Черная река. Тоа-Тхаль-Кас

Братья по крови

Судя по индейским преданиям, волки жили на Черной с незапамятных времен. Их численность то росла, то уменьшалась вместе с численностью основных видов поедаемых ими животных — вапити, карибу, оленей, а в более поздние времена и лосей. Для волков и других пушных хищников наступили золотые времена, когда лоси, освоив зимние пастбища, расплодились сверх всякой меры. Между численностью волков и их пищевыми ресурсами существует равновесие, которым неплохо контролируются размеры волчьей популяции. Но людям не втолкуешь, что волк выхватывает из стада больных и слабых и этим помогает сохранять поголовье здоровой дичи. Охотники тоже снимают избытки поголовья и при наличии правильного надзора могут контролировать численность животных, но это лишь отчасти заменяет повседневную естественную отбраковку, выполняемую хищниками. Большинство охотников стреляет в первое попавшееся животное, да к тому же часто они не убивают, а лишь увечат его. Волки же всегда выискивают слабого.

Изучение останков волчьей добычи неизменно показывает, что в жертве был какой-то изъян. Спайки и кисты в легких, вызванные эхинококком, затрудняют кислородное снабжение, и животное медленнее бегает; болезнь челюстей мешает нормально питаться; обезжиренный костный мозг свидетельствует, что жертва по каким-то причинам недоедала. Большинство убитых полками животных — лосята от слабой или больной матери и лоси старше девяти лет, так как это и есть самая легкая добыча. Волк — помощник природы: перестало животное приносить пользу — пусть идет на мясо. Этим куском я бы волка не попрекал.

Повадки волков я изучаю при всяком удобном случае, но до сих пор мало что знаю о подробностях их жизни. Они, например, любят загнать койота на открытое место — на гарь или на замерзшее озеро. Сначала играют, бегают вокруг жертвы. Потом их круги делаются все уже, и, наконец, они нападают на койота и сжирают его. Еще я знаю, что, убив лося, они первым делом отъедают у него нос. Этот лакомый кусок съедят обязательно, даже если к остальному почти не притронутся, запасая мясо впрок. После носа волк переходит к грудной полости, съедает легкие и печень, а потом принимается за самые мясистые места. По моим наблюдениям, у волка, пожалуй, самый тонкий нюх среди всех зверей. Бывает, что волк мчится напрямик через замерзшее озеро и вдруг остановится, раскопает несколько сантиметров снега и льда и вытащит глубоко вмерзшую в лед убитую морозом рыбу. По свежим следам семерых волков я пришел однажды к останкам черного медведя средней величины, которого разбойники унюхали сквозь снег и вырыли из уютной берлоги. С ним они сладили без труда и сожрали. Но к счастью, волки, и это точно, никогда не нападают на человека. Собаку, не сумевшую от них убежать, они у меня однажды сгубили. Разумеется, бешеный волк исключение, но случаев бешенства в Британской Колумбии не зафиксировано. Как-то ночью я шел следом за стаей из восемнадцати волков, которые так утоптали снег, что я на время даже снял лыжи. Темень была хоть глаз выколи. Волки выли со всех сторон. Мой пес со страху готов был спрятаться ко мне в карман. Приключение было не из приятных, но все обошлось мирно.

В зимней стае обычно шесть — восемь волков — одна семья. В самой большой стае, о которой я слышал, было двадцать четыре волка, то есть не меньше двух семей либо одна семья, в которую вернулись «молодожены». Зимняя стая на охоте настигает и валит лося через двести метров погони. Волки любят загнать жертву на обмерзлый берег озера, где снег покрыт настом: им ступать удобно, а копытному животному беда. Но и им иногда достается: по рыхлому и глубокому снегу волкам трудно догнать длинноногого лося, и я сам наблюдал с самолета, как они барахтаются в снегу и останавливаются перевести дух. В лесу среди стволов стая приканчивает жертву в два счета.

Много раз я видел, как волки дразнят лося — кружат около него, чтобы его испытать. Как-то в апреле в горной теснине, которую волки используют как «загон», я набрел на стадо, только что подвергшееся такому испытанию. Желая выбрать жертву полегче, волки разозлили лосей до такой степени, что мне пришлось обходить стадо стороной. Стельная лосиха с годовиком загнала меня в речку прямо на лыжах. Чуть подальше в двухметровом снегу я наехал на древнюю лосиху с таким крошечным теленком, что его ушки едва торчали над лосиной тропой, явно недоноском. Эта старая лосиха с малышом должна была казаться волкам верной поживой, но, когда я выказал чрезмерное любопытство, она живо обратила меня в бегство, а Сэка согнала с тропы в снег, обойдясь с нами так же круто, как перед этим с волками.

Рыская по округе, волчья стая встречает на пути массу лосей и отбирает больных и калек. Сведущий и наблюдательный человек сразу увидит больное животное: оно и стоит и ходит не как все и кажется глуповатым. Волки с их звериным чутьем и опытом наверняка с ходу замечают всех слабых животных на своем пути. Этот путь лежит вдоль цепи озер и рек, через зимние пастбища. Стая проходит иногда сотни километров, но обычно завершает круг в две недели, даже если проведет несколько дней на одном месте.

Звероловы, застрелившие несколько волков, рассказали мне, что встретили волчью стаю в «мясном хмелю», то есть волков, обожравшихся свежей убоиной и одуревших. К этой истории я отношусь с сомнением. Годами я брожу по лесам, не раз случалось вспугнуть волка у свежей добычи, но «пьяного» волка не встретил ни разу.

А вот волков, обалдевших во время гона, я видывал. Их и подстреливают большей частью в течку, которая у них проходит в первые две недели февраля и достигает апогея как раз ко дню св. Валентина [41]. Волки размножаются на втором или третьем году жизни, и пара молодоженов уходит из стаи, чтобы завести малышей. Волчата родятся между 1 и 15 апреля после шестидесятипятидневной беременности, и родительская чета вместе выкармливает детенышей.

Найти волчью нору нетрудно. Найти нору с волчатами почти немыслимо. Старый Джо раз чудом набрел на такое логово близ одного из своих заповедных тайников, завалил вход самыми большими бревнами и валунами, какие он и его лошадь смогли подтащить, и пошел за лопатой, чтобы выкопать волчат. «Я покатил оттуда что есть мочи, — рассказывал он после, — но, когда пришел назад, эти волки уже все разворошили к чертовой бабушке и утащили щенят. Чисто работают».

Волчата живут в норе, только пока это неизбежно, и начинают охотиться вместе со всей семьей не позже чем к декабрю. Родителям иногда трудно добыть вдоволь пищи для волчат, и они начинают хватать все, что попадает в лапы. Одна волчья чета зарезала штук двадцать овец и утащила трех годовалых бычков из загонов и с фермы. Позже, когда коров с телятами выпускают на пастбища, эта пара могла бы оказаться весьма опасной, в то время как их родная стая, орудовавшая в той же местности, не доставляла никаких хлопот.

Оба взрослых зверя были нормальных размеров: самец весил около 42 килограммов и имел 173 сантиметра в длину; самка, весившая без малого 40 килограммов, была 155 сантиметров в длину. Она принесла десять волчат — наибольшее число, зафиксированное к тому времени по всему северо-западу Северной Америки. Самый крупный волк, какого мне довелось взвешивать, был самец, потянувший 49 килограммов с лишним. Большинство убитых волков, которых я в своей жизни осматривал, были подростки в крепких зимних шубах, весившие от 32 до 36 килограммов. Почти все были черной или очень темной окраски, на брюхе переходившей в серебристую. В горах Карибу около двадцати процентов волков серые, почти как койоты, но величиной не уступают черной разновидности. В капкан, поставленный мной на пуму, однажды попался почти сплошь белый волк с очень красивым мехом.

Старые индейцы обыкновенно считают грехом убийство волков. Кенельский индеец, бобыль, один из последних живых членов своего племени, иногда заходил ко мне в контору, и несколько раз мы с ним встречались в лесу. Наши беседы были ограниченны, так как он по-английски не говорит, а мой карьерский далек от совершенства. Однажды в городе я заливал в «пикап» бензин. В кузове лежало пять-шесть волчьих туш. В это время к машине подошел мой старик, как всегда скользящей походкой, словно он шел на лыжах через пургу. Увидев меня, он сперва заулыбался, но вдруг разглядел убитых волков. Из-за его негодования, усугубившего нашу языковую проблему, я смог разобрать только одну фразу: «Это моих братьев ты убил!» По мифологии индейцев, дух покойника возвращается на землю в виде волка, но только если это был хороший охотник. Сам Старый Джонни наверняка вернется в лес в шкуре матерого седого волка.

Контролировать численность хищников нужно в принципе только для защиты домашнего скота. Единственное исключение составляет временная поголовная защита искусственно подселенного вида, которому грозило вымирание. Вообще же волки и другие хищники осуществляют санитарный надзор за всей дикой природой, и прежде всего охраняют здоровье копытного населения. Это известно любому грамотному охотнику, знакомому с устройством звериного сообщества и понимающему смысл драмы, развертывающейся в лесу при участии волка, койота, лисы, пумы, обыкновенной и рыжей рыси, виргинского филина, ястреба, орла и скопы. Большинство же овцеводов, кое-кто из егерей и многие владельцы крупного рогатого скота убеждены, что волк, койот, пума и гризли хороши только в виде шкуры на крыше амбара.

Одну зиму, когда никаких особых дел у меня не было, я подрядился присматривать за стадом коров к приятелю-скотоводу и с тех пор по опыту знаю кое-что о том, чем живет и дышит животноводческая ферма и какие у нее больные места. Я надеялся — как выяснилось, зря, — что на ферме смогу спокойно поразмышлять в тиши. Это было небольшое побочное хозяйство на выпасах по плоскогорью, в нескольких километрах в стороне от главной фермы.

Мои подопечные — семьдесят три дородные дамы в интересном положении и ветеран-мерин с мозолями на бабках — были далеко не в лучшей форме. Точнее, среди них были почти доходяги. Для их прокорма было заготовлено сколько-то лесного сена, но оно порядком подгнило и промерзло, так что нам пришлось завезти на скотный двор сколько-то тонн комбикорма, немного овсяной крупы, несколько кип люцерны и витаминизированную соль для повышения усвояемости. Почти каждое утро я устраивал своим питомцам побудку и дважды в день проводил усиленное питание. Раздача гостинцев сопровождалась катавасией: коровы покорежили сани, оттоптали мне ноги и раз напугали мою лошадь так, что она понесла. Сами они все время попадали в чудовищные переделки, и я понял, что движущая пружина и главный смысл жизни пастбищной коровы — это страсть к церемониалу. Она живет мечтой о том дне, когда ей удастся вскарабкаться хотя бы еще на одну ступеньку общественной лестницы, и вся ее жизнь проходит в борьбе, чтобы отстоять столь трудно завоевываемый социальный престиж. Царицей всей инвалидной команды была алчная и вредная эротичка, огромная коровища, бесцеремонно забиравшая себе все, что приглянулось. Остальные отдавали все беспрекословно или тут же получали взбучку. Дорогу она уступала только Блэки — моему мерину — и мне, да и то лишь потому, что знала, что мы существуем всецело для того, чтобы ее обслуживать.

Когда у коровы есть теленок, ее престиж повышается. Доплановые нагульные телята, отцом которых был приблудный соседский бычок, начали появляться на свет с начала марта. Первый родился мертвым либо умер в ту же ночь. Следующий был для нас полнейшей неожиданностью. По виду матери никак нельзя было это заподозрить. Я отыскал ее по следам в еловой роще и только тут обнаружил теленка, которого и перенес в послеродовое отделение — загон за лошадиным сараем. Все будущие матери тут же столпились у забора. Во время продолжительного и оживленного визита воздух на скотном дворе сгустился от зависти и гудел от советов и ревнивых замечаний. Когда мать призывно застонала, приглашая новорожденного «к столу», воцарилась мертвая тишина. Теленок встал с охапки сена на шатучие ножки и храбро сделал первые шаги в сторону матери. В публике — буря восторга! А я обнаружил, что уже два часа подряд, не слезая, сижу на заборе.

Через несколько недель, когда от меня хотя бы пахнуть стало, как от пастуха, я оставил коров на попечении мерина и отправился к Старому Джо пропустить пивка.

— Ну как, по душе с коровами возиться? — спросил он.

— Не скажу, чтобы я был в них влюблен, — ответил я, но признал, что они не глупее лошадей и к тому же украшают ландшафт.

К этому времени я уже свел тесное знакомство с куницей, с единственной оставшейся по соседству белкой, с двумя ласками, пятью канадскими сойками, несколькими гаичками, лосем, воробьиным сычом, но не встретил ни одной мыши и землеройки. Койоты закатывали рулады по утрам и вечерам почти ежедневно. Куда бы я ни ехал, я поднимал из травы в среднем по три куропатки на километр — верный знак, что осенью их будет уйма. Было похоже, что и коровы чувствуют себя неплохо, так как они все время дрались друг с другом. В лазарете за лошадиным сараем постоянно отлеживались одна-две потерпевшие.

— Скоро пооботрешься, — сказал Джо. — Корова что овца, только больше, хитрее и настырнее. А захворает — пихни ей табаку — и как рукой снимет.

Около 1946 года охотнадзору пришлось вплотную заняться волками почти на всех мясооткормочных выгонах. Благодаря бурному росту поголовья лосей волки неуклонно размножались, но после массового падежа сохатых в морозную зиму остался большой избыток волчьего населения. Скотоводы, как могли, защищали свое добро, но ловить волков умеют немногие, так что их меры большей частью сводились к проверке волчьей смекалки. Премию за убитого волка подняли до сорока долларов, но и этот ветхозаветный прием мало помогал.

Наш участок в те годы простирался от Бауропского заповедника до тихоокеанских пастбищ, прихватывая здоровущие куски к северу и югу. Проселков было мало, да и те зимой непроезжие, а финансов не то что на самолет — на текущие расходы не хватало. Объезжать все заповедные уголки и глухие урочища было для меня самым что ни на есть разлюбезным делом, и поэтому не могу сказать, что очень удивился, когда в конце концов поступило разъяснение, что я отнюдь не обязан лично посещать всех до единого. Территория у нас была, конечно, неохватная, но мы, как могли, «на живую нитку» подлатали все имевшиеся малоэффективные, малосимпатичные и общеизвестные средства — ловушки и капканы да пустили в ход стрихнин и цианистый калий. Не успевали мы справиться с одной стаей, как на ее место вкатывалась следующая. Мы держали их в оцеплении, хотя одна стая из десяти волков просочилась и подошла на шесть километров к Кенелю.

Вот тогда-то в Британскую Колумбию и проник «состав 1080», или фторацетат натрия, и положил начало бюрократическому «контролю за хищниками», который принес едва ли не больше вреда, чем волки. Эта коварная операция проводилась в более широких масштабах, чем было известно публике: обсуждали ее под шумок на совещаниях скотоводов. При этом вещи редко назывались своими именами, а речь шла об «известных способах» или «современных методах борьбы».

В определенное время зимой волки устраивают склады добычи и потом регулярно к ним возвращаются, пока не сожрут все мясо. Эти склады очень удобны для отравления. Волки выполняют свой маршрут с большой точностью. Крупная стая, насчитывающая больше шести зверей, покрывает огромное расстояние, и где-то ее путь может пройти через скотоводческий район. Такая стая редко причинит ущерб скоту, но страху нагонит на всю округу. На самом же деле домашний скот режут в основном маленькие группки, живущие неподалеку от ферм. Однако скотоводы и прочая публика поднимали крик о необходимости усиленных мер — стоило им увидеть след волка или койота.

Отдел надзора за хищниками разработал программу «1080» по инициативе скотоводов и во имя их интересов. Были введены строгие принципы и крайне жесткие правила контроля, и вскоре потери скота резко сократились: куски конины, отравленной составом 1080, были разбросаны с самолета над замерзшими озерами. Операция прошла успешно, несмотря на то что состав 1080 уже снискал скверную славу в Соединенных Штатах. Обошлось без человеческих жертв, да и другие хищники, помимо волков, не особенно пострадали. Но странное дело, когда успех был достигнут, программу не свернули, а расширили. Волкам была объявлена война на уничтожение. Конину, приправленную составом 1080, предстояло разбросать даже по участкам, где вообще отродясь не держали скотины.

Состав 1080 — исключительно сильный яд. У Карла Ната из Лоун-Бат я купил двух старых, еле живых кляч. Вместе с Карлом мы их и закололи, но, хотя я просил его держаться подальше, пока буду впрыскивать яд в мясо, он все-таки пытался мне помогать. Покончив с этим разбойничьим делом, я велел ему тотчас же как следует обтереться снегом, а придя домой, сперва вымыться с мылом, а потом уж обнимать жену. И еще велел проверить, нет ли следов крови на сапогах и одежде, и все тщательно смыть. Возле фермы собака лизнула его резиновые сапоги и вскоре начала вести себя столь странно, что он побоялся впустить ее в дом. Наутро ее нашли мертвой километрах в трех от фермы. А ведь она всего лишь слизнула каплю крови!

Когда конину или другое мясо, отравленное составом 1080, сбрасывают с воздуха на замерзшее озеро, волки и койоты дохнут пачками, а другие звери вроде бы не очень страдают. Но это не потому, что яд на них не действует, — просто другие виды редко выходят на озерный лед, хотя лиса, соболь, куница и росомаха туда иногда тоже забегают. Однако состав 1080 убивает не сразу, и отравленное животное успевает пробежать много километров. Найти мертвого зверя или птицу удается редко, и статистики по жертвам этого яда собрано мало. Считать эти трупы не легче, чем дырки от съеденных бубликов. Велика и опасность вторичного отравления видов, питающихся падалью, — сойки, орланы и другие птицы неизменно слетаются на отравленное лакомство.

Хотя состав 1080 особенно опасен для представителей семейства собачьих, приманка, способная убить койота или волка, отравит и птицу, и пушного хищника. Койот подох бы и от маленького кусочка, но сожрет он несколько фунтов. Он отойдет от приманки, его зашатает, он срыгнет немного мяса. Отдышится, пройдет еще немного, его закрутит хуже прежнего, он опять срыгнет. Животное начинает бегать, садится на землю и воет, прячется, ковыляет дальше и в конце концов срыгивает все съеденное за неделю. К этому времени койот будет за много километров от приманки, но по всему пути он посеет смерть — извергнутое мясо особенно ядовито и особенно лакомо для других зверей. Итог — цепное отравление птиц и пушных хищников.

Ради «охраны» какой-нибудь жалкой отары овец сейчас в горах массами гибнут гризли и другие редкие виды. Нелепо, но факт, что под нажимом закулисных политиканов и отдела надзора за хищниками, сделавших ставку на состав 1080, ведомство по охране фауны, ответственное за спасение гризли, оказалось повинным в их исчезновении из многих горных районов. Гризли бродят с кряжа на кряж, и достаточно разбросать пропитанное составом 1080 мясо на одной горе, чтобы они вывелись во всей округе.

Овчары у нас в горах неряхи, каких свет не видывал. Им лень уничтожить подохшую овцу, и она потом достается в пищу медведю или койоту. А если зверя застанут у трупа овцы, то считается, что он и убил ее, хотя виновниками вполне могли быть отощавшие овчарки нерадивого хозяина, с голодухи загрызшие овцу, чтобы не околеть. Я бывал во многих хозяйствах в Британской Колумбии и заметил, что больше потерь там, где хозяин плох.

Похоже, что эре поголовного уничтожения хищников сейчас все же приходит конец: люди с головой начали понемногу присматриваться к последствиям необузданного применения состава 1080. Право, тоскливым будет тот день, когда не придется нам больше услышать вой волка, наткнуться на его след, а ведь науке сегодня известно достаточно много, чтобы контроль за хищниками применять выборочно и только где он необходим. Возврат к прежним, более гуманным методам поправил бы дело, но для успеха тут нужно чуть больше знаний и смекалки, чем для того, чтобы сковырнуть крышку с бутылки, в которой булькает липкая смерть без вкуса, цвета и запаха.