Чертов менталист

Глава 12

— Валерьян Николаевич? Идите за мной, я покажу ваш кабинет, — предупредительный администратор демонстрировал аккуратное дружелюбие, которого не испытывал ко мне ни в малейшей степени.

Я не собирался лезть ему в голову, но он так яростно фонил эмоциями, что не считать их было попросту невозможно. Я не знаю, что там у мужика произошло: с женой поругался или встал не с той ноги, но окружающий мир он сейчас откровенно ненавидел, хоть и старательно делал вид, что всё в полном порядке.

На место встречи я решил прибыть заранее, чтобы иметь возможность осмотреться и послушать. По-особенному послушать, разумеется. И что же? Буквально через три — четыре минуты, когда мне едва успели принести и откупорить бутылку минеральной газированной воды, я с тихой обреченностью понял: нас будут пасти менталисты. Видать, кто-то из конторы Карпа Матвеевича за мной продолжает бдить. Что ж, я тоже не пальцем деланый, у меня на этот счет припасен блокнот.

А еще у меня есть Филин, которого я немедленно отправил выяснять, кого это такого внимательного занесло в маленький провинциальный Свидожск в ресторан с рейтингом чуть ниже четверки. И еще очень хотелось знать, откуда случилась протечка. Мы с мачехой, вроде бы, на заборе объявление о своей встрече не писали, никому постороннему о том не рассказывали. Так откуда бы здесь появляться наблюдателю? Меня отследили напрямую? Получили в имперской канцелярии разрешение на полную перлюстрацию моей частной переписки в сетях? Или покойный папаша мог оставить какой-то хитрый сюрприз, и особый отдел решил на всякий случай подстраховаться? Ох, не нравится мне всё это.

Когда Филин дал понять, что у него есть, что мне показать, я громко чихнул. Так, теперь набрасываем защиту от чтения мыслей чужаками и быстро выясняем, кто пожаловал по мою душу. Ага, как я и думал: один из тех двух сотрудников, что были в команде Давыдова. Ожидаемо. Эх, не сообразил я вчера Филина отправить, когда почувствовал, что кто-то мне на мозги приседать пытается. Ну да что уж там. Атмосфера в морге и без того была нервная, так что немудрено, что я слегка косякнул.

Быстро сбросив защиту, я тут же нарочито громко подумал о том, сколько же мне придется ждать мачеху. Теперь если топтуна-менталиста спросят, что происходило, он ответит, что я чихнул, от неожиданности его настройки поплыли, но буквально через десять секунд он уже все восстановил, как было. А может и вовсе промолчит про сбой, не желая признаваться в том, что оставил подопечного без внимания на те самые грешные десять — двенадцать секунд. Меня устроит любой вариант.

Глафира явилась не одна, а с Емельяном и Прохором. Я привстал и потрепал брата по золотистым кудрями, кивнул старому слуге, после чего деликатно приобнял мачеху, одетую в черное платье с глухим воротником. Прежде чем она успела что-либо сказать, я скосил глаза на листок, который заранее положил на стол и для надежности тихо постучал по нему пальцем. Глафира сначала вопросительно посмотрела на меня, затем перевела взгляд на столешницу. Слава Всесоздателю, проделала все это молча.

На листке я написал:

«Никаких действительно важных обсуждений за этим столом. Заказываем немного еды, можем коротко поговорить о трагедии. Затем ты захочешь посмотреть, как я обустроился на новом месте, и мы едем в усадьбу моего деда. Там и пообщаемся. Здесь слишком много чужих ушей».

— Даже так? — тихо и настороженно спросила Глафира.

Я кивнул в ответ.

Мачеха не подвела, сделав все, как требовалось. Но судя по количеству еды, довольно скромному, если судить по прошлым нашим семейным походам в ресторан, ей действительно в первую очередь требовался разговор со мной, а не всё… вот это. Поэтому мы рассиживаться не стали, убедились, что Емельян наелся и пришел в благодушное состояние, после чего разыграли нашу маленькую мизансцену и отбыли на машине Изюмовых. За руль села сама Глафира, не доверяя это занятие Прохору. Впрочем, возможно, это и правильно. Наш преданный слуга был действительно уже очень стар для того, чтобы по-прежнему оставаться хорошим водителем.

Семеныч даже не вышел, чтобы нас встретить. Впрочем, я счел нужным заранее предупредить его, что за гости прибыли к нам на сей раз. Василькову я тоже нигде не заметил, за что отдельно поблагодарил деда.

«Свои люди, сочтемся», — был мне ответ.

Мы заняли ту самую малую гостиную, где недавно принимали представителей особого отдела по контролю за использованием магических способностей. Прохор подхватил Емельяна и отправился с ним играть в противоположный конец комнаты, в то время как мы с Глафирой оккупировали дальний край стола.

— Вот теперь можешь говорить, не опасаясь прослушки, — кивнул ей я.

— Ты не перебарщиваешь? Кому мы вообще интересны? — фыркнула мачеха.

— Насчет вас не знаю, а вот мною заинтересовались особисты. Пока аккуратно и деликатно, но сама понимаешь, за жабры могут взять в любой момент, было бы желание.

— Странно это всё, но да ладно, — вздохнула Глафира. — Я вот о чем хотела поговорить. Помнишь любимую поговорку твоего отца?

— Опаснее живого некроманта только мертвый некромант?

— Именно! И теперь я ужасно боюсь за Емельяна. Да и тебе стоило бы поостеречься.

— Ты о чем? — нахмурился я.

— Николай не любил обсуждать со мной эту тему. Но порой проговаривался. А я… умею запоминать действительно важные вещи. Не знаю, где нынче обретается дух моего покойного мужа, но он непременно попытается занять чье-то тело. Либо твое, либо, что скорее всего, Емельяна.

— С чего ты это взяла? — опешил я.

— Говорю же: ничего конкретного, но там оговорка, здесь недомолвка… Николай, похоже, нашел способ переселять души из тела в тело. И… вот здесь, возможно, я что-то не до конца поняла, но он считал, что первым его опытом на этом поприще стал ты. Правда, не слишком удачным. Сам понимаешь: меня в тот момент рядом с вами не было, но неужели это действительно так?

Тут и сел старик. Получается, моё появление здесь — и впрямь дело шаловливых рук князя Изюмова? Но зачем ему это было надо? Или он понял, что своим бесчеловечным экспериментом убил дух малыша Валерьяна, а поскольку тело еще было вполне жизнеспособно, решил закинуть в него первую попавшуюся душу, лишь бы только его не считали убийцей собственного ребенка? Так знал ли он, что я — уже не его сын, а некто другой? Или всё же не смог с полной определенностью ответить себе на этот вопрос, поэтому просто держал меня под неусыпным контролем в надежде разгадать этот ребус?

Лихо. И мне надо это отдельно обдумать.

Вот только Глафира ждет ответа прямо сейчас.

— Мне нечего сказать тебе по этому поводу. — Я твердо посмотрел ей прямо в глаза. — Я впервые слышу от тебя о том, что отец умел проворачивать подобные вещи. И кстати: почему ты считаешь, что он непременно попытается занять тело кого-то из сыновей?

— В вас обоих течет его кровь, а это, как я поняла, серьезно облегчает процесс внедрения и вытеснения исходной души. Ты выгоден ему с той точки зрения, что уже вырос и способен действовать. Емельян — тем, что он официально Изюмов и потенциально может стать очень сильным некромантом: по крайней мере, так сказали приглашенные специалисты, когда проводили предварительное тестирование.

— Тогда спешу тебя успокоить, по крайней мере на свой счет. Ты же помнишь, согласно какому закону я вернул себе фамилию матери? А там есть одно интересное примечание, позволяющее отыграть все обратно, условно говоря, за примирением сторон.

— Значит, ты… хочешь вновь стать Изюмовым и возглавить род? — поникли плечи Глафиры. — Впрочем, это твое законное право, — признала она. — Емельян еще очень долгое время будет неспособен к активным действиям, равно как и я.

— В том-то и дело, что нет, — я грустно усмехнулся. — Меня как раз более чем устраивает моя бытность графом Птолеемевым. Но если, предполагая самое худшее, в меня попытался бы вселиться отец, он бы непременно захотел вернуть себе причастность к семье Изюмовых.

— Ох, Всесоздатель, какой же я была дурой! — услышав это, внезапно всхлипнула Глафира. — Николай ведь несколько раз спрашивал меня, что я почувствовала, если бы рядом со мной в кровати оказался мой пасынок. Я делала вид, что это какая-то не слишком смешная шутка и переводила разговор на другое. А он, оказывается, уже примерялся издали к тому, чтобы занять твое тело, а затем… вновь оказаться со мной!

Ничего себе признание! Похоже, мне следует поставить себе тройку с минусом за изучение личности папаши. Я-то больше по верхам шарился, а вот вглубь него заглянуть то ли ленился, то ли стеснялся. Вот и закономерный итог: пропустил под собственным носом появление законченного монстра, который, оказывается, уже строил планы на мое тело.

— Могу тебя заверить, фокус с вытеснением моей души у него не пройдет, чего бы он там себе раньше на этот счет не фантазировал, — твердо ответил я мачехе.

— А Емельяша? Я… я безумно боюсь, вдруг Николай уже… уже в нем?

Я выдохнул. Вдохнул. Нет, без клятв здесь не обойтись, как ни крути. Ситуативно мы сейчас союзники, но кто его знает, как обернутся дела дальше. Не настолько я доверяю Глафире, несмотря на всю её относительную разумность. Вернее, даже не так: вот именно поэтому до конца и не доверяю. Благополучие сына для нее всегда будет на первом месте, а союзником она может и пожертвовать, если сложится соответствующая ситуация.

— Поклянись, что ты никому не расскажешь о том, что я проверял твоего сына на наличие чужого разума в его теле.

— Ты всё-таки… — понятливо протянула мачеха и тут же оборвала свою речь.

Я лишь коротко кивнул в ответ.

— Мне подозвать его? — тихо осведомилась она.

— Не надо. Пусть продолжает играть с Прохором. Тут небольшое расстояние, оно для меня ничего не значит. Просто давай немного посидим и помолчим, будто бы что-то обдумываем.

Я потянулся к сфере Емельяна, за которой скрывался его дух. Так, видимых нарушений нет, никаких следов вмешательства тоже не замечено. А что у нас внутри?

Прохор обещал по возвращении угостить пирожком с капустой. А пока надо не шуметь, иначе мама расстроится. А еще мы снова будем кататься в машине. Хочу на переднее сиденье! Вот папа меня там возил! А куда он уехал? Он ведь скоро вернется, да? И почему мы живем теперь не там, где раньше?..

Мысли младенца были прозрачнее стекла. Я, будучи старым параноиком, отдельно проверил узлы его недавних воспоминаний на предмет какой бы то ни было коррекции. Но нет. Либо против меня играл Сверх-Супер-Мега-Менталист, чьего влияния я со своей колокольни заметить не мог, либо, следуя принципу Бритвы Оккама, никакого вмешательства пока что не было.

— Всё чисто, — заверил я Глафиру, и она аж обмякла, будто из нее выкачали воздух.

— Что мне делать, чтобы Емельян остался Емельяном? Не пойми меня неправильно: я любила твоего отца. Но я не позволю ему изуродовать личность нашего сына и выкинуть ее на помойку! Пусть он совсем малыш и ничего еще не достиг, но он имеет право на свою собственную жизнь! Он слишком ценен сам по себе, чтобы стать всего лишь сосудом для другого человека!

— Тихо, — я положил ладонь поверх тонкой руки мачехи. — Конкретно здесь и сейчас твой сын с тобой, целый и невредимый. А что до дальнейшего… не уверен, что ты прислушаешься к моему совету, но факт остается фактом: некроманты крайне не дружат со служителями Всесоздателя. Если ты отправишься с сыном на богомолье, в сложившейся ситуации это никого не удивит. Ужасное горе, страшная трагедия, бла-бла-бла, бедной женщине надо прийти в себя, а Всесоздатель в своей милости ей в том поможет. Дело в том, что на святой земле отцу будет в десятки раз сложнее, если не сказать совершенно невозможно дотянуться до моего брата. Там есть определенные нюансы, о которых долго рассказывать, просто поверь, что это именно так. Вам надо переждать под защитой высших сил от силы месяц — другой. У тебя наверняка есть юрист, вот отдай ему распоряжения по имуществу: скажи, как ты распорядишься сгоревшим поместьем и прочими активами. А сама ходу, ходу до святых мест. И чем скорее ты там с сыном окажешься, тем лучше.

— Хочешь сказать, ты действительно не желаешь вернуть себе фамилию Изюмова? — прищурилась Глафира. — А то вон как всё удобно для тебя складывается. Я отбываю на богомолье, ты тем временем бегом мчишься восстанавливать княжеский титул, чтобы стать главой семьи. Или я не права?

— У меня есть несколько причин для сохранения статуса кво. Не о всех я могу тебе поведать, но… в громком титуле я заинтересован мало. В том, чтобы считаться прямым и чуть ли не единственным наследником погибшего некроманта — и того меньше. Пусть Емельян по праву остается будущим главой рода, мне это только на руку. Если хочешь, могу тебе поклясться в том, что не имею притязаний на возвращение в свою бывшую семью.

— Хочу, — не стала возражать мачеха.

Я принес клятву. И Глафира вновь не удержалась от облегченного вздоха. Что ж, ее тоже можно понять.

— Кстати, — спросил я. — А когда Емельяна проверяли, то сказали, что у него прямо вот предрасположенность, а то и талант к некромантии, или он просто потенциально сильный маг, но в какой именно стихии, пока неизвестно?

— Второе, — призналась мачеха.

— И ты действительно хочешь сделать из парня некроманта?

— Я хочу, чтобы он был жив и здоров. Некромантом его видел твой отец.

— Кем он в теории может оказаться? Кто у вас еще в роду был?

— Вода, — пожала плечами Глафира. — Чуть с меньшей вероятностью геомант.

— Земля, значит, — понятливо кивнул я. — Не самые плохие варианты. Человеческая память не настолько уж надежна, как о ней принято считать. Еще лет через двадцать фамилия Изюмовых перестанет ассоциироваться с некромантами. В твоих силах придать твоей семье новое направление, более уважаемое в обществе и менее раздражающее окружающих. Подумай об этом.

— Это точно, — вздохнула мачеха. — Некроманты бесят всех. Кстати, ты проводишь нас на богомолье?

— Хочешь прямо отсюда отправиться?

— Да, — кивнула она. — А какой смысл ждать? Сын у меня один и я не собираюсь им рисковать. Чем скорее мы окажемся на святой земле, тем лучше.

— Да не вопрос, — подумав секунд пять, ответил я. — Но у меня, пожалуй, будет к тебе встречная просьба.

— И какая же? — прищурилась Глафира.

— Забери с собой туда одну девушку. Можешь выдать ее за свою служанку или компаньонку, как угодно, тут тебе решать.

— Тебе удалось меня удивить. Да что там, поразить! И кто же она такая?

— Баронесса Мария Василькова.

— Знакомое имя… подожди, уж не та ли девушка, которую Николай видел твоей будущей женой? — изумилась мачеха.

— Именно, — кивнул я. — Не спрашивай, как она очутилась здесь. Если хочешь, потом можешь расспросить ее лично. Наша с ней свадьба по понятным причинам отменяется, но девушке кровь из носу требуется переждать в укромном месте, пока она не станет совершеннолетней, получит паспорт-жетон, найдет себе зубастого юриста и избавится наконец-то от навязанного ей опекуна-вора.

— Пожалуй, — с интересом протянула Глафира, — это можно устроить. Заодно и мне будет не так скучно на… богомолье.

— Ты очень меня выручишь, — с признательностью кивнул я и отправился сообщать Васильковой, что ее в самое ближайшее время ждет небольшое путешествие.

— Значит, говоришь, обменялись соболезнованиями, перекусили, после чего Глафира Анатольевна выразила желание посетить усадьбу, где обретается Валерьян Николаевич.

— Всё так, — отрапортовал похожий на жучка-древоточца мужчина с тонкими усиками.

— А вчера Валерьян пребывал в полном смятении, присутствуя на процедуре опознания жертв пожара и лишь за малым не лишился чувств?

Усатый кивнул и вытянулся, на что Давыдов лишь раздраженно поморщился.

— Сам-то что об этом думаешь?

— Не менталист он даже на ноготок. Я отдельно следил: вдруг как на мачеху свою какое воздействие окажет, но нет.

— А зачем бы ему это нужно было? Он нынче и так парень богатый.

— Так это… денег много не бывает же. А так бы надавил на нее, а там, глядишь, она бы ему что и выделила по-родственному.

— Знаешь, почему, Геннадий, ты никогда не дослужишься до моей должности? — с легким раздражением произнес Карп Матвеевич. — Потому что всех судишь по себе. А уровень у тебя, прямо скажем, невелик. Круг интересов не широк. Отсюда и мерка для всех остальных вот такая, — указал он рукой на высоту чуть выше колена. — Тот же Валерьян играет вот здесь, — махнул он возле плеча. — Но я его вижу насквозь, потому что сам нахожусь вот здесь, — постучал он себя по лбу. — И я прекрасно знаю, что он водит всех за нос. Поэтому отныне этим молодым человеком я занимаюсь сам. Лично. Уяснил, Геннадий? Больше к нему не лезь. На что угодно готов спорить, он твои неуклюжие попытки себя прощупать срисовал моментально и наверняка пребывает из-за этого в некотором напряжении. А мне нужно, чтобы он максимально расслабился. Вот тогда-то мы с ним и поговорим по душам.

— Как скажете, — уныло протянул усатый. — Только повторюсь: ошиблись вы.

— Сделай одолжение, сгинь с моих глаз долой! Мало того, что без моей санкции человека в разработку взял, так еще и действовал при этом как слон в посудной лавке, едва мне весь расклад не испортил. И сбрей наконец эти дурацкие усы, ты с ними на таракана похож!..