Черные начала. Том 8

Глава 250

Пейжи успела облететь всю округу около того места, где они появились, но так и не нашла ни единого намёка на то, что Лин была здесь. Она видела руины, которые частично занесло, видела, как сдвинулись огромные волны песка, из-за чего местность выглядела иначе, но ни единого отпечатка или цепочки следов.

Бао наблюдал за этим со спокойным безразличием, не сильно беспокоясь о судьбе Лин. Он бы сказал, что так даже лучше, такие люди у него вызывали лёгкое раздражение, а теперь остался только он и Пейжи, но вряд ли она просто так оставит пропажу своей подруги.

Поэтому, когда Пейжи приземлилась перед ним, он уже знал, о чём она собирается попросить.

— Я вряд ли смогу помочь тебе в её поисках, — покачал он головой, едва та открыла рот.

— Бао…

— Пейжи, помнишь, что я говорил тебе о туннеле?

— Что если что-то пойдёт не так, нам повезёт, если нас просто выбросит где-нибудь. Но если мы выйдем посередине, это будет верная смерть. И мы выбрались.

— Да, но не факт, что вышла она, — пожал он плечами.

— Лин вышла, иначе бы не вышел никто, — уверенно произнесла Пейжи, внимательно посмотрев на него. — Туннель сработал, а значит она жива, но её выбросило не здесь, верно?

— Откуда мне знать? — поднял Бао голову к небу, пытаясь определить направление, куда двигаться дальше. Собственно, их вернуло туда, где они и остановились, поэтому особых проблем с этим возникнуть было не должно. — Искать твою подругу сейчас, как искать кольцо в этих песках — долго и бессмысленно, так как она может быть где угодно.

— Бао, мы должны её найти.

— Я никому ничего не должен, Пейжи.

— Прошу тебя.

— Как я тебе помогу, если сам не знаю, куда её могло выбросить? ­— вздохнул он.

— Но ты можешь сказать, куда надо двигаться верно?

Бао замер, едва она произнесла слова, медленно обернувшись к Пейжи. Его взгляд стал внимательным, цепки и изучающим, словно он имел дело с чем-то если не опасным, то представляющим определённую угрозу.

Но Пейжи стояла спокойно, невозмутимо, всё с такой же просьбой в глазах помочь найти ей подругу.

— О чём это ты? — спросил он спокойно.

— Ты же знаешь, где она, Бао. По крайней мере, куда надо двигаться.

— Почему ты так решила?

Вместо ответа Пейжи протянула руку и коснулась пальцем тыльной стороны шеи, и Бао даже мог сказать, какого именно.

Невольно Бао улыбнулся.

— Как давно ты знаешь, Пейжи? — беззлобно, даже с лёгким интересом полюбопытствовал он.

— С того самого момента, как ты поставил их на меня и на Лин, — ответила Пейжи, продолжая смотреть ему в глаза просящими глазами. Иначе говоря, строить ему глазки.

Но теперь Бао был настороже, пусть и не мог не признать, что женщина перед ним интересная. Ему-то казалось, что он сделал это незаметно, как провернул это с тем Юнксу (тот, скорее всего, догадался о метке, лишь когда он его в городе нашёл).

— И с чего мне помогать?

— Я прошу тебя.

— Пейжи, я не думаю, что ты в том положении, чтобы говорить мне, что делать.

— Но разве я указываю или говорю? — она подошла ближе. Настолько, что его носа коснулся аромат её тела. Приятный, вызывающий определённые желания и чувства…

Из-за чего Бао тут же сделал шаг назад, почувствовав себя слегка глупо, словно парнишка, боящийся девушек. С другой стороны, чем дальше от Пейжи, тем лучше, чтобы она не пыталась играть на своих женских штучках. Что-что, а он-то мог признаться себе в своих слабостях, включая то, что на него «женское обаяние» всё же немного, да влияет. И лучше свести это влияние к минимуму.

— Я лишь прошу. Помоги мне найти Лин. Пожалуйста. Или мне тебя просить на коленях? — жалобно произнесла она. — Я встану, если это поможет…

— Хватит, Пейжи, — раздражённо произнёс он и вновь сделал шаг назад, когда она приблизилась к нему. А потом ещё раз, и ещё, словно убегая от её тлетворного влияния. — Твои попытки разжалобить меня скорее раздражают.

— Разжалобить? — выдохнула она. — Так ты это называешь? Ладно… Ладно, ты прав, ты не обязан её спасать. Но тогда просто скажи, куда именно мне идти за ней, — её голос стал другим, мягким, слабым, бархатным, а глаза такими большими, что Бао поморщился. Он остерегался больше Лин, а тут прямо под самым боком оказалась бомба замедленного действия. — Это ведь ты можешь сделать?

— А если я не скажу?

Пейжи покачала головой, после чего негромко произнесла.

— Тогда мне придётся пойти самой искать её, раз ты оставляешь меня.

— Ты думаешь, я куплюсь на это? — хмыкнул он. — На этот цирк, что ты тут устроила?

— Я ничего не думаю. Боюсь, что думаешь и слишком много ты, сам придумав и сам поверив в это, — покачала она головой, вздохнув. — Мне жаль, что наши пути здесь разойдутся, Бао. Боюсь, теперь нам придётся искать Юнксу по раздельности, раз так получается. Спасибо за всё, что ты сделал.

С этими словами Пейжи развернулась и побрела в пустыню, безжизненную на тысячи километров в совершенно другую сторону от той, куда ей надо было двигаться.

Он молча смотрел ей в след.

Собственно… и что теперь делать? Двигаться дальше или же помогать Пейжи?

К Лин у него было однозначное отношение — раздражающая. Сильная личность, но до ужаса раздражающая. И спасать её у него не было никакого желания, если уже говорить на чистоту.

Что же касается Пейжи, то он уже понял, что это спокойная девица ещё та манипуляторша и воплощение женской коварности, пытающаяся играть на самых низменных его желаниях. Вот с ней надо было держать ухо всегда в остро и почему-то это Бао даже нравилось. Словно игра, кто кого перехитрит.

Но даже с такой компанией у него было больше шансов найти Юнксу, чем одному. За то время, что он провёл с девушками, из разговоров с Пейжи он понял, что знают они о парне куда больше, чем может показаться сначала. И, скорее всего, больше, чем он сам.

Расстаться сейчас — уменьшить шансы встретить этого Юнксу. Помочь же найти Лин… Он бы рад избавиться от неё, но это явно не стоило того, чтобы уменьшать свои шансы на успех. Поэтому выбор был очевиден.

Буквально за несколько секунд он нагнал Пейжи, которая взбиралась уже на следующий бархан.

— Ладно, Пейжи. Не думай, что твой цирк как-то изменил моё решение, просто найти с вами Юнксу мне будет гораздо проще, чем без.

— Спасибо, Бао… — слабо улыбнулась Пейжи с безмятежным видом и уже сделала шаг вперёд, когда он вытянул руку, остановив её.

— И держи дистанцию.

— Как пожелаешь.

Когда они поднялись в воздух, на лице Пейжи играла обычная едва заметная безмятежная улыбка. Многие бы её даже и не заметили, а многие не обратили бы на это никакого внимания. И только Лин с Янлин, близкие подруги Пейжи, смогли бы сразу узнать её.

Улыбку победительницы, которая не предвещала ничего хорошего. И что бы не говорила Лин, она никогда болтала лишнего, особенно про Юнксу.

Унижение и беспомощность.

Вот что было самым страшным для Лин.

Сколько она себя помнила, это чувства всегда витали где-то рядом, заставляя её двигаться вперёд и становиться сильнее. Нежелание оказаться однажды беспомощной и вновь пережить унижение, которое оставило отпечаток на её характере, были главным двигателем её роста.

Лин давно поняла правила игры — сильнейший правит миром, и всегда придерживалась этой концепции. Возможно, она боялась повторения истории, а может убегала от своего прошлого, пытаясь доказать остальным, насколько она сильна, тем самым обезопасив свой хрупкий внутренний мир, совсем не похожий на то впечатление, которое она производила перед другими.

На даже самый твёрдый предмет рано или поздно может сломаться под напором невзгод.

Лин боролась. Боролась за свою свободу, за свою честь, за саму себя. Сначала под безжалостным солнцем без еды и воды, когда её выбросило чёрт знает где среди бесконечных песков. Несколько суток она брела, уставшая, обезвоженная, с потрескавшимися губами и осунувшаяся, пока не встретила первую напасть.

Скорее всего то были простые разбойники, которые посчитали её лёгкой целью, но для Лин они были шансом разжиться припасами. И всё бы ничего, не окажись среди них шестого уровня, которому даже со всем своим мастерством она не могла ничего сделать.

Лин не сдалась. Не сдалась, даже когда её пытались пустить по кругу, как это делали с другими девушками, оказавшимися вместе с ней в клетках. Разбитое лицо для неё было куда лучшим исходом, чем пережить такое унижение. Да и ублюдки поняли, что лучше найти себе более простую мишень, чем связываться с ней, когда Лин поклялась, что всё, что окажется у неё во рту и не только, останется там навсегда.

Она пробовала убегать раз за разом, иногда даже прихватывая на тот свет людей, несмотря на наказания. Побои и голод не сломили её, и очень скоро Лин оказалась среди новых людей.

Или, будет правильнее сказать, людей-кошек или маогуи, как они себя называли. Её продали им в таком состоянии, что ей не хватало сил даже огрызаться.

Сколько она у них пробыла? Лин не могла сказать точно, но достаточно, чтобы прийти в себя. Здесь её никто не трогал до поры до времени, и никто не пытался насиловать, но вместо этого пытались подчинить и плясать под свою дудку. Даже рабский ошейник повесили, но доходило до того, что она задыхалась, корчилась в муках, валялась в пыли, а всё равно отказывалась подчиняться и не оставляла попыток сбежать.

Пару раз у неё не было иного выбора, как сражаться на потеху публике с другими, и там Лин выходила неоспоримой победительницей, не оставляя шансов тем неудачникам, что выходили против неё. Кого-то убивала, кто-то уходил живым — здесь было важно позаботиться о себе, и её было не до того, чтобы сохранить жизнь сопернику, который пытается её убить.

И в какой-то момент эти маогуи продали её, что для Лин было своеобразной победой. Она выиграла, не сломалась, не покорилась, оставшись внутри всё такой же свободной.

И ей бы радоваться, но дальше стало гораздо хуже.

Здесь никто с ней не церемонился. Всё её путешествие превратилось в какой-то кошмар из издевательств, попыток изнасиловать и постоянных наказаний. Чего стоило, когда её накормили песком и солью, после чего бросили «сохнуть» в клетку под солнце за то, что она попыталась сбежать.

— Однажды… однажды ты пожалеешь об этом… — Я, Чёрная Лисица, обещаю тебе это. Ты будешь страдать и молить о смерти… — прохрипела Лин в лицо своему мучителю, который лишь рассмеялся на её слова (очень скоро он действительно пожалеет об этом).

А потом они приехали в город, и здесь её начали, наоборот, откармливать и отпаивать, чтобы придать товарный вид. Лин знала это, прекрасно понимала, к чем это ведёт, но ещё лучше понимала, что без сил шансов сбежать нет совсем, а товар, который продать не смогут, вряд ли ждёт что-то хорошее.

А потом последовало самое для неё страшное — унижение и беспомощность. Она могла всё перетерпеть, но от этого её внутренний мир трещал по швам, и тот стержень, который мог выдержать даже пытки под солнцем, начал разрушаться.

И её личный кошмар начался с «досмотра».

Как и любую девушку, её осмотрели на наличие дефектов, просто затащив на стол, где старая карга прошлась по каждому сантиметру тела, пока Лин держало за руки и ноги два лба. Прямо на глазах этих грязных, потных и похотливых животных, которые не могли отвести взгляда от её тела. А потом…

— Раздвигайте ноги, — прохрипела старая.

Как бы Лин не сопротивлялась, но всё её самое сокровенное оказалось на всеобщем обозрении, и в этот момент она почувствовала, как в голове будто что-то отчётливо щёлкнуло. И Лин забилась, завизжала, ударилась в слёзы, совсем не похожая на себя жёсткую и возмутимую. Она дрыгалась на столе, придавленная сильными руками, пока проверяли её, после чего была засунута обратно в клетку к остальным.

И когда другие девушки прошли это более-менее спокойно, у Лин была истерика. Обычная проверка для неё далась сложнее, чем издевательства под солнцем. Лин казалось, что она до сих пор чувствует там старческие пальцы, судорожно сжимая ноги и вздрагивая каждый раз.

После этого настало время продажи.

Лин бы предпочла оказаться на арене против самых страшных убийц, но оказалась на помосте под десятками взглядов богатых покупателей. И когда другие девушки вели себя спокойно, понимая свою участь и пытаясь свыкнуться с ней, у неё произошла вторая историка.

Красоваться голой перед мужиками, в глазах которых видна лишь похоть — это был ещё один удар по самым слабым её местам.

Она сбежала, недалеко, но сбежала, прорвавшись через охрану. Ей не хватило немного, чтобы вырваться, а на следующий день она вновь была на помосте, но теперь уже… расслабленная, опьянённая какой-то настойкой и теперь уже совсем беспомощная, глядящая на окруживших её людей взглядом, полным непонимания и боли.

Лин была красивой, совсем не типичной для этих краёв, пусть и без выдающихся форм, но с внешностью, которая так или иначе привлекала мужской взгляд, поэтому…

Сумафи взглянула в зеркало, прокручивая в голове всё то, что с ней произошло перед сегодняшним важным вечером. Воспоминания отдавались болью, а в глазах затухал последний огонёк той непокорности, который заставлял её держаться.

Теперь она была другой, совершенно другой.

— Сумафи, ты помнишь, какой сегодня день? — негромко спросила девушка, которая зашла в комнату.

— Помню… — пробормотала она.

Даже имя, её имя, Чёрная Лисица Вэй Лин исчезло, и теперь женщину, украшенную золотом, в отражении звали Сумафи. Самая старшая из всех присутствующих в этом гареме девушек, которую неожиданно взял к себе правитель города. Его не смутил ни возраст, ни отсутствие «чистоты», настолько Лин приглянулась ему своей дикой красотой.

Сумафи сидела в большой богато обставленной комнате с множеством зеркал, где девушки могли привести себя в порядок, прежде чем показаться перед своим господином. И сегодня настал тот день, когда она сама в первый раз проведёт ночь этим человеком.

Как она докатилась до этого?

Наверное, ответ крылся в том, что каждого человека можно сломать, у каждого есть своя слабость и для Лин это стало унижение и беспомощность. Стоило найти им слабое место, как её волю и стойкость начали разрушать: наркотики, уговоры, унизительные наказания, опять наркотики, опять уговоры и унизительные наказания, много унизительных наказаний и наркотиков. И вот в голове защёлкало так, что выдержать это уже было невозможно.

Руки опускались, внутренний мир трещал по швам, сознание менялось вместе с окружением, и стержень, который до этого только креп, разрушился. И вот уже нет никакой Чёрной Лисицы, есть Сумафи, сломленная и покорённая женщина. Больше в её голове ничего не щёлкает, а внутри нет даже намёка на сопротивление.

Сумафи посмотрела на свою руку, украшенную золотыми и серебренными браслетами, после чего взглянула на своё отражение.

Красивая, действительно красивая, подкрашенная и украшенная золотом, она теперь совсем не была похожа на прежнюю саму себя, простую и немного дикую гордую последовательницу пути Вечных. Это был другой человек, с другим взглядом и с другим характером.

Теперь в её ушах были большие золотые серьги, в бровях был пирсинг, от колечек в носу к ушам отходили цепочки — это считалось очень красиво. На шее красовались тяжёлые колье, густо украшенные драгоценными камнями.

Её тело покрывали аккуратные татуировки, рубашка и штаны из тонкой прозрачной ткани не позволяли ничего скрыть, а из нижнего белья и вовсе были разве что трусы. Теперь Сумафи не стеснялась своей наготы, прошли те дни, когда она вообще чего-то стеснялась. Привыкла, смирилась, свыклась — много слов, да результат один.

Сумафи встала со стула, выглядящая, как дорогая игрушка, и вышла из комнаты. Другие девушки бросали ей в спину завистливые взгляды.

Она шла по коридорам лёгкой походкой в сторону главных покоев, где её ждали, заставляя даже охранников провожать её взглядом. Сегодня будет её ночь, и Сумафи мучил страх. В голове то и дело всплывали всевозможные ужасы, которые не давали ей покоя, заставляя сердце учащённо биться.

Главой города был полненький, бородатый уже в возрасте мужчина, который правил Хайрабатом железной рукой уже много лет. Всего лишь пятый уровень, но он удерживал власть не силой, а умом и хитростью, платя тем, кому нужно платить и уничтожая тех, кто должен быть уничтожен. Он не знал жалости к врагам и был щедр с теми, кто шёл за ним, отчего город был в его руках целиком и полностью.

Когда в зал вошла его долгожданная покупка, глава города не мог отвести от неё взгляда. Сколько пришлось потратить времени, чтобы сломить строптивую девку, и вот она перед ним, практически голая и покорная. От того завладеть ей, словно взобраться на непокорённую вершину, было ещё приятнее.

— Иди сюда, — похлопал он по подушкам, которые были разбросаны рядом с ним.

Он любил комфорт и даже трону предпочёл густой и мягкий ковёр на полу с щедро разбросанными подушками, где можно было развалиться. А в своей комнате, огромном зале, в них и вовсе можно было утонуть.

Сумафи послушно села перед пухленьким мужичком, смотря куда-то сквозь него. Её красивые глаза потеряли свой дерзкий непослушный блеск, да и вообще было непонятно, осталось ли в этом теле хоть что-то от прошлой хозяйки, но его это не волновало. Взгляд мужчины жадно пробежал по её тонкой шее, по её небольшой груди с чётко отчерченными ореолами, тонкой талии и ногам.

Обычно он наслаждался моментом, оттягивал его, но сейчас глава не мог, да и не хотел терпеть. Толкнув Сумафи на подушки и заставив её лечь на спину, он пробежался рукой по её бёдрам до груди, после чего склонился, а вернее со своей комплекцией практически лёг на неё…

Когда где-то неожиданно зазвонил колокол.

В это мгновение время словно остановилось.

Глава, как бы возбуждён он ни был, замер, нахмурившись. Колокол звонил только в нескольких ситуациях — нападение и пожар. Нападений не было уже тысячу лет, а значит что-то горело.

Немного подумав, он решил, что будь опасность его жизни, здесь бы уже была стража, а значит люди уж как-нибудь без него справятся без него.

Глава вновь вернулся мыслями к прерванному моменту, глянув на спокойное безразличное лицо женщины, которая терпеливо и смиренно ждала продолжения и уже наклонился, чтобы её поцеловать, как…

Как колол неожиданно начал будто захлёбываться собственным звоном, издавая странный звук, после чего и вовсе неожиданно стих, и в это же мгновение пол едва заметно содрогнулся. На ковре этого было не почувствовать, но глава увидел, как пошло рябью вино в бокалах.

Но только затих один колокол, как затрезвонили другие, друг за другом присоединяясь к общему вою и поднимая тревогу во дворце. Это значило лишь то, что речь шла всё же о нападении на замок. И вопрос лишь в том, кто рискнул это сделать.

В этот момент двустворчатые двери распахнулись и в его покои буквально влетела стража, два десятка человек, что значило лишь одно.

Где-то там снаружи кто-то слишком настойчиво стучался в дверь…