Глава 3

Ксандер


В одиночестве есть определенная компания.

Да, звучит безумно, и да, я все еще придерживаюсь этому. Это может быть из-за кофе, э-э... кофе с водкой, который я только что выпил, но кого волнует?

Не в пустом уж доме.

Людям внутри него мой отец платит только за то, чтобы они держали рот на замке. Он заставляет их подписывать соглашения о неразглашении, которые стоили бы им жизни и трем поколениям их семей, проданных на черном рынке.

Люди держат рот на замке, когда их набивают банкнотами королевы.

По крайней мере, те, кем окружает себя мой отец.

Наш повар и глазом не моргнул, когда я сварил кофе и налил спиртного вместо воды. Он просто кивнул и ушёл по своим делам.

Я стою у огромного французского окна, потягиваю кофе и засовываю руку в карман. Знаете, как хороший мальчик из высшего среднего класса с приличными оценками, популярностью за плечами и довольно замечательной жизнью.

Все разложено передо мной для взятия — огромный сад, немецкие машины в гараже, высокие должности.

Все это передо мной.

И все же нет.

Нормально ли брать то, что тебе нужно, когда у тебя нет того, чего хочешь ты?

Ответ на это: да, с точки зрения логики, но я постепенно теряю ее из-за водки.

И да, я действительно отвечаю на свои собственные гипотетические вопросы. Философское дерьмо Коула начинает действовать на меня.

— Что ты здесь делаешь? Разве у тебя не тренировка?

Я медленно закрываю глаза, глубоко вдыхая, прежде чем повернуться лицом к единственной семье, которая у меня осталась.

К той, которую я хотел бы видеть исчезнувшей вместо мамы двенадцать лет назад.

Мой отец стоит посреди гостиной, которая заполнена картинами эпохи возрождения и странным искусством, за которое он платит сотни тысяч на аукционах.

Льюис Найт влиятельный человек в этой стране, один из лучших министров, который не только регулирует экономику, но и контролирует ее. Он — подождите — государственный секретарь по делам бизнеса, энергетики и промышленной стратегии. Фу, знаю, это длинное название, но оно соответствует его «обязанностям», как он их называет.

Ну, знаете, как типичный политик.

Ему за сорок, среднего телосложения, с густыми темными волосами, которые он укладывает так, словно у него ежедневные свидания с самой королевой. Костюм-тройка льстит его фигуре и придает ему величие, которое все хвалят в средствах массовой информации.

Он один из самых популярных, и он мой отец. Предупреждение о спойлере, вот почему я тоже получаю популярность. Это дерьмо генетическое.

Он также дружит с «ИТ», первой линией консервативной партии, которая ведет какую-то внутреннюю войну, подавляя предстоящие выборы, чтобы вновь править страной. После более чем десяти лет последовательных побед, скажем так, это наскучило.

Постоянная хмурая гримаса ложится между его густыми бровями, пока он оглядывает меня с ног до головы, будто возражает против моих джинсов и футболки. Я всегда должен выглядеть презентабельно, даже дома. Никогда не знаешь, когда репортеры наведаются к нам.

Сколько я себя помню, у папы всегда было такое выражение лица, когда его взгляд падал на меня; своего рода постоянное неодобрение. Он никогда не одобрял меня или мое существование.

В глубине души он хотел бы, чтобы мама забрала меня с собой в тот день. Мы оба проделываем фантастическую работу, игнорируя эту реальность.

Если бы мы могли повернуть время вспять, он бы втолкнул меня в ее машину, или я бы прокрался и спрятался в ее багажнике.

— Ну? — настаивает он. — Тренировка.

— Не сегодня.

— В чем дело?

— Нам нужно набраться сил перед следующей игрой.

Он слегка прищуривает глаза, затем меняет выражение лица. В этом он прагматичен, и подозрителен по натуре. Возможно, именно поэтому он успешный политик. Не сомневаюсь, что он позвонит в школу и убедится, что мои слова точны.

Его игра в отцовство это просто игра. Ему нравится контролировать ситуацию и думать, что я у него под каблуком, куда он может надавить в любое время.

— Мне нужно, чтобы ты вел себя, как можно лучше, Ксандер. Я не должен напоминать тебе, что...

— Приближаются выборы. — я обрываю его и делаю глоток своего алкоголя — я имею в виду, кофе.

— Да. — он приближается ко мне, но не слишком близко, чтобы почувствовать мой запах.

Я не знал, что он будет здесь так рано, иначе бы не пил перед ним. Он держит меня на поводке без причины — он бы запер меня в клетке, если бы узнал о моих предпочтениях в кофе.

— Если ты помнишь об этом, действуй соответственно, мальчик.

— Я не мальчик. — я скрежещу своими зубами.

— Тогда перестань вести себя, как ребенок. Помни, что цель футбольных матчей и Королевской Элиты состоит только в создании имиджа. Не теряйся в этом.

Конечно, даже то, что мне нравится, играть в футбол, это только средство для достижения цели для дорогого старого папы.

— Мне не нужно напоминать тебе о последствиях, не так ли? — он с вызовом поднимает брови.

— Я в курсе. Гарварда не будет.

Меня так и подмывает залпом выпить весь кофе, но это выдаст его содержимое, поэтому я просто делаю глоток — длинный.

Не то чтобы я так уж сильно увлекаюсь Гарвардом, но он находится в Соединенных Штатах, и это позволит мне долгие годы держаться подальше от дерьмовой дыры пустого дома и другого дома через дорогу.

Я должен выбраться отсюда любой ценой. Мои оценки не настолько хороши для стипендии, поэтому я нуждаюсь в деньгах, которые может предоставить только дорогой папочка. Как только я встану на ноги, я брошу это прямо ему в лицо.

— Верно. Не забывай об этом. — он поправляет галстук, глядя на меня свысока, хотя мы примерно одного роста.

Этот снисходительный взгляд, полная холодность, абсолютное пренебрежение к человеческим эмоциям в этих карих глазах причина, по которой моя мать ушла.

И причина, по которой я с тех пор так и не помирился с этим человеком.

Причина, по которой мы чужие, живущие под одной крышей.

Льюис Найт, может быть, и спаситель нации, но он мой злейший враг.



Как только папа уезжает, маленькие ножки бегут по полу, и на моих губах появляется автоматическая улыбка. Я убираю алкоголь — и да, я перестал называть это кофе — и жую мятную жвачку.

У меня всегда при себе пачка. Коул начинает что-то подозревать и скоро позвонит мне по поводу моего дерьма и заставит тренера «поговорить» со мной, но, надеюсь, к тому времени меня здесь уже не будет.

— Ксаааан!

Маленькое тельце прижимается к моим ногам в крепком объятии. Его лицо прячется в моих джинсах, утыкаясь в них носом.

— Привет, маленький человек.

Он отталкивается от меня, надув губы и указывая большим пальцем на себя.

— Я не маленький человек.

— Верно. — я присаживаюсь на корточки перед Кирианом, вытирая шоколадное пятно с его носа. — Ты Супермен.

— Ага. Правильно.

— Дай мне кулак.

Я ставлю свой перед его, и он дует в него.

Всегда удивительно иметь рядом этого маленького человечка, даже если его присутствие постоянно возвращает меня к нежелательным мыслям.

— Можно мне пирожных, Ксан? — он смотрит на меня щенячьими глазами.

Я тру указательным пальцем о большой палец, где еще осталось немного шоколада.

— Хочешь сказать, что ты их не ел?

— Нет?

— Что я говорил о лжи?

— Это белая ложь. Кимми говорит, что иногда это нормально. Взрослые делают это все время.

— Ну, твоя сестра ошибается. Врать плохо, не делай этого.

— Хорошо, я съел чуть-чуть, когда Мари пекла, но совсем немного, обещаю. Можно мне пирожных, пожалуйста? Пожалуйста?

Я беру его руку в свою.

— Хорошо.

— Да!

Я помогаю ему взобраться на стул, его короткие ноги болтаются от предвкушения.

— Где твой плащ, Супермен?

— Кимми забрала его стираться.

Я отрезаю кусочек пирожного и кладу его на тарелку. Глаза Кира расширяются от волнения, когда он наблюдает за каждым моим движением.

Ни папа, ни я не едим пирожные, но я всегда прошу повара приготовить для этого маленького парня.

В тот момент, когда я ставлю перед ним тарелку, он мгновенно начинает кушать. Независимо от того, сколько ему, у Кира нет силы воли, когда дело доходит до пирожных.

— Где она сейчас?

Я сожалею об этом вопросе, как только задаю его. Если бы это был кто-то другой, кроме Кира, это была бы гребаная катастрофа.

В течение долгого времени я полностью контролировал вопросы, которые должен задавать, и те, которые не должен. Мне всегда нужно сохранять тот образ, который я совершенствовал годами.

Возможно, это из-за количества алкоголя, которое я пил в последнее время.

Или от того, как она действует мне на нервы со вчерашнего дня; то, как она отвечала, то, как она улыбалась Ронану, будто он ее гребаный мир.

Кимберли Рид камень в моем ботинке. Не вредный, но чертовски раздражающий.

— В школе, — говорит Кир с полным ртом пирожных.

Она не должна быть в гребаной школе. У нее нет занятий, о которых можно было бы говорить, и у нас нет тренировки, поэтому она не могла остаться на матч.

Если не..

Я достаю свой телефон и проверяю сообщения.

Несколько из моего группового чата с тремя моими друзьями-ублюдками.

Ронан: По шкале от одного до десяти, как думаете, скольких девушек я смогу трахнуть, прежде чем мой отец заставит меня жениться, как шлюху на продажу?

Эйден: Зависит от того, имеют ли они в виду секс или нет.

Ронан: Отвали, Кинг.

Ронан: Кто-нибудь еще?

Коул: Сто.

Ронан: Теперь мы можем поговорить.

Коул: Но ты не запомнишь ни одну из них.

Ронан: Лааааадно! Я просто соглашусь с одной.

Он прикрепляет селфи с Кимберли рядом с собой. Он кладет руку ей на плечо, как и вчера, но на этот раз его губы касаются ее щеки, когда она смеется в камеру.

Ее глаза слегка закрыты, оставляя только щелочку из тех зеленых радужков, которые, как мне хочется думать, выглядят как сопли, но на самом деле являются самыми завораживающими зелеными, которые я когда-либо видел.

Пряди ее волос развеваются, отчего прилипают к маленькому носику и полным щекам. Ее зубы обнажаются от смеха. Хотел бы я, чтобы это было вынужденно или напоказ, как она делает на выставках своей матери.

Я знаю фальшивые улыбки Кимберли. Я их выучил. Они выгравированы в темном уголке моего сердца, на том, на котором написано ее имя.

Эта улыбка не одна из ее фальшивых. Она искренне счастлива, наслаждаясь тем, что выглядит как обычная персона. Только Ронан мог сделать селфи в продуктовом магазине, как какой-нибудь гребаный простолюдин.

От него приходит еще одно сообщение.

Ронан: У меня новый вызов. Я трахну только одну девушку, а потом, может быть, мой отец выдаст ее за меня. Отец Кимми тоже большая шишка. Граф Эдрик одобрил бы это.

Я печатаю, прежде чем осознаю, что делаю.

Ксандер: Я собираюсь, блядь, убить тебя, Рон.

Я удаляю, прежде чем моя импульсивная сторона заставит меня нажать «Отправить».

К черту его и то, как он меня дразнит. Это не работает и никогда не сработает.

Коул: И она может воплотить твою фантазию о девушках в кроличьих костюмах, выпрыгивающих из торта в реальность.

Ронан: Черт, да, я отвел ее в тот отдел, и она не переставала улыбаться. В следующий раз я попрошу ее примерить их.

Эйден: Когда Рид навещала Эльзу на прошлой неделе, она надела эти кроличьих ушки.

Дайте мне, блядь, передохнуть. Даже Эйден замешан в этом дерьме? Разве ему не должно быть все равно, как обычно?

Я заставляю экран потемнеть, чтобы не написать чего-нибудь такого, о чем, скорее всего, пожалею. Они видят, что я прочитал сообщения, но, в общем, к черту их.

К черту их всех.

— Твоя сестра не в школе, — говорю я Киру с улыбкой.

Если она думает, что может играть без чувства вины за то, что бросила брата, значит, ее ожидает другое.

Он перестает жевать, глядя на меня сквозь ресницы.

— Но она сказала, что у неё занятия. Вот почему Пол забрал меня. — его нижняя губа дрожит. — Я не люблю, когда наш водитель забирает меня. Других детей забирают их родители.

Ну черт.

Я мог бы хотеть, чтобы она страдала, но не за счет Кириана.

Кроме того, его случай так близок. Я часто ездил с Эйденом и Коулом, когда мы были детьми. Ни один из наших родителей не заботился и не приезжал за нами лично, за исключением, может, матери Коула.

— Разве я не говорил тебе звонить мне, когда некому тебя забрать?

Я режу еще один кусочек пирожного и кладу его перед ним.

Он приподнимает плечо.

— Кимми говорит, что я не должен тебя беспокоить.

— У нас братский кодекс, помнишь? В следующий раз позвони мне.

Его глаза загораются, когда он, наконец, доходит до шоколада.

— Ты действительно приедешь?

— Всегда.

— Что значит «всегда?

— Это значит, что я буду рядом до скончания времен, когда ты будешь нуждаться во мне.

Даже если я уеду и никогда больше сюда не вернусь, Кириан всегда будет со мной. Часть, от которой я никогда не попытаюсь избавиться, как от всего остального.

Он кладёт кусок пирожного на тарелку и смотрит на него, склонив голову.

— Кимми тоже так говорила, а потом...

— Что потом?

Он качает головой, его подбородок дрожит.

— Я не должен был говорить.

Я наклоняюсь, пока его руку от моей не отделяет совсем небольшое пространство.

— Что случилось, Кир? Ты можешь мне сказать. Как гласит наш братский кодекс, ты можешь рассказать мне все, что угодно.

Он поднимает глаза, прежде чем снова сосредоточиться на пирожных на тарелке.

— Она пообещала, что это не повторится.

— Не повторится что?

Его нижняя губа вновь дрожит. Подсказка, что он вот-вот заплачет. Она тоже так делала, когда мы были детьми. Это всегда случалось до того, как она начинала плакать.

Кириан живой ребенок и не плачет, так что тот факт, что он борется с этим прямо сейчас, должен означать, что-то серьезное. Это из-за их родителей, или чего-то определённого?

— Сэр.

Наш дворецкий Ахмед, в своей элегантности, стоит в дверях. Это невысокий мужчина с оливковой кожей и светло-карими глазами. На его лбу образовалась темная складка из-за молитвы, совершаемой пять раз в день. Даже я знаю, что лучше не беспокоить его во время молитвы. Ох, и в Курбан-Байрам — мусульманские праздники — он готовит нам лучшие шашлыки от своей семьи.

Но не эта причина, по которой он единственное терпимое присутствие в нашем штате. Это потому, что он практически вырастил меня, когда ни один из моих родителей не нашел на это времени.

— Мисс Рид здесь за своим братом, — говорит он с легким ближневосточным акцентом.

Блядь.

То есть как раз вовремя, будто она чувствовала, что он собирается выложить ей все.

Глаза Кириана расширяются, когда он запихивает остатки пирожного в рот, а затем спрыгивает со стула.

Я вытираю ему щеку, и он ухмыляется, выбегая на улицу. Но сначала он останавливается и смотрит на меня, приложив палец ко рту. Я делаю молниеносное движение, повторяя за ним.

Он находился на грани, чтобы кое-что раскрыть, и уверен, что в следующий раз, с помощью правильной взятки в виде пирожных, он расскажет мне. Не потому, что он красноречив, а потому, что случившееся расстроило его настолько, что он перестал есть свою любимую еду в мире.

— Разве я не говорила тебе не приходить сюда? — ее строгий голос доносится от входа, когда Ахмед сопровождает Кира к ней.

— Но я хочу играть с Ксаном.

— Почему ты должен играть с ним? — она берет его за руку. — Разве меня недостаточно?

— Конечно, недостаточно.

Я прислоняюсь к дверному косяку, скрещиваю руки на груди и ноги в лодыжках.

Покрасневшее лицо Кимберли становится пунцовым в свете позднего полудня. Заходящее солнце отражается в ее зеленых прядях, делая их непокорными. С начала этого года все в ней пошло не в том обычном направлении. Юбка ее формы выше колен, почти до середины бедер. Пиджак слишком тесный, и я удивлен, что она может в нем дышать.

К черту это, и ее духовное путешествие, и путешествие по снижению веса, и все эти ненормальные путешествия, которые она совершила.

Она начинает казаться такой же фальшивой, как образ, который Сильвер поддерживала в течение многих лет.

— Пойдем, Кир.

Она ведет своего брата перед собой, быстро обрывая зрительный контакт со мной.

— Иди без нее, Супермен. — я улыбаюсь ему, показывая свои самые очаровательные ямочки на щеках. — Мне нужно поговорить с твоей сестрой.

— Хорошо!

Он не останавливается, прежде чем побежать в сторону их дома, вероятно, готовый украсть еще шоколадные пирожные у Мариан.

— Мне не о чем с тобой говорить. — она начинает следовать за своим братом.

— Если ты хочешь быть достаточной для него, может, тебе стоит перестать распутничать, как дешевая маленькая шлюха.

Она с визгом останавливается и разворачивается так быстро, что я удивляюсь, как она не падает лицом вниз с такой силой.

Ее щеки краснеют, когда она смотрит на меня, раздувая ноздри. Прежняя Кимберли повернулась бы, вошла в свой дом, ударила кулаком по подушке, а затем посмотрела бы одну из корейских мыльных опер, проклиная мое имя.

На этот раз, однако, она бросается ко мне, пока ее грудь почти не задевает мои скрещенные руки, и указывает на меня пальцем.

— Кем, черт возьми, ты себя возомнил, чтобы так со мной разговаривать?

— Мы действительно идем по этой дороге?

Ее палец, который был направлен на меня, падает. Темно-зеленые глаза расширяются, пока почти не поглощают ее лицо.

Нет, она не красавица. Она чертовски отвратительна.

О. Т. В. Р. А. Т. И. Т. Е. Л. Ь. Н. А.

Произноси это по буквам, пока не выучишь наизусть, гребаная задница.

Спасибо за совет, мозг.

— Пока ты ходила не пойми, где, Кириан находился на грани слез, потому что водитель забрал его из школы. Перестань говорить ему, чтобы он мне не звонил, или тебе не понравится моя реакция.

Ладно, Кириан не находился на грани слез из-за того, что она не забрала его, но он был на грани слез из-за нее, так что это считается.

— Он мой брат.

Она стоит на своем.

— А я говорю тебе, что ты не очень хорошо справляешься с тем, чтобы быть его сестрой, учитывая твои распутные привычки и все такое.

— Ох, да неужели? — она складывает руки на груди, подражая моей позе. — Значит, я должна оставить его с тобой, чтобы он научился твоим мужским похотям?

— Осторожно. Твоя ревность поднимает голову.

— Пошел ты в задницу.

— Это то, что ты хочешь увидеть? Как я трахаюсь с кем-то? Как я засовываю член в рот, киску или задницу другой девушки, пока ты прикусываешь язык, потому что это никогда не будешь ты?

Ее нижняя губа дрожит, но она сжимает ее и говорит спокойным голосом:

— Ты последний человек, которого я когда-либо захотела бы.

Затем поворачивается и шагает к своему дому, юбка задирается на бедрах при каждом резком движении.

Я должен развернуться и перестать смотреть на нее.

Ей лучше сдержать свое слово и никогда не хотеть меня.

Льюис Найт может быть моим злейшим врагом, но Кимберли Рид человек, которого я ненавижу больше всего на этой планете.



Загрузка...