Мертвые носители Ник Маматас Перевод Т. Мамедовой

Ник Маматас является автором нескольких романов, включая псевдолавкрафтианское «Движение под землей» (Move Under Ground, 2004) и написанное в соавторстве с Брайаном Кином «Проклятое шоссе» (The Damned Highway, 2011). Он был редактором сборника Эллен Датлоу «Легенды о призраках» (Haunted Legends, 2010) и написал более шестидесяти рассказов, публиковавшихся в журналах и антологиях «Asimov’s Science Fiction», «Lovecraft Unbound», «Long Island Noir» и «Mississippi Review». Маматас родился в Нью-Йорке, потом некоторое время жил в старинном городке Братлборо, штат Вермонт, и в конечном счете осел в Калифорнии.

В Мискатоникском университете, как и в большинстве гуманитарных вузов, никогда ничего не выбрасывают, но и почти ничего не кладут на место. Линор Райкл училась на третьем курсе и знала, где что искать, но на этот раз требовалась помощь — нужен был настоящий фонограф. Для этого пришлось обратиться к Уолту Макдональду, студенту, который подрабатывал в аудиовизуальном кабинете и всегда сидел там. Ответное молчание можно было понять двояко: то ли Уолт не хочет вставать с кресла, то ли он просто глуп и не знает, что такое фонограф. Линор перегнулась через стол и показала немного декольте и почти все зубы. Блеснула пирсингом. Постучала об пол носком тяжелого ботинка. Это на две секунды отвлекло Уолта от «Фейсбука».

— Слушай, я не знаю, — сказал он. — В прошлом году я сам составлял каталог. Теперь у всего есть штрихкод, а кода на фонограф нет.

— Если на что-то нет кода, это не значит, что его не существует, — возразила Линор.

В прошлом семестре они с Уолтом пересекались на курсе лекций по семиологии, где приходилось просматривать очень много рекламных роликов. Они не дружили. Да и знакомы-то были едва. Даже не кивали друг другу при встрече в университетском дворе, но Линор спокойно могла называть его по имени.

— Уолт, — продолжила она, — если нет означающего, это не значит, что нет и означаемого.

Уолт отвечал за работу видеопроектора и не раз спасал ситуацию на семиологии.

— Ну же, — сказала Линор.

Она облизнула губы. Не столько кокетливо, сколько беспокойно.

Уолт снова посмотрел на экран, но скорее на свое отражение, чем на обновления в статусах виртуальных друзей. В Аркхеме друзей у него почти не было. Мало кому из черных ребят удавалось поступить в Мискатоникский университет, а тех, у кого получалось, нередко подспудно травили и подозревали в таких прегрешениях, как мелкое воровство, привилегированный статус «потомков угнетенных» и баскетбольный талант.

Уолт был слишком толст для баскетбола, слишком толст для Линор. Но все же не настолько толст, чтобы делать девушкам с фиолетовыми волосами особые одолжения без видимых причин.

— Зачем может понадобиться фонограф? — спросил он скорее себя, чем Линор.

— Хороший вопрос, — сказала она и полезла в сумку на ремне.

Это была сумка со Странной Эмили{16}, и то, что оттуда появилось, тоже оказалось весьма странным. Маленький цилиндр, завернутый в пожелтевшую бумагу.

— Это то, что я думаю? — спросил Уолт.

— Да! Это цилиндр, цилиндр Уилмарта. Из Братлборо. Таинственная запись так называемого «бостонца» и Ми-Го{17}. И мне нужен фонограф, чтобы проиграть ее, услышать голоса. Это первичный исторический источник.

— О, — сказал Уолт.

Он снова посмотрел в монитор:

— Я думал, у тебя что-то другое. В общем, да, это круто, но ведь все есть на эм-пэ-три, так что зачем напрягаться?

— То, что у нас есть, — это эм-пэ-три с кассет DAT, переписанных с обычных кассет, переписанных с катушек, переписанных с грампластинок, переписанных с этого цилиндра. К счастью, я люблю винил, поэтому разобралась с мертвыми носителями — такие вещи неизбежно выходят из употребления с каждым новым поколением. Эта запись — все равно что рассказ из первых уст. Понимаешь, ее изменили.

Теперь Уолту стало интересно. Он пододвинулся, протянул руку за свертком и осторожно снял часть бумаги и крышку, чтобы рассмотреть восковой цилиндр под ней.

— Ладно, но ты идешь со мной. Одна голова хорошо, а две лучше.

Аудиовизуальный архив располагался в пыльном арочном ангаре отдельно от библиотеки и был набит мертвыми и умирающими аппаратами: там были видеомагнитофоны, потолочные проекторы — старые аналоговые, с циклопическими линзами на вытянутых шеях, — а еще целые полки со слайд-проекторами, и это только по сторонам от широкого и высокого входа. Уолт щелкнул выключателем, и Линор увидела, в чем проблема. С пола до потолка громоздились парты, сломанные телевизоры и рваные картонные коробки, из которых выпирали коаксиальные кабели, свернувшиеся кольцами, словно змеи. Все было покрыто пылью, и если в этом хранилище и присутствовала какая-то логика, то очень простая — самые старые вещи лежали в глубине.

— Фонографы, если они вообще у нас имеются, на другой стороне. Так что давай убирать добро с дороги. В том углу есть тележка, плюс можно использовать телевизионные стойки, у которых еще осталось по четыре колеса.

Линор особо не помогала. На ней было длинное, как выразился бы Уолт, «придурочное» кружевное платье, поэтому ей приходилось все время придерживать подол одной рукой. Но елки-палки, сколько же она говорила.

— Я знаю, это все уровень обычной курсовой. Но так называемая «черная коза лесов» — это отдельная фигура от Шуб-Ниггурат или нет?

Уолт отодвинул пару старых черно-белых мониторов, освобождая проход, и наклонился к Линор, чтобы она увидела, как он закатывает глаза.

— О чем ты говоришь, — сказал он. — Никто не знает. Поэтому и выходит тема для курсовой — можно приводить аргументы за и против, и всем известны и эти аргументы, и возражения на них, и все такое прочее. На данный момент это религиозный спор, а не настоящая задача для исследования. По крайней мере, задача не для студентов. Уилмарт сам не смог понять, что записал на воск, и я не представляю, какое исследование ты запланировала, чтобы это выяснить… через восемьдесят лет.

— Полевое… — сказала Линор, робко роняя слово с языка, — исследование.

Уолт не знал, что ответить. Но уже через секунду нашел аппарат.


Фонограф заработал не сразу. Уолт позаимствовал медные провода от диапроектора и поручил Линор обернуть их изолентой. Когда Уолт открыл не утративший блеска футляр, чтобы добраться на внутренностей фонографа, девушка нахмурилась.

— Это настоящий стимпанк, — сказала Линор, — таких вещей больше не делают. В наши дни все слишком гладкое и стерильное.

— Если любишь винтаж, значит правильно выбрала себе этот драный универ, не сомневайся, — заключил Уолт.

И это была чистая правда. Мискатоникский университет повидал свое. Все камни мостовой во дворе вытерлись от времени. В пору частых зимних бурь мигало электричество. Студенты неизменно щеголяли моноклями, бакенбардами и дедовскими пиджаками, потрепанными и побитыми молью. В кафетерии часто подавали жареную солонину с овощами и печенку. На кампусе не было ни одного торгового автомата.

— Зачем же еще сюда поступать?

— Фью… ну как это, — сказал Уолт. — Есть богатые идиоты, которые не попали в настоящие универы из Лиги плюща, потом, вырожденцы в девятом поколении, у которых здесь училась куча предков-республиканцев, еще местные с другого берега, которым университетские попечители дают стипендию, чтобы никто не переплыл реку и не сжег тут все дотла, еще калифорнийцы, которые хотят быть поближе к горнолыжным курортам и…

— И?.. — весело спросила Линор, растягивая гласную.

Ей понравилась эта тирада.

— Люди типа нас. Ну, знаешь, те, у кого были причины сюда поступить.

— Значит, подбросишь меня до места.

У Линор не было машины. У Уолта — была.

— Сейчас подключу эту штуку и запущу.

Сначала Уолт по ошибке попытался вставить цилиндр задом наперед. Линор открыла расшифровку Экли, сделанную с записи — по крайней мере, Уилмарт утверждал, что получил ее от Экли, — и придерживала ее ладонями. Уолт прикоснулся к цилиндру сапфировой иглой. Запись оказалась далекой и дребезжащей, и больше походила на треск, чем на голос. Был ли то речитатив «бостонского брамина»{18}, сулящего «…изобилие Черной Козе Лесов. Иа! Шуб-Ниггурат! Коза с Легионом Младых» или кривляние старого беззубого вермонтца?

— Может, сам Экли придумал какую-то аферу? — спросил Уолт, но Линор резко на него шикнула.

Потом зазвучал неестественный гулкий голос, почти речитатив: «И Он наденет подобие человеческое, восковую маску и мантию, что прячет…» Вот это голос! Как будто автотюн, просто гвоздь по стеклу. Уолт не столько слышал его, сколько чувствовал. Однако Линор проявила скепсис.

— А если он записал это на другой фонограф, а здесь уже запись, сделанная с того воспроизведения… наверное, от такого будет и шипяще, и странно?

Они снова поставили цилиндр, а потом и в третий раз. У Линор были карманные часы, еще одна модная в университете штучка, и при каждом обороте секундной стрелки она делала пометки.

— Та еще дичь, — сказал Уолт после четвертого проигрывания. — Но разве из нее что-нибудь поймешь? Мы теперь развенчиваем мифы? Вдруг стали скептиками?

— Возьми чистый цилиндр. Давай попробуем, — сказала Линор.

Она записала на фонограф свой голос — «восковую маску и одеяние, что прячет», — потом воспроизвела его, записывая на автоответчик мобильника, после чего включила результат и записала его на еще один цилиндр.

— Да ты вообще гений, Уолт, — сказала она. — Заставил эту штуку работать.

Уолт подумал, что Линор и сама не промах. Ему захотелось, чтобы ничего не получилось, ведь тогда можно будет начать полевое исследование и проводить с ней больше времени. И ничего не получилось. Тихий и далекий голос Линор с некоторым электронным оттенком полился из старого динамика фонографа. Никакого вибрато и никакого шума, от которого у Уолта во рту шевелились коренные зубы.

— Ну ладно, — сказала Линор.

— Может… акустика в пещере помогла изобразить такой голос? — спросил Уолт.

— А зачем Экли стал бы рассказывать правду о пещере, если он затеял мистификацию?

— Ты сказала, что на цилиндре есть вещи, которых не оказалось в эм-пэ-три, и что ты слышала их на старых записях и пленках.

— Есть.

Она пододвинула расшифровку Уолту и снова включила цилиндр Уилмарта.

— Прислушайся. Слушай то, что за словами.

Уолт и Линор посмотрели друг на друга, Уолт — непонимающе, Линор — не понимая его непонимания.

— Я имею в виду помехи, — сказала она. — Их либо удалили, копируя на цифру, либо они просто слабели с каждой новой перезаписью.

Уолт встал и выключил свет в маленьком кабинете.

— Люминесцентные лампы, знаешь ли, — объяснил он. — Гудят.

Он даже выключил компьютер и бросил наручные часы — да, у него тоже была мискатоникская причуда — в ящик стола. Линор включила брелок-фонарик, направила его на расшифровку и следила за записью, подчеркивая слова ногтем с фиолетовым маникюром. И действительно, в первых звуках явно что-то угадывалось. Е-о-е-и-е-е-ов. Потом, после истерического, но узнаваемого «с легионом младых!» — и-у-и-о-а-то. Легчайший намек на И случилось так, что, но без бостонского говора.

— «Бостонцу» подсказывают реплики? — спросил Уолт.

— Похоже на то.

— И делает это Экли.

— Или тот, кто на самом деле записывал. Или некто, стоящий рядом с ним.

— А может, какое-нибудь эхо. В пещере.

— Опять ты про пещеру! — сказала Линор, но все же засмеялась.

Ее бледная кожа почти сияла в затемненной комнате.

— …Но кто знает, — согласилась она.

— То есть в оригинальной записи есть третий говорящий. Это здорово, Линор. Может, на диплом наберется, если обработать подходящей программой и вытащить все оттуда. Но это не документ и не подтверждение насчет Шубби и черной козы.

После Шубби Линор фыркнула.

— Последний раз, — сказала она и переставила иголку на цилиндре.

Теперь, заранее этого ожидая, Уолт услышал еще одного человека — и не только. Шипения и потрескивания показались ему фонемами — кто-то подсказывал слова театральным шепотом или, по крайней мере, предварительно прочищал горло.

— Кхе-кхе. У этих существ, если они там были, вообще есть горло? — спросил Уолт.

— У меня есть предложение! — сказала Линор.

Она вскочила и сама потянулась к выключателю:

— Другие говорящие были! Давай примем это как факт, хотя бы пока. Как минимум еще один человек — сам Экли, или его сообщник, или кто угодно. Очень многие пытались выяснить, кто такой «бостонец», но не факт, что у него была такая уж важная роль. Может, это был просто актер, которому подсказывали реплики? Я думаю, надо поехать в Вермонт и найти этого человека или какие-то следы. Сделать полевое исследование.

— А потом взять и спросить его, может, Шуб-Ниггурат — и есть Черная Коза Лесов с легионом младых? — спросил Уолт.

— Конечно нет. Но мы уже увеличили число знавших о происходящем с двоих до троих. А значит, их могло быть и больше или они есть до сих пор. В общем, давай поедем.

— Ты знала, что я соглашусь, — сказал Уолт.

Люди, у которых не было машин, регулярно упрашивали Уолта подвезти их, но обычно всего-то до ближайшего магазина — затариться перед вечеринкой.

— А если бы я отказался?

Линор пожала плечами:

— Как ты сказал, я была уверена, что ты согласишься. А не согласился бы, тогда автобусом до Бостона и потом на поезде до Вермонта, наверное…

Она отвела взгляд.

Уолт повернулся вместе с креслом и набрал что-то на клавиатуре.

— Если взять завтра выходной… спасибо тебе, система учета рабочего времени… Так, посмотрим гугл-календарь… ну хорошо. Я свободен. Можем поехать…

— Сейчас.

Уолт хохотнул:

— Звезды благоприятствуют?

— Ты как знал, — сказала она.


Ехать с севера Массачусетса на юг Вермонта надо было два часа по скучной дороге. Ночью деревья казались черными, и шоссе кишело фурами. Уолт лениво раздумывал, нет ли у Линор плана убить его в Братлборо, но в итоге решил, что нет. В конце концов, ведь она хотела, чтобы ее подвезли. И как потом избавляться от машины и возвращаться в кампус? А еще после того, как они перевернули склад старого оборудования, остался ужасный беспорядок, который сам по себе потянет на хорошую улику. Кругом отпечатки пальцев в пыли, долбаный фонограф, наполовину выпотрошенный и оставленный на верстаке. На этот раз, решил он, беспокоиться не о чем. Но в целом студентам вроде Уолта и Линор — то есть тем немногим, кто имел причины поступить в Мискатоникский университет, — некоторое учебно-методическое насилие не казалось чем-то немыслимым.

— Тебе не надо в туалет?

— Пописаю в Вермонте, — ответила Линор. — Никогда не писала в Вермонте.

— Хорошо иметь мечты и добиваться их, — сказал Уолт. — Но фабричные городишки, куда можно свернуть, закончатся через пару минут, так что, если тебе нужно пописать…

— А тебе нужно пописать? — спросила Линор. — Или ты просто хочешь так или иначе визуализировать мою вагину и даешь мне об этом знать?

Уолт засмеялся:

— Тебе, женщина, палец в рот не клади!

Линор в миллионный раз поправила на коленях сумку со Странной Эмили.

Сразу перед Братлборо они остановились у мотеля и провели ночь, аккуратно избегая друг друга — спали в отдельных кроватях и старались не столкнуться у двери в крошечную ванную. Смены одежды они не взяли, но Братлборо был полон букинистических магазинов и людей, которые избегали сетевых супермаркетов и делали покупки в местах вроде «Спасите корпорации от них самих»{19}.

— Конопляная одежда для уродин, — постановила Ленор, шагая следующим утром по главной улице.

В общем, они совершенно не выделялись — ни Линор в кружеве, ни Уолт в слишком просторной толстовке и спадающих джинсах.

— Как думаешь, город сильно изменился? — спросила Линор и кивком показала на стенд с газетами и журналами. — «Реформатор» вон еще издается{20}.

— Я видел специальное здание для молочных коров, а по центральной улице громыхал грузовик, полный старого барахла, — сказал Уолт. — Но действительно, место выродилось. На треть деревенщина, на треть яппи и на треть — грязные хиппи. Ну и что, какие планы? Жевать бананы?

— А?

— Что ты собираешься делать? У нас полевое исследование, ты не забыла? Мы ехали два часа не для того, чтобы выпить смузи на обед и вернуться домой.

Уолт вытащил телефон и попытался открыть карту окрестностей, но сигнала не было.

— Что за?.. Ни одной палочки.

— Здесь только «Веризон» ловит! — крикнул походя слишком услужливый старожил в рабочем комбинезоне. — Сплошь и рядом такой сервис.

Линор развернулась и последовала за ним.

— Извините, — окликнула она. — Мы приезжие. Не подскажете, где тут можно найти… коз?

— Для чего? — гнусаво спросил мужчина.

Теперь он смотрел с подозрением. Торчащие фиолетовые волосы Линор его не заинтересовали, но он внимательно оглядел Уолта.

— Чего вам беспокоить скотину, особенно чужую?

— У нас художественный проект, — сказала Линор и быстрым жестом показала на собственную одежду.

— Просто фотографии, — подтвердил Уолт и добавил для Линор: — Нужно найти магазин и купить карту. И одноразовую пленочную камеру.

Старожил порекомендовал «Все за полцены» — прозвучало это как полцаны! — и сказал, что за магазином действительно есть ферма с козами. Потом он кивнул и продолжил путь.

— Странно, — сказал Уолт.

— Почему это странно?

— Странно, потому что не странно, если ты понимаешь, о чем я, — ответил Уолт.

— Ну, не забывай, эта штука с Уилмартом могла быть подделкой. Доказательств как-то слишком много — цилиндр, статьи в газетах, письмо. Если все действительно произошло здесь, почему молчат официальная наука и литература? Может, странно как раз потому, что ничего странного и не было.

На пути к машине Уолт откровенно глазел по сторонам, всматриваясь, выискивая что-то. И нашел — на общественной парковке за магазинами главной улицы, на боку мусорного бака: «Вывоз мусора Гудинаф».


Магазин отыскался без труда, и карты продавались там в изобилии. На стойке обслуживания даже нашелся телефонный справочник, но он не пригодился, потому что ответ был очевиден: Гудинаф-роуд.

— Как сын Экли, Джордж Гудинаф Экли, — сказала Линор.

— Получается, они размножились, — заключил Уолт.

День был солнечный, и Гудинаф-роуд оказалась достаточно извилистой и тенистой, чтобы не наскучить.

— А куда мы, вообще-то, едем? — спросил Уолт.

— Ну да, — сказала Линор. — Может, надо остановиться и купить пистолет. В Вермонте нет ограничений на оружие. Заявимся туда с пушкой!

Уолт посмотрел на нее искоса:

— Ты хоть раз пистолет заряжала?

— Как-то не было никакой мотивации даже прикоснуться к оружию. Просто… ну понимаешь.

И она снова закусила губу, а потом щелкнула зубами, явно в нетерпеливом ожидании.

— Так. Это дорога, она есть на карте и упоминается в документах. Может, мы приедем на козью ферму и увидим там очередь японских туристов и толстых геймеров в поисках чего-то настоящего.

— Именно. Или там вообще нет ничего важного, или есть нечто настолько ужасное, что…

Линор шумно сглотнула:

— Никто! Никогда! Оттуда! Не возвращался!

И закатила глаза в ответ на собственные слова. Уолт кивнул в сторону:

— Это похоже на ферму? О, корова.

Линор посмотрела, куда он показал:

— Ну ты и горожанин. Это долбаная лошадь.

— В городе вывозом мусора занимается мафия. Может, поэтому все, кто решил проверить Гудинаф, не вернулись.

— Смотри, коза, — сказала Линор.


Ограда почему-то никак не кончалась, а под ногами Уолта была густая весенняя грязь. Устав искать ворота или калитку, он подсадил Линор, чтобы она перебралась через забор, а потом подтянулся и с некоторым усилием перекинул через него тяжелые ноги.

— Вот и проникновение со взломом ради стипендии и веселья, — сказала Линор. — Сегодня так солнечно, что мне кажется, все будет хорошо. Воздух тут другой, не как у реки Мискатоник.

— Наверное, здесь хлопчатобумажная фабрика не отравляла грунтовые воды восемьдесят лет подряд. Так или иначе, насчет цилиндра…

— Угу?

Она уже шагала к дальнему концу поля, высоко поднимая коленки.

— Как он у тебя оказался? Где ты его нашла?

Линор оглянулась:

— Завидуешь? Или подозреваешь?

— Не верю, — сказал Уолт. — Это все странно.

— Я искала другую вещь и наткнулась на него в библиотеке. Давай поиграем. Ты будешь Уилмарт.

— Хорошо. Я Уилмарт.

— Экли… пропал, но ты только что с ним разговаривал. Ты бежишь отсюда домой и пишешь монографию. Ты даже упоминаешь, что не забыл взять свой фонарик, револьвер и саквояж.

— Как тогда вышло, что я не прихватил и маленький контейнер с надписью «ЭКЛИ»? Ну знаешь, показать потом, чтобы подтвердить свои слова.

— Ага. И говорящее устройство. Очевидно, случилось буквально следующее: Уилмарт посмотрел на фонограф и восковой цилиндр и подумал: «А если бы это офисное оборудование было фантастической инопланетной техникой, как бы это выглядело? Как бы оно оказалось на земле и с какой целью?» Ну, предположим, он так подумал. Тогда что такое Шуб-Ниггурат и черная коза лесов? Может, это одна вещь, а может, две. Может, он собрал студентов театрального отделения, раздал им реплики и записал это все — для забавы или для литературного погружения, чтобы сделать фальшивый «документ», который придал бы его истории подлинности, правдоподобия.

— Как в АР? — спросил Уолт.

— А-р-р-р-р, — повторила Линор.

Она почти не шутила — ее ботинок утонул в грязи.

— Альтернативная реальность. Сейчас в интернете играют в такие штуки. Игра сливается с действительностью: телефонные номера работают, в жизни можно найти вещи из игры, настоящие люди разговаривают с тобой и подсказывают, что делать дальше. Это очень популярно, — сказал Уолт. — Обычно они связаны с каким-то фильмом или телесериалом, но вообще люди кругом играют с АР.

— Ну да, может, это как АР. Или мы просто зайдем на ферму, и добрая старушка предложит нам домашнего лимонада и расскажет, что у ее матери в детстве была черная козочка.

Линор стряхнула грязь с ботинка и засеменила к дому. Уолт ей уже порядком надоел. Подходя к дому, окруженному кустами, она даже пробормотала: «Шум ниггера» — может, это и станет секретом старой фермы Экли?

Нет, секретом был человек с ружьем, прицелившийся в Линор из-за жалюзи, а когда толстый парень, топая, поднялся на крыльцо, чтобы сказать ей пару ласковых, картечь из дробовика настигла и Уолта.


Итак, случилось вот что. Я нашла тот же цилиндр для фонографа, что и Линор, в 1977 году. Как здесь уже говорилось, у некоторых людей были причины поступать в Мискатоникский университет, и я принадлежала к этой категории. Мне хотелось знать, что происходит за завесой на самом деле — я была существом из прыщей и висящих сосульками волос по имени Мэри-Энн, не интересовалась вещами, которыми должны были увлекаться девушки, и женская эмансипация ничего тут не изменила. Парни в моем классе отчаянно соревновались друг с другом и были типичными сексистами. Так что, обнаружив цилиндр, я слушала его, пока не запомнила каждый неясный звук, каждый выдох и причмокивание «бостонца». Я даже придумала, как изобразить голос Ми-Го. Это легко — достаточно гребешка и папиросной бумаги. Если потренироваться, можно «петь» реплики так, словно их произносит насекомообразный инопланетянин. Но я не хотела, чтобы цилиндр нашел кто-то другой, и не смогла заставить себя его уничтожить, поэтому, вернувшись в университетскую библиотеку, вернула его неофициально — положила на случайную полку в хранилище.

Найти ферму Экли совсем не трудно. Уилмарт, который был еще жив и регулярно читал лекции, когда я была студенткой, фактически прикреплял инструкции к учебному плану в начале каждого семестра. Видите ли, он заключил договор с Ми-Го. Они родом с Тюхе, огромного газового гиганта в облаке Оорт. Холодная, льдистая карликовая планета вроде Плутона не могла бы породить разумную жизнь, но в нижних слоях гиганта, похожего на Юпитер, атмосферные условия вполне для этого подходят. Представьте себе медуз в сто раз больше синего кита, парящих в горячих облаках в течение тысяч лет, а вокруг бушуют грозы, которые начались еще до появления человеческой цивилизации. И внутри этих огромных существ в виде газовых мешков есть другая экосистема, в которой эволюционировали более мелкие и твердые создания. Сотни поколений рождались и умирали в брюхе медуз размером с город, а когда они наконец-то проткнули мембрану хозяина и столкнулись с бушующей стихией Тюхе… ветра разорвали их в клочья.

Газовые гиганты, конечно, в основном состоят из водорода. Но жизнь берет свое, и разум тоже. Более твердые существа, гриборакообразные Ми-Го, научились общаться друг с другом на больших расстояниях, преодолевая рев бесконечных гроз Тюхе ультразвуковыми сигналами на грани телепатии. Разум занял центральное место в цивилизации Ми-Го. Но они были одинокой расой. Единственной иной формой жизни на планете были медузы в виде газовых мешков, где они жили, как бактерия Escherichia coli в горячем кишечнике земного млекопитающего. Когда-то люди считали Землю живой, называли ее Геей и поклонялись ей, утопая в грязи и крови языческих ритуалов. Но представьте, что вы знаете: место, где вы живете, — живое существо, абсолютно лишенное разума. Насколько одиноки были бы вы, если бы не могли даже притвориться, что вы не просто пятнышко внутри сгустка, парящего в хаотичных, смертельных ветрах планеты, спрятанной в четверти светового года от ее солнца? Весьма одиноки, конечно. Итак, Ми-Го отправились на поиски новой жизни, новых умов. Они коллекционировали нас весьма долго. Очень, очень долго.

Линор и Уолт выяснили, что хотели, так же как и я в семьдесят седьмом году. Конечно же, никакого «контейнера с мозгом» не существует, — наверное, автор этой идеи съел слишком много просроченных свиных мозгов из ржавых банок. Мозг — не более чем система электрохимических откликов в сети клеток и промежутков между ними. Ее легко скопировать, записать на новый носитель. Например, на мембрану газового мешка. Там мы сейчас и находимся. Я здесь. Линор здесь, и Уолт тоже. В нашем новом «теле» мы бессмертны, и постоянно находимся в центре внимания Ми-Го. У меня ушло очень много времени на то, чтобы научиться с ними общаться, однако они терпеливы. По крайней мере, жизнь у них долгая, хотя на моей памяти сменился уже десяток поколений, и я впитала их тела. Они умчали меня из человеческого тела; абсолютно справедливо, что я подкрепляю силы, разрывая их трупы и поедая их. Ми-Го даже почерпнули идею религии из человеческих умов, которые они изучают, — и смерть обросла у них причудливым ритуалом. Они разрывают мертвых на части и размазывают их клочья по моей внутренней мембране, чтобы облегчить разложение и переваривание. И поют, пока это делают. Еще Ми-Го воюют. Один газовый мешок — с другим.

Вообще, я убила Уолта и Линор только сейчас. Сейчас — относительный термин, признаю. Время здесь совсем иное, с шеститысячелетним периодом обращения вокруг солнца и бесконечными, неизменными жизнями. Конечно, мы воюем. У нас человеческая натура, и нам больше нечего делать, но боремся мы за единственную ценность — наши жизни, наши «я», наши воспоминания. А Ми-Го всегда готовы угодить. Мне нравились Уолт и Линор. Они были похожи на меня. Homo sapiens sapiens, англоязычные, американцы. Они ездили на автомобилях и пили тоник, как и я. Проходили по двору Мискатоникского университета морозными зимними вечерами, и снег по сторонам мощеных дорожек сверкал, словно груды бриллиантов. Так долго я не «встречала» никого, настолько похожего на меня. В последнее время я почти не узнаю большинство «людей», записанных на носитель в виде мембраны газового резервуара. Прошло три миллиона лет. Зеленые горы Вермонта давно обратились в пыль, но на месте фермы Экли, в нескольких футах над уровнем моря, осталось кое-что маленькое, и оно влечет крошечный, безволосый и слабоумный дочерний вид, который отличается от моего человеческого вида так же, как афарский австралопитек{21}. Как же здорово было наткнуться на газовые мешки с зашифрованными Уолтом и Линор, дать моему Ми-Го впиться в них, выпить их воспоминания и на минуту ощутить, что это такое — иметь конечности, дышать воздухом, произносить известные мне слова, двигая человеческой челюстью.

Надеюсь, скоро я найду еще кого-нибудь, похожего на них. Скоро — термин относительный. Но я терпелива и стара.

Загрузка...