Черная метка

Глава 4

"Люма-лайт" – это осветительный прибор с дуговой лампой, которая излучает световой поток в пятнадцать ватт с волной четыреста пятьдесят нанометров и шириной спектра двадцать нанометров. Он может обнаруживать жидкости животного происхождения, такие как кровь или сперма, а также выявлять следы наркотиков, отпечатки пальцев, трасологические улики и прочие нежданные сюрпризы, невидимые человеческому глазу.

Шоу показал ближнюю к контейнеру розетку. Я обернула алюминиевые стойки прибора одноразовым пластиковым чехлом, чтобы ни одна улика с предыдущего места преступления, на котором я была, не попала сюда. Дополнительный источник света очень похож на домашний проектор. Я установила его в контейнере на картонной коробке и, прежде чем включить, с минуту вентилятором проветривала помещение.

Пока я ждала, когда лампа нагреется, Марино надел янтарно-желтые очки, чтобы защитить глаза от интенсивного излучения. Мух становилось все больше. Они пьяно наталкивались на нас и громко жужжали.

– Черт побери, как я ненавижу этих тварей! – жаловался Марино, отмахиваясь.

Я заметила, что он не надел комбинезон, а только бахилы и резиновые перчатки.

– Ты собираешься возвращаться обратно в этой же одежде? – спросила я.

– У меня в багажнике лежит запасная форма. На случай если меня чем-нибудь обольют или что-то в этом роде.

– На случай если ты чем-нибудь обольешься или что-то в этом роде, – поправила я, глядя на часы. – У нас еще одна минута.

– Заметила, как ловко исчезла Андерсон? Я знал, что так и выйдет, как только услышал об этом случае. Только не думал, что здесь никого не будет, кроме нее. Проклятие, действительно происходит что-то странное.

– Как вообще она смогла стать детективом в отделе убийств?

– Лижет зад Брей. Слышал, что она у нее на побегушках, вроде как возит ее новый супермодный "форд" на мойку и, наверное, точит ей карандаши и чистит ботинки.

– Мы готовы, – предупредила я и начала сканировать контейнер. Через цветные очки его внутренность стала восприниматься как непроницаемо-черная, с рассеянными повсюду флюоресцирующими белыми и желтыми пятнами разной формы и интенсивности. Испускаемый прибором голубой свет делал видимыми волокна и шерстинки, наличие которых можно было ожидать в районе с интенсивным грузовым движением и большим скоплением людей. Белые картонные коробки светились лунным сиянием.

Я переместила "люма-лайт" в глубь контейнера. Трупная жидкость не флюоресцирует, и тело выглядело унылой темной фигурой в углу.

– Если он умер естественной смертью, – сказал Марино, – почему он сидит вот так, со сложенными руками, будто в церкви или где-нибудь еще?

– Если он погиб от удушья, обезвоживания или жары, он мог умереть в такой позе.

– Все равно странно.

– Я просто говорю, что это возможно. Здесь становится тесно. Передай мне, пожалуйста, оптоволоконную насадку.

Пока Марино шел ко мне, он несколько раз натолкнулся на коробки.

– Можешь снять очки, пока находишься там, – предложила я, потому что через них не видно ничего, кроме высокочастотного излучения, которое в настоящий момент находилось вне его поле зрения.

– Ни за что на свете. Я слышал, что достаточно одного взгляда – и тебе обеспечены катаракта, рак и полный набор прочих удовольствий.

– Не говоря уже о том, что можно превратиться в камень.

– Что?

– Марино! Осторожней!

Он столкнулся со мной, и я до сих пор не поняла, как это произошло, но все коробки вдруг полетели на землю, и, падая, он чуть не сбил меня с ног.

– Марино? – Я была напугана. – Марино!

Выключила прибор и сняла очки, чтобы лучше видеть.

– Проклятый ублюдочный сукин сын! – заорал Марино, словно его укусила змея.

Он лежал навзничь на полу, распихивая и расталкивая картонные коробки. В воздух взметнулась пластиковая корзина. Я присела рядом с ним и строго приказала:

– Лежи спокойно! Не дергайся, пока мы не убедимся, что с тобой все в порядке.

– О Господи! Вот дерьмо! Я весь измазался этой дрянью! – вопил он в панике.

– У тебя где-нибудь болит?

– Господи Исусе, меня сейчас вырвет. О Боже! О Господи!

Марино вскочил и, отбрасывая коробки, бросился к выходу. Я услышала, как его рвет. Он застонал, и его снова вырвало.

– Сейчас ты почувствуешь себя лучше.

Марино рванул свою белую рубашку так, что полетели пуговицы. Давясь и задыхаясь, он стягивал рукава, торопливо разделся до майки, свернул в комок то, что осталось от формы, и швырнул за двери.

– А что, если у него СПИД? – Голос Марино звучал как набат в ночи.

– Ты не заразишься СПИДом от этого парня.

– К черту! – Он опять чуть не подавился рвотой.

– Я сама могу закончить работу.

– Дай мне только пару минут.

– Почему бы тебе не найти душ и не помыться?

– Ты никому об этом не скажешь, – предупредил Марино, и я поняла, что он имеет в виду Андерсон. – Интересно, что они будут делать с этим месивом?

– Перевозка еще не подъехала? – спросила я.

Он поднял рацию к губам.

– Черт! – Он сплюнул и опять судорожно сглотнул.

Яростно вытер рацию о штанину, закашлялся, старательно собрал слюну и снова сплюнул.

– Я – Девятый, – произнес он, держа рацию за полметра от лица.

– Слушаю, Девятый.

Диспетчером оказалась женщина. Я уловила теплоту в ее голосе и удивилась. Диспетчеры полиции и операторы службы спасения почти всегда оставались невозмутимыми и не выказывали своих эмоций независимо от срочности или сложности дела.

– Десять пять для Рене Андерсон, – продолжал Марино. – Не знаю ее позывного. Передайте, что нам хотелось бы увидеть здесь труповозку.

– Девятый, вы знаете название службы перевозки?

Марино отключился от эфира и обратился ко мне:

– Эй, док, как название службы?

– "Кэпитал транспорт".

Он передал название, добавив:

– Диспетчер, если она на десять два, десять десять или десять семь или если нам нужно десять двадцать два, дайте мне знать.

В рации раздалась канонада включаемых и выключаемых микрофонов: это патрульные полицейские выражали свое удовольствие и подбадривали Марино.

– Десять четыре, Девятый, – сказала диспетчер.

– Чем ты заслужил такую овацию? Я знаю, что "десять семь" – это "в данное время недоступен", но что значит остальное?

– Я попросил, чтобы она дала мне знать, если с Андерсон будет отсутствовать связь или если мы должны будем послать ее к черту.

– Неудивительно, что она так тебя любит.

– Она кусок дерьма.

– Кстати, не знаешь, что случилось с оптоволоконной насадкой? – спросила я.

– Она была у меня в руке.

Я нашла ее там, где Марино упал и сшиб коробки.

– А что, если у него СПИД? – опять начал ныть он.

– Если ты намерен о чем-то волноваться, подумай лучше о грамотрицательных бактериях. Или грамположительных: клостриды, стрептококки. Это в том случае, если у тебя имеются открытые раны, в чем я сомневаюсь.

Я присоединила один конец насадки к щупу, другой – к питающему устройству и затянула винты. Он меня не слышал.

– Чтобы кто-то подумал, что Марино треклятый гомик? Да я лучше застрелюсь, честное слово.

– Ты не заразишься СПИДом, Марино, – повторила я и снова подключила прибор. "Люма-лайту" нужно было разогреваться по крайней мере четыре минуты, прежде чем прибор сможет работать в полную мощность.

– Вчера я откусывал заусеницу, и у меня пошла кровь! Это открытая рана!

– Разве ты не в перчатках?

– Если заражусь какой-нибудь дрянной болезнью, я убью эту маленькую ленивую стукачку.

Наверное, он имел в виду Андерсон.

– Брей тоже свое получит. Я найду способ!

– Марино, успокойся.

– Что бы ты сказала, если бы сама вляпалась в это дерьмо?

– Не припомню, сколько раз это со мной случалось. Что, по-твоему, я делаю каждый день?

– Наверняка не валяешься в смертельно опасной жиже.

– Смертельно опасной?

– Мы ничего не знаем об этом парне. Что, если у них в Бельгии есть смертельные болезни, которые у нас не лечатся?

– Марино, успокойся, – повторила я.

– Нет!

– Марино...

– У меня есть причина для огорчений!

– Тогда уходи. – Мое терпение иссякло. – Ты мешаешь мне сосредоточиться. Ты мешаешь во всем. Поди прими душ и выпей пару стаканчиков бурбона.

"Люма-лайт" был готов, и я надела защитные очки. Марино молчал.

– Я остаюсь здесь, – наконец сказал он.

Я сжимала оптоволоконную насадку как паяльник. Яркий пульсирующий луч синего света был шириной с карандашный грифель. Я стала сканировать очень маленькие области.

– Что-нибудь есть? – спросил Марино.

– Пока ничего.

Он подошел поближе, липко чавкая бахилами, пока я медленно, дюйм за дюймом, обследовала места, куда не могло добраться освещение софита. Наклонила тело вперед, чтобы проверить поверхность за спиной, потом провела лучом между ногами. Проверила ладони трупа. "Люма-лайт" мог обнаружить такие выделяемые человеком жидкости, как моча, сперма, пот, слюна и, конечно, кровь. Но его свет опять ничего не обнаружил. Шея и спина уже болели.

– Голосую за то, чтобы признать его умершим до того, как он сюда попал, – заявил Марино.

– Мы узнаем гораздо больше, когда доставим его в морг.

Я выпрямилась, и пульсирующий луч высветил угол сбитой Марино коробки. Зеленым неоновым светом вспыхнула черта, напоминающая нижнюю часть буквы Y.

– Марино, посмотри сюда.

Буква за буквой я осветила написанные от руки французские слова. Они были высотой сантиметров десять и отличались странной квадратной формой, как будто их писала машина, а не живой человек, прямыми мазками. До меня не сразу дошло, что они означали.

– "Bon voyage, le loup-garou", – прочитала я.

Марино наклонился вперед, дыша мне в волосы:

– Счастливого пути... а что такое "loup-garou"?

– Не знаю.

Я тщательно изучила коробку. Верхняя ее часть промокла, нижняя оставалась сухой.

– Отпечатки пальцев? Ты видишь их на коробке? – спросил Марино.

– Я уверена, что отпечатков здесь полно, но ни один не виден.

– Думаешь, тот, кто это написал, хотел, чтобы кто-то еще нашел надпись?

– Возможно. Это какие-то флюоресцирующие несмываемые чернила. Отпечатки найдем позже. Коробку направим в лабораторию, и, кроме того, нужно собрать с пола волосы для анализа ДНК, если он понадобится. Потом сфотографирую это место, и мы уходим.

– А пока можно собрать монеты, – сказал Марино.

– Можно, – ответила я, вглядываясь в открытый проем контейнера.

Кто-то смотрел на нас. Человек был освещен со спины ярким солнцем на фоне ясного неба, и я не разобрала, кто это был.

– Где техники-криминалисты? – спросила я Марино.

– Понятия не имею.

– Черт их побери!

– В чем дело?

– На прошлой неделе было два убийства, и дела шли совсем по-другому.

– Ты не выезжала ни на одно из них, откуда тебе известно, как шли дела? – поинтересовался Марино.

– Выезжали мои сотрудники. Если бы возникли проблемы, они доложили бы мне.

– Только в том случае, если бы проблема была очевидной, – парировал он. – А проблемы наверняка не было, потому что именно это первое дело Андерсон. И теперь она очевидна.

– Как так?

– Брей продвигает нового детектива. Кто знает, может, она сама подкинула этот труп, чтобы ей было чем заняться.

– Она сказала, что это ты посоветовал обратиться ко мне.

– Точно. Вроде как мне некогда этим заниматься, поэтому я сваливаю все на тебя, чтобы ты потом на меня дулась. Она просто врунья.

Через час мы закончили. Вышли из зловонной темноты и вернулись на склад. Андерсон стояла в соседнем пролете и разговаривала с начальником следственного управления Элом Карсоном. Я догадалась, что это он заглядывал в контейнер. Не говоря ни слова, прошла мимо нее, поздоровалась с Карсоном и выглянула на улицу, чтобы посмотреть, приехала ли перевозка. С облегчением увидела двух мужчин в комбинезонах, стоящих рядом с синим фургоном и разговаривающих с Шоу.

– Как дела, Эл? – спросила я у заместителя шефа полиции Карсона.

Он служил в полиции столько же, сколько работала я. Это был мягкий, спокойный человек, выросший на сельской ферме.

– Да вот решил заехать, док, – ответил он. – Похоже, у нас неприятности.

– Похоже, – согласилась я.

– Проезжал мимо и заглянул, чтобы убедиться, что все в порядке.

Карсон не часто "заглядывал" на место преступления. Он выглядел встревоженным и подавленным. И что особенно бросалось в глаза, он обращал на Андерсон не больше внимания, чем все остальные.

– У нас все под контролем. – Андерсон грубейшим образом нарушила субординацию, сама ответив заместителю шефа полиции. – Я говорила с управляющим портом...

Ее голос оборвался, когда она увидела Марино. Или почувствовала по запаху.

– Привет, Пит, – весело произнес Карсон. – В чем дело, старик? У вас ввели новую форму одежды, о которой я не слышал?

– Детектив Андерсон, – сказала я, как только она отошла достаточно далеко от Марино, – мне нужно знать, кто отвечает за это дело. Где полицейские техники-криминалисты? И почему так долго ехала служба перевозки?

– Ну да. Теперь мы работаем без прикрытия, босс. Снимаем форму, – громко заявил Марино.

Карсон захохотал.

– И почему, детектив Андерсон, вы не собирали вместе с нами улики и не помогали в осмотре места происшествия? – продолжала допрашивать я.

– Я вам не подчиняюсь, – пожала плечами она.

– Позвольте кое-что вам напомнить, детектив, – произнесла я тоном, который заставил ее притихнуть. – Именно мне вы подчиняетесь, если обнаружен труп.

– ...спорю на что хочешь, Брей много работала без прикрытия, прежде чем поднялась наверх. Такие, как она, всегда выплывают наверх, – сказал Марино, подмигнув.

Огонек в глазах Карсона исчез. Он опять выглядел подавленным и усталым, как будто жизнь потеряла для него всякий интерес.

– Эл, – вдруг посерьезнел Марино, – что происходит? Как получилось, что на нашем маленьком празднике никого не было?

К стоянке подъезжал сияющий черный "форд" модели "краун-виктория".

– Ну, мне пора, – неожиданно проговорил Карсон. На его лице было написано, что в мыслях он уже где-то далеко отсюда. – Встретимся позже. Твоя очередь ставить пиво. Помнишь, когда "Луисвилл" проиграл "Шарлотт", ты мне проспорил, старик?

Карсон ушел, не обратив на Андерсон внимания, потому что стало очевидно, что он был над ней не властен.

– Эй, Андерсон, – сказал Марино, хлопая ее по спине.

Она ахнула и прижала ладонь к лицу, закрыв нос и рот.

– Как тебе нравится работать с Карсоном? Хороший парень, да?

Она отодвинулась, но Марино ее не отпускал. Даже я была шокирована видом Марино, его вонючими форменными брюками, грязными перчатками и бахилами. Его майка выглядела так, словно никогда не была белой, а кроме того, там, где она терлась о толстый живот, зияли две большие дыры. Марино стоял настолько близко к Андерсон, что казалось, он ее сейчас поцелует.

– От вас воняет! – Она старалась отодвинуться от него.

– Странно, что это так часто случается на нашей работе.

– Отойдите от меня!

Но Марино не отходил. Она металась то в одну сторону, то в другую, но он блокировал каждый ее шаг, пока наконец не прижал к мешкам с активированным углем, отправлявшимся в Вест-Индию.

– Ты чего себе позволяешь? – При этих словах она притихла. – У нас на руках разлагающийся труп в грузовом контейнере международного порта, где половина народу не говорит по-английски, а ты решила, что можешь вести это дело одна?

За стоянкой зашелестел гравий. Черный "форд" быстро приближался.

– Мисс Младший детектив получает свое первое дело и вызывает главного медицинского эксперта вместе с парой вертолетов, набитых репортерами.

– Я доложу в отдел внутренней безопасности! – завизжала Андерсон. – Я добьюсь, чтобы вас арестовали!

– За что? За вонь?

– Считайте себя покойником!

– Нет. Покойник лежит вот там. – Марино указал на контейнер. – И можешь оказаться покойницей сама, если будешь давать показания об этом деле в суде.

– Марино, перестань, – сказала я, когда увидела, что "краун-виктория" встала на запрещенном месте автостоянки.

– Эй! – К машине, размахивая руками, бежал Шоу. – Здесь нельзя парковаться!

– Вы всего лишь старый конченый неудачник! – прокричала Андерсон, отбегая.

Марино снял перчатки, вывернув наизнанку, и освободился от пластиковых бахил, поочередно наступив на пятку одной ноги носком другой. Он поднял свою форменную белую куртку за пристегнутый галстук, который не выдержал ее веса, и куртка упала на землю. Принялся топтать ее, словно тушил огонь. Я спокойно собрала одежду и положила вместе со своей в красный мешок, предназначенный для биологически опасных материалов.

– Ты закончил?

– Даже не начинал, – ответил Марино, внимательно наблюдая, как открылась дверца дорогого "форда" и из машины вышел полицейский в форме.

Андерсон обогнула склад и быстро направилась к автомобилю. Шоу тоже спешил к нему, когда из задней дверцы выбралась эффектная женщина в форме с начищенными пуговицами и знаками отличия. Она осмотрелась, а докеры со всех сторон уставились на нее. Кто-то засвистел. Ему отозвался другой. Через секунду причал стал напоминать состязание баскетбольных рефери.

– Давай угадаю, – сказала я Марино. – Это Брей.