире». Это потребовало бы перехода через шельфовый ледник Росса от базы Скотт до мыса Крозье на восточной оконечности острова Росса — похода примерно в 100 миль.

Хорошая работа «Фергюсонов» сняла бы еще и другое бремя с моей души — она обеспечила бы нам вторую надежную поддержку в наших работах по созданию складов и позволила бы фактически гарантировать их устройство даже в том случае, если случится что-нибудь непредвиденное с «Бивером» — вещь всегда возможная при риске, связанном с посадкой в неизученных далеких местах, или при полетах с перегрузкой и с максимальной дальностью в очень плохих погодных условиях.

Во вторник 19 марта Эллис, Бэйтс, Малгрю и я выехали с базы Скотт на двух тракторах и четырех нагруженных санях. При плохой видимости мы пробирались по глубокому мягкому снегу через гребни сжатия и трещины, потом в тени горы Эребус по берегу «Безветренной бухты». Продвигались с трудом — два дня ушло на то, чтобы покрыть первые 25 миль. Мы проводили различные эксперименты с санями, ремонтировали и изменяли гусеничный механизм наших «Фергюсонов». Это позволило нам идти вперед в условиях, в каких при нормальной конструкции мы застряли бы в снегу. На третий день мягкий снег кончился, и тракторы достигли гораздо более твердой дороги. Мы быстро проехали вокруг мыса Маккая и вдоль углубления между стеной горы Террор и изломанным сжатиями льдом шельфового ледника. Наши опасения, что встретятся большие трещины, к счастью, не оправдались: ширина их была не больше двух футов. В вечернем сумраке мы со скрежетом взобрались по длинному ледяному склону на заснеженный уступ у подошвы «Бугра», венчающего мыс Крозье. Здесь мы разбили лагерь и прожили в нем несколько дней. Погода была все время ветреной, температура низкой, мело.

Нам, главное, хотелось отыскать остатки каменного домика, сложенного некогда группой Вильсона, в котором она провела столько мучительных, трудных дней. После нескольких неудачных попыток домик наконец нашли — четыре низких каменных стены без крыши. Он был до половины заполнен снегом и льдом. Над стеной торчал остов саней для перевозки вручную, истертый почти полувековым действием ветра и снега, но все же еще в превосходном состоянии. Мы выкопали лед из домика и открыли много интересных реликвий: несколько карандашей Вильсона, пробирки, термометры, неиспользованные пленки, печку, отапливаемую жиром, тяжелую кирку, кожу и жир императорских пингвинов.

Партия работала, а вокруг свистел ветер, и нам было трудно понять, почему исследователи выбрали такое открытое место, когда рядом можно было легко найти другое, более подходящее.

Двадцать четвертого марта мы выехали домой, намереваясь покрыть 50 с лишним миль за одни сутки. Сильный ветер и метель задержали наше отправление. Понадобилась длительная утомительная работа, чтобы раскопать кучи снега, скопившиеся вокруг палаток и тракторов. Выехали в 13 часов 30 минут и осторожно спустились по ледяному склону в углубление у ледника, а затем на хорошей скорости с грохотом покатили к мысу Маккая. Чем дальше мы ехали, тем лучше становилась погода, но температура непрерывно падала. Когда тракторы в темноте пробивались по мягкому снегу «Безветренной бухты», термометр показал –45°. Фары на одном из тракторов вышли из строя, а на других капризничали, так как мороз действовал на аккумуляторы. При подходе к мысу Прэм поднялся низовой туман; один из карбюраторов обледенел, замерзла одна из топливных трубок. Находить дорогу через гребни сжатия около базы Скотт было долгим делом, и, когда в 3 часа 40 минут утра наши машины въехали на базу Скотт, партия была измучена вконец. Мы покрыли 47,5 мили за 14 часов, несмотря на то что была одна задержка на два часа. Я был вполне доволен работой тракторов, хотя понимал, что есть еще большие возможности улучшить достигнутые результаты. Решено было продолжать работать над тракторами, чтобы весной взять их на юг.

Первые две недели апреля было холодно и ветрено, температура упорно держалась между –35° и –40°. Мы прилагали все усилия, чтобы закончить главные наружные работы. Все продовольствие тщательно переложили и рассортировали. Бочки с горючим (разных сортов) общим числом 1000 штук уложили рядами и отметили их шестами. Все, что требовалось в домиках, перенесли внутрь и уложили на полки. В дни, когда позволяла погода, выезжало по нескольку собачьих упряжек, чтобы люди и собаки сохраняли хорошую форму. Брук и Ганн, смелая пара, пересекли на собаках шельфовый ледник Росса при температуре –40° и поднялись на возвышенность Уайт. Только ухудшение погоды помешало им взобраться и на возвышенность Блэк. В воскресенье 14 апреля солнце в последний раз коснулось базы Скотт и ушло на зиму. Тусклый свет у нас был по 10 часов в сутки, но воздух казался темным. По ту сторону залива высокие вершины гор Уэстерн, облитые розовым солнечным светом, представляли собой прекрасное зрелище, но залив Мак-Мердо уже замерзал, за исключением широкого открытого прохода посередине, где частые штормы взламывали молодой лед.

Мы обдумывали еще один поход до зимы — совершить паломничество к старому домику Скотта на мысе Эванс. Операция эта оказалась предприятием крупного масштаба. Эллис и Малгрю, таща за собой сани с лагерным оборудованием, перешли на ту сторону залива; Клейдон и Кренфилд сделали то же и воспользовались случаем, чтобы питаться специальными самолетными аварийными рационами и жить в аварийной палатке с оборудованием, которое они всегда брали с собой в полет. Но главный поход состоялся, когда мы в составе восьми человек переехали через залив на четырех собачьих упряжках.

Так как прямая дорога на мыс Эванс требовала езды по опасному молодому морскому льду, то нам пришлось испробовать иной маршрут. Партия отправилась с базы Скотт на санях через гребни сжатия к шельфовому леднику Росса, продолжая путь по мягкому снегу, пока не добралась до самого узкого места на полуострове — мыса Хат-Пойнт. Затем собак направили прямо на седловину, и после напряженных усилий собак и людей упряжки достигли перевала. Здесь, немного отдохнув, мы обмотали собачьей цепью каждый полоз саней, чтобы цепь служила тормозом, и заскользили вниз по другой стороне. В угасающем свете, в снегопад партия попала в зону трещин и, разбив лагерь, заночевала. Наутро мы разведали дорогу через трещины и вывели собак и сани вниз, на морской лед.

Пока сани ехали по очень мокрой, липкой поверхности молодого льда, нас трепал сильный ветер. Все были рады достигнуть наконец более толстого льда и взобраться на язык ледника, высовывавшего свою длинную морду в море. Несмотря на многочисленные трещины, большие и малые, упряжки без затруднений пересекли ледяную поверхность языка, хотя опять понадобились тормозные цепи и спуск вниз с другой стороны был стремительным. Лагерь разбили на старом, крепком льду залива.

На следующий день из-за плохой погоды нельзя было двинуться с места; лед впереди был слишком молод и тонок, чтобы рисковать ехать по нему, а с суши на море дул крепкий ветер. Однако на следующее утро погода улучшилась, и мы великолепно прокатились через залив мимо стоящих на грунте айсбергов; высоко над нами последние лучи солнца окрашивали в розовый цвет вершину горы Эребус. Переезд через замерзшую приливную трещину был нетруден, и наши упряжки побежали вверх по небольшому ледяному барьеру ниже скал мыса Эванс; здесь собак привязали к кольям на замерзшей луже в стороне от морского льда. Затем пошли пешком к домику на мысе Эванс. Все мы испытали тяжелое разочарование! Земля вокруг домика была совершенно загажена мусором, пустыми консервными банками и старыми скелетами тюленей, разбросанными повсюду.

Низ домика заполнял лед, и только верхняя его часть была доступна, но и здесь нас встретила неприятная смесь беспорядка и грязи. Очевидно, различные отряды, зимовавшие в домике, не пытались поддержать в нем хотя бы самую скромную чистоту. Домик был плохим памятником великому человеку, и так как мы ничего не могли сделать, то были рады уйти^[1].

Шесть миль до ледникового языка мы проехали за несколько великолепных минут, а затем опять перешли через язык, прежде чем разбить лагерь. На следующий день, несмотря на сильный ветер, упряжки с отличной скоростью переехали залив, пробираясь среди трещин, и быстро поднялись на перевал. Последовали веселый спуск на шельфовый ледник Росса и затем бешеная езда домой. Расстояние в 13 миль партия покрыла за три с половиной часа. Все вернулись разгоряченные, тяжело дыша, но отлично чувствуя себя после напряженного похода.

Так удачно закончился сезон полярных полевых работ. Приятно было сознавать, что уже проложен удовлетворительный маршрут на плато; что два совершенно заполненных склада ждут Банни Фукса и его идущую через континент партию; и — самое важное, может быть, — что хотя Антарктика — грозный противник, но она покорится, если ее атаковать с энтузиазмом и воображением. Мы уверенно вступали в зиму, но ждали с нетерпением возвращения солнца и возобновления нашей битвы с антарктическими стихиями.