Черная акула

Глава 35

Он проснулся внезапно, резко вынырнул из сна, словно туго накачанный воздухом мяч из реки. За окном маячили два отливающих трупной бледностью глаза — фонарь и луна. Первый, безразлично холодный, пялился на больничный двор, второй, расколотый на десяток неровных кусков голыми ветвями осины, заглядывал в окно. Проскурин пошевелился, помассировал пальцами затекшую шею, почувствовав, как слабая боль кольнула в висках. Майор зевнул громко и сел. Алексей дремал, привалившись к спинке кровати и свесив голову на грудь. Свет ночника наполнил палату странными тенями, густыми, будто манная каша. Проскурин медленно повернулся и посмотрел на Максима. Тот лежал на трех стульях, но глаза полковника, темные от усталости и тревоги, были открыты.

— Пора? — почему-то шепотом спросил Максим. Майор взглянул на часы и кивнул:

— Пора. Без пяти. Пока доберемся, пока то, пока се. Пора. Максим быстро встал, отодвинул стулья к стене, потянулся. Проскурин порылся в кармане, вытащил измятую пачку «Стиморола», протянул приятелю.

— Будешь? Бери, не стесняйся. Во рту небось как полк гусар ночевал.

— Спасибо. — Максим взял брикетик, бросил в рот, принялся жевать. — Есть охота. Может, по дороге в твою коммунистическую столовую заскочим, перекусим?

— Нет. — Проскурин встал и тоже принялся сдвигать стулья. — Нельзя.

— Почему?

— Никогда, полковник, не забывай о том, что может случиться. Может, усекаешь? Допустим, нарвемся мы на засаду. Не дай бог, конечно, но предположим. Получить пулю в живот на полный желудок — верный перитонит. Стопроцентно летальный исход. Лучше помучиться от голода.

— Да ну тебя! Несешь чего-то…

— А ты как думал? — Проскурин повернулся и жестко посмотрел Максиму в глаза. — Если ты не готов к худшему — оставайся. Я пойду один.

— Да нет, готов, в общем-то. Просто слушать об этом неприятно. Знаешь, если уж случится — то случится, а смаковать сейчас…

— А я и не смакую, — перебил майор. — Я тебя накачиваю. Чтобы ты ухо востро держал.

— Уже проснулись? — окликнул с койки Алексей.

— А то, — хмыкнул Проскурин. — Ты что такой смурной-то, орел? Не рад, что ли?

— Чему радоваться?

— Скоро все закончится, — уверенно сказал Проскурин, потягиваясь. Алексей подумал секунду.

— Знаешь, а ведь я что-то заметил…

— В смысле?

— Ну, на фотографиях. Что-то там есть. У меня даже возникло ощущение дежа вю.

— И что же это? — посерьезнел фээскашник.

— Не знаю. Никак не пойму. Майор посмотрел на Максима, затем перевел взгляд на Алексея и махнул рукой.

— Ладно. Чего уж теперь. Пока нас не будет, посмотри, подумай. Потом расскажешь. И вот еще что, орел. Когда мы выйдем, стулья придвинь к двери. Если хлопчики Сулимо тебя найдут, то все равно не смогут войти бесшумно. Попробуй ручку подпереть. Вряд ли, конечно, они сюда сунутся, но все-таки… И нам спокойнее.

— А если придет Маринка уколы делать? Загремит через эту мою баррикаду…

— Ну и хрен с ней, — философски заметил Проскурин. — Во-первых, ей поделом, во-вторых, пусть лучше она нос себе расквасит, чем ты пулю в голову получишь. У нее пройдет, у тебя уже нет. Максим засмеялся. Он хохотал и хохотал, сам пугаясь своего бесконечного, клокочущего в груди смеха, но не в силах был остановиться. Проскурин пару минут наблюдал за ним, затем вдруг резко шагнул вперед и наотмашь хлестнул полковника по щеке. Смех оборвался.

— Успокойся. Это нервное. Максим кивнул.

— Спасибо. Извини, что-то я действительно волнуюсь малость. Все-таки первый раз в такую переделку влез.

— Если бы ты не волновался, я бы не взял тебя с собой. Человек, который совершенно не волнуется в подобной ситуации, — или даун от рождения, или идиот по жизни, потому что недооценивает противника. И то, и другое потенциально опасно.

— А ты волнуешься?

— Еще как. Только меня учили держать себя в руках. Целых четыре года учили. — Проскурин еще раз потянулся, хрустнув суставами. — Ну что, тронулись?

— Да, пойдем, — согласился Максим.

— Удачи вам, — пожелал Алексей.

— Спасибо. Тебе тоже.