Чертов менталист

Глава 16

— Спокойно. Что значит Асатиани прилетел сюда?

— Вот его страница. Он только что сделал пометку, что находится в аэропорту неподалеку от Ипатьевска.

— Вот пусть там и остается. Тебе-то что до этого?

— Но он…

— Глафира, выдохни и успокойся. Леван прекрасно знал, что ты живешь в поместье неподалеку от Ипатьевска. Но он понятия не имеет, на что ты успела сменить эту дислокацию. Пока выяснит, где именно ты находишься, пройдет время. Опять же: богомолье — вещь специфическая. Если человек в это время не хочет видеть посетителей — он их не увидит. Местные служители Асатиани сюда просто не допустят. Повторюсь в дцатаый раз: имеешь полное право на уединение. До сорокового дня от смерти наших близких точно, но никто не станет возражать, если твой траур продлится и полгода-год. И кстати, Маша?

— Что? — с готовностью отозвалась Василькова.

— Ты готова взять на себя обязанности секретаря моей мачехи?

— Но… это как-то неожиданно, — выдавила из себя девчонка. — Я не очень хорошо разбираюсь в подобных вопросах.

— Тогда начинай учиться, — безжалостно припечатал я. — Осмелюсь тебе напомнить, что ты находишься в розыске, а мы тем временем создали тебе легенду, позволяющую без потери лица дождаться совершеннолетия и явиться за паспорт-жетоном. Услуга за услугу. Ты живешь на святой земле на всём готовом — за это работаешь секретарем Глафиры. Комментарии, возражения?

Маша явно опешила. Похоже, она всерьез считала, что люди вокруг нее будет делать для решения ее проблем всё возможное, в то время как она будет с самоупоением страдать. Не прокатило.

— Но… я… да, хорошо, — кивнула Василькова, наконец-то сообразив, что больше ей рассчитывать не на кого.

— Отлично. Тогда после ужина начинаешь вести переписку Глафиры. Она на первых порах тебе подскажет важные моменты.

— Но Асатиани… он же может тоже приехать сюда на богомолье, и тогда у меня не получится спрятаться от него, — нервно заметила мачеха.

— Пусть сначала появится здесь и раскроет свои планы, — завершил я наш разговор. — А пока давайте отдадим должное местным поварам. Не собираюсь портить себе аппетит из-за каких-то посторонних мерзавцев.

Кулинары сегодня и впрямь расстарались. Стерлядь на пару, картофель по-министерски, спаржа на гриле, свежайшие самодельные соусы… ох. Как бы не обожраться. Я смаковал каждый кусочек, радуясь тому, что я живой и вот, представьте себе, могу есть вкусное и наслаждаться трапезой, хотя бы сейчас позабыв о том, что вот только несколько дней назад убил человека, а минувшей ночью отбивался от атаки некроманта, вознамерившегося прервать мое существование.

Вообще-то я человек предельно законопослушный. Нет во мне бунтарской жилки и стремления всё поджечь и поставить в максимально неудобную позу. Но судьба будто в насмешку начинает мне подбрасывать стартовые условия, где хочешь не хочешь, а придется ходить по грани. Отказаться от использования ментала? Вы за кого меня принимаете, право слово? Или взять, к примеру, ситуацию с тем же Вертаевым: я что, должен был бегать вокруг, уговаривая его слезть с Васильковой? В общем, как любили говорить мои одноклассники, когда их спрашивали про жизнь: всё сложно.

Странно. Похороны были вот только сегодняшним утром. Но в моей голове вся траурная церемония резко съехала куда-то на задворки памяти, будто происходила минимум неделей раньше. Я, похоже, до сих пор не осознал до конца, что с нами случилось. Да и, честно говоря, не хотел на этом циклиться. Что папаша, что сестрица о себе добрых воспоминаний не оставили, уж простите за суровую правду. Живи я в первый раз и будь это моя исходная семья — тогда да, накрывало бы, наверное. Но я — человек изрядно поживший на этом свете и много чего повидавший. Та же Ираида была для меня… как прозрачная болванка-заготовка, пожалуй. Не слишком привлекательная из-за своего мерзкого характера, очень много о себе думающая, преувеличивающая масштабы своего магического таланта. Ненавидящая своего младшего брата, то есть меня. Принявшая страшную мученическую смерть по собственной дурости, и прихватившая за собой еще несколько человек.

А про Николая Алексеевича и вовсе лучше промолчать. Человек хотел пройти по головам своих потомков. Меня спасло то, что я был всё-таки далеко не последним менталистом, Емельяна — самоотверженность его матери, успевшей спрятать сына на святой земле. И что я должен испытывать в ситуации, когда мой главный враг наконец-то упокоился там, где и должен был? Никакой скорби, одна лишь незамутненная радость, что все это осталось в прошлом.

После ужина Глафира дала понять, что хочет со мной поговорить. Сложнее всего было при этом отфутболить Василькову, которая резко затребовала проведения инструктажа о том, как ей исполнять обязанности секретаря. Но ничего, справились. Прохор укладывал Емельяна спать, Маша изучала соцсети моей мачехи, а мы, наконец-то оставшись одни, никак не могли подобрать слов, с чего начать нашу беседу.

— У меня такое чувство, будто я тебя толком и не знала, — выдохнула Глафира. — Ты вечно был такой… зашуганный? Нет, не то слово, — замялась она. — На своей волне. И эта волна с нашими не совпадала никогда. Я даже и не заметила, как ты вырос и превратился в… мужчину, принимающего решения. Ты стал взрослым настолько незаметно, что это даже пугает. С другой стороны, ты внезапно оказался единственным, кто сейчас мне помогает. За просто так, ничего не требуя взамен. И я теряюсь. Просто не понимаю, чем я буду должна тебе за твои усилия.

— Ну, считай, ты расплатилась со мной этим божественным ужином и твой долг на этом закрыт, — пошутил я.

— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, — не повелась на мою шутку мачеха. — Если бы у меня был брат, который действовал бы как ты, всё было бы понятно и объяснимо. Но ты мне никто по большому счету. От наследства Изюмова отказался, равно как и от его титула. Но при этом ты рядом. Знаешь, чего я больше всего боюсь сейчас?

— Асатиани?

— Его тоже, но это уже вторично, — нервно повела плечами Глафира. — Больше всего я опасаюсь, что ты в какой-то момент скажешь: ну, я сделал для вас с братом всё, что смог, а дальше выплывай сама. И я не смогу найти слов, чтобы попросить тебя остаться. Потому что… нас и вправду ничего не связывает, кроме общих воспоминаний. И то довольно куцых, ведь я вошла в семью Изюмовых всего лишь пять лет назад.

— Тогда угомонись, — улыбнулся я мачехе. — Не скажу, не дождешься. Пока не выясню, что у вас с Емельяном всё в порядке, буду маячить на горизонте. Ну как, теперь успокоилась?

— Ты ведь знаешь, что нас с тобой уже сватают? — внезапно ошарашила меня Глафира.

— Это как? — едва не поперхнулся я.

— Известно как. Вот только сегодня утром читала, что ты стал графом ровно потому, чтобы не соперничать с отцом, а отдельно заслужить мое внимание.

— Бред какой-то, — развел я руками. — Никого не смущает тот момент, что я вышел из рода, когда Николай Алексеевич еще был жив?

— О том и речь! — вскинула голову мачеха. — Типа захотел продемонстрировать свою самостоятельность, даже не побоялся понижения в титуле, лишь бы дать понять, что с тобой следует считаться.

— Кажется, я сегодня всё-таки слишком мало спал, — выдохнул я. — Все эти салонные сплетни меня бесконечно раздражают. Но если людям хочется думать, что я затеял выход из рода исключительно ради связи с тобой… ну, пусть думают дальше. В идеале просто не будем комментировать подобные предположения. Начнем опровергать их — тут же уверятся, что между нами с тобой что-то есть. Поэтому просто действуем так, как нам надо, на сплетников обращаем ноль внимания, фунт презрения.

— Ты с такой уверенностью это произносишь, — грустно посмотрела на меня Глафира.

И тут во мне что-то ёкнуло прямо. Постучалось в диафрагму. Отпечаталось огромными буквами перед глазами: Валерьян, тебя беззастенчиво кадрят!

Что это? Комплекс врача, когда спасенная тут же пытается повеситься на шею своему спасителю? Или трезвый холодный расчет, когда я признан интересным активом, в который стоит вложиться хотя бы ради собственной защиты?

Я аккуратно попробовал прочитать мысли мачехи. Никакого второго дна. Она реально будто бы только что проснулась и посмотрела на меня другими глазами, осознав, что я больше не проблемный пасынок, а человек, способный отвести проблемы от нее и Емельяна. При этом я достаточно независим и хорош собой, чтобы быть ее постоянным спутником, а впоследствии и мужем.

За что мне всё это? Видимо, в прошлой жизни успел нагрешить? Слишком язвительно бортовал студенток, желающих во что бы то ни стало добраться до моего тела? Но зачем же опять мне эти грабли подставлять? Неужели кого-то наверху веселит то, как я по ним прыгаю? Ох…

В итоге мы как-то скомкано и торопливо закончили наш разговор, я сослался на то, что вновь хочу спать, да мы и разошлись. Честно признаюсь, минут пять думал, закрывать ли дверь изнутри или не стоит. В итоге плюнул и оставил как есть. Вряд ли кто-то из двух женщин под крышей этого дома попытается сейчас воспользоваться сложившейся ситуацией.

Спал опять как убитый без сновидений и всяческих вбоквелов. Филин вернулся ко мне где-то часа в два ночи, дал понять, что ничего срочного нет, а полный доклад он мне предоставит утром.

С этого-то новый день и начался. Ментальный конструкт деловито поведал о результатах слежки за той примечательной парочкой, что набивалась ко мне в попутчики на похоронах.

И услышанное меня ничуть не порадовало. Еще один высокопоставленный князь решил половить рыбку в мутной воде, поднявшейся вокруг Изюмовых. Куракин Огнест Петрович не поленился отправить ко мне своих лучших людей, специализирующихся на решении разного рода деликатных вопросов. И моя вчерашняя победа никакого стратегического значения не имела: Куракин от меня отлипать не собирался.

Ровно то, о чем меня и предупреждал Игорь Семенович. Человек, который вбил себе в голову, что я однозначно менталист, а значит, пригожусь ему в разного рода мутных схемах. Убедившись, что я на первичную приманку не клюнул, Куракин решил сделать ставку на шантаж. Единственная хорошая здесь новость в том, что он до сих пор не определился, через кого на меня надавить. Найти, где именно находится Глафира, он пока не смог, а дедуля пока что выглядел для него не самой сильной фигурой для торга. Тем не менее все сводилось к тому, что именно Семеныча выберут на роль жертвенной пешки, заставляя меня выполнять незаконные поручения.

И тут поступлением в Академию, боюсь, уже не спастись. Я навел быстрые справки в сети и выяснил, что Огнест Петрович мне не по зубам. Вот вообще никак. Даже если я каким-то чудом убежу его людей в том, что я ни разу не менталист, а воздушник напополам с некромантом, им будет проще прибить меня и деда, нежели расписаться в собственной ошибке. Огромное состояние, личная гвардия и сопутствующее первым двум пунктам чувство вседозволенности — вот на что опирался князь. Можно, конечно, подправить ему мозги и заставить забыть о собственном существовании, вот только что-то мне говорит, что на аудиенцию у Огнеста мне можно не надеяться. Этот психопат и параноик будет держаться от меня как можно дальше, не забывая при этом эксплуатировать по полной программе.

Ох, не об этом я мечтал, когда становился Птолемеевым. Все мои надежды на относительно спокойное и тихое независимое существование пошли прахом. Куракину хочется заиметь карманного менталиста, мне же — любой ценой выскользнуть из его питоньих объятий, рано или поздно заканчивающихся переломом позвоночника.

У меня оставался всего лишь один вариант, как оставить его ни с чем. И этот вариант меня пугал, пожалуй, поболе всех прочих. Но… когда отсутствует простая бумага в тесном кабинете с удобствами, подтираемся первой попавшейся, как водится. В смысле — единственной, что завезли.

Поэтому сразу после завтрака я, вызвав такси через консьерж-службу, отправился не в усадьбу, как изначально планировал, а в Ипатьевск, будь он неладен. Именно там находился особый отдел по контролю за использованием магических способностей. И Карп Матвеевич Давыдов, моя единственная надежда и опора.

Глафира до ужаса не хотела меня куда-либо отпускать, вбив себе в голову, что только мне по силам убедить князя Асатианти отказаться от скоропалительной женитьбы на вдове Изюмова. Пришлось довольно жестко заметить, что Леван до сих пор не вычислил её убежище, а значит, ей пока что бояться ровным счетом нечего. Ну и пора уже подключать к переписке «секретаря». Пусть принимает на себя бремя общения с этим типом. Заодно намекнул на пару грязных приемов, чтобы поубавить к себе интерес этого горячего южного человека. Будто бы между делом сообщить, что первые роды дались ей очень высокой ценой, вызывав вторичное бесплодие. Ну а Емельян, похоже, будет геомантом, как и его родня по женской линии. Да-да, некромантом его считал исключительно Николай Алексеевич, который предпочитал сладкую ложь горькой правде. Ничего удивительного, всего лишь искреннее заблуждение любящего отца.

Василькова тоже постаралась сделать всё возможное, чтобы я не уехал. Эта уповала на то, что я одним своим присутствием дарую всем здесь находящимся спокойствие и уверенность в завтрашнем дне, а значит, так должно продолжаться и дальше. Красиво подъехала, ничего сказать на могу. Пришлось на это заметить, что у меня помимо несостоявшейся невесты с мачехой есть и другие люди, которым требуется мое внимание. Поэтому простите-извините, но вынужден вас покинуть, я и так здесь, считай, почти сутки провел. Пора и честь знать. А вы девочки взрослые и без меня отобьетесь от всех неприятностей, особенно если будете в точности следовать оставленным вам инструкциям.

В общем, как бы то ни было, я как тот колобок улизнул от обеих барышень, а теперь держал путь к человеку, общаться с которым не хотел от слова совсем. Совершенно. Никак. Поэтому настроение мое колебалось между отметками «гнусное» и «куда еще хуже». В альтруизм Давыдова я не верил изначально. Весь вопрос состоял в том, что именно он запросит за свое вмешательство в сложившуюся ситуацию. И мне почему-то казалось, что заявленная им цена меня вряд ли устроит, однако за полной безальтернативностью придется на нее соглашаться.

Филин меж тем обретался возле Куракина, чтобы успеть предупредить меня, какие следующие шаги и когда именно предпримет князь, чтобы загнать в свое стойло. Я крайне серьезно отнесся к этой угрозе, понимая, что не имею права рисковать жизнью деда. Да и свою собственную поберечь хотелось бы. Я для Огнеста Петровича — ничто, расходный инструмент. А судя по тому, что князь нынче был втянут в дурно пахнущие судебные тяжбы, я уже примерно понимал, чьи воспоминания он захочет скорректировать с моей помощью.

Надо отдать ему должное, Карп Матвеевич не стал тратиться на дешевые трюки и мариновать меня в приемной. Его помощник, который, как мне показалось, выглядел чуть иначе, чем в прошлый раз, поскольку расстался со своими ухоженными усиками, пригласил меня войти в кабинет буквально через полторы минуты после моего появления в здании, которое занимал особый отдел по контролю за использованием магических способностей.

Вот и всё. Пан или пропал.

— Валерьян Николаевич! Какая встреча! Признаться, не ожидал увидеть вас так скоро. Что привело вас к нам, любезнейший?

В гадючьих глазах Карпа Матвеевича плескалось холодное удовлетворение, будто он изначально знал, что так оно и будет. Это-то меня и подстегнуло. Игра будет непростой, но я добьюсь своего и не сдам основные позиции. Я ведь не просто парень с проблемным даром, я — чертов менталист!