На следующее утро Люси и Джо улетали рано, и я, понимая, что не смогу вынести пустоту, которая вернется, когда за ними захлопнется дверь, вышла с ними, захватив дипломат с документами. Я знала, что меня ожидает ужасный день.
– Жаль, что вы уезжаете. Но наверное, Майами не выживет, если вы задержитесь у меня еще на один день.
– Майами, возможно, в любом случае не выживет, – сказала Люси. – Но нам платят за то, чтобы мы вели уже проигранные войны. Если подумать, это похоже на Ричмонд. Боже, как я плохо себя чувствую!..
Обе девушки были одеты в неряшливые джинсы и мятые рубашки, пренебрегли косметикой и только нанесли немного геля на волосы. Мы все были измучены и чувствовали легкое похмелье. Небо постепенно становилось темно-синим, фонари уже не горели, и мы с трудом различали друг друга – лишь силуэты, глаза и пар от дыхания. Было холодно. На машинах кружевами застыл иней.
– А вот "снабженцы" долго не протянут, – хвасталась Люси, – и я с нетерпением жду их конца.
– Кто не протянет? – спросила я.
– Банда ублюдков – торговцев оружием, за которыми мы охотимся. Помнишь, я говорила, что мы называем их "золотыми снабженцами", потому что они обожают стрелять усиленными патронами "голд-дот" с десятиграммовой пулей. Самые лучшие, высший класс. На коробки с этими патронами нанесена специальная маркировка: два золотых кружочка. А еще штурмовые винтовки, карабины, русские и китайские автоматы. И все это приходит из Бразилии, Венесуэлы, Колумбии, Пуэрто-Рико. Дело в том, что оружие попадает сюда контрабандой на контейнеровозах, команда которых не имеет представления, что перевозит. Возьмем порт Лос-Анджелеса. Там каждые полторы минуты разгружается один грузовой контейнер. Обыскать каждый физически невозможно.
– Да-да, конечно. – У меня начинала болеть голова.
– Мы польщены, что нам поручили расследовать это дело, – сухо добавила Джо. – Несколько месяцев назад в Южной Флориде нашли труп одного парня, который, как оказалось, связан с этим картелем. При вскрытии его язык нашли в желудке, потому что соотечественники отрезали его и заставили проглотить.
– Не уверена, что мне приятно это слышать, – сказала я.
– Меня зовут Терри, – сообщила Люси. – А ее Бренди. – Она улыбнулась Джо. – Студентки Университета Майами, которым не очень-то нужно его окончить, поэтому в процессе учебы мы балуемся наркотиками и спим со всеми подряд, чтобы узнавать адреса для налетов на дома. У нас установились хорошие отношения с парой "снабженцев", которые вламываются в дома в поисках оружия, денег и наркотиков. Сейчас мы подставили им одного парня с Фишер-Айленд, у которого столько оружия, что он может открыть собственный оружейный магазин, и столько кокаина, что его хватит насыпать сугробы в Канаде.
Я не могу терпеть, когда она так говорит.
– Разумеется, жертва тоже работает под прикрытием, – продолжала Люси.
Вокруг, как по команде, закаркали крупные черные вороны, а в домах напротив стали зажигаться огни.
Я заметила свечи в окнах и еловые ветки на дверях. Я совсем забыла о Рождестве, а оно наступит меньше чем через три недели. Люси вынула из заднего кармана водительское удостоверение. Фотография была ее, все остальное – чужое.
– Терри Дженнифер Дейвис, – прочитала она. – Женщина, белая, рост сто семьдесят, вес пятьдесят шесть. Странно быть кем-то другим. Ты бы посмотрела, как я там живу, тетя Кей. У меня прекрасный домик на Саут-Бич и двенадцатицилиндровый "мерседес", конфискованный в облаве на наркодилеров в Сан-Паулу. Дымчато-серебристый. А видела бы ты мой "глок". Коллекционная модель. Сороковой калибр, маленький, с затвором из нержавеющей стали.
Ее слова начинали душить меня. В глазах поплыл багровый туман, кисти и ступни онемели.
– Люси, как насчет того, чтобы прекратить болтовню, – прервала ее Джо, почувствовав мое состояние. – Это все равно что смотреть, как она делает вскрытие, и увидеть больше, чем следует.
– Тетя разрешала мне присутствовать на вскрытиях, – похвасталась Люси. – Я была на пяти или шести.
Джо рассердилась по-настоящему.
– Это были демонстрационные вскрытия для курсантов полицейской академии, – пожала плечами моя племянница. – Не зверские убийства.
Меня поразила ее бесчувственность. Она говорила так спокойно, как будто речь шла о рядовых вещах.
– Обычные люди, умершие естественной смертью, или самоубийцы. Семьи жертвуют тела анатомическим театрам.
Ее слова окружали меня как ядовитый газ.
– Поэтому их не волнует, что дядю Тима или кузину Бет разрезают перед кучкой полицейских. В любом случае у большинства семей нет денег на похороны и им даже могут заплатить за тела для анатомички, правда, тетя Кей?
– Нет, им не платят, а тела, пожертвованные семьями для научных целей, не используются в демонстрационных вскрытиях. Что с тобой происходит? – набросилась я на племянницу.
На фоне облачного восхода раскинулись голые ветки деревьев. Мимо проехали два "кадиллака". Я заметила, что на нас обращают внимание.
– Надеюсь, игра в крутизну не войдет у тебя в привычку, – холодно бросила я ей в лицо. – Потому что это звучит достаточно глупо, даже если подобное делают невежды, подвергшиеся лоботомии. И для сведения, Люси: я разрешала тебе наблюдать за вскрытием три раза, и хотя на демонстрационных вскрытиях мы не препарируем жертв зверских убийств, все же это человеческие существа. Ведь кто-то любил этих троих, которых ты видела. Все они испытывали любовь, счастье, печаль. Они завтракали и ужинали, ходили на работу, ездили в отпуск.
– Я не хотела... – начала Люси.
– Можешь быть уверена, что, когда эти трое были живы, они не предполагали, что закончат в морге и на их обнаженные вскрытые тела будут смотреть двадцать полицейских и ребенок вроде тебя. Тебе бы хотелось, чтобы они услышали то, что ты только что сказала?
В глазах Люси заблестели слезы. Она нервно сглотнула и отвернулась.
– Простите, тетя Кей, – тихо ответила она.
– Я всегда верила, что, когда говоришь, нужно представить, будто тебя окружают души мертвых. Может быть, они слышат эти глупо-самодовольные шутки и замечания. Достаточно того, что мы, живые, их слышим. Как ты себя чувствуешь, когда подобное произносят окружающие?
– Тетя Кей...
– Я скажу, что с тобой произойдет, – сказала я с закипающей яростью. – Ты закончишь вот так. – Я обвела рукой то, что нас окружало, а Люси ошеломленно наблюдала за мной. – Закончишь тем, что я делаю сейчас. Стоя на дорожке к дому в зимнем рассвете. Представляя, что твой любимый лежит в распроклятом морге. Представляя, что над ним издеваются, насмехаются, отпускают шуточки по поводу размера пениса или вони, которая от него исходит. Может быть, они грубо свалили его на стол. Может быть, не завершив вскрытия, пошли обедать, оставив полотенце в пустой грудине. А может быть, копы, зашедшие по другим делам, обменяются замечанием о наркоманах, сгорающих на передозировках.
Люси и Джо смотрели на меня с изумлением.
– Не думайте, что я такая наивная и ничего не понимаю, – продолжала я, отпирая дверцу автомобиля. – Жизнь заканчивается в чужих руках и на холодном столе. Все вокруг холодно, холодно, холодно. Даже если человек умер в теплой постели, в конце его ждет один холод. Поэтому не нужно рассказывать мне о вскрытиях.
Я скользнула за руль.
– И больше не надо гнуть передо мной пальцы, Люси. – Я никак не могла остановиться.
Слышала свой голос как бы издалека. Мне никогда раньше не приходило в голову, что я могу сойти с ума. Может быть, именно это происходит, когда люди теряют рассудок? Они наблюдают за собой со стороны, как за чужим человеком, который может убить или шагнуть вниз с крыши высотного дома.
– Такие слова должны все время звучать в голове, как колокол, – сказала я племяннице. – Неправда, что слова не ранят, они очень больно меня задели. Возвращайся в Майами.
Люси стояла как парализованная, когда я нажала на газ так резко, что машина, выезжая на дорогу, сильно стукнулась задними колесами о мостовую. Я поймала отражение девушек в зеркале заднего вида. Они о чем-то спорили, потом сели во взятую напрокат машину. Руки так тряслись, что я не могла прикурить сигарету, пока не остановилась на красный свет.
Я не дала Люси и Джо догнать себя. Свернула на Девятую улицу и представила, как они мчатся по шоссе в аэропорт, а оттуда возвращаются к своей прежней жизни под прикрытием и борьбе с преступлениями.
– Черт тебя побери, – пробормотала я в адрес племянницы.
Сердце стучало так, словно хотело вырваться на волю.
– Будь ты проклята, Люси. – И я заплакала.