Черный передел

Глава десятая Плохие новости

Копытца двух серых осликов, запряженных в тележку с кувшинами и макитрами, бойко выстукивали дробь по грунтовой дороге. Она тянулась между бесконечными дувалами – толстыми, глухими заборами из камня или глины, с черепицей наверху. Молочник Сервер, догоняя своих животных, довольно быстро двигался к самой дальней на этой улице усадьбе. Сегодня он начинал объезд клиентов именно с нее, исподняя просьбу давнего и постоянного покупателя – греческого купца Попандопулоса, щедро платившего даже за незначительные услуги.

Кроме молока, сливок и сметаны Сервер вез обитателям усадьбы конверт, запечатанный восковой печатью. На всякий случай – мало ли что придет в голову неверным – молочник тщательно осмотрел и ощупал его, но ничего подозрительного не обнаружил. Внутри, судя по всему, находился листок плотной бумаги, снаружи – надпись, сделанная черными чернилами: «FLORA». Крымский татарин Сервер и свою-то тюркско-татарскую грамоту не знал, а уж латинские буквы и подавно видел впервые. Он понял лишь одно: это – какой-то условный знак.

За ворота усадьбы его обычно не пусткали. На стук сразу выходил суровый привратник по имени Фатих. Он расспрашивал Сервера о привезенных продуктах, пробовал их, выбирал нужные и брал прямо в кувшинах и макитрах, сполна платя по счету. Молочник, человек очень общительный, всегда пытался завязать с Фатихом разговор. Привратник отвечал уклончиво и спешил попрощаться.

Сейчас же Сервер сперва вручил ему конверт от Попандопулоса, а затем отрекомендовал свои изделия, советуя обратить внимание на сметану невероятной густоты и жирности. Но Фатих посмотрел не на сметану, а на конверт, потом, не говоря ни слова, исчез за калиткой. Молочник надеялся, что обычная закупка все-таки будет произведена. Потому он отвел осликов вместе с тележкой в тень под буковое дерево с раздвоенным стволом, привязал там вожжи и стал ждать.

За высоким забором усадьбы вдруг началась суета. Раздалась голоса, говорившие на языке, Серверу незнакомом, хлопанье дверей, ржание лошадей, позвякивание конной амуниции, перестук копыт. Наконец ворота отворились, и четыре всадника в восточных кафтанах и разноцветных чалмах, навернутых по-янычарски на поярковые колпаки, выехали на улицу.

Хорошо еще, что Сервер убрал тележку с дороги заранее. Породистые верховые лошади горячились, и особенно – самый лучший среди них, серый арабский жеребец превосходного экстерьера и явно немалой цены. Встав на дыбы, он попятился к дереву с раздвоенным стволом. Молочник испугался за свой товар и схватил кнут. Но дело обошлось без его участия. Совсем молодой, безусый наездник, сидевший на «арабе», справился с управлением и остановил коня. Он даже успел бросить Серверу монету в пять акче и крикнуть звонким мальчишеским голосом:

– Алла разы олсун![26]

Подняв облако белой бахчисарайской пыли, всадники ускакали.

Фатих быстро закрыл ворота и вышел на улицу, чтобы купить молока и сметаны. Какой же крымский татарин не разбирается в лошадях, и разговор у них теперь получился более содержательным. Сервер на все лады расхваливал серого арабского жеребца. Фатих поддакивал, но на вопросы о его молодом хозяине, умелом коннике, отвечать не стал, сказав лишь, что тот – из богатой семьи и сюда приехал недавно, в гости к родственникам.

Подобный вызов предусматривался у них с Попандопулосом только в экстренных случаях.

Ведя Алмаза галопом по тихой окраинной улице, Аржанова ломала голову над тем, какова его причина. Добравшись до Базарной площади в центре ханской столицы, она с удивлением обнаружила, что это место, прежде очень людное и шумное, замерло точно по мановению волшебной палочки какой-нибудь злой феи.

Все лавки и магазины были закрыты. Татарский гужевой транспорт – двухколесные деревенские арбы с волами и длинные мажары с лошадьми – куда-то вдруг подевался, хотя обычно занимал тут значительную часть территории. Напрочь исчезли разносчики со всевозможными лотками. Наконец, нигде не наблюдалось и покупателей, как правило, весьма активных в первой половине базарного дня.

Когда Анастасия, князь Мещерский, сержант Чернозуб и капрал Ермилов подъехали, приказчик Микиса Попандопулоса с шумом опускал железные жалюзи на второй зеркальной витрине магазина. Правда, двери пока оставались открытыми, и купец, ожидавший гостей, встретил их в торговом зале. Кирасиры, вооруженные пистолетами, остались там, а курская дворянка вместе со своим начальником охраны прошла в кабинет Попандопулоса. Он пригласил их сесть за стол и плотно прикрыл двери.

– События ласфифаются, – грустно сообщил резидент русской разведки.

– Это мы поняли, – сказала Анастасия.

– Мой осфетомитель только нынче ф полночь плискакал ис Кефы. Потому я фысфал фас слочно.

– Какие новости?

– Очень плохие, – Попандопулос вздохнул. – Четыле тня насат, то есть пятнадцатого числа сего месяца мая, сфетлейший хан Шахин-Гилей и лусский посол Феселитский были фынужтены покинуть голот Кефу.

– Где они находятся теперь?

– На колабле «Алаб», плинатлежащем хану, отплыли ф клепость Келчь, пот сащиту лусского галнисона…

– О Господи! – вырвалось у Аржановой.

– Следовательно, – князь Мещерский посмотрел в упор на коммерсанта, – весь полуостров уже в руках мятежников?

– Ну, положим талеко не фесь…

Грек повернулся к дверце потайного шкафа, декорированной под зеркало в тяжелой деревянной раме, и открыв ее, извлек карту Крыма и расстелил на столе. Он стал рассказывать об изменениях политической ситуации в ханстве и подчеркивать красным карандашом названия разных населенных пунктов. По словам Микиса выходило, будто зачинщиков бунта Бахадыр-Гирея и Арслан-Гирея не поддерживают жители южнобережных городов Судак, Алушта, Партенит, Ялта, Алупка и западно-бережных городов Балаклава и Инкерман.

Здесь по-прежнему проживают немало современных христиан-греков и армян – и так называемых «татов», чьи предки – первохристиане-готы, аланы и феодориты – были обращены в ислам насильно золотоордынцами и потом смешались с завоевателями. В стороне от татарских распрей, как всегда, останется и многочисленная община караимов, исповедующих иудаизм, но антиталмудического толка.

Ее представители обладают значительным влиянием в порту Гёзлёве и его округе, в городах средне-южной части полуострова Карасу-Базар и Солхат, одни населяют старинную крепость Чуфут-Кале, что по соседству с Бахчисараем…

В задумчивости Аржанова смотрела на карту. Красных пометок на ней становилось все больше и больше. С особой тщательностью Попандопулос сейчас заштриховывал красным карандашом Тарханкутский полуостров с городом Гёзлёве, ей хорошо знакомым, с поселениями Отар-Мойнак, Ялы-Мойнак, Орта-Мамай, озером Сасык, где ей довелось побывать осенью 1780 года.

Должность каймакама округа Гёзлёве занимал Абдулла-бей, человек, с которым ей секретная канцелярия предписывала встретиться непременно. Его младшая сестра Рабие-ханым, молодая голубоглазая красавица, познакомилась с русской путешественницей в турецкой бане. Удивительное это было знакомство, и Аржанова запомнила прекрасную Рабие навсегда…

– Каковы силы мятежников в настоящий момент? – секунд-ротмистр новым вопросом отвлек коммерсанта от раскрашивания географической карты.

Микис отложил карандаш и почесал в затылке:

– Сколее фсего, около тысячи челофек.

– Да ведь это сущие пустяки! – фыркнул молодой офицер. – Непонятно, почему люди в Бахчисарае перепугалась.

– Фсе боятся погломоф.

– Чего? – не понял Мещерский.

– Погромов, – догадалась Анастасия.

– Та, – подтвердил грек. – Фы же снаете, что погломы, пофальные глабежи и убийстфа инакомыслящих – спутники любой лефолюции.

– Возможно ли прекратить бесчинства толпы? – Анастасия снова посмотрела на карту, на которой слово «Бахчисарай», в отличие от слова «Гёзлёве», опасно чернело на желтоватой тонированной бумаге.

– Нужно хотя бы две пушки, – повернулся к ней секунд-ротмистр.

– Это так, – резидент русской разведки согласно кивнул. – Сутя по опыту их последней войны с нами, пушечного огня, особенно – салпофого калтечного, таталы не фытелживают софсем. Тотчас облащаются ф бегстфо.

– А какого черта они тогда восстали?!

Микис Попандопулос остановил внимательный взгляд на адъютанте светлейшего князя. Молод был Мещерский, неопытен и горяч. Однако тот же вопрос, правда, в более мягкой форме, уже задал ему и его непосредственный начальник статский советник Турчанинов в последнем послании, полученном из Санкт-Петербурга. «Ежели крымские татары снова восстанут, – писал секретарь кабинета Ее Величества, – то что, по вашему мнению, будет подлинною причиною сего действа? Настоящее ли их недовольство правлением Шахин-Гирея или одно подстрекательство турецкое, подкрепленное деньгами и военными демонстрациями?…»

Пожалуй, сегодня греческий коммерсант мог бы ответить на вопрос Турчанинова с большей долей определенности.

Его агент, прискакавший ночью в Бахчисарай, привез сразу несколько донесений. В одном из них подробно описывалась сходка, какую устроил Халим-Гирей-султан, сообщник мятежников, в селении Ак-Гиоз, расположенном в двадцати верстах от Керчи. Выступая там перед толпой поселян, он лживо утверждал, будто бы Российская империя возвращает Оттоманской Порте ранее взятые у нее крепости Азов, Керчь, Ени-Кале и Кинбурн; будто бы великая царица, рассердившись на Шахин-Гирея, лишила его своего благорасположения и военной помощи; будто бы в поддержку Бахадыр-Гирея, перешедшего с черкесами и абазинцами из Тамани в Крым, здесь вскоре высадится крупный турецкий десант[27].

– Не бойтесь, правоверные! – кричал Халим-Гирей-султан толпе мусульман, упорно хранивших молчание. – Русские сюда больше не придут! Давайте прикончим Шахин-Гирея, проклятого вероотступника, и выберем себе нового, хорошего хана.

Из толпы вперед шагнул деревенский аксакал, седобородый, согбенный, опирающийся на клюку. Надтреснутым голосом он спросил, есть ли у пришельцев хоть какой-нибудь документ, подтверждающий эти слова.

– Есть! – отозвался Халим-Гарей-султан. – Сейчас вы его увидите, правоверные…

Он продемонстрировал поселянам… письмо генерал-майора Филисова. Там имелась большая сургучная печать с двуглавым орлом, шелковый шнурок, который она скрепляла, и собственноручная размашистая подпись русского военачальника. Переводчик медленно и громко прочитал отрывок из послания. Обер-комендант крепостей Керчь и Ени-Кале клятвенно обещал адресату, то есть Бахадыр-Гирею, не вмешиваться в его спор с августейшим братом, проистекший только из-за распределения между ними наследства Чингизидов – полуострова Крым и трех сераскерств: Буджакского, Едисанского, Кубанского.

Это возымело действие.

Жители Ак-Гиоза встретили мятежников с почетом, как победителей, и безвозмездно снабдили их провиантом и фуражом. Более того, вооружившись вилами, косами и кольями, часть из них присоединилась к отряду, чем увеличила его численность на тридцать восемь человек. После однодневного отдыха в Ак-Гиозе Бахадыр-Гирей двинулся к Кефе, собирая таким же образом по деревням не только простолюдинов, но и мурз, владеющих там полями, виноградниками и садами.

Поначалу Шахин-Гирей хотел защищать Кефу и дать восставшим отпор своими силами. Но посланные им отряды сейменов и бешлеев либо переходили на сторону противника, либо разбегались по домам, либо возвращались в Кефу ни с чем, сея панику среди солдат и чиновников, еще верных крымскому правителю. Кончилось тем, что триста человек вместе с ханом погрузились на корабли и отправились в Керчь. Бунтовщики вошли в город без боя. Толпа сразу разграбила летний дворец и обоз Шахин-Гирея, находившийся там, портовые склады, около сотни домов, покинутых жителями.

– Конечно, – сказал Попандопулос, завершая рассказ, – мятеж больше фсего нужен османам.

– Однако, ситуация интересная, – Аржанова сосредоточенно смотрела через окно во двор магазина, где приказчик и двое слуг выносили из торгового зала и грузили на мажары туго свернутые штуки сукна, парчи, бархата, шелка.

– Интересная? – удивился секунд-ротмистр.

– Они хотели захватить хана, но не смогли, – продолжала Анастасия. – Хотели перебить чиновников его администрации и тоже – не смогли. Посол страны, которую они очень боятся, уехал в Керчь вместе с главой государства. А ведь Веселитский – не Филисов…

– Бесуслофно, – уверенно подхватил Попандопулос. – Им его никогта не обмануть!

– Во-первых, сил для штурма русской крепости у них пока недостаточно, – она загнула один палец. – Во-вторых, поддержку они нашли лишь в деревнях восточной части полуострова и в Кефе, да и то – обманом. В-третьих, население других городов сохраняет полное спокойствие… Что будет делать Бахадыр-Гирей и его сообщники?

– Кое-какие шаги они уже плетплиняли, – ответил греческий коммерсант.

– Наверное, выдвинули ультиматум, – усмехнулся секунд-ротмистр.

– Почти, – грек положил на стол следующее донесение, написанное на тюркско-татарском языке.

Аржанова довольно быстро перевала текст, поскольку он был небольшим и составленным из простых, коротких фраз. Автор его, по-видимому, входил в ближайшее окружение руководителей бунта. Он сообщил резиденту русской разведки о трех письмах, недавно отправленных Бахадыр-Гиреем. Первое – Веселитскому, с вежливым приглашением на переговоры, второе – Филисову, с настойчивым требованием выдать мятежникам тех крымских татар, что уехали вместе с Шахин-Гиреем в Керчь, якобы – лишь по его принуждению. Третье – в Стамбул, с нижайшей просьбой к султану принять при дворе четырех депутатов с магзаром – официальным обращением, – а затем утвердить на крымском престоле нового хана – самого Бахадыр-Гирея, который будет избран татарским народом буквально на днях…

– Ясно, – сказал князь Мещерский. – Им надо быстро собирать сторонников повсюду.

– И прежде всего, – добавила Аржанова, – люди Бахадыр-Гирея поедут в столицу.

– Они уже ф пути, – Попандопулос, достав плоскую сумку из твердой кожи, спрятал туда карту с пометками и все донесения.

– Численность этого отряда? – строго посмотрел на грека молодой офицер.

– Мой осфетомитель написал о пятитесяти конных челкесах.

– Небойсь, все – отъявленные головорезы.

– Бес фсякого сомнения. Их тут очень жтет фаш снакомый Касы-Гилей.

– Значит, у нас нет времени, – Аржанова поднялась из-за стола.

Коммерсант ласково ей улыбнулся:

– Абсолютно фелно, любесная Анастасия Петлофна…

Парадные дубовые полированные двери уже были закрыты изнутри на засов, а снаружи скрыты за опущенными железными жалюзями.

Им пришлось выходить через заднее крыльцо во двор. Погрузка там закончилась. Арбу и две пароконные мажары, наполненные товарами из отдела тканей, работники Попандопулоса обтягивали парусиной и веревками. Много вещей из отдела парфюмерии и галантереи купец спрятал в подвале дома, куда вел потайной лаз из коридора.

Анастасия хотела вернуться домой немедленно, но Попандопулос удержал ее. Он попросил о дружеской услуге: сопроводить обоз до его загородной усадьбы, которая располагалась к северу от Бахчисарая, за районом, называемым Эски-Юрт. Семь верст туда и семь верст обратно – не так уж и много для тренированных всадников. Однако наступил полдень, и молодая женщина сказала, что коммерсант должен сначала накормить ее людей и лошадей.

В беседке, увитой плющом и виноградом, для них накрыли стол. Походный обед состоял из горячих чебуреков, лепешек, овечьего сыра, вина и чая с восточными сладостями на десерт. О лошадях позаботились тоже. С отпущенными подпругами они стояли у коновязи и ели хозяйский овес из холстяных торб, повешенных им на головы.

Микис, неутомимый говорун и любитель искрометных шуток, на сей раз помалкивал. Плохие новости удручали его. К тому же, купец думал об убытках. Он закрыл магазин, а налог хану за торговлю в мае уже заплатил полностью. Эта сумма, составлявшая примерно пятнадцать процентов от обычного оборота, едва ли при этаком раскладе будет возмещена в июне, июле, августе.

Аржанова соглашалась с ним: новости действительно плохие. Вместе с тем из инструкции № 2 начисто выпадал пункт «А», предписывающий ей заботиться о безопасности крымского правителя. Отныне в крепости Керчь со всеми ее башнями, бастионами и батареями за жизнь светлейшего хана отвечает перед императрицей генерал-майор Филисов.

Правда, совершенно непонятно, как в данных обстоятельствах «ФЛОРА» может передать письмо действительному статскому советнику Веселитскому и перейти в его подчинение, коли он пребывает так далеко от нее и, по сути дела, заперт за стенами русского оборонительного сооружения. Может быть, его конфиденты из восточной части Крыма и поддерживают связь с ним, но стоит ли Аржановой стремиться в Керчь, если Казы-Гирей – это она установила точно – сейчас находится в Бахчисарае? Конечно, он готовит здесь выступление против своего двоюродного брата, захват ханского дворца, уничтожение сторонников «русской партии».

Пусть Микис Попандопулос прячется в лесах. Теперь он – слишком важная фигура для секретной канцелярии Ее Величества. Поскольку Веселитский оказался с ханом в Керчи, то нити конспиративной работы неизбежно сойдутся в руках греческого коммерсанта, свободно передвигающегося по Крыму. Немало людей на полуострове с нетерпением будут ждать от него приказов, советов и… денег. Она же со своей экспедицией является только одной из ячеек невидимой сети, и ей пора определиться. Нечего торчать на явочной квартире и вообще – мозолить глаза резиденту. Надо приступать к работе. Надо уходить в «поле», где разведчику дана свобода действий и выбора средств при выполнении задания, если он отчетливо понимает его целесообразность и необходимость. А у нее в «поле» сейчас много всего разного: и город Бахчисарай, притихший в ожидании новых событий, и Казы-Гирей, обнаруженный ею, замышляющий бунт и убийства, и дервиш Энвер, готовый вернуться к своей прекрасной госпоже, и даже Али-Мехмет-мурза, который вчера прислал русской путешественнице приглашение в гости…

Маленький обоз, сопровождаемый четырьмя вооруженными всадниками, катил по окраинной улице. Она вела на север мимо самого древнего в городе дюрбе, или мавзолея, построенного в начале XV века неким Мухаммадом-Шах-беем для своей обожаемой матушки Бей-Юде-султана. За строением, имеющим вид куба со скошенными углами и крышей-куполом, виднелась ветряная мельница и мучной склад богатого караимского купца Аджи-аги Бобовича.

Мельница, стоявшая на взгорке, работала. Легкий ветерок поворачивал шесть ее крыльев. Толстый вал, на котором они находились, вращался со скрипом. Зубья, сделанные из твердого кизилового дерева, легко перетирали знаменитую крымскую пшеницу, называемую арнаутской или греческой. Ее красивые зерна, крупные, продолговатые и как бы прозрачные, превращались в муку светло-желтого цвета. Бобович с большой выгодой продавал ее в Италию, где «арнаутку» употребляли для производства макарон.

У мельницы дорога сужалась.

Здесь она круто, почти перпендикулярно поворачивала налево. Длинное складское здание, построенное напротив мельницы, закрывало собою весь вид за поворотом и делало это место весьма опасным для передвижения транспорта. Чтобы разъехаться, встречным повозкам требовалось держаться очень близко к обочинам.

Кучера греческого коммерсанта, понукаемые хозяином, которому хотелось покинуть Бахчисарай поскорее, сильно разогнали лошадей. Теперь они с трудом удерживали их. Арба, где сидел Микис, короткая и двухколесная, прошла поворот удачно. Но следующая за ней четырехколесная мажара, горой нагруженная штуками тканей, в поворот не вписалась и перегородила его поперек. В результате, она не смогла разминуться с большой повозкой, забитой мешками с мукой, внезапно выехавшей из ворот склада.

Оба транспортных средства сцепились ступицами задних колес. От этого мажара наклонилась набок. Груз ее резко сместился на одну сторону, угрожая опрокинуть повозку в кювет. Обоз Попандопулоса остановился. Его слуги, крича, выбежали на дорогу. Им навстречу, точно так же крича и размахивая кулаками, устремились из ворот склада работники Аджи-аги Бобовича. Пересыпая речь ругательствами, местные жители темпераментно обвиняли друг друга в случившемся и ничего не делали для изменения ситуации на дороге, сейчас полностью перекрытой.

Арба, проехавшая далеко вперед, снова вернулась к складу, и Попандопулос соскочил с нее на землю. Здесь его ожидал Эзра Мичри, старший приказчик и дальний родственник Бобовича. Он, как и все караимы, гораздо больше походил на мусульманина, чем на еврея. Среднего роста, поджарый, с короткой бородкой, в черно-каракулевой круглой крымской шапочке и длинном восточном кафтане, перепоясанном шелковым платком, он под мышкой держал амбарную книгу, в руке – карандаш, поскольку недавно отпускал товар заказчикам и считал мешки с мукой.

Мичри и Попандопулос давно были знакомы по совместным торговым операциям. Случайное столкновение повозок не являлось причиной для ссоры серьезных, деловых людей. Потому они обменялись приветствиями и в один голос выразили сожаление по поводу происшедшего. Караим объяснил греку, что лично наблюдал инцидент и, по его мнению, обе стороны в равной мере несут ответственность, но еще более – проклятое место на дороге, где вечно бывают аварии, и никто не имеет возможности предотвратить их.

Попандопулос охотно согласился с подобной версией.

Он велел слугам прекратить спор и расцепить повозки, для чего следовало сначала выпрячь из мажары лошадей, потом приподнять ее и протащить на руках вперед. По приказу Мичри работники Бобовича начали помогать им. Наблюдая за этими действиями, Эзра и Микис продолжили беседу, коснувшись и последних событий: высадки Бахадыр-Гирея в Крыму, бегства светлейшего хана и посла Веселитского из Кефы в Керчь под защиту русского гарнизона.

Старший приказчик внимательно осматривал обоз греческого коммерсанта. Ему стало ясно, что хитрый и осторожный Попандопулос по какой-то причине закрыл свое заведение в Бахчисарае и вывозит товар, наняв вооруженную охрану. Мичри желал бы узнать, отчего купец так поступает, но не решался прямо заговорить о щекотливом деле. Разве скажет ему правду Микис Попандопулос? Конечно, нет! Однако обоз идет на север, его охраняют какие-то нездешние люди в янычарских чалмах, и не пора ли в этом случае и ему закрыть хозяйский склад, ведь при любой заварушке в Бахчисарае мука мгновенно вырастет в цене…

Между тем дорога продолжала быть закрытой для проезда.

Со стороны центральной улицы к повороту приблизились три мажары. Одна – с пустыми корзинами, вторая – с дровами, третья – с татарским семейством численностью не менее десяти человек. Две женщины, закутанные в белые накидки «фериджи» с головы до пят, остались сидеть в повозке, но мужчины вышли из нее и приняли самое активное участие в разборке дорожного происшествия. За мажарами встала крестьянская арба, запряженная парой волов, за арбой – таратайка старьевщика с серым мулом.

Наконец, послышался громкий перестук подкованных копыт верховых лошадей. Семь всадников вылетели к повороту и чуть не врезались в толпу. Раздавая направо и налево удары плетьми, бешлеи в форменных темно-синих кафтанах кричали: «Дорогу! Дорогу!» Простолюдины бросились в разные стороны, но мажара Попандопулоса и повозка с мешками муки все еще торчали посередине.

Тут из-за широких спин охранников вперед выехал Казы-Гирей, одетый богато и красиво: высокая шапка, обвернутая цветной чалмой, шелковые кафтан и шаровары, на поясе – парчовый кушак, на ногах – красные сафьяновые сапоги с загнутыми вверх носами, на боку – драгоценная персидская сабля. Держался двоюродный брат хана величественно. С тех пор, как до него дошла весть о бегстве венценосного родственника из Кефы в Керчь, молодой татарин поверил в свой счастливый случай.

Казы-Гирей тотчас перебрался из комнатки, каторую занимал прежде во флигеле дворца, в кабинет правителя, реквизовал его забытый в шкафах гардероб, снял со стены оружие и приказал охране выехать вместе с ним на улицы города – для оценки сложившейся ситуации и рекогносцировки. До прибытия в столицу давно обещанного ему отряда кавказских наемников оставалось совсем немного, и резидент турецкой разведки на полуострове хотел точно спланировать план действий.

Авария на дороге возле мельницы ничего в этом плане не меняла. Однако в целях установления порядка Казы-Гирей поманил к себе греческого коммерсанта и старшего приказчика караимского купца. Низко кланяясь, они поспешили на зов. Двоюродный брат хана начал выговаривать обоим за учиненное ими на территории столицы безобразие.

– Это – необыкновенная удача, – сказал курской дворянке Мещерской, протягивая правую руку к суме, пристегнутой к передней луке седла. Там у него лежал пистолет.

– Что вы хотите сделать? – Аржанова старалась не поворачиваться к Казы-Гирею лицом.

– Застрелить его.

– А попадете?

– Обязательно. Я сейчас еще ближе к нему подъеду. В неразберихе никто не заметит.

– Но его охрана?

– Отобьемся. В общей сложности у нас – восемь пистолетных выстрелов. Лошади же – хорошо отдохнувшие. Не догонят… Только предупредите Чернозуба и Ермилова.

Анастасия задумалась на секунду. В принципе она была не против. Она считала, что спонтанные решения иногда могут быть самыми правильными.

– Ладно. Я готова.

– С нами Бог, Анастасия Петровна…

Едва ли Микис Попандопулос, отпущенный Казы-Гиреем восвояси, услышал этот разговор. Грек догадался о нем, посмотрев на лица адъютанта светлейшего князя Потемкина и сотрудницы секретной канцелярии Ее Величества «ФЛОРЫ». Без конца кланяясь, он задом отступал от двоюродного брата хана, дошел до Аржановой и Мещерского, схватил обеими руками поводья их лошадей.

– Умоляю, не нато! – прошептал Микис по-русски.

Слова его донеслись до них невнятно, точно шелест листьев в саду. Скорее, они просто поняли их смысл, перехватив взгляд купца, исполненный неподдельного ужаса. Его выразительные миндалевидные карие глаза взывали русских к милости. Они-то, свершив акт возмездия, уйдут. Но что тогда будет с ним? С его замечательными товарами, в которые он вложил столько денег? С его торговлей в Бахчисарае, которая кормит его многочисленную семью?

– Трус! – процедил сквозь зубы секунд-ротмистр.

– Конечно, его здесь схватят, – Анастасия настороженно оглянулась вокруг.

Десятка три людей, собравшихся на дороге, работали дружно.

Они облепили мажару Попандопулоса с трех сторон. Таким образом им удалось сконцентрировать усилия и приподнять ее. Пройдя вбок три шага, они опустили мажару на землю. Большая повозка с мешками муки освободилась от зацепивших ее колес. Кучер сел на козлы, взмахнул кнутом над лошадиными спинами и под одобрительные крики покатил вперед. Теперь, по крайней мере, половина дорожного полотна на повороте открылась для проезда.

Первыми этим воспользовались бешлеи вместе с Казы-Гиреем. Провожая вельможу царского рода, толпа низко склонила головы, а он даже взором не удостоил подданных хана. Напоследок посмотрел только на обоз греческого коммерсанта, словно запоминал, из чего тот состоит. С видом глубочайшего почтения и полной покорности поклонились молодому татарину и четверо всадников в янычарских чалмах, стоявшие возле этого обоза…

Дорога к усадьбе Микиса Попандопулоса пролегала мимо большого и древнего мусульманского кладбища «Кырк-Азиз» – «Сорок святых», мимо обширных абрикосовых садов в цвету. Затем она пересекала овраг и взбиралась по отлогому склону, заросшему редким сосновым лесом.

Арба, как и прежде, шла впереди, показывая путь. В нескольких шагах за ней держались сержант Чернозуб и капрал Ермилов. Мажары следовали за ним. Аржанова и Мещерский прикрывали обоз сзади. Опасаясь погони или нападения, они часто оглядывались, останавливались, прислушиваясь к разным звукам.

Говорить о чем-либо не хотелось.

Анастасия мысленно перебирала события нынешнего дня и старалась оценивать их беспристрастно. Покоя ей не давали внезапные появления Казы-Гирея. Уже дважды он возникал перед ними и всякий раз, точно заколдованный, уходил целым и невредимым. Безусловно, он – на своей территории, а они – пришельцы, у них слишком много забот. Сначала, на собрании дервишей, они не решились рисковать собственной жизнью. Теперь, у мельницы, пожалели резидента русской разведки и его мущество. Что еще помешает им при следующей встрече с коварным и неуловимым противником?…

Маленькая горная деревенька дворов на пятнадцать открылась за холмом неожиданно. Крайний дом принадлежал греческому коммерсанту. Он отличался от других здешних строений добротностью, высоким забором из камней и воротами с дубовыми створками, обитыми полосами железа. Со второго этажа дома увидели обоз и предупредительно распахнули створки. Попандопулос подошел к Аржановой и Мещерскому и предложил заехать к нему в гости, намекая на роскошное угощение. Но русские отказалась. Тогда он сказал:

– Фсю нетелю я буту стесь.

– Надежное укрытие, – Анастасия окинула взглядом усадьбу.

– Фосможно, небольшой штулм оно и фытелжит, – согласился купец.

– Давайте надеяться на лучшее, – Аржанова развернула Алмаза на месте и чуть-чуть дотронулась до его бока плетью. Верный конь всхрапнул и с места пошел рысью.

– Не сабутьте об Али-Мехмет-мулсе! – крикнул ей вслед Микис.

– Да. Я отвечаю за жизнь этого человека…