Джей Телли поднял с пола папку-архив, вынул из нее несколько толстых канцелярских папок и положил передо мной на кофейный столик.
– Мы перевели все документы на английский, – сказал он. – Все вскрытия производились в Парижском институте судебной медицины.
Я стала их просматривать. Каждая жертва была избита до неузнаваемости, отчеты и фотографии вскрытия показывали следы избиения и звездообразные рваные раны. Кожа на этих ранах была рассечена предметом, отличавшимся, с моей точки зрения, от того, которым была убита Ким Люонг.
– Раздробленные области черепа, – прокомментировала я, переворачивая страницы, – молоток или что-то подобное. Орудие убийства скорее всего не найдено?
– Нет, – ответил Телли.
Лицевые кости жертв были раздроблены. Имелись субдуральные гематомы с кровоизлиянием в мозг и грудину. Возраст погибших – от двадцати одного года до пятидесяти двух лет. У каждой были многочисленные следы укусов.
– "Массивные осколочные переломы левой теменной кости, вдавленные переломы, вызвавшие проникновение внутренних пластинок черепной кости в нижележащую мозговую ткань, – прочитала я вслух, листая один отчет о вскрытии за другим. – Билатеральная субдуральная гематома. Разрушение тканей головного мозга с сопутствующим субдуральным кровоизлиянием... трещины черепной части... раздробления правой фронтальной кости, переходящие по срединной линии в переломы теменной кости... Свертывание предполагает выживание по меньшей мере в течение шести минут со времени нанесения повреждений..."
Я оторвалась от отчетов и сказала:
– Бешеная ярость. Резня. Слепое уничтожение.
– Сексуальная мотивация? – спросил Телли, выдержав мой взгляд.
– Как и во всем, – покачал головой Марино.
Все жертвы были полураздеты, одежда разорвана сверху и до пояса. Всех нашли босыми.
– Странно, – заметила я. – Кажется, он не испытывал интереса к ягодицам и гениталиям.
– Похоже, его привлекали груди, – мягко произнес Миро.
– Это символ матери, – ответила я. – И если правда, что убийцу в детстве держали взаперти дома, здесь мы имеем весьма интересную патологию.
– Что насчет ограблений? – спросил Марино.
– Не слишком очевидно во всех случаях. Но в некоторых – определенно. То есть он брал только деньги, и ничего, что можно было бы отследить, как, например, драгоценности, которые можно заложить или продать, – сообщил Телли.
Марино похлопал по пачке сигарет, как делал всегда, когда ужасно хотел курить.
– Не стесняйтесь, закуривайте, – предложил ему Миро.
– Может быть, он нападал на людей еще где-нибудь, кроме Ричмонда? При условии, что это он убил Ким Люонг, – поинтересовалась я.
– Это наверняка он ее замочил, – проговорил Марино. – Никогда еще не встречал такого зверского почерка.
– Мы не знаем, сколько человек он убил, – пояснил Телли. – И где он их убивал.
Миро сказал:
– Если нужно установить связь между убийствами, наш компьютер сделает это за две минуты. Но всегда существует вероятность, что о некоторых случаях мы не знаем. В нашу организацию входит сто семьдесят семь стран-участниц, доктор Скарпетта. Некоторые сотрудничают с нами больше, некоторые меньше.
– Можно предположить, этот парень редко путешествует по миру, – добавил Телли, – учитывая, что он нетрудоспособен по той или иной причине. Она заставляла его оставаться дома, и я подозреваю, он все еще жил дома, когда начал убивать.
– Промежутки между убийствами становятся меньше? Или он ждет так же долго, прежде чем совершить следующее? – спросил Марино.
– Последние два, о которых нам известно, случились в октябре, потом произошла неудачная попытка. Это означает, он напал три раза за пять недель, – ответил Телли. – Это подкрепляет наши подозрения, что парень вышел из-под контроля, его прижали к стенке и он сбежал.
– Возможно, надеясь начать жизнь сначала и прекратить убивать, – добавил Миро.
– Так не бывает, – сказал Марино.
– Здесь не говорится об уликах, переданных в лаборатории, – произнесла я, начиная ощущать холодок нехорошего предчувствия. – Не понимаю. Разве в этих делах нет улик? Мазков человеческих выделений, волос, волокон, сорванных ногтей? Любых образцов.
Миро взглянул на часы.
– Даже отпечатков пальцев? – неверяще спросила я.
Миро встал.
– Агент Телли, отведите, пожалуйста, наших гостей в кафетерий, где они смогут пообедать, – попросил он. – Боюсь, я не смогу к вам присоединиться.
Миро проводил нас до двери своего впечатляющего кабинета.
– Должен поблагодарить вас за любезное согласие приехать, – сказал он нам с Марино. – Понимаю, что мы едва начали работать, но надеюсь, выбрали правильное направление, которое вскоре поможет закрыть это ужасное дело. Или по крайней мере нанести убийце чувствительный удар.
Его секретарь нажала кнопку на телефоне.
– Вас спрашивает заместитель секретаря Арвин. Теперь вы на месте? – спросила она. – Я могу вас соединить?
Миро кивнул. Он вернулся в кабинет и мягко прикрыл за собой дверь.
– Вы вызывали нас не для того, чтобы показать папки с делами, – обратилась я к Телли, который вел нас по лабиринту коридоров.
– Позвольте кое-что показать, – ответил он.
Он повернул за угол, где нас встретила страшная портретная галерея мертвых лиц.
– Неопознанные трупы, – сказал Телли. – Черные метки.
Плакаты с крупнозернистыми черно-белыми фотографиями включали отпечатки пальцев и другие идентификационные характеристики. Большинство этих безымянных людей умерли не по своей воле, сведения о них были напечатаны на английском, французском, испанском и арабском.
– Узнаете своего? – Телли показал на последнее добавление к галерее.
К счастью, мы увидели не гротескное лицо трупа, а невыразительную зубную карту, отпечатки пальцев и краткое изложение фактов.
– Если не считать плакатов, Интерпол – это организация, которая не нуждается в документации, – пояснил Телли.
Он повел нас к лифту.
– Бумажные документы сканируются и помещаются в электронное хранилище, они некоторое время хранятся, потом уничтожаются.
Он нажал кнопку первого этажа.
– Надеюсь, проблема двухтысячного года вас не затронула, – съязвил Марино.
Телли улыбнулся.
Перед входом в кафетерий посетителей встречали рыцарские доспехи и распростерший крылья бронзовый орел. За столиками сидели несколько сотен мужчин и женщин в деловых костюмах – все полицейские, собравшиеся здесь со всего мира, чтобы бороться с различными видами организованной преступности, начиная с кражи кредитных карт и кончая трафиком кокаина в Африке. Мы с Телли выбрали жареную курицу и салат. Марино наложил себе барбекю из ребрышек.
Мы уселись в углу.
– Генеральный секретарь обычно не участвует в расследованиях, – сообщил Телли. – Сейчас он просто хочет, чтобы вы поняли всю важность дела.
– Наверное, нам нужно чувствовать себя польщенными, – сказал Марино.
Телли отрезал кусочек курицы, положил нож и взял вилку в ту же руку, по-европейски.
– Не стоит даже говорить, как нам хочется, чтобы этот неопознанный труп оказался телом Томаса Шандонне, – продолжил он.
– Да, нехорошо получится, если вы удалите черную метку со своего крутого компьютера, а потом окажется, что сукин сын живой, а Оборотень – всего лишь местный дурачок, который продолжит убивать. И между ними нет никакой связи, – заметил Марино. – Может, тогда кое-кто перестанет платить членские взносы в Интерпол?
– Капитан Марино, дело не в членских взносах, – возразил Телли, глядя ему в глаза. – Я знаю, вы на протяжении своей карьеры расследовали множество трудных дел и понимаете, как много времени они отнимают. Нам нужно освободить своих сотрудников, чтобы они занимались другими преступлениями. Нужно разоблачить тех, кто прикрывает этого мерзавца. Мы хотим уничтожить всех их без остатка.
Он, не доев, отодвинул поднос и вынул пачку сигарет из внутреннего кармана пиджака.
– Вот что мне нравится в Европе, – улыбнулся он. – Курение вредит здоровью, но не запрещается в общественных местах.
– Хорошо, тогда позвольте спросить, – не унимался Марино. – Если дело не в членских взносах, кто платит за все это дерьмо – личные реактивные самолеты, роскошные отели и "мерседесы"?
– Здесь большая часть такси – это "мерседесы".
– Дома мы предпочитаем побитые "шевроле" и "форды", – с усмешкой заявил Марино. – Вы же знаете лозунг "Покупайте отечественное".
– Интерпол не предоставляет частные самолеты и роскошные отели.
– А кто предоставляет?
– Наверное, об этом нужно спросить сенатора Лорда, – ответил Телли. – Но разрешите кое-что вам напомнить. Организованная преступность держится на больших деньгах, а чтобы бороться с ней, тоже нужны крупные средства, и большая их часть поступает от честных людей, честных корпораций, которые так же, как и мы, заинтересованы в том, чтобы вытеснить из бизнеса все эти картели.
Марино заиграл желваками.
– Я могу только предположить, что для корпорации, входящей в пятьсот крупнейших компаний мира, два билета на "кон-корд" не так много по сравнению с миллионами долларов, которые она теряет из-за организованной преступности.
– Значит, за все заплатила какая-то компания типа "Майкрософт"? – произнес Марино.
Терпение Телли иссякало. Он не ответил.
– Я вас спрашиваю. Мне нужно знать, кто заплатил за мой билет. Мне нужно знать, какой хрен копался в моем чемодане. Какой-нибудь агент Интерпола? – настаивал Марино.
– У Интерпола нет агентов. У него есть связи с различными правоохранительными органами. БАТ, ФБР, почтовая служба, управления полиции и прочее.
– Ну да, ага. Вы еще скажите, что ЦРУ не убивает людей.
– Прекрати, ради Бога, Марино, – взмолилась я.
– Мне нужно знать, какой козел копался в моем чемодане, – повторил Марино, и его лицо побагровело. – Это злит меня больше, чем все, вместе взятое.
– Понимаю, – ответил Телли. – Может быть, вам следует пожаловаться в парижскую полицию. Но смею предположить, что, если она имеет к этому отношение, это делается ради вашего же блага. Например, если вы провезли с собой оружие.
Марино не ответил. Он занимался остатками жареных ребрышек.
– Ты не мог этого сделать, – не веря самой себе, сказала я.
– Если кто-то не знаком с нормами путешествий за границу, иногда случаются мелкие недоразумения, – добавил Телли. – Особенно с американскими полицейскими, которые привыкли всюду носить с собой оружие и, возможно, не понимают, что здесь это грозит им крупными неприятностями.
Марино по-прежнему хранил молчание.
– Подозреваю, что единственной причиной этого было нежелание причинить неудобство вам обоим, – улыбнулся Телли, стряхивая пепел с сигареты.
– Ну хорошо, хорошо, – проворчал Марино.
– Доктор Скарпетта, – обратился ко мне Телли, – вы знакомы с европейским институтом магистратов?
– Достаточно, чтобы радоваться его отсутствию в Виргинии.
– Магистрат назначается пожизненно. Судебно-медицинский эксперт назначается магистратом, и именно он решает, какие улики передаются криминалистам, и даже определяет причину смерти, – объяснил Телли.
– Как наш институт коронеров в самом худшем его виде, – сказала я. – Всякий раз, когда вмешивается политика и голоса избирателей...
– Власть, – перебил меня Телли. – Коррупция. Политика и расследование преступлений несовместимы, их нельзя объединять в одном лице.
– Но они объединяются, агент Телли. Постоянно. Может быть, даже здесь, в вашей организации, – предположила я.
– В Интерполе? – Он казался изумленным. – Интерпол не заинтересован в противозаконных действиях, и я говорю это совершенно искренне. Мы не приписываем себе никаких заслуг. Мы избегаем гласности, нам не нужны автомобили, оружие и форменная одежда, мы не боремся за юрисдикцию. У нас необычайно маленький бюджет, если учитывать то, чем мы занимаемся. Для большинства людей мы просто не существуем.
– Вы несете эту чушь, как будто один из них, – заявил Марино. – Вы сбили меня с толку. То относитесь к Бюро по контролю за торговлей оружием, то вдруг секретный агент.
Телли вопросительно поднял бровь и затянулся.
– Секретный агент? – спросил он.
– Как вы вообще сюда попали? – не сдавался Марино.
– Мой отец француз, мать американка. Детство по большей части провел в Париже, потом семья переехала в Лос-Анджелес.
– А потом что?
– Юридическая школа. Профессия юриста меня не устраивала, поэтому оказался в БАТ.
– Как долго служили? – продолжал допрос Марино.
– Около пяти лет.
– Да? И сколько же из них провели здесь? – С каждым вопросом Марино становился все воинственнее.
– Два года.
– Вот лафа. Три года на улицах, а потом вдруг пьете вино и ошиваетесь в большом хрустальном замке со всеми этими шишками.
– Мне исключительно повезло. – За вежливостью Телли скрывалась язвительность. – Вы абсолютно правы. Наверное, мне помогло знание четырех языков и богатый опыт путешествий. Кроме того, я изучал в Гарварде компьютеры и политологию.
– Я пошел в сортир. – Марино внезапно встал.
– Гарвард достал его окончательно, – сказала я Телли, когда Марино отошел.
– Я не хотел его обидеть, – попытался оправдаться он.
– А мне кажется, хотели.
– О, вы так быстро составили обо мне плохое мнение.
– Обычно он не такой, – продолжала я. – В управлении полиции назначили нового заместителя начальника, который вначале перевел его из детективов в патрульные, потом отстранил от службы и попытался всячески уничтожить.
– Как его зовут? – спросил Телли.
– Это не он, а она. Из опыта знаю, что женщины иногда хуже, чем мужчины. Они более ранимы, а потому острее ощущают угрозу – реальную или мнимую. Женщины склонны губить друг друга, вместо того чтобы помогать.
– Вы не похожи на такой тип женщины. – Он изучающе посмотрел на меня.
– Вредительство отнимает слишком много времени.
Телли не знал, как меня понимать.
– Я прямой человек, агент Телли, потому что мне нечего скрывать. Прежде всего меня интересует дело. Я или дерусь всерьез, или не дерусь вовсе. Если приходится кому-либо противостоять, я думаю о конечном результате и не проявляю жестокости, потому что не люблю, когда люди страдают. В отличие от Дианы Брей. Она медленно уничтожает человека и с наслаждением наблюдает за его агонией.
– Диана Брей. Ну-ну! – воскликнул Телли. – Отрава в облегающей юбке.
– Вы с ней знакомы? – удивленно спросила я.
– Значит, она наконец покинула столичный округ, чтобы разрушить очередное управление полиции. Перед тем как получить назначение в Интерпол, я какое-то время работал в столичной штаб-квартире. Она всегда старалась согласовать действия своих полицейских с остальными правоохранительными органами – ФБР, Секретной службой, нами и прочими. Я не против того, чтобы люди работали согласованно, но у нее была другая цель. Диана Брей просто хотела подружиться с сильными мира сего, и будь я проклят, если она в этом не преуспела.
– Не хочу тратить время на разговоры о ней. Я и без того израсходовала слишком много энергии из-за нее.
– Хотите десерт?
– Почему в парижских расследованиях так мало улик? – вернулась я к делу.
– Как насчет кофе?
– Мне больше хочется услышать ответ, агент Телли.
– Зовите меня Джей.
– Зачем нас вызвали?
Он помолчал, глянув на двери, словно беспокоился, что может войти кто-то, кого ему не хочется видеть. Я предположила, он думает о Марино.
– Если убийца – этот псих Шандонне, как мы подозреваем, то его семья будет заинтересована в том, чтобы его отвратительная привычка резать, избивать и кусать женщин не стала достоянием гласности. Кстати, – он многозначительно посмотрел мне в глаза, – похоже, его семья желает, чтобы о его существовании вообще забыли. И пусть это останется ее маленьким секретом.
– Тогда откуда вы знаете, что он существует?
– Мать родила двоих сыновей. Нам неизвестно о смерти одного из них.
– Кажется, вы говорили, что здесь никто ничего не регистрирует.
– Не на бумаге. Но есть другие способы выведывать секреты. Полиция затратила огромное количество времени, опрашивая людей, особенно тех, кто живет на острове Сен-Луи. Кроме того, бывшие одноклассники Томаса утверждают, что ходили упорные слухи о человеке, которого видели на берегах острова ночью или очень ранним утром, когда еще темно.
– Может быть, этот таинственный человек просто плавал или гулял по берегу? – спросила я и вспомнила о пресноводных диатомах на одежде мертвеца.
Телли удивленно посмотрел на меня.
– Интересно, что вы задали такой вопрос. Да. В отчетах упоминался белый мужчина, плававший обнаженным в Сене у берега Сен-Луи. Даже в очень холодную погоду. И всегда в темное время суток.
– Вы верите этим слухам?
– Моя работа состоит не в том, чтобы верить или не верить.
– Что вы хотите этим сказать?
– Наша задача заключается в том, чтобы облегчить и согласовать работу всех правоохранительных органов независимо от их принадлежности и местонахождения. Мы единственная организация в мире, способная это сделать. Я здесь не за тем, чтобы изображать из себя детектива.
Он долго молчал, вглядываясь мне в глаза, пытаясь найти в них то, чем я боялась поделиться с ним.
– Не буду притворяться, что я специалист по психологическим профилям, Кей, – сказал он.
Он знал о Бентоне. Конечно, он должен был знать.
– У меня нет этих навыков, и уж точно – опыта, – добавил он. – Поэтому я даже не буду пытаться нарисовать психологический портрет парня, который все это делает. Я не представляю себе, как он выглядит, как ходит или разговаривает, я только знаю, что он говорит на французском и, возможно, на других языках.
– Одной из его жертв была итальянка, – продолжал он. – Она не знала английского. Можно только предполагать, что он говорил с ней на итальянском, чтобы проникнуть в дом.
Телли откинулся на спинку стула и протянул руку к стакану с водой.
– У этого парня были большие возможности для самообразования, – сказал он. – Убийца мог хорошо одеваться, потому что Томас был известен тем, что любил быстрые автомобили, одежду от дорогих модельеров, драгоценности. Возможно, несчастный брат, которого прятали в подвале, носил обноски Томаса.
– Джинсы, которые оказались на неопознанном, были немного велики в поясе, – вспомнила я.
– Предположительно вес Томаса менялся. Ему очень хотелось остаться стройным, он весьма заботливо относился к своему внешнему виду. Поэтому кто знает? – заметил Телли, пожимая плечами. – Но ясно одно: если этот предполагаемый брат такой странный, как о нем говорят, сомневаюсь, что его отпустят ходить по магазинам.
– Вы действительно считаете, что, когда этот человек приходит домой после убийства, родители отмывают его от крови и продолжают защищать?
– Кто-то его наверняка защищает, – повторил Телли. – Именно поэтому расследование парижских убийств останавливалось у дверей морга. Мы не знаем, что там происходило, за исключением некоторых вещей, которые нам показали.
– В деле замешан магистрат?
– Кто-то из очень влиятельных людей. А таких много.
– Как вы получили отчеты о вскрытии?
– Обычным путем, – ответил он. – Запросили в парижской полиции. То, что вы видели, мы получили от нее. В лабораторию не передана ни одна улика, Кей. Нет ни одного подозреваемого. Нет судебных процессов. Ничего за исключением семьи, которая, возможно, устала прикрывать сына-психопата. Для нее он представляет собой не только обузу, но и потенциальную опасность.
– Если доказать, что Оборотень – сын семьи Шандонне, как это поможет уничтожить картель "снабженцев"?
– Прежде всего мы надеемся, что Оборотень заговорит. Если привязать его к серии убийств, особенно к убийству в Виргинии... Вообще-то у нас появится средство воздействия. Не говоря уже о том, – улыбнулся Телли, – что мы идентифицируем сыновей Шандонне и у нас будет повод обыскать милый трехсотлетний замок на острове Сен-Луи, комнаты и кабинеты, посмотреть документы и так далее и так далее.
– При условии, что мы поймаем Оборотня, – уточнила я.
– Нам придется это сделать.
Он поймал мой взгляд и долго его удерживал.
– Кей, нам нужно доказать, что убийца – брат Томаса.
Телли протянул мне пачку сигарет. Я отказалась.
– Вы, вероятно, наша последняя надежда, – добавил он. – И пока – лучшая возможность разоблачить убийцу.
– Нам с Марино может угрожать серьезная опасность, если мы займемся этим делом, – напомнила я.
– Полиция не может зайти в парижский морг и начать задавать вопросы, – сказал Телли. – Не может даже послать агента под прикрытием. И само собой разумеется, что на это не имеет права ни один служащий Интерпола.
– Почему? Почему полиция не может зайти в парижский морг?
– Потому что судебно-медицинский эксперт, которая производила вскрытие, не хочет с ними разговаривать. Она никому не доверяет, и я ее понимаю. Но похоже, она доверяет вам.
Я промолчала.
– У вас должно появиться желание отомстить банде, после того что случилось с Люси и Джо.
– Нечестно.
– Честно, Кей, и служит доказательством, что эти люди способны на все. Они пытались убить вашу племянницу. Ведь теперь для вас это не абстракция?
– Насилие никогда не было для меня абстракцией. – На висках выступил холодный пот.
– Но вам не все равно, когда дело касается близких людей, – сказал Телли. – Правильно?
– Не нужно подсказывать мне, как я себя чувствую.
– Абстракция или не абстракция, вы ощущаете холодные, жестокие объятия насилия, если оно хватает любимого вами человека, – не сдавался Телли. – Не позволяйте этим мерзавцам добраться до кого-то еще. За вами долг. Вы должны отплатить за Люси.
– Я должна быть дома рядом с ней.
– Ей больше поможет ваше присутствие здесь. И Джо тоже.
– Не нужно говорить мне, что больше поможет моей племяннице и ее подруге. Или мне, если уж на то пошло.
– Люси – одна из лучших наших агентов. Для нас не имеет значения, что она ваша племянница.
– Наверное, я должна чувствовать себя польщенной.
– Это верно.
Телли внимательно оглядывал меня. Его взор напоминал легкий ветерок, который касался только меня и ничего вокруг, а потом он опустил глаза на мои руки.
– Да, у вас сильные руки, – сказал он и взял мою руку в свои. – Труп в контейнере, Ким Люонг. Эти дела принадлежат вам, Кей. – Он внимательно рассматривал мои пальцы. – Вы знаете о них все. Знаете, какие вопросы задать и на что обратить внимание. Вам просто сам Бог велел навестить ее.
– Кого ее? – Я выдернула руку и украдкой оглянулась, чтобы посмотреть, не наблюдает ли кто за нами.
– Мадам Стван. Рут Стван. Директора департамента судебной медицины и главного судебно-медицинского эксперта Франции. Вы уже встречались.
– Разумеется, я знаю, кто она, но мы ни разу не пересекались.
– В Женеве в тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году. Она из Швейцарии. Когда вы виделись, она была не замужем. Ее девичья фамилия – Дюренматт.
Он смотрел на меня и ждал, что я вспомню, но я не вспомнила.
– Вы обе входили в экспертную группу. Синдром внезапной младенческой смерти, СВМС.
– Откуда вы это можете знать?
– Из вашего резюме, – удивленно ответил он.
– В моем резюме она определенно не упоминается, – заявила я в свое оправдание.
Его глаза неотрывно смотрели на меня. Я тоже не могла оторвать от него взгляд, и это мешало думать.
– Вы увидитесь с ней, – сказал Телли. – Не будет ничего необычного в том, чтобы, будучи в Париже, зайти проведать старого друга, а она согласилась с вами встретиться. Вы здесь именно для этого.
– Очень мило с вашей стороны сообщить мне об этом, – произнесла я со все возрастающим раздражением.
– Возможно, вы ничего не сможете сделать. Возможно, она ничего не знает. Не исключено, что доктору Стван не известно ни единой малейшей детали, которая помогла бы решить нашу проблему. Но мы в это не верим. Это очень умная женщина с высокими моральными принципами, ей приходится бороться с системой, не всегда принимающей сторону правосудия. Вероятно, вам удастся ее разговорить.
– Какого черта вы себе позволяете? – спросила я. – Думаете, можете набрать номер и вызвать меня сюда, чтобы послать в парижский морг, пока не видит какой-то преступный картель?
Он ничего не сказал, но взгляда не отвел. Через окно в зал лился солнечный свет, в котором его глаза сделались янтарно-золотистыми.
– Мне наплевать, кто вы – Интерпол, Скотленд-Ярд или сама английская королева, – заявила я. – Я не позволю вам подвергать опасности меня, доктора Стван или Марино.
– Марино не пойдет в морг.
– Попробуйте сами сказать ему об этом.
– Если он отправится с вами, возникнут подозрения, особенно учитывая его стремление соблюдать внешние приличия, – заметил Телли. – Кроме того, он вряд ли понравится доктору Стван.
– А если я обнаружу улики, что тогда?
Он не ответил, и я знала почему.
– Вы просите меня исказить цепь доказательств. Просите украсть улики, не так ли? Не знаю, как относятся к этому здесь, но в Соединенных Штатах это называется преступлением.
– "Нанесение ущерба или фальсификация доказательств", в соответствии с новым уголовным законодательством. Здесь это так называется. Триста тысяч франков штрафа, три года тюрьмы. Возможно, вам вменят неуважительное отношение к покойникам, если кому-то захочется довести дело до конца, а это еще сто тысяч франков и год тюрьмы.
Я отодвинулась на стуле, намереваясь встать.
– Должна сказать, – холодно произнесла я, – что нечасто встречала федеральных агентов, уговаривавших меня нарушить закон.
– Я не прошу. Это дело ваше и доктора Стван.
Я поднялась, не слушая его.
– Может быть, вы не учились в юридической школе, но я ее закончила. Вы лишь цитируете уголовный кодекс, а я знаю, что он означает.
Телли не пошевелился. К моим щекам прилила кровь, солнце светило в лицо так ярко, что я почти ничего не видела.
– Я полжизни служила закону, соблюдая принципы науки и медицины. А вы, агент Телли, едва оперившись, сразу вошли в свой привилегированный мир.
– С вами не случится ничего страшного, – спокойно сказал Телли, словно не слыша моих оскорбительных слов.
– Завтра утром мы с Марино улетаем домой.
– Пожалуйста, сядьте.
– Так вы знакомы с Дианой Брей? Это она приготовила мне такой грандиозный финал? Придумала бросить меня во французскую тюрьму? – не унималась я.
– Сядьте, прошу вас.
Я неохотно подчинилась.
– Если вы сделаете то, что попросит доктор Стван, и попадетесь на этом, мы тут же вмешаемся – так же как вмешались, когда Марино пытался кое-что провезти через границу.
– Думаете, я этому поверю? – недоверчиво спросила я. – Французские полицейские с автоматами хватают меня в аэропорту, а я заявляю: "Все в порядке. Я выполняю секретное задание Интерпола".
– Все, что мы пытаемся сделать, – это свести вас с доктором Стван.
– Ерунда. Я точно знаю, что вам от меня нужно. И если я попаду на неприятности, вы, ребята, скорее всего поступите так, как поступают все полицейские и спецслужбы в этом дурацком мире: бросите на съедение властям.
– Никогда не сделаю ничего подобного.
Он не отводил от меня глаз. В комнате было жарко, мне не хватало свежего воздуха.
– Кей, мы никому не будем докладывать. Сенатор Лорд тоже. Пожалуйста, положитесь на меня.
– Ну уж нет.
– Когда бы вы хотели вернуться в Париж?
Я должна была подумать. Он привел меня в полное замешательство и заставил злиться.
– Билеты забронированы на вечерний поезд, – напомнил он. – Но если захотите остаться на ночь, я знаю один небольшой чудный отель на рю дю Беф. Он называется "Ла Тур роз" – "Путешествие в розах". Вам понравится.
– Нет, спасибо.
Он вздохнул, встал из-за стола и забрал оба подноса.
– Где Марино? – Я вдруг подумала, что его нет слишком долго.
– Сам удивляюсь, – ответил Телли, шагая рядом со мной к выходу. – По-моему, я ему не очень понравился.
– За весь день это самое верное и точное умозаключение с вашей стороны, – заметила я.
– Не думаю, что он в восторге, когда мужчины обращают на вас внимание.
Я не знала, как на это ответить.
Он положил подносы на стойку.
– Может, все-таки позвоните? – Телли был безжалостен. – Пожалуйста.
Он остановился посреди кафетерия и повторил вопрос, по-мальчишески коснувшись моего плеча.
– Надеюсь, доктор Стван еще говорит по-английски? – наконец произнесла я.