Через Урянхай и Монголию

XXXV. ЧЕРЕЗ ПЕСКИ ПУСТЫНИ ШАБАРТАЙ-ГОБИ

После Цаган-хурэ попали мы снова в безводные местности, только у трактов попадались колодцы или били струёй маленькие ключи. Поэтому марши, продолжающиеся в течение двадцати часов ежедневно, были мучительными. В довершение всех этих неприятностей, найденная вода была чаще всего испорченной, полной трупов и костей. Приходилось очищать источники и только затем пользоваться водой, несмотря на добытые из них прежде остатки падали.

Чем более углублялись мы в Шабартай-Гоби, тем сильнее омрачались наши лица при мысли о новых мучениях, ожидающих нас в пустыне. Наши карты не были слишком точными; часто блуждая, должны мы были искать помощи проводников. В это время был открыт заговор среди солдат, целью которого было перебить офицеров и сдаться большевикам. План этот исходил от наших солдат-коммунистов, которые по требованию всего отряда были выданы своими товарищами и расстреляны.

Об имевшем место заговоре, наверное, знали халхасы, потому что тот же вечер, когда он был раскрыт, они напали на обоз. Их атака почти не произвела паники, потому что ещё в самом начале допускали, что начнётся братоубийственная война. Только связной на посту выяснил ситуацию и орудийным огнём отогнал грабителей. Умелое выступление командующего бригадой перед солдатами и офицерами восстановило единств и субординацию.

Большевики, не пытаясь больше победить нас в честном бою, в конце концов, начали прибегать к варварским средствам: поджигали траву в степи, пытаясь таким образом лишить наших коней корма, однако причиняли таким способом больше вреда монголам, чем нам, потому что уже в этих местностях зимней порой нельзя было пасти скот. Кроме этого, они устраивали тысячи подвохов, подстрекали халхасов к преследованию нашего отряда, нападали на нас ночами во время сна и крали коней. Перед лицом этого мы начали безжалостно истреблять разбойничьи ватаги.

Только те поселения и улусы, которые давали проводников, а также заложников, набираемых из особ высокого ранга, брались нами под защиту. Этот жестокий образ действий возымел желаемые последствия: халхасы сами начали вылавливать коммунистов и отдавать их в наши руки, а кроме того, по первому требованию, давали нам коней, скот и продукты. Между поселением Безен-булук и Имоне был схвачен большевистский транспорт; одно заклиненное орудие, а также несколько сотен ящиков со снарядами и порохом, направлявшимися в Ургу. Конвой, состоящий из тридцати монголов и двух комиссаров, частично был перебит, частично взят в плен, а орудие и снаряды были уничтожены. Во время уничтожения этих снарядов произошёл неприятный случай с солдатом Ковалёвым, которому взрыв шрапнельного снаряда поломал ноги и рёбра, глубоко ранил лопатку и выбил все зубы. Ковалёва в почти безнадёжном состоянии отдали под опеку дивизионного врача.

Продвигались мы теперь постоянно через безбрежные степи, буйные травы которых уже окрасились в осенние цвета. Вокруг было пусто. Людские жилища встречались очень редко, зато было полно зверей. Рядом с нами мелькали быстрые антилопы, свободно передвигались дрофы, тянулись стаи гусей, уток, лебедей, журавлей, наполняя просторы резким криком.

Осень оставляла свои следы в золотистом оттенке трав и последних тёплых лучах солнца, которые согревали нас после ночных холодов, покрывающих уже землю белым инеем. Дождей не было вообще.

В противоположность Западной Монголии, покрытой взгорьями, Восточная, в которой мы, собственно, находились, являлась как бы океаном трав. Не видно здесь ни дерева, ни кургана, только время от времени интуитивно чувствуется слегка волнующаяся поверхность.

На этом широком безграничном пространстве прекрасным развлечением бывает охота на дроф киргизским способом.

Способ этот состоит в том, что охотятся на дрофу в такое время, когда вечерняя роса или дождь, замерзая на крыльях птицы, не позволяет ей спасаться с помощью крыльев. Птица, увидев охотника, убегает по земле, сначала медленно, постепенно увеличивая скорость бега. Охотник, догоняющий дрофу верхом, должен превосходно управлять своим конём, потому что птица часто описывает круги или возвращается назад. Добыча дрофы ударом нагайки по голове во время скачки галопом на коне, также требует большой ловкости и сноровки. Время от времени случается оказия поохотиться на хитрых лис, осторожно подкрадывающихся среди трав к жертве, то вновь — на степного разбойника — волка. Волк, когда ищет добычу, нервно клацает зубами и, не имея возможности повернуть шею, делает повороты всем телом. Когда учует добычу, ложится на землю, после чего начинает скрадывать её почти без шороха. Услышав подозрительный отголосок, хищник останавливается, весь обратившись в слух, почти прикладывая голову к земле. Видя, что за ним погоня, убегает что есть сил, скача на упругих ногах. В это время его окружают наездники. При виде блестящих вокруг сабель, зверь собирает остаток сил и бросается в сторону, чаще всего — к шее ближайшего коня и, собственно, тогда получает последний удар саблей по шее. Для такого рода охоты оказываются более всего пригодными монгольские кони, которые настолько понятливые, что ими можно управлять при помощи только голоса. Таким образом, мы часто пользовались подобного рода развлечениями в степях.

Бригада шла весело, хотя и запасы муки и сахара были на исходе. Зато мяса было достаточно, ели мы его в большом количестве. Хорошо выпасенного барана хватало для пяти человек на целый день.

Свежие шкуры мы выменивали на выделанные или на войлоки, неимоверно помогающие в борьбе с наступающими холодами.

Спустя несколько дней характер степи подвергся изменению. Появились песчаные дюны, растительность ограничивалась поникшей травой или колючей караганой. Приходилось теперь не только чистить колодцы, но и фильтровать воду, потому что покрывали её толстые слои пыли. И эту воду мы встречали всё реже, всё более скудной становилась степная растительность, единственную нашу радость составляли оазисы. Благодаря животворному источнику, гибнущему где-то в песках, буйная трава обрамляла его берега, а вытоптанные тропинки свидетельствовали о многочисленных зверях, которые приходили сюда утолить жажду.

Но исчезли, наконец, и оазисы. Земля, не смачиваемая дождём, под горячими лучами солнца была потрескавшейся и твёрдой. На дне высохших озёр находились вместо воды кристаллы соли.

Настроение бригады значительно ухудшилось, кони шли грустные и измученные. В воображении наездников маячили видения недавно испытанного мучения от жажды, при котором язык становился несгибаемым и покрывался болезненными коростами.

В довершение всех неприятностей ветер засыпал нам глаза и уши чёрной пылью, и грязная оболочка покрывала всё тело. Давно не виданная в наших рядах смерть вновь появилась, забирая разом по несколько жертв.

С отчаянием мерили мы на карте расстояние, отделяющее нас от озера Буир-нур; уменьшалось оно с каждым днём, но и у нас убывали силы и кони.