Черная акула

Глава 32

Проскурин посмотрел на высокий кирпичный забор. В общем-то уже было ясно, что этот вариант — пустышка. Здесь нет ничего, кроме ночи, крыс и бродячих собак. В конце концов, цементный завод — не самое подходящее место для хранения самолетов. Но он все равно решил обойти забор в надежде найти какую-нибудь дыру и оглядеться внутри. Стена оказалась на удивление добротной, высокой, метра два с половиной. За ней было тихо и темно. От ворот Проскурин успел разглядеть черные громады корпусов завода и поблескивающие тускло-серым в свете луны цементные баки. Снаружи на воротах болтался огромный амбарный замок, ржавый, но с довольно свежими спилами. Наверное, кого-то, как и Проскурина, одолевало любопытство. Майор на всякий случай передернул затвор пистолета и, поставив его на предохранитель, сунул в карман. Если что, можно будет выстрелить прямо через ткань, не вытаскивая. «Ну вот, — усмехнулся он про себя, — ты уже уподобляешься настоящему гангстеру». Проскурин обошел завод с торца, свернул за угол и остановился. Тут, со стороны леса, было темно, хоть глаз коли. Вытянув перед собой левую руку, Проскурин медленно двинулся вперед. Под пальцами ледяными стрелами прошли ветви то ли кустарника, то ли низкого дерева. Майор наклонил их, сделал еще несколько шагов и остановился. Он вдруг четко различил впереди, шагах в четырех, пролом. Здоровенную такую дыру в стене. Тут же грудой валялся колотый кирпич. Кто-то очень постарался, пытаясь пробраться внутрь. Проскурин подошел поближе, опустился на корточки и ощупал кирпичи. Они лежали давно, смерзлись, сверху нападал снег и даже трава кое-где проросла, стремясь вырваться на свет. Значит, пролом старый. Конечно, через такую дыру никто не смог бы закатить самолет, а ворота в последний раз открывались очень давно. Проскурин пожалел, что не взял с собой фонарик. Тем не менее он, то и дело оскальзываясь, перебрался через завал и оказался на территории завода. Постоял, озираясь. Тихо, никакого движения. Узенькая железнодорожная колея, в дальнем углу несколько вагонов-тендеров, левее — огромная куча песка. «Тоже наверняка смерзшийся», — подумал Проскурин. Дальше куча поменьше — гравийная. Справа — пара высоких строений, кажущихся в полумраке живыми, насторожившимися и дышащими украдкой. Майор двинулся вперед, время от времени оглядываясь через плечо. Ему очень не хотелось получить пулю в спину. Один против миллиона, что он попал в нужное место, и все же, когда существует даже такая крохотная возможность нарваться на выстрел, следует быть настороже. Он оглянулся в очередной раз и… застыл неподвижно, ибо в эту секунду вдруг уловил странный хруст, едва различимый, но явно не природного происхождения. Кто-то наступил на гравийное крошево. И звук этот доносился изнутри, из здания завода. «Может быть, крыса или те самые бродячие псы, о которых ты подумал секунду назад?» — спросил себя Проскурин и тут же отмел оба варианта. Нет, это не был звук тронутого камня, случайно задетого собачьей лапой. Кто-то именно наступил на гравийную крошку, раздавил ее. Майор медленно пошел вперед, стараясь двигаться бесшумно, утихомиривая бешено стучащее сердце. А впереди, на фоне светло-серой железной стены, неожиданно, словно сам по себе, проявился черный проем двери. Створка, висящая на одной петле, а за ней кромешная темнота. Проскурин постоял секунду, прислушиваясь. Звук не повторялся, но он кожей чувствовал: внутри кто-то есть. Совсем рядом. Человек стоит за дверью, кутаясь во мрак, как в плащ. Стоит и наблюдает за ним. Между дверью и косяком темнела щель, достаточно широкая, чтобы в нее можно было протиснуться. Судя по всему, невидимый противник попал внутрь здания именно этим путем. Проскурин подошел ближе и осторожно просунул в щель плечо, постоял несколько секунд, ожидая непонятно чего, а затем быстро, змеей, скользнул в пыльный мрак. И тут же мощный удар сбил его с ног. Уже падая, майор успел подумать, что противник — мужик проворный, но бить толком не умеет. В глаза ударил яркий луч света. Проскурин поднял руку, загораживая глаза, и увидел четкий силуэт нападавшего. Тот стоял, сжимая в руке его, Проскурина, пистолет. И майор с удовлетворением отметил, что держит он оружие неумело, слишком напряженно. Да и стоит лажово, словно специально подставляется под удар. Не был незнакомец профессионалом. Это и стажер бы заметил. Мужчина допустил самую большую ошибку, свойственную только новичкам. Заполучив пистолет, он расслабился. Решил, что все, теперь ему сам черт не брат.

— И что дальше? — спросил, щурясь, Проскурин.

— А дальше вот что. Если ты мне не расскажешь, где спрятаны люди и техника, я отвезу тебя в прокуратуру и устрою допрос по всей форме, с пристрастием. При неукоснительном соблюдении буквы закона в нашей милой стране, — человек язвительно усмехнулся, — любят иногда стражи порядка дубинками поработать. «Ну да, отвезешь ты меня, — подумал про себя Проскурин. — Дурак».

— О какой технике ты говоришь? Не пойму я что-то, — как можно невиннее ответил он.

— О той технике. О той самой. Знаешь, о какой. О пятнадцати танках и двадцати БМП.

— Да ты чего, мужик? — тихо засмеялся Проскурин. — Ударил по башке, свалил в грязь, несешь чего-то. Ни о каких танках я понятия не имею. Так, ехал мимо, смотрю, домик интересный. Думаю, надо зайти, посмотреть. Дело свое открывать собираюсь. Помещение подыскиваю.

— Ну да, в час ночи. Самое время. Поэтому, наверное, и пушку с собой прихватил? — насмешливо осведомился человек.

— Конечно. Вдруг крысы накинутся. Или хулиганы. — Проскурин повозился, словно устраиваясь поудобнее.

— Лежи, не двигайся! Но было поздно. Проскурин зацепил его ногу ступней под пятку, а второй ногой что было сил ударил по колену. Мужчина пошатнулся, взмахнул руками, фонарик полетел в сторону, осветив на мгновение низкий балочный потолок, какой-то хлам, сваленный в углу, грохнулся и погас. Майор же рванулся вперед, ухватил противника за запястье и начал выворачивать руку, сжимающую пистолет. Выстрел плеснул отчетливо и звонко, словно кто-то со всей силой грохнул кувалдой по железному листу. И тогда Проскурин ударил предплечьем человека по своему колену. Тот вскрикнул от боли и разжал пальцы. «Макаров» с глухим звоном упал в цементную пыль. Темная мускулистая фигура все еще дергалась, пытаясь освободиться, но Проскурин уже выкручивал руку до хруста, за спину, одновременно хватая мужчину за волосы и тыча физиономией в пыль и кирпичное крошево.

— Лежать, сука, — выдохнул он жестко в самое ухо нападавшего.

— Лежать, я сказал! Башку расшибу. Тот послушно затих. Продолжая удерживать незнакомца, Проскурин пошарил свободной рукой по полу, нащупал пистолет и стволом ткнул напавшего под ребра.

— Вздумаешь дергаться — мозги вышибу, — сказал он жестко, так, чтобы тот сразу поверил: действительно вышибет. — Теперь медленно вставай и топай на улицу. Он пинком распахнул железную створку, извернулся, навалился всей тяжестью, выскальзывая на улицу первым, вытаскивая за собой спотыкающегося пленника и тут же прижимая его лицом к белесой стене. Затем отступил на шаг, сжимая «ПМ» легко, без напряга, так, чтобы ствол касался коротко стриженного затылка противника.

— Ну, теперь поговорим за жизнь, голуба моя. В эту секунду луна вновь проглянула между низкими тучами, и Проскурин сумел разглядеть, что задержанный одет в военную шинель. «Ну вот, — подумалось ему, — шестерки ушли в сторону. В ход пошли валеты и дамы».

— Так, — рявкнул он зло и напористо, — уперся руками в стену. Быстро! — И посильнее нажал на пистолет, чтобы у незнакомца не появилось желания шутить. — Руки на стену! Руки, б…ь, на стену, я говорю!!! Мужчина послушно поднял руки, уперся ладонями в рифленое железо.

— Теперь отступай. Еще.

— Да скользко здесь, — вдруг буркнул военный. — Я же поскользнусь, поеду, а ты с перепугу на курок нажмешь.

— Ничего, жить захочешь — устоишь! — без всякого сочувствия сказал майор. — Ноги на ширину плеч. Незнакомец выполнил приказание. Проскурин ловко обыскал его, но, к немалому удивлению, оружия не нашел. «Странно, — подумал фээскашник. — Почему этот человек не вооружен? Он же враг. И если приехал сюда, значит, подозревал, что и я окажусь здесь. Наверняка появился не просто так, а с целью убить меня. На худой конец заставить рассказать об Алексее. И вдруг без пушки. Так надеялся на физическую силу? Что-то не очень похоже». Сейчас, на свету, он получше разглядел задержанного и не мог не отметить, что тот не производит впечатления «крутого». В отличие от Сулимо и его широкоплечих хлопчиков.

— Где остальные? — рявкнул Проскурин, упирая пистолет в затылок незнакомца. — Давай колись, сука. Остальные где?

— Какие остальные? — непонимающе спросил мужчина.

— Кончай мне гнать, тварь! Отвечай, когда спрашивают! Где эти ваши широкоплечие дрессированные псы? Давай колись, мразь, пока я тебя по стене не размазал. — Он осторожно расстегнул шинель мужчины, полез во внутренний карман, нащупал удостоверение, вытащил и, открывая его одной рукой, рявкнул: — Говори давай, говно, а то замочу прям тут, и ни Сулимо тебя не найдет, ни вся остальная му…цкая компания. Говори, б…!

— Я не понимаю, о чем ты. Что-то не сходилось. Проскурин понимал, что явно зашел в тупик. Не орать же ему до утра. Во времена своей бытности в Москве майору приходилось не раз и не два участвовать в допросах, и он безошибочно определял, когда человек откровенно врет, когда говорит полуправду, а когда «колется на всю катушку». Сейчас ситуация подсказывала ему: задержанный действительно не понимает смысла вопросов. Но тогда выходило, что полковник попал на этот завод по делу о хищении каких-то танков. Не многовато ли хищений для одного округа? С другой стороны, будь полковник человеком Саликова, не стал бы он Проскурину липу о технике гнать. Да и не пришел бы он сюда один, а прихватил бы с собой пару-тройку этих мордасто-широкоплечих «бультерьеров». Странно… Одной рукой майор открыл удостоверение и посмотрел на фотографию. В темноте видно было плохо, но он тем не менее прочитал: «Максим Леонидович Латко. Военная прокуратура».

— Из военной прокуратуры, значит? — ухмыльнулся Проскурин.

— Да, — ответил мужчина.

— И кем же ты там? Штатным осведомителем, что ли?

— Я — заместитель главного прокурора округа. Понял? — спокойно ответил Максим. — Моя фамилия Латко.

— Ну да? А чего ж не главный прокурор? Плохо начальству прислуживаешь? — Убедившись, что оружия нет, Проскурин отступил на пару шагов, однако пистолет не опустил. — Можешь повернуться. Руки опусти. Кто такой?

— Ты знаешь, — все так же спокойно ответил Максим. — В документах все написано.

— Да ладно. Не стал бы заместитель главного прокурора округа в такую позднотень по заводам шастать. А подобных корочек я за два дня гору перевидал. Давай рассказывай, что здесь делаешь. Максим усмехнулся. Он уже понял, что этот рыжий парень не из команды Саликова. Во-первых, потому, что не убил его сразу, а вел какие-то разговоры. Не слишком-то характерно для наемников. Во-вторых, если бы Максима хотели прикончить, то выбрали бы что-нибудь более невинное: сердечный приступ, авария на дороге, на худой конец, как с Ивериным, столкнули бы под машину или организовали бы самоубийство. Но только не тут, не на заводе. Их кинутся искать, найдут здесь, и водителя, и его. Сразу понятно: убийство. Ну, а раз убийство, начнут копать. Может быть, ничего и не найдут, но волна будет более чем достаточная. Так что вряд ли это человек Саликова. Но тогда сам собой напрашивался вопрос: а кто же он? Что он делает в такой час на этом заброшенном заводе?

— Ну давай рассказывай, что там за танки? — повторил Проскурин. Максим подумал и рассказал незнакомцу всю подноготную махинации. Рассказал, естественно, так, как ее себе представлял, опустив незначительные подробности. Выложил самую суть, справедливо решив, что если этот человек все-таки работает на Саликова, то ему и так известно, как в точности обстояло дело. А если нет, то одно из двух: либо этот рыжий — милиционер, либо какой-нибудь частный охранник. На бандита он не похож. Да и нечего бандитам здесь делать ночью, тем более поодиночке. Проскурин помолчал, затем спросил:

— И ты уверен, что это дело рук Саликова?

— А ты знаешь Саликова? — вопросом на вопрос ответил Максим.

— Мне ли его не знать, — усмехнулся Проскурин. — А чем докажешь, что ты действительно заместитель главного прокурора округа? Что это не липа все? Что ты мне здесь туфту не гонишь?

— Ничего нет проще, — сказал Максим и посмотрел на часы. — Давай сейчас доедем до Новошахтинска. Сам знаешь, здесь не так уж и далеко. Пятнадцать минут, и мы в военной прокуратуре. Спросишь, кто я такой, и тебе назовут мое имя, фамилию, отчество, должность и звание. Поехали?

— Да ладно. Обойдемся. Проскурин поверил Максиму. «И с чего это мне взбрело в голову, — подумал Проскурин, — что на всем белом свете я один такой неподкупный?»

— Ну? — спросил Максим. — Так и будем молчать? Может быть, теперь ваша очередь рассказать, кто вы такой? И что, собственно, делаете ночью на этом заводе, да еще вооружившись пистолетом. Проскурин в двух словах рассказал свою историю. Теперь пришло время удивляться Максиму. Он подумал, а затем хитро прищурился.

— А у вас удостоверение есть? Проскурин засмеялся.

— Разумеется. Майор достал книжечку и протянул собеседнику, однако пистолет при этом не опустил, хотя скорее по инерции, чем из опаски. Дойди дело до потасовки, он свалил бы полковника двумя ударами, скрутил бы в бараний рог, тут у него было солидное преимущество. Максим изучил удостоверение Проскурина, удовлетворенно кивнул и отдал обратно.

— Ну что же, на мой взгляд, все ясно. Похоже, мы с вами разматываем одну и ту же историю. Только начали с двух разных сторон и теперь встретились на середине пути.

— Пока еще не на середине, — ответил Проскурин. — Мы по-прежнему не знаем, на самом ли деле существует завод. У меня, например, намечены четыре точки, и в любой из них могут разместиться самолеты.

— А тридцать пять единиц бронетехники? — усмехнулся Максим. — Тридцать пять единиц бронетехники на этих заводах разместиться могут?

— Сложно сказать, — пожал плечами Проскурин. — Я этих заводов пока не видел. Но теперь, думаю, задача упростится.

— Вообще-то мы с вами могли бы здесь и не столкнуться. Я, когда приехал, сразу понял, что их тут нет. Просто решил удостовериться. А услышал, как вы идете по двору, ну и подумал, что кто-то из этих пожаловал.

— Так уж сразу и поняли?

— Конечно. Дорога совсем старая. И пути проржавели. А мне кажется, что в конечную точку техника попала именно по железной дороге. Уж больно хлопотно перегружать тридцать пять бронемашин на тягачи. На платформу одновременно встанет один танк и одна БМП, значит, либо несколько рейсов, либо целая колонна машин. Нецелесообразно. Проще по железной дороге. Поэтому непосредственно к заводу должна подходить ветка, ведущая одновременно и к какой-нибудь воинской части. Скорее всего состав по документам направлялся именно туда.

— Все правильно, — согласился Проскурин. — Похоже, что так оно и есть.

— У меня-то в списке, — хмыкнул Максим, — всего три такие точки. Эта была второй. Осталась еще одна. Недостроенный комплекс угольно-перерабатывающего комбината. Он располагается между поселками Петровский и Комсомольский. Здесь же проходит железнодорожная ветка и шоссе. Ваша история с самолетами только подтвердила мою уверенность. «Километрах в пяти от Новошахтинска?» — Проскурин припомнил список, переданный ему Ипатовым. Да, недостроенный угольно-перерабатывающий завод стоял в нем седьмым или восьмым.

— Ну так что, — предложил Максим, — может быть, прокатимся, посмотрим? Проскурин оглядел его внимательно и подумал вдруг: «А если это ловушка? Поедем, прокатимся, посмотрим, а там уж и поджидают все те же плечистые с автоматами». Но все же кивнул:

— Хорошо, поедем. Вы ведь на машине?

— Ну разумеется, — сказал Максим.

— Значит, вы поедете первым, а я — следом. Остановимся километрах в двух, поведу вас я. И учтите: если что, буду стрелять.

— Как хотите. — Максим пожал плечами, помолчал пару секунд, потом сказал: — Я понимаю. У нас не так уж много оснований доверять друг другу. Ну хорошо, поехали. Через дыру они выбрались с территории завода, прошли вдоль длинной стены и оказались на асфальтовой дороге.

— Где ваша машина? — спросил Проскурин.

— Метрах в пятидесяти. Мы ее загнали в кусты. А ваша? — в свою очередь, полюбопытствовал Максим.

— Моя примерно там же, подальше, может быть, метров на двадцать. Максим коротко свистнул. В кустах взревела двигателем «Волга» и, пробуксовывая по мерзлому грунту, выкатилась на асфальт. Максим подошел к машине, сел на переднее сиденье и подозвал Проскурина:

— Значит, я впереди, а вы за мной.

— Совершенно верно. Майор наклонился. Поскольку в салоне горел свет, шофер Паша повернулся и с любопытством уставился на незнакомого мужчину, появившегося среди ночи непонятно откуда. Проскурин только усмехнулся этой наивной подстраховке. С другой стороны, таиться смысла не было. Майор понимал, что если это ловушка, то и сам лжеполковник, и его водитель отлично знают, как он выглядит. Стало быть, нужно играть в полное доверие.

— Вас подождать? — спросил полковник. — Скажем, на повороте у шоссе.

— Не надо, я вас сам догоню, — кивнул майор.

— Ну хорошо. «Волга» осторожно покатила к магистрали, соединяющей Новошахтинск и Ростов. Проскурин умолчал о том, что его собственная «шестерка» стоит подальше всего метров на десять, и мысленно обругал себя за то, что не заметил в кустах «Волгу». «Это уже не просто промах, — подумал он. — Это патология. Все, даст бог, найдем самолеты, переведусь в Москву — хорошо, а не переведусь — так и ну ее к едрене матери. Подам в отставку и пойду в какие-нибудь частные охранники. В банк какой-нибудь или в детективное агентство. Нет, пожалуй, в банк. В банке проще. Не надо „Волги“ в кустах искать». Проскурин без труда нашел свой автомобиль, уже через несколько минут догнал машину Латко и пристроился в хвост. Минут через десять въехали в Новошахтинск. С ходу проскочив окраину, они выкатились на четырехполосное шоссе и вскоре притормозили у развилки с указателем «‹P9M›ПОС. КОМСОМОЛЬСКИЙ — 2 КМ; ДОЛЖАНСКИЙ — 12 КМ‹P255D›». Когда-то здесь стоял еще один указатель. Вероятно, на нем было написано: «‹P9M›УГОЛЬНО-ПЕРЕРАБАТЫВАЮЩИЙ КОМБИНАТ‹P255D›» и какая-нибудь ерунда вроде: «‹P9M›СТРОИТЕЛЬСТВО ВЕДЕТ СМУ‹P255D›…».

Здесь, на повороте, Проскурин мигнул фарами. «Волга», уже включившая было поворотник, послушно прижалась к обочине. Проскурин остановил «шестерку» метрах в двух и выбрался из салона. Пистолет он по-прежнему держал в кармане. Максим к этому моменту тоже вышел из машины и, наклонившись к окошку, громко, так, чтобы слышал спутник, произнес:

— Значит, так, Паша, если через сорок пять минут мы не появимся, жди контрольные четверть часа, а затем поднимай тревогу.

— Хорошо, товарищ полковник, — ответил водитель, а потом предложил: — Может, с вами пойти? Если что, лишняя пара рук сгодится.

— Нет, Паша, сиди. — Максим захлопнул дверцу и криво улыбнулся Проскурину. — Ну что, пошли? Проскурин и Латко пересекли шоссе и углубились в редкий подлесок. Через пару минут деревья расступились, и они увидели железнодорожные пути.

— Ну вот, — кивнул Максим. — Если пойдем влево, то через двадцать минут в Новошахтинске окажемся.

— Понятно. — Проскурин покрутил головой. — Ну, где же ведущая к заводу ветка, о которой вы говорили? Вместе они прошли метров сто вдоль путей вправо, затем вернулись и прошагали такое же расстояние влево. Путей не было.

— Черт! — выдохнул Максим. — Ничего не понимаю. Ветка должна быть здесь.

— Однако ее нет, — усмехнулся Проскурин. — И что делать будем? Максим осмотрелся. Вправо подлесок уходил еще метров на двести, затем редел и метров через сто уступал место полю. Тут же стоял светофор, на котором горел красный глазок. Слева посадки становились гуще и тянулись до самого города.

— Ладно, — наконец решительно сказал Максим. — Пойдем вдоль дороги к заводу, а там поглядим. Но если мы ошиблись, то тогда я не знаю, что и думать. Проскурин прищурился. Асфальтовую подъездную дорогу он увидел практически сразу же. На удивление хорошую, добротную. Она пересекала железнодорожное полотно семьюдесятью метрами левее.

— База здесь, — уверенно заявил майор.

— С чего ты взял? — мгновенно понизив голос до шепота, спросил Максим.

— На дорогу посмотри. Покрытие совсем новое, гладкое. Ее ремонтировали месяц назад, самое большее. Зачем класть асфальт на дороге, по которой никто не ездит?

— Точно.

— А чего ты шепчешься-то?

— На всякий случай. Вдруг здесь часовые? — ответил Максим.

— Вдруг только кошки родятся, — засмеялся Проскурин. — До завода еще километра полтора. Ты что думаешь: Саликов здесь тысячу человек собрал и весь лес шпионами напичкал? Ладно, пошли. Завод они увидели, еще не выйдя из леса. Ярко освещенная громада, обширный комплекс. Даже отсюда различались несколько полевых ангаров, здоровых, похожих на гаражи-«ракушки». Пара мощных, хорошо освещенных корпусов завода с массивными прожекторами на крышах и колючая проволока, пущенная по периметру в два ряда. Неторопливо прогуливающиеся в узком коридоре между наружным и внутренним ограждением фигурки часовых. А справа, у самых ворот… Проскурин даже облизнул губы и подтолкнул напарника локтем.

— Смотри, справа, видишь?

— Вижу, — прошептал Максим. — Вроде платформа.

— Платформа и есть, — подтвердил Проскурин. Это была длинная платформа-времянка, несколько опор и дощатый настил. Слева виднелась сваренная из рельсов эстакада. Справа из-за вагонов торчали стрелы автомобильных кранов. Еще два крана стояли у ближней стороны состава, замершие, неподвижные. Однако возле них суетились люди. Состав выглядел довольно необычно. Десяток немецких рефрижераторов, длинных, метров по девятнадцать, и не меньше двадцати платформ, таких же здоровых, как и вагоны. На одной из них, самой первой, стояли люди в техничках. С такого расстояния ни Проскурин, ни Максим не могли рассмотреть ни номеров вагонов, ни того, чем занимаются у платформ техники. Проскурин огляделся. Лесок обступал комплекс кольцом, вернее, почти кольцом. С одной стороны деревья подобрались к проволочному ограждению довольно близко, открытое пространство составляло метров шестьдесят-семьдесят, не больше.

— Может быть, туда? — предложил Проскурин. Максим отрицательно качнул головой.

— Оттуда мы ничего не увидим, здание будет загораживать. Внезапно со стороны состава донесся какой-то шум. Люди засуетились, задвигались, неожиданно ярко вспыхнул огромный прожектор на вышке у самых вагонов, осветив стальную эстакаду, платформы и краны. Максим увидел танк, настоящий «Т-80», легко, словно играючи, вползающий по наклонным рельсам эстакады. На секунду мощная машина замерла, словно решая, в какую сторону двинуться, а затем мягко вползла на железнодорожную платформу, без труда преодолев пустое расстояние между срезом рельсов и бортом вагона. Следом на платформу запрыгнула черная крохотная фигурка координатора. По тому, как он держал руку прижатой к лицу, Проскурин и Максим догадались, что в руке у парня шлемофон, подключенный к переносной рации.

— Раздавленная нога, — вдруг прошептал Максим.

— Чего? — повернулся к нему Проскурин.

— Раздавленная нога. Убитый солдат тоже был координатором. Танк, наверное, неаккуратно повернулся, и произошел несчастный случай. Парню раздавило ногу, понимаешь? Тяжелейшая рана. И им пришлось его добить. Проскурин вспомнил о трупе, который послужил для Максима отправной точкой в расследовании, и кивнул:

— Похоже на то. Тем временем танк прокатился в передний конец платформы и застыл, дернувшись в последний раз, словно раненое животное. Башня начала лениво поворачиваться вправо, чуть двинулась и замерла. Через несколько секунд башенный люк откинулся и из него выскочил человек. Трое солдат забрались на эстакаду, с нее перепрыгнули на платформу и сноровисто принялись устанавливать стопоры под гусеницы боевой машины. Проскурин и Максим с интересом наблюдали за происходящим.

— Чтобы танк не сдвинулся во время транспортировки, — пояснил майор. Максим кивнул.

— Да понял уже. И что, они намереваются везти технику просто так? В открытую?

— Кто ж их знает? — пожал плечами майор. — Может быть, просто так. Накроют брезентиком, и ту-ту! Минут через пять подошел второй «Т-80». Вот тут-то и началось самое интересное. Танк въехал на эстакаду, но перебираться на платформу не стал. Башня повернулась вправо, точно так же, как и у первой машины, и тотчас же к танку кинулись люди. Они сновали вокруг, пропуская что-то между колес.

— Что это они делают? — поинтересовался Максим. Проскурин дернул плечом.

— Подождем — увидим. Возня продолжалась минут семь, а затем произошло то, чего ни Проскурин, ни Максим предугадать никак не могли. Неожиданно длинные шеи кранов чуть наклонились, и через пару секунд сорокатонная махина поднялась в воздух. Четверо стоящих возле уже принайтовленного танка отдавали команды крановщикам. Рев стоял такой, что слов было не разобрать, и наблюдатели взмахивали руками: правее, вверх, вниз. Покачивающийся на тросах как на качелях, танк завис над платформой, а затем медленно пошел вниз, становясь почти лоб в лоб с первым «Т-80». Наконец машина застыла, и команда солдат метнулась под самые гусеницы, вбивая стопорные башмаки под траки.

— Класс, — прошептал Проскурин. — Ты погляди, вот это работа. Все бы у нас так работали, цены бы нам не было.

— Подожди, — ответил Максим. — Я одного не могу понять: как они танки-то перевозить собираются? Состав дрогнул, лязгнули, словно вставные челюсти, межвагонные стыки, платформа с замершими, будто уснувшими на ней танками отползла в сторону, и тотчас ожил до сих пор неподвижный пятый кран. Он подцепил что-то стоящее за вагонами, поднял в воздух, и Максим с Проскуриным от удивления открыли рты. На стреле покачивалась коробка рефрижератора. Точно такая же, какие скрывали от посторонних глаз содержимое первых десяти вагонов. С минуту коробка болталась в воздухе, а солдаты шестами направляли ее — подталкивали, подтягивали. Наконец стенки мягко опустились на платформу. Теперь и Максим, и Проскурин видели обычный вагон-холодильник, старенький, обшарпанный, кое-где покрытый пятнами ржавчины. Замызганный, но вполне обычный. Секундой позже замелькали искры сварки — кузов приваривали к основанию. И на этот раз Проскурин не выдержал, сказал тихо и восхищенно:

— Вот это да! Вот это голова! — Он подтолкнул Максима локтем. Тот недовольно глянул на спутника, но ничего не сказал. — У рефрижератора дверь шириной метра два, не больше. Ну кто подумает, что внутри танки стоят? О-бал-деть! Ай да Саликов! Ай да сукин сын! Ну и умница!

— Старо, — вздохнул Максим. — Было уже.

— Что было-то?

— Трюк с вагонами. Бизнесмен один пытался «Ан-2» через границу так же провезти. Двигатель отдельно, фюзеляж отдельно.

— И что? Поймали?

— А куда денется? Поймали, конечно.

— Ну, этих-то не поймают, — кивнул Проскурин в сторону завода. — У них, наверное, все бумажки на груз оформлены. Гуманитарная помощь слаборазвитым странам, еще что-нибудь. То же самое тряпье, вывозимое по бартеру в братскую Корею. Или еще куда-нибудь. Уж не знаю, для кого эта техника предназначена. Кстати, трюк с вагонами, может, и старый, а ни ты, ни я не «догнали». Так-то, брат. Максим подумал секунду, затем повернулся к спутнику.

— Ну что, поехали за милицией?

— За милицией? — усмехнулся Проскурин. — И что тебе даст твоя милиция?

— Как что? Завод накроют.

— Завод-то накроют, — согласился Проскурин. — А вот нам с Алексеем как быть? Вдруг самолетов здесь не окажется? Как тогда? На нас на обоих уголовные дела висят, между прочим. Об этом Максим не подумал.

— Вообще-то, конечно, это все снять надо. Ты умеешь фотографировать? Максим покачал головой.

— У меня-то фотоаппарат есть, — вздохнул Проскурин, — да я домой не могу попасть. Меня там, наверное, засада дожидается. Коллеги караулят, в рот им ноги.

— И что делать будем? — спросил Максим. Что касалось лично его, то он знал, что делать: вызвать опергруппу и повязать всю эту компанию к чертовой матери.

— Приедет милиция, потребует впустить, — вдруг, словно прочитав его мысли, произнес майор, — а эти парни свои «калашниковы» выставят и скажут: «Не имеете права. Стоять, а то всех положим». Пока до твоего начальства доберутся, пока оно со штабом округа свяжется, пока Саликов или Сивцов «надумают», пока ордер выпишут, солдаты спокойно весь состав успеют разобрать. И номера на технике наверняка замазаны.

— ОМОН вызовут. Те ворвутся. Они профессионалы.

— А здесь что, по-твоему, любители собрались? Да эти парни омоновцев так отбуцают — мать родная не узнает.

— Да о чем ты говоришь! Этой части наверняка в природе не существует. Она незаконна.

— Ты в этом уверен? — хмыкнул Проскурин. — А если существует? Если Саликов эту часть провел документально, рассчитывая изъять документы после отправки состава? Что скажешь? Опять же хорошо, если у них на все это хозяйство нет бумаг. А если есть? Пусть липа. Но пока разберутся, что это липа, день пройдет как пить дать. Они же за день отсюда все до последнего болтика вывезут. Вернется твой ОМОН, а тут пусто. Саликов же скажет, что видеть ничего не видел и знать не знает ни о каком заводе.

— Ну, так этих людей задержат, — кивнул Максим.

— Их-то задержат, а ты уверен, что они на Саликова покажут? Я сильно сомневаюсь. Поверь на слово, они Саликова и в глаза не видели. И Сивцова тоже. Нет, те, конечно, бывали здесь, это без вопросов. Но, вероятнее всего, ночью. Подъехали, покрутились, посмотрели и уехали. А здесь какой-нибудь человечек сидит, который молчать будет словно могила. Потому что знает: отмажут его. Как только выяснится, что дело в компетенции военных, документы передадут куда?

— В военную прокуратуру.

— Тебе, значит?

— Значит, мне.

— А ты что с ними делать будешь?

— Отправлю в Москву.

— Опс. Ошибочка. Никуда ты их не отправишь. Во-первых, у тебя нет доказательств, что Саликов и Сивцов причастны к этому делу.

— Показания лейтенанта.

— О чем? О трагедии, случившейся в Чечне? Ну и что? Кто теперь узнает, сгорели те танки или их украли? Ничего не докажешь. Сиротская рота? В ней ничего незаконного нет. Мало ли кого могут под одним флагом собрать.

— Алексей и его полетная карта! — воскликнул Максим.

— Да не кричи ты так, — поморщился майор. — А то сбегутся сейчас. Смотри-ка, уже второй вагон закончили грузить. Шустрые ребята.

— Так что насчет карты?

— Насчет карты? А насчет карты вот что: как только ты заваришь всю эту кашу, Алексею придется выбраться из берлоги. И, если Саликов к этому моменту все еще будет гулять на свободе, Алексея тут же убьют. А без него карта гроша ломаного не стоит. Как и Алексей без карты. Сивцов тебе мило улыбнется и скажет, что никакому летчику никакой карты не давал.

— Мы перевезем Алексея в безопасное место.

— Нет такого места, — жестко обрубил Проскурин. — И ты это должен знать лучше меня. Если Саликов получит свободу действий — нас всех убьют, где бы мы ни прятались. Саликов грохнет тебя, полковник, да так быстро, что ты даже хрюкнуть не успеешь. — Проскурин вдруг подумал, что последняя фраза может быть неправильно понята, и добавил: — А заодно и нас с Алексеем грохнут. И мы тоже хрюкнуть не успеем. Ты не волнуйся, надо будет подмести — они подметут.

— Да я, собственно, не волнуюсь, — вздохнул Максим. И вдруг его осенило. — Слушай, есть у меня фотограф. По дороге все объясню, поехали.

Они решили воспользоваться машиной Максима. «Шестерку» Проскурин загнал в подлесок и замаскировал ветками. Оба посчитали, что так будет лучше. Во всяком случае, на прокурорскую «Волгу» милиция меньше внимания обращает. А если бы Проскурина задержали, то повесили бы на него угон. Что, по сути, не сильно-то расходилось бы с истиной. Угнал он машину у Ипатова. Как ни крути, а угнал. «Шестерка» наверняка уже в розыске, а значит, шанс быть пойманным возрастает непомерно, и вместо того, чтобы крутить дело о похищенных «МиГах», куковал бы майор в КПЗ, под следствием. Когда «Волга» понеслась по шоссе, Проскурин повернулся к Максиму.

— Ну так объясни мне, что это за фотограф? Максим коротко рассказал о лже-Панкратове и о краденых документах.

— Знаешь, мил друг, — вздохнул, выслушав его, майор, — так дело не пойдет. Ты мне информацию по чайной ложечке скармливаешь, будто я ребенок-двухлеток. Потрудись уж рассказать все. Может, чего дельное придумаем.

— Да я и так уже все рассказал, а про парня этого забыл, потому что не думал с ним больше встретиться. Просто передал бы фотографию в прокуратуру, подписал бы постановление об объявлении во всесоюзный розыск, вот, пожалуй, и все.

— Ну и не дал бы твой розыск ничего.

— Почему?

— Сваливать он собирается, — пояснил Проскурин, усмехнувшись. — Чего же тут непонятного? Выезд за границу — это единственное, для чего необходим настоящий документ. Сдаст он корочки Панкратова в какую-нибудь конторку, занимающуюся туризмом, те быстренько сделают загранпаспорт, и ту-ту, ищи его потом. Получит свои денежки и отвалит. Покрутится пока где-нибудь в Иране или в Латинской Америке, а через годик-другой переберется в местечко потеплее. Ясно как божий день.

— А что, когда выписывают загранпаспорта, не проверяют, что ли? — удивился Максим.

— А что тут проверишь? Панкратов, — я имею в виду настоящий, — заявление об утере паспорта не подавал. Я так понимаю, что ничего криминального за ним не числится. В ОВИРе сейчас таких заявлений куча, да и у любого крупного турагентства там свои люди сидят. Берут свеженький загранпаспорт, вклеивают в него фотографию, шлепают печать, и пожалте, товарищ Панкратов, летите себе вольным лебедем, куда вам заблагорассудится. И все законно, понял?

— Ну а если все-таки проверят?

— Ну и пусть себе проверяют, — пожал плечами Проскурин. — Внешне, я имею в виду рост, вес, размер штанов, Панкратов — настоящий Панкратов — от своего двойника не сильно отличается. А остальное — дело техники. Возраст же и вовсе никакого значения не имеет, если разница не больше десяти-пятнадцати лет. Возраст — он только на бумаге заметен. Конечно, оптимальный вариант, если этот парнишка, «голубой», лет двадцати пяти будет. В двадцать пять ведь фотографию в паспорте меняют. Но в крайнем случае можно и так. Взял паспорт, наклеил бороду, паричок надел, — а можно и не надевать, все равно, — пришел в РЭУ, сказал, что мне, мол, надо ехать за бугор, а там требуют новую фотографию в паспорте, чтобы удостоверить личность. Тебе делают выписку из домовой книги, подписываешь ее у начальника РЭУ, затем идешь в то же самое турагентство, сдаешь выписку вместе с новыми фотографиями, и все. Никаких хлопот. Потом возвращаешь обычный, в смысле, нормальный паспорт на место, то бишь хозяину. Подкидываешь куда-нибудь или находишь у него же в квартире, удивляешься, что это, мол, ты паспорта-то разбрасываешь? Прибери куда-нибудь. — И все.

— Пожалуй, — согласился Максим. — Опять же на такого человека если внимание и обратят, то все равно разглядывать неловко. Еще подумает, что сам, не дай бог, интересуешься. В паспортном столе, кстати, так и получилось.

— Во-во, — кивнул Проскурин. — Они могли таким образом всю свою бригаду паспортами снабдить, хитрованы.

— Одного не могу понять, — пробормотал Максим, — зачем Саликову со всеми его хитростями понадобилось танки угонять?

— Этого никто не знает, — пожал плечами Проскурин. — Может быть, жадность обуяла. Тридцать пять машин — это миллионов сорок пять — пятьдесят. Да пять самолетов. За все про все почти полторы сотни и набегает. Сам понимаешь, в таком деле куча народу завязана. Со всеми поделиться надо. Хотя, если честно, не верится мне, что Саликов пожадничал. Он достаточно умен, чтобы не делать подобных глупостей.

— Да, — кивнул Максим. — Нам бы действующих лиц верно расставить, — вздохнул он, — и все стало бы ясно.

— Кстати, — вдруг вспомнил Проскурин, — мне тут нынче приятель посоветовал в библиотеку сходить. Тогда, говорит, поймешь, с кем дело имеешь.

— Зачем? — не понял Максим.

— Не знаю. Сказал: «Газеты почитай».

— Ну так сходи.

— Прямо сейчас?

— Завтра.

— Завтра схожу, — пообещал Проскурин. Они притормозили возле уже знакомого Максиму двухэтажного деревянного дома.

— Посиди здесь. Проскурин кивнул:

— Без проблем. Максим вошел в подъезд. На этот раз ждать пришлось минут шесть-семь. Наконец дверь открылась и в проеме появилось заспанное лицо Панкратова.

— А, это вы. — Он сонно вздохнул и взглянул на наручные часы. — Десять минут третьего. У вас в прокуратуре поздние визиты в порядке вещей? — В голосе его послышалось раздражение.

— Валерий Валерьевич, — понизив голос почти до шепота, сказал Максим, — мне срочно требуется ваша помощь.

— Что, сию секунду, что ли?

— Да, именно сию секунду. Немедленно. Вы сказали, что занимаетесь художественной фотографией.

— Ну да. Срочный заказ? — усмехнулся Панкратов. — Заходите, что на пороге-то стоять? Соседей перебудите, разговоров потом не оберешься. И кого же снимать?

— Это очень важная съемка, и нам нужен настоящий профессионал. Кстати, надо захватить это приспособление для фотографии… удлиненный объектив.

— Телевик? — уточнил Панкратов.

— Да-да, именно.

— Интересно. А до утра вашу съемку никак нельзя отложить?

— До утра нельзя, — жестко ответил Максим. — Обязательно сейчас.

— Ну хорошо. — Панкратов начал одеваться. Одевшись, он подхватил фотоаппарат, кофр с принадлежностями, сигареты с зажигалкой в карман сунул.

— Там курить нельзя, — предупредил Максим.

— По дороге-то можно? Конечно, если это принципиально важно, я могу не курить, но сами понимаете: спросонья всегда особенно хочется затянуться.

— Понимаю. Они вышли, спустились к машине. Панкратов сел рядом с Проскуриным на заднее сиденье, Максим устроился на переднем.

— Давай, Паша, назад, — сказал он на вопросительный взгляд водителя.

— Хорошо, товарищ полковник.

— А это кто? — Панкратов покосился на Проскурина.

— Это мой коллега из ФСК, — пояснил Максим. — Мы вместе курируем дело.

— Ясно. — Панкратов помолчал и добавил: — Вообще-то я не обязан снимать для прокуратуры. Моя работа дорого стоит, особенно ночная.

— Успокойся, мастер, — многообещающе протянул Проскурин. — Я тебе сам заплачу по высшему тарифу, если хорошие снимки сделаешь. Так, чтобы все четко, чтобы каждую травинку можно было разглядеть.

— Договорились, — легко согласился Панкратов, хотя всем было ясно, что и без денег стал бы снимать, никуда бы не делся. Через полчаса они уже снова брели через подлесок. Вот и хорошо утоптанный пятачок, откуда Максим с Проскуриным наблюдали за погрузкой. Панкратов посмотрел в сторону завода.

— Здесь что, наркотики изготавливают? Проскурин удостоил фотографа мимолетным неприязненным взглядом и буркнул:

— Мастер, тебе же сказали: за работу заплатим. Остальное — не твоего ума дело. Обойдись без лишних вопросов. Щелкай давай. Вон те вагончики видишь? И постарайся почетче снять, чтобы номера видны были. Панкратов быстро глянул на Проскурина, затем перевел взгляд на Максима, который, казалось, даже не заметил их короткой перебранки, и склонился над камерой. Через секунду фотоаппарат уже щелкал вовсю. Максим автоматически отметил, что вместо десяти вагонов закрытыми стоят уже семнадцать.

— Шустро, — вздохнул он. В это время Проскурин повернулся к Панкратову.

— Слышь, мастер, сделай пяток снимков, чтобы привязка к местности была. Здания, деревья высокие, мачта прожекторная.

— Хорошо, понял, — быстро ответил тот и, чуть сдвинув камеру, принялся щелкать затвором. Работал он сноровисто и точно. Ни одного лишнего движения. В этот момент Панкратов был похож на снайпера, уже выбравшего мишень и загоняющего патрон в патронник. Он повозился с фотоаппаратом, сменил катушку и отщелкал еще тридцать шесть кадров. — Семьдесят два кадра хватит?

— Хватит, — кивнул Максим. — Теперь вот что, Валерий Валерьевич. Эту пленку необходимо проявить как можно быстрее. И фотографии напечатать тоже нужно быстро. Время поджимает.

— Как можно быстрее? — Панкратов снял телевик и задумчиво принялся отсоединять камеру от штатива. — Дня через три устроит? Проскурин повернулся и посмотрел на него как на сумасшедшего. Максим торопливо пояснил:

— Валерий Валерьевич, снимки необходимо сделать к утру.

— К утру? Да вы что? Даже если всю ночь горбатиться, и то пленка не успеет просохнуть. Это ж «Кодак», ребята.

— Заплатим тебе, и за срочность заплатим. Бросай все, — ввязался в разговор Проскурин. — Понял? Все задвинь, иначе я тебе такие неприятности устрою, всю жизнь будешь отмываться. И все свое дерьмо на тебя повешу. Да еще ребят из УВД попрошу, они помогут, соберут все «висяки». Лес отправишься валить лет на пятнадцать. Понял? Давай действуй.

— Максим Леонидович, товарищ полковник… — Панкратов повернулся к Максиму, но тот молчал. — А если… — начал было Панкратов, вновь оборачиваясь к Проскурину. Но тот жестко смотрел на него.

— Ты — профессионал. И если вдруг выяснится, что фотографии не получились или ты случайно пленку засветил, я не поверю. А не поверив, оторву твою педерастическую головенку вместе с хреном, понял? Я тебе клянусь. Вон Максим знает: если я что-нибудь сказал, так и будет. Максим кивнул, давая понять, что да, действительно, этот человек слов на ветер не бросает. Панкратов побледнел.

— Вот всегда так, — буркнул он себе под нос. — Работаешь, стараешься и вместо благодарности…

— Будет тебе благодарность, мастер, — понижая голос, страшным злым шепотом выдохнул ему в самое лицо Проскурин. — Будет. Давай вали, делай снимки. Максим, отвези его и покарауль в квартире, пока он тебе негативы и фотографии готовые не вынесет.

— А ты?

— А я здесь останусь. Посмотрю, может быть, наши пернатые друзья объявятся. — Он подмигнул Максиму. Тот кивнул.

— Хорошо. Что дальше?

— Дальше так. В восемь утра я жду тебя возле третьей горбольницы. Надо будет за Алексеем присмотреть, а заодно и в библиотеку съездить, в газетах порыться. Может, Ипатов правду сказал и что-нибудь новенькое выплывет.

— Лады. — Максим пожал ему руку. — Смотри, осторожнее здесь. Близко не подползай. Заметят — все дело провалишь.

— Ладно. В восемь, — кивнул Проскурин, поворачиваясь к ним спиной.