Чёрный Рыцарь

Глава 16

Кимберли

Поцелуи всегда были для меня фантазией. Всепоглощающей страстью, потребностью в большем.

Кстати, я виню в этом любовные романы.

В тот день на вечеринке у Ронана я думала, что знаю, что такое поцелуи. Немного страсти, немного силы, много горя.

Теперь, когда Ксандер овладевает моим ртом, в меня просачивается другой тип эмоций.

Отчаяние.

Это правильное слово. Это единственная эмоция, которая пронизывает меня, и делает это с разрушительной силой.

Я позволяю ему поцеловать меня, будто это наш первый и последний поцелуй. Мне все равно, если у нас никогда и ничего не будет после этого, пока он целует меня с этим отчаянием и потребностью владеть мной, быть со мной.

У него вкус водки и мяты, сильная смесь, которая бьет прямо в грудь. Я глубоко вдыхаю его и не осмеливаюсь выдохнуть, боясь, что этот момент закончится, и мы вернемся в наши разные миры, словно нам никогда не суждено было быть.

Когда Мари сказала мне, что обезьянка Кир ушёл к нему переночевать, я, возможно, прокляла своего младшего брата.

После сообщения, которое Ксандер отправил мне, вновь нагло оттолкнув, я была готова к своим комфортным К-драмам и мрачному плейлисту.

При мысли, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, мне захотелось заплакать, но я так старалась все это время не зарыдать, так что сейчас я этого делать не буду.

Туман становится сильнее, когда я плачу, и он кормил его без остановки в течение многих лет.

Ахмед поприветствовал меня, сказав, что Кир спит. Я подумывала разбудить его, но не могла беспокоить. Кроме того, как только я оказалась в комнате для гостей, в которой спал Кир, Коул и Эйден постучали в дверь. Они сказали, что Ксандер в беде.

Я не думала, когда бежала сюда. толкнула дверь и вошла внутрь на дрожащих ногах. Он спал на кровати вниз головой, свесив голову набок, а его рука, забинтованная, покрытая засохшей кровью, свисала с края.

Первое, что я сделала, это проверила его пульс. Я собиралась уйти, как только удостоверюсь, что он жив, я действительно собиралась. Но одно прикосновение к его волосам превратилось в два, и не успела я опомниться, как уже сидела на его кровати, а потом он открыл глаза и назвал меня Грин, и я как бы потеряла рассудок.

Я потеряна прямо сейчас.

Потому что по опыту знаю, что его поцелуи, его легкие моменты близости связаны только с разбитым сердцем. Если он освободил меня от нашего двенадцатилетнего обещания после первого поцелуя, что он собирается сделать сейчас? Потребовать, чтобы я продала душу дьяволу? Заставить меня смотреть, как он топчет мое сердце?

Я кладу две руки на его сильные плечи и отталкиваю. Его губы покидают мои со стоном — с моей стороны, не с его. Какого черта я оплакиваю его потерю, если он никогда не был со мной?

— Ксандер, я...

— Шшш. — он прикладывает указательный палец к моим губам, к горячим и покалывающим из-за него. — Не разрушай это.

Я отталкиваю его руку, осторожно, чтобы не повредить рану, и делаю еще один глубокий вдох, а затем сожалею об этом, потому что все, чем я дышу, это он.

— Ты тот, кто все разрушает.

— Нет, ты. — его глаза наполовину опущены, а лицо такое страдальческое, будто в него стреляют и он не может умереть.

— Я? — повторяю я.

— Если бы ты не отвела меня туда, если бы ты... — он замолкает и качает головой. — Но сейчас это не имеет значения. Позволь мне поцеловать тебя. — он тянется ко мне, но я изо всех сил пытаюсь оттолкнуть его.

Он силен, даже будучи в нетрезвом состоянии.

— Нет. Я не готова платить такую цену.

— Никакой цены. — он улыбается, и на его щеках появляются ямочки.

Эти прекрасные ямочки на щеках.

Мое сердце могло бы на секунду перестать биться.

Он сказал, что я красивая, и он ненавидит меня за это, и для него это то же самое.

Он, так зверски красив, что я проклинаю его за это каждый день.

Я проклинаю его каждый раз, когда вижу красивого мужчину и сравниваю его с Ксандером.

Я проклинаю его каждый раз, когда у меня возникают фантазии, и он всегда в них главный герой.

Я проклинаю его идеальные волосы, глаза океанской глубины и очаровательную улыбку, потому что они никогда не принадлежали мне.

— Я ненавижу тебя, — бормочу я, хотя мои пальцы впиваются в его футболку. — Я так сильно тебя ненавижу.

— Я тоже ненавижу тебя, Грин. — его губы зависают в нескольких сантиметрах от моих.

— Перестань меня так называть.

— Я буду называть тебя так, как мне, блядь, заблагорассудится. Ты моя Грин. — он хватает меня за руку и переворачивает так, что я лежу на кровати, а он нависает надо мной. — А теперь заткнись и позволь мне поцеловать тебя.

Хотя мое тело кричит, чтобы я разрешила ему воплотить мои фантазии в реальность, потому что я знаю, что он это сделает, я не поддаюсь порыву.

Я кладу обе руки ему на грудь.

— Ты испытаешь ко мне отвращение после этого?

— Я никогда не испытываю к тебе отвращения.

— Но..

— Замолчи, Грин.

В его словах нет злобы. Во всяком случае, они игривы, даже забавны, с небрежным появлением ямочек на его щеках.

— В другой раз ты...

— Замолчи блядь, Грин.

— Нет, пока...

Мои слова умирают, когда он хватает меня за затылок и вторгается в мой рот. И я не имею в виду простой поцелуй.

На этот раз он действительно пожирает меня. Словно он голоден, а я ужин.

Словно он на выброшенном береге острова, и я его спасение. Стон вырывается из меня, когда его тело прижимается к моему. Трение его твердой груди о мою грудь и бедра вызывает сильную дрожь. Мои соски напрягаются под одеждой. Меня охватывает дрожь, а руки трясутся, когда я впиваюсь пальцами в его спину — его сильную, скульптурную спину.

Как будто мои руки не верят в, происходящее. Как обычно реагируют люди, когда сбываются их самые сокровенные, самые мрачные фантазии?

Если бы я знала, я бы, наверное, что-нибудь с этим сделала. Но прямо сейчас я просто позволяю себе упасть в него, в свободное падение и все такое.

Жестко и быстро. Без какой-либо посадки в поле зрения.

— Черт, — рычит он рядом с моим ртом. — Почему ты на вкус лучше, чем в других снах?

— Ч-что?

— Ш-ш-ш, не разговаривай. Если ты это сделаешь, я проснусь. — его пальцы вцепляются в подол моей кофточки и стягивают ее через голову.

Моя грудь вздымается, когда его взгляд скользит по моему телу, растяжкам и не очень плоскому животу. Это совсем не похоже на фигуры моделей, к которым он привык. Я презираю сравнение себя с ними, но ничего не могу поделать.

Он моя лучшая фантазия, и больно стать его худшей.

— Раньше ты была красивее. — он проводит рукой по моему животу. — Я ненавижу фальшивую тебя, она не моя Грин.

А потом он целует меня в живот, по каждой растяжке, по каждому изгибу и части меня, на которую мне даже не нравится смотреть.

Его горячие губы оставляют за собой обжигающие следы, похожие на быстро разгорающийся огонь.

— Не меняйся. — поцелуй. — Не притворяйся. — поцелуй. — Будь собой. — поцелуй. — Будь моей прекрасной Грин.

Рыдание вырывается из моего горла с каждым его словом и дыханием на моей коже. Я прикрываю глаза, не желая, чтобы он увидел меня такой.

Какого черта он со мной делает?

— Посмотри на меня.

Приказ в его голосе заставляет меня медленно опустить руки.

Он вновь нависает надо мной, его руки исчезают у меня под спиной, расстёгивая лифчик.

Темно-синие глаза держат меня в заложниках, когда он говорит низким, выворачивающим наизнанку тоном.

— Всегда смотри на меня, а не в сторону, хорошо?

— Хорошо.

— Даже если я ненавижу тебя, и ты ненавидишь меня.

— Хорошо.

— Даже если мы проснемся от этого.

— Хорошо, — мой голос срывается в конце.

Одним рывком он снимает лифчик и позволяет ему упасть в сторону. Мои соски твердеют, превращаясь в крошечные бутоны, но не из-за воздуха. А из-за голодного выражения на его смертельно привлекательном лице.

Он даже не прикасается к ним, но почти, как если бы прикасался.

— Твои сиськи такие упругие и маленькие. — его сильные пальцы обхватывают мою грудь. — Такие идеальные в моей руке. Я знал.

Все еще обхватывая мою грудь, его большой и указательный пальцы хватают мой сосок и тянут. Я кричу, сердце сжимается в горле.

Он делает это снова, на этот раз крутя, а затем сильно щипая. Трение его повязки о мою кожу добавляет еще одно приятное ощущение, которое проносится прямо между ног, пропитывая бедра.

— Знаешь, как сильно я хотел это сделать? Как сильно я хотел тебя вот так и ненавидел себя за это? Как сильно это, блядь, убивало меня?

Пока он продолжает терзать мой сосок, его рот захватывает другой, покусывая.

Моя спина выгибается над кроватью от пытки. Это как будто меня левитируют. Мое тело больше не принадлежит мне, поскольку оно парит в воздухе без какой-либо посадки в обозримом будущем.

Его свободная рука опускается между нами и расстегивает пуговицы на моей джинсовой юбке. Я не думаю, когда нажимаю на нее.

— Прекрати, — рычит он мне в плоть. — Это мое шоу, мои правила.

Черт бы его побрал. Мне даже не разрешено ничего сделать во время моего первого сексуального опыта. Но опять же, почему я удивляюсь, что Ксандер такой властный тип?

Во всяком случае, я могла бы втайне надеяться на это. Возможно, втайне я буду немного более мокрой от его слов.

Он одним безжалостным рывком стягивает с меня юбку и нижнее белье, отталкивается от меня и скользит вниз по телу.

От пустого воздуха моя грудь кажется покинутой, но выражение его глаз, когда он смотрит, как я лежу перед ним, того стоит.

Он тянется за спину и стягивает футболку через голову, обнажая свой рельефный пресс. Дело не в том, чтобы быть подтянутым или мускулистым, а в харизме, которую он добавляет к этому, в определенной беспечности, в том, чтобы быть таким смертоносным и аппетитным.

Ксандер — воплощение мужской красоты — высокий, светловолосый, крепкий, слегка загорелый.

Стоя на коленях в ногах кровати, он смотрит прямо на мою киску, и я инстинктивно сжимаю бедра.

— Не-а. — он качает головой, на его лице неодобрительный взгляд. — Раздвинь их пошире.

— Но я не могу.

— Да, ты можешь и хочешь.

— Но...

— Ты не хочешь?

Я прикусываю нижнюю губу.

— Ответь мне, Грин.

Я могу сделать больше, чем просто ответить ему, когда он так меня называет. Я могу полететь на Луну и высечь свое имя на звездах, как он однажды принес мне звезду, которую я, возможно, все еще прячу.

Это имя означает, что он все еще мой щит в этом мире, а я все еще его.

С этим именем я могу делать все, что угодно.

С этим именем я непобедима.

Медленно я раздвигаю ноги, отворачиваясь от него.

— Что я сказал насчет того, чтобы смотреть на меня?

Я переключаю свое внимание на него, и мое дыхание прерывается. Одобрение в его взгляде вызывает у меня желание замурлыкать, как какого-нибудь котенка.

Он вдыхает воздух.

— Ты промокла для меня насквозь. Я чувствую это.

Боже, он может просто не комментировать. Это поднимает температуру на ступеньку выше, и не думаю, что смогу с этим справиться.

— Твоя киска не должна быть мокрой для меня.

— Что?

— Этого не должно быть, и все же ты мокрая. Ты возбуждена, потому что я приказал тебе, Грин?

Да, я так думаю.

— Не отвечай, — ворчит он. — Не хочу, чтобы это было по-настоящему.

По-настоящему?

Прежде чем я успеваю сформулировать ответ, он хватает меня за лодыжки и перекидывает их через свои широкие плечи, затем ныряет внутрь.

— Привет, грех.

Первое прикосновение его языка к моим складкам похоже на прямое орудие пытки, хорошее, умопомрачительное.

Он повторяет, словно пробует меня на вкус, смакует, запечатлевает в памяти.

Я корчусь на матрасе, руки вцепляются в простыню в смертельной хватке.

— Ты убьешь меня, Грин, и я готов к смерти.

Грохот его голоса в моей самой интимной части заставляет бредить.

Он вводит свой язык внутрь, и я уношусь прочь. Странное ощущение пронизывает меня с пугающей силой. Моя спина выгибается над кроватью от силы стимуляции, и я просто падаю.

Я кончаю так легко, так изящно и без всяких ограничений. Хотя я и раньше доводила себя до оргазма, ни один из них не был таким сильным или разрушительным.

Не думаю, что когда-нибудь буду чувствовать себя так же после этого. Как будто Ксандер проник внутрь меня и щелкнул по кнопке, и теперь пути назад нет.

Теперь, каждый раз, думая о сексе, я буду думать о том, как он боготворил мои шрамы, как целовал мои несовершенства и называл их прекрасными, и как приказал мне раздвинуть ноги, просто чтобы он мог поклоняться мне совершенно по-иному.

Это вызывает слезы на глазах. Мысль о том, что я буду думать о них, пока его здесь нет, превращает меня в эмоциональный беспорядок.

Я в таком беспорядке. Сейчас не время плакать.

— Эй.

Он поднимается, ползя, и делая то, что я никогда не думала, что Ксандер когда-нибудь сделает снова.

Он обнимает меня, его рука лежит на моей пояснице, в то время как наши тела сливаются воедино.

Его большой палец проводит по моей коже, вытирая слезы.

— Ты не должна плакать.

— И ты не должен быть лучше, чем фантазия.

— Так и есть, да? — он показывает мне свои ямочки на щеках.

— Не будь таким высокомерным.

— Высокомерие мое второе имя, Грин. Ты забыла?

— Как я могла?

Я возвращаю ему улыбку, все еще не в силах поверить в то, что он вновь называет меня Грин. Что он обнимает меня, вытирает мои слезы.

Если это сон, пожалуйста, закончись сейчас. Не мучай больше.

В ответ на мою молитву Ксандер трется своим носом о мой, совсем, как в детстве.

— Может, мне следует сгореть.

— Сгореть?

— Да. — его глаза закрываются. — Потому что ты стоишь того, чтобы за тебя сгорели.

И с этим его дыхание выравнивается. Я кладу голову ему на плечо и изо всех сил сопротивляюсь сну.

Я просто собираюсь наблюдать за ним всю ночь.

Может, тогда сон не закончится.

Может, тогда мы окажемся в ловушке этого момента вечного блаженства, где нет ни тумана, ни внешнего мира.

Или это то, что я планирую.

Но в ту секунду, когда он рассеянно гладит меня по волосам, я проваливаюсь в самый глубокий сон, который у меня был за последние годы.