Черная метка

Глава 40

Лицо Рене Андерсон оставалось каменным, когда мимо нее на носилках пронесли тело Дианы Брей, упакованное в черный пластиковый мешок. Все еще шел дождь.

Настырные репортеры и фотографы напряглись, как изготовившиеся к прыжку пловцы, увидев, как мы с Марино вышли и направились к патрульной машине. Марино открыл пассажирскую дверцу со стороны Андерсон и наклонился.

– Нам нужно поболтать, – сказал он.

Ее глаза испуганно прыгали с его лица на мое.

– Вылезай, – приказал Марино.

– Мне нечего ей сказать, – кивнула в мою сторону Андерсон.

– А док считает, что есть, – ответил он. – Давай вылезай. Не заставляй меня тебя вытаскивать.

– Я не хочу, чтобы меня фотографировали! – воскликнула Андерсон, но было поздно.

Объективы уже нацелились на нее как готовое к бою оружие.

– Накинь куртку на голову, как показывают по ящику, – посоветовал Марино с долей сарказма.

Я подошла к фургону перевозки, надеясь поговорить с санитарами, которые уже захлопнули задние двери.

Дождь намочил волосы, и холодные капли поползли по моему лицу.

– Когда приедете в морг, пусть тело положат в холодильник в сопровождении охраны. Я свяжусь с доктором Филдингом и попрошу его проследить.

– Да, мэм.

– И не нужно никому говорить об этом.

– Мы никогда не болтаем лишнего.

– Но это особый случай. Ни единого слова, – предупредила я.

– Понятно.

Они забрались в фургон и отъехали, а я пошла в дом, не обращая внимания на вопросы, нацеленные объективы и фотовспышки. Марино с Андерсон сидели в гостиной, часы Дианы Брей показывали половину двенадцатого. Джинсы Андерсон промокли, туфли облеплены грязью и травой, как будто она падала. Она дрожала от холода.

– Ты же знаешь, мы можем получить образцы ДНК с пивной бутылки, – говорил ей Марино. – И с окурка сигареты тоже, ведь так? Черт возьми, мы можем взять их с засохшей пиццы.

Андерсон сидела сгорбившись на диване, и, судя по всему, настроение у нее было не слишком боевое.

– Это не имеет отношения к... – начала отвечать она.

– Окурки ментоловых "Салем" в мусорном ведре на кухне, – перебил он. – По-моему, ты такие куришь, так ведь? И вот еще что. Это имеет отношения к делу, Андерсон. Так как я подозреваю, ты была здесь незадолго до убийства Брей. А кроме того, я подозреваю, что она не сопротивлялась, поскольку знала человека, который вышиб ей мозги в спальне.

Я была уверена: Марино ни на секунду не верил, что Андерсон убила Брей.

– Что произошло? – спросил он. – Она тебя дразнила, и ты больше не могла терпеть?

Я вспомнила сексуальную атласную блузку и кружевное белье Брей.

– Она съела пиццы и отправила тебя домой, потому что ты ей надоела? Прошлым вечером у тебя кончилось терпение? – допытывался Марино.

Андерсон молча смотрела на свои неподвижные руки. Она все время облизывала губы, стараясь не заплакать.

– Я хочу сказать, что это можно понять. У всех у нас есть свой предел, не правда ли, док? Например, когда кто-то портит тебе карьеру. Но мы вернемся к этому позже.

Марино наклонился вперед, упершись большими руками в колени, пока Андерсон не подняла на него свои покрасневшие глаза.

– Ты хоть понимаешь, во что влипла? – спросил он.

Она покачала головой и отбросила волосы с лица.

– Я была здесь вчера вечером, но рано. – Она говорила подавленным, безжизненным тоном. – Я зашла, и мы заказали пиццу.

– Это твоя привычка? – поинтересовался Марино. – Заходить просто так, без приглашения?

– Я часто здесь бывала. Иногда заходила.

– Иногда заходила без приглашения. Ты это имеешь в виду?

Она кивнула и опять облизала губы.

– Вчера вечером ты именно так и сделала?

Андерсон молчала. По глазам было видно, что она обдумывает очередную ложь. Марино откинулся в кресле.

– Проклятие, оно слишком неудобное. – Он пошевелил плечами. – Сидишь как в могиле. По-моему, тебе лучше говорить правду. Иначе знаешь что? Я все равно все узнаю, а если соврешь, я так надеру тебе задницу, что ты не сможешь сидеть весь срок, который проведешь в тюрьме. Ты думаешь, мы не знаем о тебе и этой хреновой арендованной машине, стоящей перед домом?

– Детективам не запрещается ездить на арендованных машинах. – Она попалась и поняла это.

– Ну конечно, если только они не следят за законопослушными гражданами, – парировал Марино, и теперь наступила моя очередь говорить:

– Вы припарковали ее у дома моей секретарши. Или припарковал тот, кто находился в этой машине. Следили за мной. Следили за Розой.

Андерсон молчала.

– Не вы ли, случайно, скрываетесь под именем М-Е-Й-Ф-Л-Р. – Я произнесла это слово по буквам.

Она подула на руки, чтобы согреть их.

– Ах да. Я забыл! – воскликнул Марино. – Ты родилась в мае. Десятого мая в Бристоле, штат Теннесси. Я могу назвать номер твоего полиса социального страхования и адрес, если хочешь.

– Я все знаю о Чаке, – предупредила я.

Вот теперь она занервничала и испугалась.

– Дело в том, – вмешался Марино, – что мы записали на видеопленку, как Чаки-малыш крадет из морга запрещенные лекарства. Тебе об этом известно?

Она тяжело вздохнула. На самом деле мы еще не успели это записать.

– Они стоят кучу денег. Достаточно, чтобы ты, он и даже Брей ни в чем себе не отказывали.

– Это он воровал, а не я, – заговорила Андерсон. – Это была не моя идея.

– Ты работала в полиции нравов, – сказал Марино, – и знаешь, куда сбывать эту дрянь. Ставлю на то, что ты придумала эту дерьмовую схему, ведь, хоть я и не люблю Чака, он не торговал наркотиками, пока в городе не появилась ты.

– Вы следили за Розой и за мной, чтобы запугать нас, – заявила я.

– В мою юрисдикцию входит весь город, – возразила Андерсон. – Я езжу повсюду. Если я ехала за вами, это не означает, что я преследовала какую-то цель.

Марино жестом выразил свое возмущение.

– Ладно, – согласился он, – почему бы нам не пойти в спальню Брей? Поскольку ты такой хороший детектив, может, посмотришь на разбрызганные по всей комнате кровь и мозги и скажешь, что там произошло? Если ты ни за кем не следила и не продавала наркотики, можешь вернуться к работе и помочь мне, детектив Андерсон.

Она побледнела. В глазах появился смертельный ужас.

– Что? – Марино сел рядом с ней на диван. – У тебя с этим проблемы? Хочешь сказать, что не поедешь в морг и не будешь присутствовать при вскрытии? Не желаешь выполнять свою работу?

Он передернул плечами, встал и начал расхаживать по комнате, то и дело качая головой.

– Да, надо признаться, зрелище не для слабонервных, это точно. У нее лицо похоже на котлету...

– Прекратите!

– А груди так изжеваны, что...

Глаза Андерсон наполнились слезами, и она закрыла лицо ладонями.

– Как будто кто-то не смог удовлетворить свое желание и взорвался сексуальной яростью. Настоящее садистское убийство на почве страсти. А если уродуют лицо жертвы, то тут кроются уже личные мотивы.

– Прекратите!.. – завизжала Андерсон.

Марино замолчал и изучающе посмотрел на нее, словно на математическую задачку на классной доске.

– Детектив Андерсон, – произнесла я. – Во что была одета заместитель шефа полиции Брей, когда вы пришли к ней вчера вечером?

– В легкую зеленую блузку. Вроде как атласную. – Ее голос задрожал, но она справилась с собой. – Черные вельветовые брюки.

– Что насчет обуви?

– Высокие сапоги. Черные. И черные носки.

– Какие украшения на ней были?

– Кольцо и часы.

– Какое белье, бюстгальтер?

Андерсон посмотрела на меня, и я заметила, что у нее течет из носа. Она говорила так, будто простудилось.

– Это важно для меня, – пояснила я.

– Про Чака – все правда, – сказала она, не ответив на мой вопрос. – Но это была не моя идея, а ее.

– Это идея Брей? – Я позволила увести допрос в сторону.

– Она перевела меня из полиции нравов в отдел по расследованию убийств. Хотела убрать вас как можно дальше, – обратилась она к Марино. – Она долгое время зарабатывала на таблетках и бог знает на чем еще, да и сама принимала много таблеток.

Андерсон снова переключила внимание на меня и вытерла нос тыльной стороной ладони. Я открыла сумочку и протянула ей салфетки.

– Она и от вас хотела избавиться, – прошептала Андерсон.

– Это было очевидно, – сказала я и подумала, как тяжело поверить, что человек, о котором мы говорим, превратился в изуродованные останки, найденные в задней комнате этого дома.

– Я знаю, что на ней был бюстгальтер, – продолжала Андерсон. – Она всегда его надевала, так как носила блузки с глубоким декольте или расстегивала верхние пуговицы рубашек. А потом наклонялась так, чтобы можно было увидеть грудь. Она все время это делала, даже на работе, поскольку любила наблюдать за реакцией.

– Чьей реакцией? – спросил Марино.

– Ну, люди всегда на нее реагировали. А кроме того, юбки с разрезом, которые выглядели обычно, пока она не скрещивала ноги... Я говорила ей, нельзя так одеваться.

– Чьей реакцией? – повторил Марино.

– Я ей все время говорила, что так одеваться неприлично.

– Скромному детективу нужна большая смелость, чтобы говорить заместителю шефа полиции, как нужно одеваться.

– Я думала, полицейские не должны видеть ее в таком виде и так смотреть на нее.

– Может быть, ты ревновала?

Андерсон не ответила.

– Спорю, она знала, что ты ревнуешь и злишься и это унижает и огорчает тебя, так ведь? Брей получала от этого удовольствие. Она такая. Заведет тебя, а потом смотрит, как ты мучаешься, и веселится.

– На ней был черный бюстгальтер, – сказала мне Андерсон. – С кружевами. Не знаю, что еще на ней было надето.

– Она тебя использовала как хотела, – заметил Марино. – Превратила тебя в наркокурьера, в девочку на побегушках, послушную собачку. Что еще она просила тебя сделать?

Андерсон начинала понемногу злиться.

– Заставляла мыть машину? Об этом ходили разговоры. Она делала тебя никчемной сумасшедшей подхалимкой, которую никто не воспринимал всерьез. Печально, но факт: возможно, ты была бы хорошим детективом, если бы она оставила тебя в покое. У тебя даже не было на это шансов, потому что Брей держала тебя на коротком поводке. Вот что я тебе скажу. Брей не сталд бы спать с тобой одной – ни за что на свете. Такие, как она, спят со всеми подряд. Они холоднокровные, как змеи. Им не нужно, чтобы их кто-то согревал.

– Ненавижу ее, – произнесла Андерсон. – Она обращалась со мной как со скотиной.

– Тогда зачем ты продолжала приходить сюда? – спросил Марино.

Андерсон смотрела на меня, как будто не слышала вопроса.

– Она садилась в кресло, где сидите вы. И приказывала готовить ей напитки, разминать плечи, руки и ноги. Иногда заставляла делать массаж.

– И ты делала? – воскликнул Марино.

– Она накидывала халат на голое тело и ложилась на кровать.

– На ту, в которой была убита? Брей снимала халат, когда ты ее массировала?

Глаза Андерсон сверкнули, когда она обернулась к Марино.

– Она едва прикрывалась! Я носила ее одежду в химчистку, заправляла ее вонючий "ягуар" и... Она надо мной издевалась!

Андерсон была похожа на ребенка, который злится на мать.

– Это точно, – сказал Марино. – Она издевалась над всеми.

– Но я ее не убивала! Не дотрагивалась до нее, когда она не просила меня об этом, как я вам уже рассказала.

– Что случилось прошлым вечером? – спросил Марино. – Ты зашла, потому что хотела повидаться с Брей?

– Она меня ждала. Я должна была принести таблетки и деньги. Ей нравился валиум, ативан, буспар. Лекарства, от которых она расслаблялась.

– Сколько денег ты принесла?

– Две с половиной тысячи долларов. Наличными.

– Ну, теперь их здесь нет, – сказал Марино.

– Они лежачи на столе. На столе в кухне. Не знаю. Мы заказали пиццу... Немного выпили и начали разговаривать. Она была в плохом настроении.

– Почему?

– Услышала, что вы уехали во Францию, – сказала Андерсон. – В Интерпол...

– Интересно, как она об этом узнала?

– Наверное, в офисе. Может, Чак разузнал. Не знаю. Брей всегда получала то, чего хотела, и узнавала информацию, которая была ей нужна. Она надеялась сама туда поехать. Я хочу сказать, в Интерпол. Она говорила только об этом. А потом начала обвинять меня во всех неудачах: встрече на стоянке у ресторана, электронных письмах, в том, как стала развиваться ситуация в "Куик-Кэри". Во всем.

Все часы вдруг начали отбивать время. Наступил полдень.

– Во сколько вы ушли? – спросила я, когда прекратился перезвон.

– Примерно в девять.

– Брей когда-нибудь делала покупки в "Куик-Кэри"?

– Возможно, она туда заезжала, – ответила Андерсен. – Но как вы убедились на кухне, она редко готовила или ела дома.

– А ты, наверное, все время приносила продукты, – добавил Марино.

– Она никогда не платила за них. А я зарабатываю не так много.

– А как насчет дохода от продажи лекарств? Что-то я не понимаю, – сказал Марино. – Ты хочешь сказать, что она с тобой не делилась?

– Мы с Чаком получали по десять процентов. Остальное я приносила ей в конце недели, в зависимости от того, когда поступали лекарства из морга. А иногда я забирала кое-что с места преступления. Когда приходила, никогда не оставалась надолго. Брей всегда спешила. Вдруг у нее появлялась куча дел. А мне нужно выплачивать кредит за машину. На это уходили мои десять процентов. Ей-то было все равно. Она не знает, что такое выплачивать кредит за автомобиль.

– Вы с ней ссорились? – спросил Марино.

– Иногда. Мы спорили.

– Вчера вечером вы поспорили?

– Наверное.

– О чем?

– Мне не понравилось ее настроение.

– А потом что?

– Я ушла. Я уже говорила. У нее были срочные дела. Она всегда первой решала, когда прекратить спор.

– Вчера ты ездила на арендованной машине? – осведомился Марино.

– Да.

Я представила, как убийца наблюдает за отъездом Андерсон. Он прятался неподалеку, где-нибудь в темноте. Они с Брей были в порту, когда пришел "Сириус", и убийца приплыл на нем в Ричмонд под личиной моряка Паскаля. Возможно, он ее видел. Наверное, видел Брей. Его наверняка заинтересовали все, кто приехал расследовать его преступление, в том числе Марино и я.

– Детектив Андерсон, – сказала я. – Вы когда-нибудь возвращались, чтобы еще раз поговорить с Брей?

– Да, – призналась она. – С ее стороны было несправедливо просто так выставлять меня за дверь.

– Возвращались часто?

– Когда сердилась.

– Что вы делали? Звонили в дверь? Каким образом давали знать, что вернулись?

– Что?

– Мне кажется, полиция всегда стучится, во всяком случае, когда приходит ко мне, – сказала я. – Они не звонят в дверь.

– Все потому, что в половине хибар не работают звонки, – вставил Марино.

– Я стучалась, – ответила она.

– Как стучались? – спросила я, в то время как Марино закурил, позволяя мне вести допрос.

– Ну...

– Два, три раза? Громко, тихо? – пояснила я.

– Три раза. Громко.

– И Брей вас впускала?

– Иногда не впускала. Иногда просто открывала дверь и говорила, чтобы я шла домой.

– Она спрашивала, кто там или что-нибудь в этом роде? Или просто открывала дверь?

– Если она знала, что это я, просто открывала.

– Ты хочешь сказать, если она думала, что это ты, – заметил Марино.

Андерсон поняла, куда мы клоним, и замолчала. Она не могла продолжать. У нее перехватило горло.

– Но вы не возвратились вчера вечером, не так ли? – спросила я.

Ее молчание было ответом, который мы надеялись получить. Она не вернулась. Не постучала сильно три раза. Это сделал убийца, и Брей не раздумывая открыла дверь. Возможно, она уже начала что-то говорить, продолжая начатый спор, когда чудовище неожиданно вломилось в дом.

– Я ничего ей не сделала, клянусь, – сказала Андерсон. – Я не виновата, – повторяла она снова и снова, потому что не в ее привычке было брать на себя ответственность.

– Тебе чертовски повезло, что ты вчера не вернулась, – заметил Марино. – Если предположить, что ты говоришь правду.

– Я говорю правду. Клянусь Богом!

– Если бы ты зашла в дом, то могла стать следующей жертвой.

– Я не виновата!

– Ну, в какой-то степени виновата. Брей не открыла бы дверь...

– Это несправедливо! – воскликнула Андерсон и была права. Какие бы отношения ни существовали у них с Брей, они не были виновны в том, что на одну из них убийца устроил охоту.

– Итак, ты отправились домой, – сказал Марино. – Позже пыталась ей позвонить? Чтобы помириться?

– Да. Ее телефон не отвечал.

– Во сколько это было?

– Может быть, через двадцать минут после того, как я ушла. Позвонила еще несколько раз, потому что думала, она не хочет со мной разговаривать. Потом я начала волноваться, когда несколько раз позвонила после полуночи, но отвечал только автоответчик.

– Вы оставляли сообщения?

– Нет, не оставляла. – Она замолчала и сглотнула слезы. – А этим утром, примерно в половине седьмого, приехала проверить. Я постучала, но мне не открыли. Дверь была не заперта, и я вошла.

Она опять начала дрожать, глаза наполнились слезами.

– Я заглянула туда... – Ее голос поднялся и замолк. – И убежала. Я испугалась.

– Испугалась?

– Там кто-то был... Я чувствовала его ужасное присутствие в той комнате и боялась, что он все еще где-нибудь прячется... У меня в руках был пистолет, но я убежала и сразу уехала, однако по дороге остановилась у телефона-автомата и позвонила девять-один-один.

– Ну, нужно отдать тебе должное, – устало сказал Марино. – По крайней мере ты назвалась и не пыталась разыграть дурацкую комедию с анонимным звонком.

– Что, если теперь он придет за мной? – пробормотала Андерсон, которая сейчас выглядела маленькой и совершенно разбитой. – Я бывала в "Куик-Кэри". Иногда останавливаюсь там по дороге. Разговаривала с Ким Люонг.

– Очень любезно с твоей стороны рассказать нам об этом, – заметил Марино, и я поняла, каким образом Ким Люонг могла быть связана с этим делом.

Если убийца наблюдал за Андерсон, она могла непреднамеренно привести его к "Куик-Кэри" и первой ричмондской жертве. А может, это сделала Роза. Наверное, он наблюдал за нами, когда я провожала ее из офиса на стоянку или когда приезжала к ней домой.

– Мы готовы тебя посадить, если это поможет почувствовать себя в безопасности, – заявил Марино без тени иронии.

– Что мне делать? – заплакала Андерсон. – Я живу одна... Мне страшно, мне страшно.

– Преступный сговор с целью сбыта сильнодействующих препаратов и их фактический сбыт, – высказал мысль Марино. – Плюс их незаконное хранение. Это все твои преступления? Посмотрим. Поскольку вы с Чаки находитесь на государственной службе и положительно характеризуетесь, вам не назначат высокий залог. Вероятно, две тысячи пятьсот баксов, которые вы можете себе позволить, учитывая доходы от таблеток. Так что все нормально.

Я достала из сумочки сотовый телефон и позвонила Филдингу.

– Ее тело только что привезли, – сообщил он. – Хотите, чтобы я начал вскрытие?

– Нет, – ответила я. – Вы не знаете, где Чак?

– Он не пришел.

– Я так и знала. Если придет, усадите его у себя в кабинете и никуда не отпускайте.