Четвертое поколение

Сабитов Анвар Хамитович

Четвертое поколение

Валерий Сабитов

Четвертое поколение или тайна Тавантин-Суйю

Метафантастический роман

синопсис

В альтернативном будущем Земли Реконструктор Гилл воссоздает эпизод из жизни людей империи Инков. На главной площади столицы Коско в ходе опыта сталкиваются различные потоки живой энергии времени. Эксперимент проходит не совсем так, как задумано. Исчезает юный сын Гилла, на его месте появляется принц - наследник короля Инков.

Так закручивается водоворот времён и судеб, в который вовлекается всё человечество. На поле бытия выходят фигуры, о близком присутствии которых люди и не подозревали. Таинственный и могущественный разум, носящий имя Вира-Коча, готовит инфраструктуру земной цивилизации для воплощения неких бестелесных сущностей-уаков. Единое человеческое сообщество, достигшее величия и комфорта, начинают потрясать конфликты и природные катастрофы. Вира-Коча предлагает лояльным землянам вечный рай в избранных заповедниках планеты. Вечное блаенство за счет отказа от всех освоенных территорий... Большинство за Договор с Вира-.Кочей.

Но небольшая группа противников Договора во главе с реконструктором Гиллом начинает противостояние очарованному человечеству и невидимому Вира-Коче. Сталкиваются личные и глобальные интересы. Земные дороги сопересекаются со звездными путями. Любовь и измены, верность и предательство...

Один из штайгеров находит сохранившуюся мумию короля Инков, предусмотревшего перед смертью возможность собственного оживления. При участии принца осуществляется воскрешение императора давно исчезнувшего государства Тавантин-Суйю. Мудрый вождь Инков, посвятивший жизнь становлению своей империи, оказывается сыном Гилла. И только совместная борьба молодого отца и престарелого сына способна спасти заблудившееся человечество от хаоса и гибели.

Возможно, это у них получилось.

Возможно, Первая Реконструкция удалась.

Иногда задумаешься, - и покажется, что живешь внутри чужого эксперимента. Так же вначале решил Реконструктор Гилл, неожиданно переместивший из прошлого в свое время принца, будущего императора таинственного государства Инков, - Тавантин-Суйю. Но постепенно герои романа приходят к выводу: их судьба, - совсем не чужая игра, и течение ее зависит от того, какие правила внутреннего и внешнего поведения избрали себе люди. События происходят на объединенной Земле, описание которой несколько отличается от истории, известной нам. Достигшее спокойствия и комфорта человеческое сообщество стремится к звездам, но неспособно преодолеть столетний рубеж жизни. Тут-то и является некая высшая сила и предлагает людям вечное блаженство в анклавах-заповедниках планеты. Созданная землянами материальная инфраструктура предназначается для воплощения в земное бытие загадочных бестелесных сущностей. Природные и социальные катаклизмы раскалывают людское единство. Начинается борьба Гилла и его друзей за реализацию иного варианта настоящего...

Завершив чтение книги, читатель будет иметь право на вопрос: если бы не произошла Реконструкция-1, кем и где он оказался бы?

оглавление

Часть первая

Мумия короля или Реконструкция-2

6.Осанна красоте и силе. Гилл

1. Тигриное урочище. За месяц до того. Гилл

2. Лабиринт в Пакаритампу. Элисса

3. Площадь Куси-пата. Перемена судеб.

4. Маяк "Фрэзи"

5. Кори-Канча. Храм Солнца. Воскрешение.

Часть вторая

Пришествие Виракочи

Пролог. Разрешенный путь или начало Звездной Реки.

1. Кто ты, Гарвей? Гилл

2. Лабиринты Элиссы

3. Золотой Дом.

4. Три козырных короля и два крапленых валета

5. Миражи вечности. Гилл

6. Великий Договор.

Часть третья.

В тени Лабиринта.

1. Мед лицемерия. Гилл

2. Шаг императора.

3. Жизнь во сне, или сон в жизни?

4. Охота на себя.

5. Ключ Гарвея.

6. Карнавал.

7. Саркофаг страстей

Часть четвертая

Звездная Река или Реконструкция-1

1. Команда "Майю". Гилл

2. Станция Радуга

3. Экс-хозяева Лабиринта

4. Противовес или война без оружия

5. Мир без Виракочи.

6. Кольцо змеи

Часть первая

Мумия короля или Реконструкция-2

6.Осанна красоте и силе.

Гилл

Еще месяц назад я не рассчитывал на то, что получил сегодня. Месяц назад пошел отсчет дня сегодняшнего. Да, я никогда не мечтал о пожизненном признании и благодарности всей планеты... И, получив их, нисколько не возликовал. Элисса тоже отнюдь не переполнена счастьем. Причина печали одна на двоих, - Илларион... Илларион исчез, и нет никакой возможности отыскать его. Абсолютно никакой, пусть даже мы с Элиссой используем ресурсы всего человечества - с сегодняшнего дня я имею почти президентские права. На что мне символы бессильной силы? Кроме печали, во мне угнездилось еще какое-то, не менее тягостное чувство. Не менее?.. Это неизвестного происхождения "что-то" заполняет душу и сгущается в ней серым туманом. Туман мерцает темнеющей завесой тревоги, минутами застилая собой все остальное, даже мысли о сыне. Завеса проявилась сегодня, и я никак не могу понять, в чем ее истоки. Не получается, хотя вновь и вновь прокручиваю в памяти запись завершенного дня в поисках малейшего намека.

...Столь ажиотажно-бестолкового праздника у землян не было со времени Всетерриториального Объединения, то есть уже более двухсот лет. Четыре события объединили в одно спутанным клубком, но никто не заметил, что в клубке этом не четыре нити, а больше.

Насколько больше? Неизвестных нитей может быть несколько, но их количество пока не главное для понимания будущего, оно себя проявит само. Формула жизни усложнилась так, что с известными слагаемыми разобраться бы...

День Доверия Президенту и Консулату - традиционно до будничности. Привычный отчет и столь же привычное его единодушное одобрение. Ежегодный ритуал поклонения Гераклу и Афродите, сопровождаемый общепланетными мистериями - дело столь же обыкновенное. Он связан с Днем Доверия уже сотню лет. Третий момент праздника - символическая встреча человечества с предками царственной, героической крови, волей Провидения посетившими наш мир... Наш мир... Наш... Когда я слышу вечное "наш" или" мой", - в любых вариациях, - меня заклинивает. Вообще, откуда произошла проблема собственности? Может, из неискоренимо вечного эгоистического начала? От тех же предков, с которых все и пошло?

Раньше, - много раньше, - говорили: "божественной крови". Божественной, но не царственной. Ибо тот же Теламон всего лишь человек, не имеющий в генах ничего даже приблизительно королевского. Он не хуже, но и не лучше меня по происхождению.

В День Почитания все храмы украшают портреты тех великих, которых никто не помнит живыми. Александр Великий, Одиссей, Фархад, Роберт, Помпей, Октавиан, Рем, Темир, Медея... Список обширен, но не множится, устоялся, превратился в математическую аксиому. И сделался основным источником имён жизни.

Раньше, - много раньше, - считали главным другой вопрос: откуда мы пришли и куда уходим? Правильный был вопрос. Так что с этим, отмечаемым раз в десять лет именным торжеством я внутренне не совсем согласен. Впрочем, если кому-то нравится... Перед глазами встало лицо мамы: молодое, но взгляд смотрел уже по ту сторону Барьера. Она всегда называла меня Стефан, а не Гилл. Не любила имен жизни, но говорила, что иметь два имени - практично. Особенно, если кругом царит черная магия. Второе имя работает как защита. Но истинное, - первое. В нем зашифрованы жизнь и судьба. Откуда у нас черная магия? Но как хочется услышать ее зов: "Стефан, Стефан..."

А вот четвертая нить клубка сегодня стала ведущей нитью, она задала аромат и окраску всем другим. Еще бы - появилась реальная надежда на преодоление Барьера-100! Появилась благодаря мне, Стефану, живущему под именем Гилл! И почему бы второму наставнику не назвать меня Гераклом? Почему я тогда не решился на максимум? Испугался. Ведь если б тот, второй, знал истинную причину ухода первого, то остался бы я и без наставников, и без имени. Предполагаю, стало бы не хуже. А я сегодняшнему взлету не рад!? Мне воздали такие почести, которых не был удостоен ни один гражданин за всю историю единого человечества! Люди увидели в событии, ставшем следствием моей Реконструкции, знамение планетарного масштаба, знак того, что судьбы людей изменятся очень круто. Видимо, крутой поворот и на самом деле близок, вопрос в том, куда он приведет? Как бы не пришлось мне пожалеть о сегодняшних наградах.

Утро соответствовало сложности внутреннего настроя. С востока поднималась красочная радостная заря; на западе довлела тяжелая сумрачная тьма, и не собирающаяся отступать за горизонт дня жизни. Запад - тень востока... Но ведь линия их раздела не имеет земной привязки! Терминатор скользит по шарику, не останавливаясь. И в каждый миг в каждой точке восток сменяется западом, непрерывно и неостановимо. Смена ускользающих от фиксации символов - самый постоянный процесс. Небо пересекали длинные полосы темно-серебристых облаков, расцвеченные тревожным багрянцем. Но к полудню небо очистилось. Да так, будто им всю ночь и утро занималась команда "девочек" Элиссы в полном сборе. Они могут и не такое, если пообещать морковку послаще.

Летели к Храму на "Шмеле" Консулата всемером: Элисса, Светлана, Фрикс, Еремей, принц Юпанки и, конечно же, прижавшийся к моему колену Дымок. И еще один, самый важный, самый-самый... Нет, для меня самый важный - принц Юпанки! Ведь если бы не принц!.. Если бы не принц, все было б как надо, а на его месте сидел бы Илларион. И мы весело обсуждали бы детали предстоящего празднества. А так мне пришлось, демонстрируя добрую волю человечества, быть гидом древнему существу, жадно лицезреющему пейзаж под брюхом назойливо гудящего "Шмеля". Впрочем, смотреть было на что и гордиться перед старшим гостем своего поколения было чем. Вот только чересчур много во мне "бы" да "если бы". Много для меня. Остальным - в самый раз.

А погодка соответствовала, - на всем пути ни единого облачка! Линза атмосферы сияла прозрачной чистотой, приближая краски земли почти вплотную к небу, предвещая впавшему в эйфорию человечеству дни блаженства и покоя.

"Самый-самый", чьё королевское достоинство пока не подтверждено, смотрел на земные краски как-то не так. Принц, тот глядел правильно, - как зритель, впервые попавший на представление, никак не анонсированное. А этот, - как местный дядя, очень долго пребывавший в отсутствии. Прямо Синдбад-мореход, постаревший в последнем путешествии не столько от груза лет, сколько от тоски по родине!

Почему некоторые объекты внизу его привлекают, а другие игнорируются? Что-то тут не так, но я не могу понять... И следую за его взглядом. Вот старый город, до которого еще не добрались руки биомимов: высотный железобетон, стеклопластовые купола, сверкающие шпили, более поздние геометрические хитросплетения. Никакого интереса! А через полчаса свежевзращенный городок-цветник, окольцованный могучим сосновым бором вокруг причудливой формы нового озера, вызывает явное любопытство. Это как понимать? Он что, был прописан в одной из бетонных коробок? А вот о постройке цветника кругом нового озера у Синдбада не было возможности услышать. Хромотрон всего неделю назад сообщил. Дальше мне стало неинтересно, - такие загадки требуют долгого времени для разрешения. А после оказывается, - загадочка для мышки, яичко легко раскалывается.

Вдали сверкнула жемчужной лентой Нефер, обозначив финиш полета. Сразу за рекой, на гряде невысоких холмов, раскинулся планетный храмовый комплекс, возведенный по архитектурным образцам многотысячелетней давности. Я, завершая роль гида, предложил королю оценить красоту главного святилища Земли. Но тот лишь скользнул по нему взглядом, на миг зацепившись за Лестницу Восхождения, ведущую от речного берега к храму Геракла-Афродиты. Конечно, ведь и Синдбада по возвращении из заокеанских странствий интересовали не дворцы Багдада... А принц прямо прикипел к колоннам и куполам. Нормальный принц, действует как положено.

Неужели одна из тайных нитей в клубке связана с древним королем? Заглянуть тихонько в сознание, потрясти немножко пыль в чердаках его памяти? Да "Шмель" пошел на глиссаду снижения, некогда.

Приземлились мы у подножия Восходящей Лестницы, на сером мраморе, блистающем ало-желтыми узорами. Забавный поясной поклон личного посланника президента Теламона: древнегреческая желто-серая тога, украшенная целым набором наград и отличий, непроизносимое имя жизни, - Парфенопей. Имя для поэта, к нему столько аппетитных рифм можно подобрать, - слюнки побегут! Сын героя тридцатой Олимпиады Чарльза и десятой главной жрицы Афродиты Дианы; тот самый Парфенопей, который преуспел непонятным образом сразу в десятке профессий и поприщ. Много раз он пытался добиться кресла в Консулате, но удача никак не желает повернуться к нему фасадом. Как хитрый сказочный домик: к лесу всегда передом, а к гостю задом. Что ж, и должность ритуального посланника позволяет беспрепятственно бродить по кущам всеземного Олимпа. Торжественно-витиеватые фразы, почти не воспринятые мной... Одну Светлану заинтересовало блистающе-позвякивающее явление посланника и, внимательно выслушав его приветственную речь, она в сопровождении Дымка подбежала к нему. И, то и дело дотрагиваясь до сияющих золотом и самоцветами деталей посланнического платья, принялась деловито расспрашивать о подробностях свершенных Парфенопеем подвигов. Принца такое поведение девочки не королевской крови явно шокировало, подобного разгула либерализма и демократии в его отсутствующей на любой карте любого из миров Галактики стране, несомненно, не наблюдалось. Старший спутник принца выглядел безучастным. И правильно, - что можно услышать от царственноликого Парфенопея, очарованного единственной страстью, страстью к преодолению властных барьеров на путаных тропах земного Олимпа? Элисса, которую непосредственность дочери отвлекла то ли от печали, то ли от переживания вдруг накатившей славы, оторвала Светлану от истерзанного посланника. И мы все торжественно направились вверх, к Храму Геракла и Афродиты.

Но Гектор! Я едва удержался от смеха! Приосанился, женственно изящно повел руками кругом талии, поправил что-то невидимое на голове. Может, нимб величия? И аромат он на себя навел столь сложно-очаровывающий, что скоро все пчелки Средиземья ринутся на центральное празднество. Еще бы, сегодня его чарующую красоту наблюдает весь мир! Только вмешательство Фрикса не позволило Гектору обогнать посланника президента и возглавить процессию, за которой на самом деле следили все и везде. Еремей входил в историю, история входила в Еремея! Нет, это уж чересчур! И не только для меня. Завтра придется обратиться к Гектору именем детства, что делаю редко. "Еремей, - скажу серьезно и строго, - Хорошо ты себя показал на экранах вчера. Привлекательно! Но бедра почему не огладил? Или показать нам нечего?" Пусть пообижается... Юмор сельский, но я развеселился, - это нормально, друзья рядом, легче перенести и горе, и непрошенную радость, проверено.

Храм Алкида-Астарты в яви не мог не впечатлять, сколько на него ни смотри. А если уж впервые в жизни, то потрясение обеспечено.

Смертным входить в Храм полагается через главные двери, к которым ведет Восходящая парадная лестница. Входящего издали встречают Геракл с Афродитой, внимательно наблюдающие за ним с двадцатиметровой высоты непревосходимых силы и красоты. Здесь, на лестнице, можно легко определить всю суть человека. На кого из кумиров он обратил свое внутреннее внимание, как и на какие части мраморных тел смотрит, что за вегетативные реакции сопровождают взгляды... Выявляется даже то, что он в течение года тщательно скрывал от всех и, может быть, от себя самого... Астарта-Афродита, полуобнаженная, слегка наклонилась, открывая взорам грудь изумительных очертаний. Прочие линии ее организма отличаются не меньшей обольстительностью. Геракл, вооруженный палицей, с наброшенной на плечи львиной шкурой, готовится присесть на камень, уже второе столетие замерший в готовности у его ног. Занятые шкурой и палицей руки героя не могут прикрыть могучей мужской откровенности, отчего голова его чуть склонилась в недовольстве, веки полуопущены, а взор горит ненавистью к скульптору. Я не разделяю сексуальных пристрастий Фрикса и Гектора, хотя племя нетрадиционалов давно более традиционно, чем иные, но изучил статую Геракла в мельчайших подробностях. Все-таки, уверен, героя следует приодеть, Афродита не столько откровенна в демонстрации первичных половых признаков, да и эрекции ей иметь не дано. Друзья молчат, но не считают меня другом Эроса. И признают недостаточно раскрепощенным. Теперь я вне всяческого осуждения. Могу открыто потребовать одежду для измученного Алкида. Но что это изменит?

Храм сооружен по принципам воссозданной, эллинской, архитектурной бионики. Принц, лишь мельком пробежав по фигурам Геракла и Афродиты, внимательно осматривал колонны, несущие на себе тысячетонный фронтон Храма Земли. Его чрезвычайно экзотичного спутника успели увести служители, и юный принц мог бы вести себя более непринужденно, не дедушка ведь. Или не кровь течет в его жилах, а кисель мороженный? Со стороны Алкида колонны изображают мужские ноги от ступней до бедра, со стороны Астарты - женские. Каждый житель Земли знает, что образцом для колонн послужили ноги победителей и призеров Первых истинно планетарных Олимпийских игр. И знает их имена, горящие огнем вечности на алтарной стене Храма. Когда это было? Теперь и мое имя среди них... И что я потерял в ряду символов?

Всезнающая Светлана на правах хозяйки бала оживленно и по-взрослому рассказывает принцу легенду о древнегреческих строителях несуществующего в реалиях храма Аполлона. Она цитирует по памяти какой-то неизвестный мне источник; надеюсь, таким засушенным языком собственные мысли она не будет выражать. Иначе быть ей единственной почетной девственницей в своем поколении. Что, по-моему, не так противно, как служение Афродите в ее храме.

- ...они задумали соорудить такую колоннаду, чтобы каждая колонна и оставалась стройной, и надежно держала свою часть тяжести. Каким может быть наименьший диаметр колонны, они не знали. Законы прочности пришли много веков спустя. И вспомнили о ногах. Измерили след ступни в отношении к росту человека. Получилось, что опорное основание должно составлять одну шестую высоты - это отношение и было положено в основу при изготовлении колонны храма...

Я слушал с полуулыбкой и думал о том, как избежать обряда, восстановленного вместе с принципами греческой архитектуры. Строители храма Аполлона наверняка и ради него старались. Победившие в мировых единоборствах и награждаемые почетным гражданством получают право на ночь со жрицей Афродиты рядом со статуей Геракла, под камнем, на который древнему герою никогда не присесть. Надоест ему как-нибудь терпеть разгул страстей под ногами! И грохнет палицей по своим да чужим причиндалам. К чему мне бессмысленный риск? Объединяя в соитии мужскую и женскую стороны храмового комплекса и всего мира людей, ночь любви ставит точку, делает выдающегося гражданина истинным победителем. Как же быть? Я и сейчас не знаю, как обставить свой отказ от ритуала. Ведь право сделалось обязанностью. Не желаю я совокупления со жрицей, кстати, хорошо знакомой ­­­­­­по годам, проведенным вместе в Детском центре. Не представляю я себя в постели ни с одной женщиной, кроме Элиссы. Да, не поймут меня яростные приверженцы любовного либерализма, приклеят ярлык гордеца и борца против свободы самовыражения! Но, впрочем, какое мне дело до их оценок? А Светлана каким-то образом смогла переключить внимание принца с именных олимпийских лодыжек на Афродиту и рассказывала о значении атрибутов эталона женской красоты - цветках розы и мака, веточке мирта, яблоке, о волшебном поясе, таящем секрет женского обаяния и тайну гарантий любовных побед.

- ... а ее жрицы, - Светлана хитренько прищурилась и, подняв кудрявую головку, заглянула в лицо принцу, - отдаются за плату не первым призерам за подарки в ее половине Храма. Ты, конечно, будешь таким в следующем году. Но не первым. Илларион вот смог бы. А какой подарок ты приготовишь? А постель у жриц такая роскошная!

Принц явно не знал, что отвечать, смутился и сделал вид, что не все понял из объяснений юной искусительницы, которая живую гетеру и в глаза не видела. А я окончательно решил, что Светику катастрофически не хватает мужского, отцовского влияния. О, времена, о нравы... Столетия текут, а они никак не желают меняться. Или я действительно ничего не понимаю в любви. И наивный довод, что в природе, во время гона, самец ищет единственную самку, себе же подобного игнорирует, устарел и смешон. И полигамия может быть не только призванием, но и работой. Гражданским долгом.

Всюду горят разномерные экраны Хромотрона: каждый из входящих видит себя многократно умноженным, словно его мгновенно тиражировали через тайные аппараты клонирования. Толпа кругом нас восторженно ревет. Парадные ворота Храма приветствуют меня набором сменяющихся картинок, воспроизводящих художественно, а частью документально, наиболее значимые моменты моей жизни. Я всматриваюсь и удивляюсь: как это церемониймейстерам Консулата удалось узнать то, о чем я сам прочно позабыл? Вот, к примеру, я рядом со вторым воспитателем гражданином Ляпкиным, удивительно тощим и костлявым любителем рыбалки... Минута выбора имени жизни. Сегодня остается восхвалять чуткую интуицию "Ляпсуса", приобщившему меня к ближнему кругу Геракла. Только я знаю и помню, что обезжиренный любитель рыбки очень желал присвоить мне имя Емельян. При этом имея в виду не сомнительной славы бунтаря Пугачева, а Емелю-чудака из древнерусской сказки. Но я вовремя залез к нему в чердак, и предложил свой вариант. После горе-наставник неделю ходил чумной, не понимая, что с ним. Я, в свою очередь, трясся от страха разоблачения. Очень мы с ним не любили друг друга. Прирожденные наставники не идут в Центры воспитания, потому что они не обделены и другими талантами.

За порогом Элиссу, Светлану, Фрикса и Еремея как-то незаметно "отсеяли". Меня с принцем встретил сам Теламон и сопроводил "дорогих гостей" по изумрудной травяной дорожке к возвышению у алтаря Алкида. Народ почтительно расступался перед нами, в помещении царили праздничная тишина и "томное благолепие", как заметил я себе. Столик на возвышении предусматривал места пока для четверых. Четыре лица, четыре нити судьбы... Ниточкам, похоже, предстоит тесно сплестись. Я невольно загляделся на Сиама: тот смотрелся как девица на выданье. Вроде бы и мужской наряд, но столь же успешно подошел бы и невесте в день венчания; одна сорочка прозрачного шелка чего стоит! Признаюсь, на детали его наряда я обратил внимание в конце дня и, увлекшись их помрачающей изысканностью, просмотрел глаза. Если бы не это упущение, смысл прощального взгляда был бы сейчас ясен. В глазах всеми любимого Сиама прячется много всякого добра. В смысле скарба.

...Президент приступил к докладу, охваченный сетью Хромотрона со всех возможных ракурсов. Начало речи я прослушал, от чего нисколько не расстроился.

- ...Мы заметно продвинулись по всем направлениям. Пусть не всё так, как хочется! Ведь путь наш труден, а цели велики. К сожалению, тотальный переход к бионике не завершен. Почти на треть мы живем на прежних технологиях - старые здания, предприятия, техника... Примерна та же ситуация с голографией...

Принц вдруг повернул голову ко мне и тихо спросил:

- Внутреннее сопротивление системы? У нас тоже так бывает при перестройке - открыто все "за", а на деле около трети скрыто противодействует. Отсюда такие цифры?

Я поразился - никак не ожидал от свежеиспеченного гостя мгновенного и точного анализа качества чуждого общества. И, помню, подумал: а мое имя уже горит голографическим огнем на алтарной стене? Шейные мышцы заледенели, так хотелось обернуться.

- Ну, не всё и не совсем так..., - мне стало неловко за собственную цивилизацию, словно я отчитывался за всю планету перед пришельцем с иной, далеко опередившей нашу, галактики, - Старая архитектура тоже неплохо - железобетон, стекло, металлопласт, дырчатые конструкции, высотные дома разных стилей... Вы ведь видели...

- Вчера мы завершили строительство подземной транспортной трассы от северного берега Чукотки до центра Сибирской платформы, - продолжал Теламон, - Все ее протяжение выполнено живыми дождевыми мегачервями. Пожалуй, мы уже имеем право назвать свое общество биоцивилизацией, слияние с природой достигло максимального уровня для наших сегодняшних возможностей. Теперь уже никто не помнит характерное явление прошлого - рост фобий перед транспортом по мере роста технического прогресса и сопутствующее увеличение количества техногенных катастроф...

Принц что-то спросил, и я что-то ему ответил, не осознав ни вопроса, ни ответа. В эту-то секунду и оформилась более-менее четкая мысль:

"Нет, сегодня что-то не так. Не так, как в прошлые годы на подобных празднествах. И совсем не потому, что я стал героем дня".

В ту же самую секунду вице-президент Сиам непонятно каким образом переключил внимание принца на себя, что само по себе заслуживает отдельной похвалы. Месяц прошел с появления первого иновременного гостя, и еще никто никогда не смог оторвать его от меня по серьезному делу. Такая привязанность непрошенного "сынозаменителя", как однажды выразился друг мой Ахилл, объяснима и понятна, но изрядно успела надоесть. Несмотря на то, что я стал гражданином года, а может и столетия, благодаря именно принцу. Но нет, с него просто все началось. Благодарным за сегодняшнее величие мне стоит быть разве что королю. Да не хочется. Через полчасика и без того возбужденная аудитория взорвется, когда воочию убедится, что предварительные сообщения Хромотрона - истинная реальность, а не реклама. И что к Барьеру-100 проложена новая, реальная дорожка. Сколько их уже протоптано? А Барьер только крепчает.

Вице-президент полностью "овладел" принцем: развернул перед ним экранчик Хромотрона и что-то вещал своим завораживающе ласковым и слащаво проникновенным голоском. Я напряг слух: так и есть, Сиам нес обычную свою чушь. Он никогда не стеснялся своего бескрайнего невежества, ибо оно привлекало на его сторону миллионы таких же экс-спортсменов и узких профи, предпочитающих наблюдать только кончик собственного носа. Вот он потерся плечом, задрапированным в девически полупрозрачный желтый шелк, о плечо принца, и я раздраженно укорил себя за то, что заранее не поинтересовался сексориентацией вице-президента. То-то будет скандальчик, если принц, самец явно традиционного и непримиримо однозначного, исконно природного толка, поймет его именно таким образом! Но почему я беспокоюсь о некоем Юпанки, кто он мне такой? И кто его накажет, даже если он челюсть свернет вице-президенту?

- Вас поразили наши летательные аппараты? Да, мы научились не подражать и даже не копировать природу. Мы пошли дальше...

На экране сменяли друг друга стрекозы, пчелы, комары в разных видах и разрезах. Для неискушенного зрителя картинка разворачивалась впечатляющая, Хромотрон старался по-настоящему, он уважает Сиама. Симпатия у них взаимная. Голографический плазменный мозг и комплексующий собой мужичок, - странненький симбиоз. Они меня тревожат. На бессловесном уровне что-то мне говорит: остерегайся, Гилл, и Хромчика и Сиамчика!

- В ваши времена считалось, что крылья насекомых мертвый орган, похожий на высушенную твердую пленку. Но в крыльях и нервы, и кровеносные сосудики, и прожилочки, затянутые мембраной. Минимум массы и максимум подъемной силы! Мы сохранили на макрокрыльях наших живых аппаратов все органы, созданные природой - всякие там волоски, сенсибилизаторы... И оставили саморегуляцию крутящего момента в разных направлениях, осязательные рефлекторы, анализаторы встречного потока воздуха...

- Это было сложно? - по-моему, принц слушал Сиама "в пол-уха", из вежливости перед представителем власти, но пристально всматривался в меняющиеся перед ним на экране картинки, - Ведь простое увеличение размеров не может дать повторения эффекта, например, летящего комара, да еще и пустого изнутри?

"Ай-да древний человек,

- восхитился я,

- Правильно, поставим-ка самозваного специалиста по всем проблемам хваленого будущего

на надлежащее место!"

- Ведь частота взмахов крыла комара доходит до тысячи? - продолжил интерес принц.

Все, непрошеный содокладчик загнан в тупик. Я улыбнулся впервые за это утро, сбросив частичку накопленного за месяц напряжения. Ведь он здесь дилетант, каких мало. Спортсмен, ставший вице-президентом и взявший в руки кураторство над наибольной проблемой, Барьером-100, ведь он на самом деле - мыльный пузырь, который лопнет через год. Да, я никогда не испытывал симпатии к обаяшке Сиаму. А сейчас мне было интересно выяснить, какую пробу-задачку тот решает: от кого отвлекает принца, от президента или от меня? Или же решил привлечь гостя к себе, "овладеть" им чисто по-женски? Но принц настоящий мужик, какую бы противоречивую роль в жизни моей и близких мне людей ни сыграл. В этом я стопроцентно уверен. То-то будет прецедентик! - пятьдесят процентов голосов нетрадиционалов на следующих выборах сделают Сиама президентом. Чтобы не лопнуть, этот пузырь пойдет на все! Но сначала быть ему битым.

И торжественный баритон Теламона, и проникновенный тенорок Сиама надоели. Я отключился от близкотекущих ручейков информации и обратил взгляд на стены Храма: как снаружи, так и изнутри они покрыты тонким слоем жидких намагниченных кристаллов и потому сияют, светятся... Вершина голографии... Она отображает вживую, объемно и красочно, все, что в данный момент требуется: лица людей, пейзажи планет, важнейшие информационные сообщения в реальном времени. Иллюстрации к докладу... Красивее, чем на самом деле. Вот, сейчас: дикая, умопомрачающая пляска геометрических цветных узоров, разработанных гением Хромотрона... Она предназначена предварить особо важное событие, которое вот-вот произойдет под сводами главного святилища планеты, центрального Храма Геракла-Афродиты. И затем планета примется чествовать своих наилучших граждан. А начало чествованию положено всего четыре недели назад...

Передо мной, заслонив внутреннее пространство храма, в тысячный раз за месяц встала площадь Куси-пата в Коско, где свершилась трагическая и многообещающая перемена судеб. Свершилась по моему замыслу... Нет, не по замыслу, по вине! А затем: странный, совершенно невероятный маяк Гарвея, Фрэзи, воскрешение в квартале Кори-Канча... И - затерянный где-то в иных веках и пространствах Илларион...

- Да, мы добились полного устранения внешнего насилия или принуждения, каждый человек теперь истинно свободен. Тем не менее Консулат, как единое Правительство Земли, постановил учредить конфиденциальную службу в ранге консульства по проблемам обеспечения психологической и психической стабильности...

Президент сделал краткую паузу, а я похолодел. Вот и первый признак, показывающий наличие в клубке невидимой, тайной нити - возвращение к секретным службам прошлого, которые с неотвратимой неизбежностью рано или поздно становятся органом диктатуры одних над другими. Какое стыдливое понятие подобрали: "конфиденциальное"...

- Новая конфиденциальная служба займется своевременным выявлением и устранением внутренних, психических аномалий в личности и групповом сознании человеческих объединений. Ведь чем дальше мы идем по пути восхождения, тем выше ответственность наша за каждый шаг, обусловленный той или иной мыслью. Тем выше цена каждого, даже случайного отклонения...

Беспокойство мое как-то проявилось внешне и принц, оторвавшись от Сиама, пристально посмотрел мне в глаза. И показалось, что он прочитал те мысли, которые только что роем пронеслись в моем сознании...

"Очень быстро новый орган станет самым авторитетным, он встанет даже над Барьером-100. От его диагноза будет зависеть будущее каждого младенца, он будет определять пригодность для любой должности, вплоть до президентской, он будет использовать тайные методики и технологии, ядро службы сделается неконтролируемым..."

А ведь в докладе президента ни слова не сказано о болевой точке Барьера, - о том, что биовремя человека движется в диссонансе со стрелками часов природы в целом. Именно этот разлад лежит в основе скрытого процесса дряхления, именно он не позволяет преодолеть столетний рубеж. Захотелось сказать об этом принцу, но он включился в речь президента. Оно того стоило - тот говорил о космической программе человечества, о трагедии Пятой Звездной, о том, что тема звездоплавания закрыта Консулатом на неопределенный срок... Если вопрос поставлен, это кому-то нужно! Надо бы узнать, кто готовил этот кусочек доклада. Вдруг возрождается идея Шестой Звездной?

Перед моим внутренним взором встало бородатое лицо смотрителя Гарвея. Почему? Никому не нужный маяк и никому неизвестный смотритель... Илларион смог бы возродить цепь Звездных... Через двадцать-тридцать лет. Наверняка смог бы! Он уверен, что скрыл цель своей жизни от всех. Но от меня?!

Я оторвался от внутреннего обозрения прошедшего, шумного и чрезмерно насыщенного эмоциями дня, и посмотрел на Элиссу. Она с открытой печалью разглядывала награды, гордо блистающие золотом и самоцветами в неподходящем для них углу комнаты. А ведь я и не подозревал присутствия в ней таких атавистически глубоких женских чувств! Современная женщина не переживает напрасно, она преодолевает! И вот, Элисса, не раз осуждавшая меня за излишнюю впечатлительность, сняла маску твердого духа.

По возвращении домой, после неприятного отказа от оставшихся почестей, включая постельную сцену со жрицей вечной любви, которую Хромотрон Вездесущий наверняка приготовился запечатлеть для будущих поколений во всех подробностях, я швырнул знаки почетного гражданского отличия в угол, где стояло любимое кресло Иллариона. Элисса аккуратно повесила оранжево-черную ленту командора ордена Высшего Отличия на спинку, звезда ордена легла на сиденье. Рядом скромно устроились знак почетного гражданина и документ Консулата, подтверждающий и удостоверяющий... Где, когда и зачем мне носить столь солидные регалии? Подарить Парфенопею?

Я соединил свой взгляд с печально-осуждающим взглядом Элиссы, понимающе-сочувственно кивнул и вернулся к анализу дня. Говорить нам было не о чем.

...Апофеозом стало появление короля. Появление того, кто считанные дни назад вовсе не был живым, а, скорее, необратимо мертвым. Мумией... Воскрешенный, дающий надежду на преодоление Барьера... Но на самом ли деле он живой, а не голографический призрак, не воплощенная в вещественный сгусток тайная нить клубка судеб? Королю предложили кресло, похожее на трон Инки, что стоял на Куси-пата в момент Реконструкции. Место между принцем и вице-президентом. Но король легко поднял кресло-трон мумифицированными тысячу лет назад руками и поставил его справа от меня, отодвинув стул президента Теламона. Никто ничего не понял. И никто не возразил.

Я несколько минут назад просмотрел одну из записей, сделанную Хромотроном. Говорили двое, стоящие в отдалении от алтаря, рядом с распахнутой настежь парадной дверью; за их спинами бурлила человеческая масса, растекшаяся по гряде холмов, заполнившая храмовые лестницы и берег прекрасной реки. Храм в праздники притягивает людей, как магнит железную пыль.

И эти двое, - ну зачем они здесь? На домашнем экране и видно получше, и тесноты никакой.

- Ты заметил? Реконструированный король и заблудившийся во времени принц одной, родной обоим, страны переполнены по макушку одноименными зарядами. Один просто искрится при виде другого.

- Да, вижу. Они будто давние заклятые враги, которых силой принудили к миру и прощению.

- И еще... Они мало отличаются от нас. И внешне, и характерами... Если убрать различия в языке, одежде, привычках, то мы - современники. Сотни, тысячи лет - неужели они меняют нас только во второстепенных деталях? А не в сути?

- Но в нашем мире нет вражды?

- А что есть соперничество? Оно на верхах достигает такого напряжения! Эмоции неприязни - кто их отменил? Дай волю - та же ненависть...

- Вам сообщить имена обоих? - спросил Хромотрон.

Я невольно зажмурил глаза. Неужели Хромотрон ожил, очеловечился, и "самолично" поддерживает идею секретной психотронной службы, заявленной всенародно?

- Нет! - почти прокричал я.

Постаревшее дерево стен задышало темнеющей прохладой. Пришел вечер, тихий и не жаркий. Какой надо вечер. За окнами загорелись чужие огни домов-бутонов. Цветные тени-отражения заскользили по комнате, придав ей марсианский колорит. Я не видел и не знаю соседей, а они сегодня узнали обо мне все. Но никто из них не рвется в странный деревянный домик пожать герою руку. Думаю, им достаточно Хромотрона, который показывает желающим все, что происходит со мной в любую секунду. Запретить этого я не могу.

Было время, я надеялся, что домик на берегу озера станет родовым гнездом. Но Элисса посчитала постройку капризом сдвинутого на истории реконструкторского ума.

Она смотрит на мерцающую цветными бликами озерную гладь, - а ведь недавно в ней свободно плавали звезды! - и молчит. Наверное, мне надо что-то сказать, но я тоже молчу. Надо завершить прокрутку ленты памяти. Секреты, спрятанные в собственной памяти, - спящие змеи. Проголодаются, проснутся, - и такое могут устроить!

Уставшая Светлана спит в смежной комнате. Но она имеет привычку просыпаться в любое время. Чего ждать от нее, стараюсь не предугадывать. Предельно независимая девочка.

Из ожившей мумии сделали сюрприз народу. В чем тут смысл? Я не вникал в организацию церемонии, и вместе со всеми ждал появления короля. Все-таки живая мумия - не человек в обычном смысле. Живая мумия - реконструированный человек, существо на грани жизни и смерти. Точнее - смерти и жизни. Планетарное событие!? Надежда мира на преодоление Барьера-100!? Или пролог к некоему действу? Именно действу, а не просто действию... Кто исполнитель, ясно. Но кто постановщик, реальный Реконструктор? Кто приступил к скрытой работе и разматывает тайные нити клубка предстоящих дней? Награды достались и участникам воскрешения, и тем, кто нашел мумию. Вопрос в том, сохранят ли они, награды, свое нынешнее объявленное качество через какой-то промежуток времени?

Находки такого масштаба и таких последствий бывают ли случайными?

Хромотрон, будто следуя моим попыткам понять смысл времен, предложил запись моей речи перед закрытием церемонии в Храме Геракла-Афродиты.

- ... "Omne vivume vivo" - принцип Реди, постулированный еще в семнадцатом веке, говорит, что все живое происходит от живого. Через три столетия Вернадский заверил: принцип не абсолютен! Я процитирую по древнему источнику: "Когда-то в прошлом, а возможно, и в будущем, при наличии физико-химических явлений, не учитывающихся в настоящее время, принцип Реди мог быть нарушен. Принцип Реди не указывает на невозможность самопроизвольного возникновения жизни (абигенеза), он только определяет область и условия, в пределах которых абигенеза нет. Самопроизвольного возникновения жизни - по принципу Реди - в биосфере нет и не было за время, когда жизнь уже существовала, раз возникнув".

Я усмехнулся. Забавно смотреть и слушать себя со стороны. Раздваиваться таким образом бывает полезно.

Внутри себя я говорю только собственными словами. Почему Светлана тяготеет к цитатам! Гены? Пример? Несмотря на жизнь с Элиссой, она больше со мной... Элисса не слушает запись, повторов она ни в чем не любит. Озеро ей надоело, она перешла к книжным полкам, думая о своем. Автоматики мой дом лишен, где пульт управления освещением, Элисса не знает, а мне подниматься не хочется. Отсветы экрана, смешиваясь с сиянием жилых тюльпанов, делают ее лицо то светло-прекрасным, то уподобляют горящему мрачным огнем лику многострадального Минотавра. Светотени могут изменить любой лик. Но ведь каждый по-особенному!

А экранно-хромотронный Гилл продолжал оправдывать свой вклад в науку и заслуженность высоких наград:

- Вопрос не в терминологии, а в значении явления для жизни, в том числе и человеческой. Я воспроизведу смысл одного из основополагающих понятий нашей цивилизации. Напомню потому, что среди нас те, кто не совсем полно разбирается в основах бионической цивилизации. Одна из основ, - понятие "мимезис", уже более двухсот лет составляющее стержень нашего мировосприятия. Итак, что есть мимезис, да простит меня уважаемый мною и всеми нами почетный гражданин Агенор за то, что я вторгаюсь в его область, объясняя азы оной. Данное понятие, положенное в основу нашего бытия, означает: все виды освоения действительности мы базируем на подражании природе. Природе живой, бесконечно многообразной и постоянно меняющейся. Наша цель - сделать человека подобным природе в целом, неподвластным быстротекущим изменениям, свойственным ее отдельным частям. В этом аспекте оживление мумии, - простите, короля, - неожиданный шаг на пути к преодолению Барьера-100, а может быть, и к бессмертию. Так считают многие, но я придерживаюсь несколько иного мнения. Да, свершен шаг неожиданный, и потому особо ценный. Неожиданный и потому, что свершен в том числе и мною, человеком, занятым реконструкцией отрезков Прошлого в достоверно-художественных образах. Степень их соответствия реальности не определена. И всякий раз неопредёленна. Профессия моя далеко не первого порядка, не первого значения...

Хромотрон показал ухоженную, благоухающую даже через экран изысканным ароматом эксклюзивной в парфюмерии венерианской смолы, голову вице-президента. Голова выразила мне осуждение легким покачиванием из стороны в сторону, и с возмущением нацелилась на вероотступника... Еще бы: гражданин Гилл, только что получивший от Консулата суперпризнание социума, подверг сомнению принцип равенства всех профессий, который столь рьяно пропагандируется тем же Консулатом!

--Мой личный вклад в подготовку сегодняшнего праздника переоценен, - продолжал я на экране Хромотрона.

А я реальный, наблюдая за собой и реакцией Храма на свою речь, решил про себя:

"

Нет, дорогой мой

"

Вице

"

, я все-таки прав. Реконструктор прошлого - специалист далеко не первого порядка. Люди первого значения - это биомимы плюс поисковики эликсира жизни. Это - звездолетчики,

уходящие

в небо с той же мечтой, - отыскать в иных мирах рецепт вечной молодости. Более пяти лет прошло, как Элисса сменила меня на звездолетчика... Теперь, похоже, она решила вернуться и воссоздать ею же разрушенное. Но Иллариона нет, и ничего уже не выйдет. Сколько она сделала в свое время попыток убедить меня сменить профессию - сотню или две? "Гилл, найди что-нибудь более полезное для общества... Чтобы наши дети гордились тобой, как..." Как будут гордиться потомки Сиама его неоценимым вкладом в спортивные бега? Нет уж, да минует меня чаша сего лицемерия!

"

Что произошло дальше? А дальше я повел себя еще хуже,- отказался от участия в мистериях, посвященных Гераклу и Афродите, силе и красоте. Элисса на этот раз не выразила вслух своего несогласия с моим решением и молча присоединилась. Король-мумия задержался в свите президента, - что ж, таковое соответствовало его бывшему рангу. А принц, оторвавшись от "захвата" Сиама, догнал меня на верхних ступеньках Нисходящей лестницы и мягко попрощался, сопровождая слова взглядом, преисполненным печали и вины. Ведь он не мог не понимать, что явился неадекватной заменой моему сыну. Светлана тут же уцепилась рукой за тунику принца и принялась цитировать слова Геродота о Вавилонском храме:

- "...святилище Зевса Бела с медными вратами, Храмовый священный участок - четырехугольный. В его середине - громадная башня (восемь одна над другой). Наружная лестница ведет наверх вокруг всех этих башен. На середине лестницы скамья, должно быть, для отдыха, На последней башне большой храм. В нем - большое, роскошно убранное ложе и рядом с ним золотой стол. Никакого изображения божества нет. Ни один человек не проводит здесь ночь, за исключением одной женщины, которую, по словам халдеев, жрецов этого бога, бог выбирает себе из местных женщин. Они же утверждают: сам бог иногда посещает храм и проводит ночь на этом ложе.

То же самое, по рассказам египтян, происходит и в египетских Фивах. И там в храме Зевса Фиванского также египетская женщина. Потом эти женщины, как говорят, не вступают в общение со смертными мужчинами".

Видимо, Светлана посчитала принца современником Геродота. А может быть, и самого Геракла. Но каков подбор цитат! Чувствуется влияние Элиссы, с детства склонной к эротике под общечеловеческим соусом свободы желаний. Надо признать, далеко она не прошла по этому пути. Свобода желаний осталась внутри. А снаружи, - всего лишь шатание между мной и Адрастом, обусловленное не во всем половым влечением. Я объяснялся с Парфенопеем, Элисса молча поддерживала меня, а дочь Элиссы продолжала заниматься просвещением гостя из прошлого. Если б она как следует понимала, что этот несостоявшийся монарх дан ей Провидением взамен брата! Ведь она любила Иллариона, хотя тому было не до нее. Требовалось еще пару лет, чтобы он ощутил себя старшим братом-защитником сестры. Пару лет рядом с ней.

- Геродот еще написал, что "самый позорный обычай у вавилонян вот какой. Каждая вавилонянка однажды в жизни должна садиться в святилище Афродиты и отдаваться за деньги чужестранцу. Многие женщины, гордясь своим богатством, полагают недостойным смешиваться с толпой остальных женщин. ...Исполнив священный долг богине, они уходят домой. Женщина должна идти без отказа за тем, кто бросил ей деньги. Безобразным приходится долго ждать. Иные в святилище три-четыре года..." Как ты думаешь, принц, обычай действительно позорный? У нас ведь он почетный! Есть у меня кое-какие сомнения...

И Светлана тут же, без паузы, повернулась к Элиссе:

- Мама, а какой лучше было быть тогда - красивой или безобразной? А у нас есть безобразные женщины?

Но Элисса не успела найти ответ. Я твердо решил: розги помогли бы им обеим. Зря отменили столь замечательную меру воздействия. Хромотрон высветил перед нами большой экран и показал крупным планом фигуру короля, беседующего с президентом. Экран следовал впереди, последовательно опускаясь по ступенькам, ведущим по плавной дуге к берегу, но принц вдруг остановился и произнес с гортанной дрожью в голосе:

- Инкарри!

Инкарри - Инка-рей, то есть Инка-царь! Мысленно я стукнул себя кулаком в лоб. Как я пропустил это его признание тогда!? Он узнал его! И он знает имя мумии? Хромотрон продолжал показ. И я понял, почему в ту минуту стал невнимателен. Внизу, на исходе Нисходящей лестницы, - не парадной Восходящей! - нас ожидала красочная процессия: Георгий Первый, окруженный свитой людей моря. Беловолосые и белокожие, в ослепительно белых облегающих костюмах... Георгий Первый проигнорировал общечеловеческое празднество. Но, тем не менее, решил встретиться с героями дня. Принцем? Мною? Или он надеялся увидеть возрожденного короля? Это оставалось пока неизвестным.

Корона на голове Георгия, - она же специальный терминал Хромотрона, - сверкала многоцветием драгоценностей, его спутница, - королева года, - блистала голубым платьем с узорами, составленными из сотен розовых и белых жемчужин. Ленты на одеждах свиты указывали на степень приближенности к морскому монарху. Георгий по земному обычаю пожал руки мне и принцу, не заметив присутствия остальных. Королева подошла к Светлане, обойдя Элиссу, как неживое препятствие. Я прислушался к ее словам.

--Ты скучаешь о брате, девочка? Не надо, ты еще встретишься с ним, - и она царственным жестом белой матовой ладони коснулась ее щеки.

Это что-то! Озадаченная Светлана молчала.

Я отметил мелькнувшее в глазах королевы сочувственное понимание. Странно. Ведь все, что делает и говорит королева Морского царя, исходит от него. Сама она не вправе и ручкой повести не так, как предписано. В подводном царстве получился избыток женщин. Намеренно или случайно, не знаю. По этой причине у них в море гаремная жизнь. Семейно-гаремная. У нас ни того, ни другого. Гарем морского владыки ежегодно выставляет новую королеву. Сегодняшняя претендует на продление полномочий, - ее интеллект имел магическую направленность. А Георгий ограничился поздравлениями мне, пожеланиями здоровья принцу и его подданным. Где он их увидел? После этого вождь морского народа со свитой погрузился на простенький катер и убыл речным путем по своим подводным делам. Нет, определенно странно. Встреча ради слов, произнесенных королевой, не имеющей права озвучить собственное мнение? Что Георгий может знать о судьбе Иллариона? И вообще, непонятный дипломатический этюд. Как его воспринять? Проявлением человечности? Предупреждением, просверкнувшим в глазах королевы? Обещанием, основанным ни на чем? Непросто, оказывается, быть выдающимся гражданином.

Нет, надо возвратиться к истокам событий! Анализ дня не принес ничего определенного. А тревога, поселившаяся где-то в сердце, не уходит. Нити, вплетенные в клубок общих судеб, проявятся так или иначе. Буду ли я к этому готов?

1. Тигриное урочище. За месяц до того

. Гилл

"Комар", принадлежащий администрации заповедника, высадил нас в центре поляны, поднялся над вершинами синих пихт и, ведомый автопилотом, исчез в рассветающем розоватой синью небе. Дымок тут же пропал по своим личным делам. Элисса неодобрительно посмотрела вслед - она была против присутствия пса на охоте. Древние женские инстинкты, периодически взрывающиеся в ней подобно вулкану, не позволяли терпеть рядом никого в периоды, когда она наконец определялась с объектом вожделения. А я, похоже, вторично становился целью ее путаных сексуальных устремлений. За коими, - некоторые другие интересы.

- И почему тебя тянет именно сюда? Мало на Земле мест, более романтичных и менее диких?

Я улыбнулся посвободнее, пытаясь взглядом отыскать Дымка.

- Не знаю... Может, привычка... Другого места для отдыха не представляю. Но ведь мы вчера это уже обсудили? И ты не возражала.

Важнее всего для меня, что Дымок не представляет себе иного пространства для настоящего веселья и стрессовой разгрузки. Бессмысленно объяснять. Ведь Элисса знает, что я нашел едва живого Дымка именно на этой самой поляне четыре года назад, после того как остался один. С того дня мы с ним братья, старший и младший. Илларион тогда был не в счет, он круглогодично пребывал в Центре воспитания. А Светлана слишком мала. Уссурийский заповедник хранит запах природы, не тронутой человеком. Но не оставленной. Кто-то ведь ранил Дымка и оставил умирать под зарослями лимонника. Невероятное событие для современной Земли, но я не стал сообщать в Консулат. Не хотелось разлучаться с симпатичным щенком, которого выходил сам. А какая выросла лайка! Пепельно-дымчатый окрас, лапы белые, уши черные... А глаза! Для меня Дымок дороже трех Элисс и десятка жриц Афродиты, вместе взятых. У меня нет ничего, что можно доверить каждой из них или всем вместе.

- До принятия решения на заповедник тут были дикие места. Ведь в Приморье собственного населения нет, несколько сотен эмигрантов на всю территорию. Все работают на местную администрацию, не имеющую даже своего вице-консула.

- Результат последней войны? - спросила Элисса, приступая к распаковке своего охотничьего рюкзачка.

- Верно. После второй мировой войны регион пришел в полное запустение и безлюдье. Здесь проходил главный фронт противоборства. Термоядерных бомб не жалели. Атомно-химическое заражение держалось долго. Тут все мутировало. Посмотри на деревья, на траву - таких экземпляров не отыскать нигде больше. Пихты и елочки - сплошь витые иголочки. Чтобы создать пригодный для человека уголок, пришлось потратить немало усилий. Мало кто помнит названия народов, населявших пойму Уссури. Впрочем, обычное дело в истории Земли.

Элисса разбросала содержимое своего многокарманного, полицветного, бездонного рюкзака по доброй половине поляны. Удивительно, как не заняла ее всю. Пять лет мы почти не виделись, но она ведет себя так, словно расстались вчера. Скинув одежду, она осталась совершенно обнаженной, деловито осмотрелась и повернулась ко мне.

- Скажи своему собакевичу, чтоб не лез сюда, пока не переоденусь.

Глаза ее налились вечерней густотой, засверкали. Температура моей крови подскочила минимум на пару градусов, а с плотью в таких случаях спорить бесполезно. Элисса осталась такой же, какой была в день нашего воссоединения, за год до рождения Иллариона. Золотой волос струится по отливающей апельсином коже; груди смотрят выше горизонтали, упруго и гордо; бедра круто повторяют их объем, повернувшись на четверть круга; талия тонко разделяет их, отдавая земле нижние две трети, одну же треть предлагая небу, венчая телесную прелесть чертами, ярко демонстрирующими непрерывно колеблющиеся глубины сердца и туманные очертания души. Такое вот обворожительное сочетание постоянства и переменчивости, внешнего и внутреннего. Тот самый, любимый мной эталон красоты, запечатленный в индийских Ведах. "Очертания", - очень по корню подходящее слово. Руки мои уже потянулись к собственной одежде, готовые перекрыть любой норматив по скоростному раздеванию.

Но Элисса с такой тонкой усмешкой оценила мою реакцию, что желание упало в момент. На "пол-шестого", сказал бы Ахилл. Пришлось переориентировать энергию возбужденных гормонов на окружающую природу, готовую ради меня перенести и блокированный взрыв страсти. С внешней природой я более в ладу, чем с внутренней.

Последние годы я с Дымком бывал здесь при любой возможности. Это наша территория, обжитая на двоих. Элисса тут, несмотря на все свое земное совершенство, кажется лишней. Я знаю, почему так: ветер в ее прекрасной головке готов поменять направление в любой час. А наши джунгли предпочитают тихую верность. Чтобы привязать к себе Элиссу, надо обладать сверхчеловеческим искусством общения с прекрасным полом, иметь лисью хитрость плюс реактивную тягу к вершинам человеческого Олимпа. Три группы облагороженных сорняков, никак не желающих во мне произрасти! А реанимировать прежнюю близость, - по ее щучьему желанию! - чтобы затем потерять? Нет уж, хватит, опыт имеется. Интересно, если б Адраст не пропал в Пятой Звездной, она надолго оставалась бы с ним? Недоступные звезды надежно похоронили ответ и на этот вопрос. Что ж, Элисса приняла единственно целесообразное решение - вернуться к прежнему аспекту своей профессии. Таковое у нас в порядке вещей, обычнейшее дело. Отчего же меня ее очередное перевоплощение так беспокоит, почти мучает? Как мучило тогда, когда я был еще юным Стефаном, ищущим подвигов накануне присвоения Имени Жизни. Как можно безболезненно сочетать в себе любовь к юной красавице с неприятием ее демонстративной, нескрываемой эротичности? Но разве я, став уже взрослым, хотел от нее вечной любви и преданности? Пожалуй, да, хотел. Несмотря на то, что общество не поощряет страсти длиной в жизнь, заслоняющей профессиональные цели и задачи. Я все чаще склоняюсь к мысли, что интерес Иллариона к инкам и вообще к истории исходит не столько от привлекательности этого самого прошлого. Ему пришлось выбирать между отцом и матерью. И он последовал за мной. После того, подозреваю, как погулял в подсознании Элиссы. Хотелось бы думать, что Илларион, вопреки ее мнению, любит меня и за страсть к непрестижной профессии. От которой не откажусь, даже если прикажет весь Консулат вместе с президентом. Я вздохнул, наблюдая, как изящно Элисса облачается в костюм амазонки.

А ведь были времена! И почему вместе с водой люди всегда выплескивают и младенцев? Какие могучие и устойчивые были когда-то семьи: дедушки, бабушки, отцы, матери, дети, внуки... Жили если не рядом, то все равно вместе, не разлучаясь из-за выбора призвания. От ностальгии по несбыточному отвлек вернувшийся с прогулки Дымок. Он не мог не увидеть, не понять неприязни к себе со стороны женщины, которую хозяин решил почему-то взять с ними третьей лишней. "Кому она здесь нужна?" - читалось в его глазах. Он подбежал ко мне, поднялся на задние лапы и лизнул в щеку; я обнял его и потрепал по загривку. С присутствием Светланы или Иллариона Дымок бы еще примирился. Но Илларион в Центре подготовки к совершеннолетию. Через год он получит Имя Жизни. Интересно, какое выберет? Ведь знаю, что использует мой способ! А Светлана в детском лагере, в Спарте.

- Элисса, Дымок не просто умный и преданный пес. Он еще и датчик аварийной сигнализации.

- Это как? - она спросила без интереса, со вкусом застегивая ремешок на талии. Откуда ей знать, что такое авария?

- Он держит природную ситуацию на контроле. И если что-то предвестит реальную опасность, он вовремя сообщит.

- Зачем мне пес-сигнализатор? Откуда на нашей Земле реальная угроза человеку? И потом, зачем мы сюда прилетели? Лицензия всего до утра, а фантомы, насколько я знаю, живут недолго. Сколько зверюшек нам выделили?

- Не знаю, - все-таки смутился я.

На самом деле, мог бы и узнать. Нам с Дымком навязывали лицензии, но я ими никогда не пользовался. Дикая тайга сама по себе высшее удовольствие. Зачем тратить время на охоту за голографическими подобиями тигров или медведей? Права была Элисса, когда променяла меня на Адраста. Я слишком архаичен. Скорее всего, мои предки не были охотниками, а пахали землю, сеяли хлеб, и на войну не стремились. А Элисса - живое воплощение, ожившая реконструкция амазонки. Царица Ипполита не приняла бы ее в свое войско, ибо через годик-другой пришлось бы расстаться с короной. Но Геракл, пленив вместо Ипполиты Элиссу, нисколько бы не разочаровался. Справившись и с чувством вины, и всплеском возмущения, я заговорил о предстоящей охоте.

- Знаешь, во времена инков дичи в их лесах было немеряно. Но и тогда они охотились по графику королей: делили угодья на несколько частей, и каждый год использовали для охоты только одну из них. Природа отдыхала от человека несколько лет. Мудро? И убивали не всех зверей подряд, а только самых слабых, дополняли естественный отбор искусственным. Думаю, они жили с природой как братья-сестры в забытых нами семьях.

Не знаю почему, нормального разговора у меня с Элиссой никогда не получалось. Обычно я склонялся или к лекции, или к проповеди, или к провокации. Может, потому, что у нас не было общей темы? Элисса никак не отреагировала на обращение к инкам. Пять лет назад обратилась бы в рассвирепевшую львицу. Зачем ей инки? Что с них можно получить? Вот если б они жили по тысяче лет, не старея! Тогда Консулат меня на руках бы носил, как одного из немногих знатоков Тавантин-Суйю. Нет, тогда меня к этой теме близко не подпустили бы! Сегодня Элисса вынуждена тянуть пустой билетик, выбора у нее нет. Невинный мой тест удался. Но чтобы вовсе не показать себя? - такого она себя никогда не позволяла. И сдержанно сказала:

- Тут тоже за настоящими тиграми охотились настоящие охотники. Все было на самом деле, а не как в детской игре-забаве.

Под детской игрой она подразумевала предстоящую реконструкцию? Я все никак не мог остановиться.

- А там, где через несколько дней мы начнем работать, водились львы. Инки их приручали, одомашнивали. В столичном Коско целый квартал предназначался для приручения и воспитания львов. Их готовили для церемонии поднесения зверей императору.

- Хотела бы я посмотреть на живого императора. Твои реконструкции, прости, сомнительны...

- Хм-м, - отозвался я, - Но с королем надо уметь себя вести соответственно.

И тут же решил, что сказал слишком грубо. И сделал шаг назад.

- Наследственная монархия - это не переход власти от президента к президенту. Он у нас что решает? Подписывает предложения Консулата, вот и вся работа. Что может понимать в искусстве управления бывший спортсмен или даже первоклассный мим? А королями рождаются, их с детства готовят. В такой форме правления великий, утерянный смысл. Как только люди отказались от твердой власти в пользу весьма сомнительной демократии, жизнь на Земле покатилась не туда. Мы привыкли хвалить свою цивилизацию. Не спорю, есть за что. Но к чему она приведет нас лет через двести? Наши ближайшие предки за несколько веков уничтожили почти тысячу видов живых существ. Живая аура планеты потеряла половину красок. Мы представить не можем, какая изобильная красота процветала на этом месте когда-то. И не представляем, к каким последствиям приведут каши попытки перепрыгнуть Барьер.

Элиссе наскучила "болтовня", и она подняла с травы лук и колчан, изготовленные по чертежам, сделанным одним из реконструкторов оружия прошлого. Я одобрительно кивнул - она выбрала хорошую модель, стрела при полете звенит на грани между ультра и нормальным звуком. Но вот сможет ли она справиться с тетивой, ведь такой лук натянет не всякий мужчина-олимпиец. Впрочем, от Элиссы можно ждать чего угодно. Сам я, хоть и не охотился, но держал в тайнике на поляне пару арбалетов. Они удобнее и не требуют излишних усилий, которые человеку нужны совсем не для игры в охоту. Дымок, оценив ситуацию, уже сидел на крытой дерном крышке тайника и ожидающе смотрел на меня.

- Молодец, Дым! Поможем даме в решении мужских задач?

Пес согласно кивнул и отошел в сторонку. На появление арбалета Элисса отреагировала с иронией. Она не видела во мне Ясона или даже рядового аргонавта. И в ее глазах оружие рядом со мной смотрелось анахронизмом. Впрочем, рядовым у Ясона был и Геракл. Но, действительно, чем может мирный пахарь помочь искушенной амазонке? И она, по-армейски четко повернувшись кругом, скрылась в направлении на закат.

- Хорошо хоть стрелы не голографические, да, Дымок? А еще хорошо, что запрещено огнестрельное оружие, иначе наша Элисса привезла бы сюда целый арсенал, только чтобы увидеть, что выйдет, если пальнуть из гранатомета или огнемета по голографической крысе. Уж тогда нашей с тобой полянке точно пришел бы конец.

Дымок согласно рыкнул и не торопясь двинулся в ту сторону, где скрылась Элисса.

- Правильно! - улыбнулся я, - Долг мужчин защищать женщину, даже если она желает казаться фурией. Посмотрим, как наша дама справится с голограммами. Говорят, они внешне ничем не отличаются от настоящих хищников. Ты не помнишь, кого она заказала? Наверняка тигров, страшнее тут ничего не водилось.

Дорогу выбирал Дымок, обоняние его тогда не подводило.

А запахов - видимо-невидимо. Одни грибы, призывно светящиеся под закрученными в штопор то ли лиственницами, то ли пихтами, чего стоят! Красные, коричневые, зеленоватые, в четкую крапинку и в мягких пятнышках, они источают такой аромат, что и при закрытых глазах слюнки текут. Один недостаток, - все несъедобно ядовиты. Дым обходит их крутой дугой, предпочитая трепать шерсть в зарослях особо злостной крапивы или в частоколе колючего бамбука.

Но что лживый аромат грибов! Еще больше Дымок остерегается муравейников Тигриного урочища. Да и меня от их вида в дрожь бросает: термиты рядом с солдатами уссурийского муравейника, что лилипуты перед Гулливером. Мы с Дымом давно поняли, - ближе пяти метров от их жилищ-городов нельзя и ступить на муравьиную тропу. Все равно достанут. Догонят и накажут. Кстати, эти тропы соединяют муравейники леса в систему. Муравьи - хозяева урочища, даже змеи их боятся.

И каким образом Элисса обходит все эти ужасы? Неужели урочище посчитало ее своей и предоставило режим любви и дружбы?

Через час я пожалел, что экипировался в предложенное руководством заповедника обмундирование, чего раньше не делал. Капюшон упорно лезет на голову, на которой и без того капканом фирменная кепи с козырьком милиционера двадцатых годов двадцатого века Российской империи. Ремни наперехлест, бесчисленные карманчики, молнии, цветные наклейки, ботинки на рифленой подошве. Чувствуешь себя в скафандре подводника, выставленного на аукцион-демонстрацию для обитателей горячих безводных планет. По хроническому незнанию непременно приобретут, чтобы покрасоваться перед своими дамами. Похоже, я совсем сдвинулся, если из-за Элиссы залез в костюм полярника. Прав Дым, - пусть бы она оставалась в мире людей и демонстрировала там свою неотразимую женственность. А мне с Дымком после заполненных трудами дней полежать бы в тенечке перед костром, да испечь в родной глиняной печурке что-нибудь этакое, неповторимое из самых простеньких продуктов, привезенных из брошенной на день-два цивилизации. Испечь да сдобрить местными травками-корешками - объедение! А потом полежать на настоящей дикой, пусть и мутировавшей до инопланетной неузнаваемости травке, посматривая на близкие звезды и раздумывая о том, что одинаково важно и человеку, и собаке. То есть о вечном. О том, что прочно забыто человечеством, стремящемся к бессмертию.

Пока Дымок вышел на расстояние видимости Элиссы, я взмок.

- Вот она, росская банька, о которой мы мечтаем столько лет! - сказал я себе, проклиная дизайнеров охотничьей моды.

Элисса металась по чащобе так же стремительно и хаотично, как по жизни. Дымок не выдержал и вернулся ко мне. Да и правильно - все равно ей за лицензионный периметр не перейти. На границе служба охраны всякие штучки-шуточки организовала. Я с Дымком в прошлом году наткнулся на классическую древнерусскую ведьму, возжелавшую, если они "не изволят возвернуться", изжарить гостей-нарушителей либо сожрать так, живьем. Первое при условии, если "пища" сама себе отыщет и принесет хренку-черемши для приправы. А то уж больно "гости дорогие" тощи да костлявы, да и запашок от них явно не парфюмерный. Юмор у здешних устроителей охоты какой-то затхлый, будто они до икоты насмотрелись древних компьютерных ужастиков. Нет, не меняется человек в поколениях; и все равно я не успеваю за взрослеющим да трезвеющим населением. В тот раз, чтобы отвязаться от голографической ведьмы, пришлось-таки накопать ей несколько корешков женьшеня. Видно, понадобился кому-то из администрации...

Я уж было решил: если не вернуться на родную поляну, то дождаться Элиссу где-то здесь, как Дымок сменил тявканье на тревожное рычание.

Ничего еще не произошло, но меня тоже охватило беспокойство. Я поднял брошенный к ногам арбалет и огляделся, в то время как Дым уточнял направление.

Солнце стояло высоко, но свет его дробился на отдельные лучики где-то в сомкнутых кронах деревьев и, достигая подлеска, рассеивался на мельчайшие частички, окутывая все детали внутреннего пространства урочища сумрачным сиянием.

В такую дикую чащобу мы с Дымком еще не забредали. Если б не Элисса, я и не подозревал бы, какой сказочно-неземной вид можно отыскать на родной, сплошь и рядом окультуренной, планете.

Лимонник за десятилетия превратил свои ветви в канаты, обвил ими все деревья от корней до вершин. Лианы вились вокруг стволов, свисали такелажем, а на них светили неяркие фонари красных и желтых цветов. Скорее всего, - результат симбиоза с неизвестным видом. Все вместе создавало впечатление громадного парусника, поставленного на прикол и забытого моряками.

Совсем рядом от меня, в полутора десятках метров на запад, гигантская береза легко шелестела оранжевыми листьями, обозначая вечную осень в покинутых человеком местах. Символический факел на символической палубе, горящий огнем-предупреждением для тех, кто пожелает оживить покинутый корабль.

Впервые за пять лет я задумался над тем, почему в урочище нет москитов, птиц и мелких зверюшек. Растительное царство обходилось без полноценного животного соседства. Неужели к остаточной радиации и химии добавилось целенаправленное воздействие хранителей заповедника? Но зачем? Кому нужен кусочек рая там, где бывают только такие противники стерилизованного людского мира, как Дымок и я?

Дымок зарычал совсем уж по-звериному, бросил на меня предупреждающий взгляд, и понесся через заросли густой травы, задев по пути не только лапами, но и хвостом ощетинившийся ненавистью трехметровый серый купол муравейника. Что-то складывалось не как надо, не по сценарию руководства заповедником, и я устремился следом за Дымком.

Нужное направление я умел держать почти как он, - мы многому успели научиться друг у друга. Но человек далеко не собака, - и это печальное обстоятельство не позволило мне успеть вовремя. Бег в джунглях дело почти невозможное, но я старался, то и дело сходя с тропы Дымка, чтобы сократить путь. Память ранних поколений звучала в моих генах не так отчетливо, как хотелось, и, обойдя на полном ходу двухобхватную сосну (и откуда она тут взялась!) не слева, как Дымок, а справа, я влетел в лесное озеро, сплошь заросшее синей травой. Трава оказалась особо заточенной по краям разновидностью осоки. И только постыдно-опостылевшая униформа спасла меня от серьезных порезов.

Держа арбалет над головой, я попытался выйти на берег. Не удалось, - илистое дно крепко цепляло за фирменные ботинки. Дернулся еще раз-другой, - напрасно, ноги только увязли глубже, и озеро возмутилось неадекватным поведением незваного пришельца. Вскипела вода, зашумела осока, вокруг меня закружились полуметровые красные караси. "Только бы не хищники!" - взмолился я неизвестно кому. Живой рыбы мне не приходилось видеть лет сорок, не меньше, земная кулинария давно заменила ее искусственным протеином. И тут, в забытом людьми омуте, любая золотая рыбка могла превратиться в злостного людоеда. Загадывай три последних желания, Гилл!

С запада донесся еле слышный лай Дымка, говоривший о близкой для Элиссы опасности. А мне хоть самому проси помощи: затягивающий в свои глубины ил, страшные видом лупоглазые кроваво-чешуйчатые караси, взбудораженная волной осока, пытающаяся искромсать защиту комбинезона.

Обида на предков переполнила сердце. Ну почему они не внедрили в реконструкторские бесполезные гены рефлексов охотника!? Знал бы теперь, что делать. Да и в это античеловеческое озеро не свалился бы.

Ведь Элисса с Дымком этого не сделали! Я впервые пожалел о том, что Хромотрон не имеет здесь своих щупальцев. Лай Дымка слышался на пределе моих слуховых возможностей. Что могло случиться? Первозданный рай нравился все меньше, он наверняка таит в себе множество угроз. Ведь Элисса после Детского центра ни разу не бывала в подобных местах, и могла оказаться не только в таком вот чертовом омуте. Те же хитрые злобные муравьи-переростки способны нарыть кучу ям-ловушек. А муравьи, без сомнения, пострашнее карасей, они стопроцентные сухопутные пираньи.

Застонав от бессилия, я поднял голову к небу, перекрытому радужным рассеянным светом, и тут же присвоил себе десяток ругательств из набора, бывшего модным всего лет сто пятьдесят назад. Да, напрасно мы вывели их из оборота! - я увидел над собой, в вытянутой руке, забытый арбалет. Магические слова помогли, - я вспомнил, что одна из заряженных в него стрел может служить спасением как раз в таких обстоятельствах, поскольку в полете тянет за собой тонкую прочную нить-паутинку.

Оставалось только прицелиться в нужную точку и выстрелить. А дальше арбалет сам намотает нить обратно на катушку и вытянет меня на спасительный берег. Я целился по наитию, держа арбалет вытянутыми над головой руками, но попал точно в середину кедрового ствола, отстоящего от кромки озера метров на тридцать. Нет, не одни пахари творили мой многострадальный генный набор!

Мокрый и грязный, я успел почти вовремя. Да, "почти"!

Или восприятие времени исказилось, или мое личное время замедлило свой ход. Или же сам я в сгустившемся потоке его стал мыслить и двигаться много быстрее.

Полосатая кошка прыгнула на Элиссу из-за поваленного замшелого ствола. Одновременно в воздух, навстречу ей, взвился Дымок. Элисса успела натянуть тетиву и стрела пронзила тигриный бок. Увидев, как она на треть вошла в тело зверя и застряла в нем, я с ужасом осознал: тигр совсем не фантом, он абсолютно реальный, настоящий!

Дымок не имел скорости стрелы и лапа тигра отбросила его в сторону, как капризный ребенок надоевшую игрушку. Стоя перед распластанным в прыжке тигром, Элисса поняла не все, беспомощно оглянулась, и я увидел ее растерянные глаза с расширенными черными кружками зрачков. До нее просто не дошло, что это не тигр, это Барьер рванулся навстречу.

Сделанное мною в то мгновение не поддается логическому объяснению. Элисса увидела меня бегущим. Без остановки бега я повалил ее в траву и накрыл своим телом. И где-то в эти замедлившиеся секунды успел выпустить из арбалета две стрелы, которые молниями спасения пронзили оба глаза тигра, находящегося в апогее голодного полета. Смерть настигла его мгновенно, и он не успел ее осознать.

Никогда я не был мастером стрельбы из арбалета или спортивного лука. С детства знал, что в некие моменты возможности человека возрастают неизмеримо. Но возрастает то, что имеется изначально! Сила, скорость реакции и все такое. Но умения, коих не было, не могут появиться из ничего, из пустоты. Если же такое происходит, оно означает, что в человеке присутствует, живет нечто сверхчеловеческое, нечеловеческое! То, о чем мы понятия не имеем. Может, как раз в этом нечеловеческом внутри человека и хранится тайна Барьера-100? Мысль эта тогда проявилась, но не вместилась в меня как надо...

Элисса сидела молча, то и дело посматривая на лежащего рядом забинтованного Дымка. Я удивлялся тому, как быстро неприязнь сменилась благодарной дружбой. И спрашивал себя: откуда в заповеднике мог взяться живой неучтенный тигр? Что тут творится? Вот назвали территорию Тигриным урочищем, - и пожалуйста! Древние утверждали - имя определяет нечто внутреннее. Что оно определяет? И как? В голове звенело, будто некто тронул напряженную нитку-струнку, тянущуюся куда-то в туманную мглу. Там в тумане, где-то в таежной чаще, кто-то держит конец струны, сматывая ее в тугой клубок. Откуда взялась столь странная ассоциация?

Из ямы-схрона я вытащил небольшую печь, сотворенную три года назад по подобию глиняных походных печей инков. Глину я обжег не совсем профессионально, но работала она неплохо, позволяя на двух отверстиях-конфорках готовить разом два блюда. Печь расходовала минимум горючего материала и совсем не дымила. Сухих дровишек в окрестной тайге неизмеримое количество, - заповедник давно не подвергался санитарной очистке. Мы с Дымком не привыкли роскошествовать в отношениях с природой, но заготовки хвороста, корешков и травок делали всякий раз перед возвращением в цивилизацию.

Элисса легонько коснулась ладонью носа Дымка и подошла ко мне.

- Раны неглубокие, но их несколько. Заражения нет, когти тигра были чисты. Что это у тебя за приспособление?

- Я привык настраиваться на реконструкции заранее. Вхожу в образ. Так готовили еду инки, когда находились в походах. Быстро, экономно, вкусно, полезно.

- Ты привык совмещать несовместимое. Надо и мне настраиваться... В какой точке будешь работать?

- Выбрана площадь перед Золотым кварталом в Коско. Место тихое, забытое, кусочек заброшенной пустыни среди каменных останков древнего города.

- Помню. Не понимаю, почему никто не селится в том районе. Там красиво. Кто предложил именно площадь?

- Не поверишь! Наш сын. Он придает этому месту особое значение. По преданию, там явились народу первые Инки.

- Илларион!? Надо же... Он стал разбираться в истории?

Я перевел ее фразу: "Мой сын решил пойти за отцом-неудачником следом, и стать реконструктором прошлого? Надо же..."

- Не только... На площади - скрытая слоями времени энергетическая аномалия. Ты знаешь, Илларион умеет ощущать такое. Приборами ведь не возьмешь...

Я заметил: объясняю, словно оправдываюсь.

Сухие ветки горели неистово, с треском и искрами. По поляне пошел запах жареного в травах и специях белка. Дымок зашевелил ушами, приоткрыл один глаз. Но тут же решил, что дело того не стоит, и снова ушел в оздоровляющий сон.

Элисса бросила в печку самую миниатюрную веточку движением жрицы Афродиты и заметила:

- А ведь в нашем костре горит кусочек солнца. Законсервированного солнца. Кусочек звезды... Инки были солнцепоклонниками?

"Вот так... Сначала пряник, затем кнут. Все у нее так в жизни, перемешано и перепутано

.

Костер в моей печи

,

и

тут же звезда... Звезды - это Адраст..."

- Огонь очага входит в программу настройки на реконструкцию. Солнечный огонь... Император Тупак-Инка-Юпанки так сказал своему сыну, будущему королю Вайна-Капаку: "Я говорю тебе, что это наш отец Солнце должен иметь над собой другого главного господина, более могущественного, чем он. Он приказывает ему совершать этот путь, который он совершает без остановок, ибо, будучи верховным господином, он иногда прерывал бы свой путь и отдыхал бы по своему желанию, хотя бы для этого не было бы никакой необходимости".

Элисса обратила взгляд на запад. Небо за верхушками пихт, окруживших поляну, разгоралось алым костром, словно кто-то громадный и невидимый готовил себе торжественное пиршество. Такая небесная печь способна поджарить все человечество.

- Ты по-прежнему любишь цитировать древних авторов, Гилл. Наверное, это хорошо, что привычки не меняются...

- Страсть к постоянной смене привычек - тоже привычка, - усмехнулся я, - Зачем интерпретировать источники, если в них сохраняется дух жизни, настроение людей и еще что-то... То, что Илларион называет скрытой энергией времени.

Она не поняла, что хотел сказать император-Инка своему наследнику. Мало кто из нашего мира понял бы. Наверное, принц Вайна-Капак обладал родовой мудростью. А нам ее сильно недостает.

Я расставил прямо на траве тарелочки, самодельной деревянной ложкой помешал содержимое обеих кастрюлек, дымящих забытым жаром семейных трапез. Элисса втянула аромат хищно затрепетавшими ноздрями.

"Нет, все-таки она тигрица! И не случайно этот зверь бросился на нее. Ведь тигры никогда не нападают на людей

. Конкуренция в джунглях

!

".

- Вера Инков не всегда была твердой и устойчивой. Это у нас - выбрали триста лет назад кумирами Геракла и Афродиту, и не меняем привязанностей. Ни вниз не опускаемся, ни вверх подняться желания нет...

- Куда уж выше? - удивилась Элисса, - Разве Алкид и Астарта - не вершины человеческого естества? Гилл, ты всегда был склонен подвергать сомнению устои нашего мира. Тебе никогда не стать консулом.

--Консулом, президентом... Зачем? Стать похожим на Теламона или Сиама? А что касается устоев... Давай вначале подкрепимся. До утра времени хватит, чтоб разобраться хоть в чем-то.

Рукотворно-фабричное мясо имело приличный запах, но мой язык по плюсам на него не реагирует. Как и язык Дымка. Только варево из кореньев и трав, созревших в лучах радиоактивного распада последней войны, придавало искусственному протеину вкус истинной пищи. Рафинированная, всесторонне просчитанная и взвешенная диета моих сограждан надоела мне, а еще больше Дымку. Но ни зайчиков, ни рябчиков в Тигрином урочище не водилось, Дым это выяснил в первый наш приезд. И мои арбалеты до последнего дня были бесполезными игрушками.

Элисса набросилась на еду проголодавшейся дикой кошкой. Я оглянулся на тихо страдающего Дымка и мой аппетит развеялся, как легкое тепло нашего глиняного очага. На его месте проклюнулся ядовитый росток раздражения. Зачем я согласился на ее возвращение? Дождавшись, пока Элисса управилась с ужином и пучком травы протерла наспех тарелки, я решил продолжить не совсем приятный разговор.

- Вернемся к устоям? Возможно, мы просто говорим на разных языках, разными словами, но об одном и том же? И для работы будет полезно.

--Хорошо, - согласилась Элисса, - Давай, лей на меня святую воду своих любимых предков. Ты ведь убежден, что меня требуется очистить для соответствия великому делу.

Я решил не обращать внимания на скептицизм Элиссы, понимая, что сам еще не готов к предстоящей реконструкции. А без этого и начинать не стоит. В памяти накопилось достаточно материала, но он пока не перешел в актуальное состояние. А в таких случаях, я не раз убеждался в этом, самое лучшее - воспроизвести вслух то, что кажется самым важным для понимания, для внедрения в контекст конкретного пласта древнего мира.

- Один из близких к ним по времени комментаторов писал: "...сообщают об одном из королей инков, человеке очень тонкого ума, что он, видя как все его предки поклонялись Солнцу, сказал, что ему самому не кажется, что Солнце было богом и оно не могло им быть. Потому что бог был великим господином, который творит свои дела, пребывая в великом покое и барстве, а Солнце никогда не останавливает движение и поэтому столь беспокойная штука и не могла быть богом".

Дымок взвизгнул во сне и подполз ко мне. Я просунул руку ему под голову, - он любил спать в таком положении.

- Но, Элисса, они далеко не всегда пребывали в сомнениях. Вот, послушай еще того же комментатора. Он говорит о творце мира, о давшем жизнь вселенной существе по имени Пача-Камак. "...Это имя составлено из слова

пача

, что означает

мир, вселенная

, и из

камак

,, являющегося причастием настоящего времени от глагола

кама

, означающего

оживлять

, а этот глагол происходит от слова

кама

, что означает душа; таким образом,

Пача-Камак

означает:

тот, кто вселяет душу в мир, вселенную

, а во всем подлинном значении это слово означает:

тот, кто делает со вселенной то,

ч

то душа с телом

. Инки, на вопрос, кем был Пача-Камак, отвечали: "тем, кто дает жизнь вселенной и поддерживает ее, но они не знают его потому, что не видели его, и поэтому не возводят ему храмы, не приносят жертвы; однако они поклоняются ему в своем сердце (то есть умственно) и считают его неизвестным богом". У них, Элисса, была великая вера!

Она посмотрела на растекшееся за кронами пихт багровое сияние, перевела взгляд на поддерживаемый мной огонь в глиняной печи.

- Беспокойная штучка... Надо же! Так ты ради этой их великой веры решил приступить к очередной реконструкции? И всё?

- Не всё. Но и ради нее тоже.

Она не желала вникать в чужую мудрость. Инки для нее - те же марсиане. Я задумался: "беспокойная штучка", - это Солнце, моя печь или все же опять я?

- Мы устранили мешанину церквей, которые тысячи лет воевали между собой за наши души, а еще более за власть над миром и его золото. Разве жизнь наша стала хуже? Да они, те, прихожане, только мечтали о такой, раем называли!

- В раю тигры не бросаются на людей, - с вызовом в голосе ответил я, - Вера Инков в Пача-Камака, - это вера их королей, распространяемая на племена подданных. Но не будем сейчас о том, что может нас разделить. Ты знакома с легендами о появлении Инков на территории прежнего Перу? Первый король перед смертью повелел сыну захоронить его в той пещере, из которой он вышел в этот мир. Захоронить и замуровать вход. Вот отыскать бы ее! Что там, космический корабль? Или терминал Хромотрона, протянутый из нашего будущего? Смешно? Ты скажешь, давно изжитая тема: пришельцы, палеоконтакты и прочая фантастика? Еще более размытая тайна - наследие аймара, населявших прибрежье до инков. Но одно я знаю точно! Ну, может быть, не знаю, но убежден... Убежден, уверен - дело в их психотехнике. Умели они, - некоторые из них, - смотреть в будущее открытыми глазами и использовать знания, которые давал открытый взор. Как-то они научились преодолевать грань между прошлым и будущим, которая и есть фундамент настоящего. Ведь и мы далеки от глубокого знания состояний мозга, так? Иначе Барьер-100 давно бы сняли. Пойми, Элисса, реконструкция всегда балансировка на грани науки и искусства. Успех я чувствую тогда, когда в голове начинает звучать красивая мелодия, которую раньше никогда не слышал...

- Песенная красота.., - на этот раз Элисса не иронизировала, она пыталась серьезно пробиться в контекст моего понимания профессии реконструктора, - Может быть, я тебя не понимала... И только начинаю... Создание сценария, постановка, настройка участников, предельное приближение к источникам информации. Исторический спектакль, в котором и вымысел, и стремление к его абсолютному отсутствию... Еще и комплекс наук - психика, мозг, социум и прочее... Подобный синтез для меня недоступен.

Я слушал и удивлялся, и ощущал себя виноватым: раньше надо было говорить с ней, и не один раз.

Солнце в печи начало гаснуть, она направилась к западному краю поляны за сучьями и хворостом. Сумерки нависли над нами. Треск под сапожками, легко скользящая тень... Она уже забыла о встрече с тигром, труп которого лежал не так уж и далеко отсюда. Но ведь и в момент близости гибели, в момент генеральной проверки она не боялась! Может быть, она права? И попытки проникнуть в сверхчувственное, найти там смысл и опору, только ослабляют?

Поколение Элиссы, Иллариона, Светланы, их современников - это поколение по-настоящему сильных людей. Им неведомы колебания, сомнения, они сильны и духом и телом. Они красивы внешне и гармоничны внутренне. Они таковы, какими мечтали быть люди двадцатого и двадцать первого веков, не говоря уж о предыдущих столетиях войн и сумеречного сознания. Самые распространенные развлечения, - спорт, охота, соревнования по профессиям, - и все на экстриме. Стремление колонизировать космос также базируется на экстремальном стремлении сравняться с природой. Борьба, конкуренция, - все подчинено единой цели, - снять ограничения, наложенные на человека. Кем или чем наложенные - неважно, над этим задумываются единицы. Отсюда свобода во всем, что ранее суживалось рамками закона либо морали. Профессия - вот лицо человека! В профессии выявляются и интеллект, и чувства, вся ценность личности. Личные интересы могут совмещаться только в пределах профессионального круга. Основа взаимной любви - тоже единство либо близость по профессиональному интересу. Любовь или секс не должны мешать общечеловеческой задаче: сделать человека венцом природы, неподконтрольным даже ей самой.

Поколение бойцов, не считающих себя героями, но любящих, когда их называют таковыми! Этого парадокса я никак не могу понять. На месте идеалов веры - культ силы, красоты, интеллектуальной целеустремленности, практичности. Любимая мной история существует для поиска забытых возможностей достижения сегодняшних целей. Иначе мою и моих коллег работу давно бы прикрыли.

Но парадоксы и противоречия остаются. Наверное, поэтому я чувствую себя нормально, только когда поглощен работой без остатка. Иначе мы с Дымком начинаем сходить с ума. И устремляемся сюда, в Тигриное урочище. Возможно, урочище - последнее место на Земле, где природа саморегулируется без участия людей. Саморегулировалась...

Элисса вернулась с охапкой веток и развеяла размышления. Рядом с ней трудно думать о чем либо, не связанном с гормонами. Я залюбовался движениями рук, кошачьей грацией всего ее совершенного тела. Женщина-кошка! И вдруг ощутил давление постороннего, давящего взгляда. Неучтенная тигрица явилась мстить за своего погибшего друга? Я осторожно огляделся, переложил арбалет на колени. Дымок лежал с полуоткрытыми глазами, не проявляя никакой нервозности. Никого?! Но ощущение собственного присутствия на сцене, открытой любому зрителю, не покидало. По условиям лицензионной охоты, в Урочище нет экранов Хромотрона. Не должно быть. Тут - чистая первозданность, связь с миром односторонняя, через браслет, который регистрирует любое проявление цивилизации.

Вопреки внутреннему, отлаженному всей жизнью противодействию, я поднял руку и поднес к глазам браслет планетарной связи. Ну вот, так и есть, заявления, - одно, а действительность, - другое. Серебряное свечение датчика показывало - рядом работает скрытый экран.

- Что-то случилось? - Элиссе передалась моя обеспокоенность. Все-таки мы были более близки, чем думали сами.

Я, не отвечая ей, сделал голосовой запрос Хромотрону.

Тот в ответ высветил небольшой прямоугольник. Экран притаился в двух метрах южнее нашей ожившей печи. Кто и когда успел протянуть сюда световод? Неужели за мной наблюдают с первого приезда в урочище? Или это связано с возвращением Элиссы? Но кому понадобилось? Адраст исчез вместе с Пятой Звездной, больше у нее, по моим данным, никого нет. Мои данные... Исчерпывающую информацию можно получить только в банке Хромотрона. Но он связан постановлениями Консулата, возведенными в ранг непреложности обычаями. Среди них, - полная свобода общения. Она настолько полная, что никто не может спрятаться от чужих глаз даже в собственной постели. Если чужой глаз того пожелает... Я не желаю играть роль чужого глаза.

Нет, прежние законы были гуманнее, человечнее! Я потребовал, глядя в мерцающий экран:

- Покажи, кто там!

- За вами пожелала наблюдать некая дама. Учитывая ваш нынешний статус, такое возможно.

- Некая!? Я что, со своим статусом и в тайге не могу остаться без пустого любопытства? - Я возмутился так, что голос сорвался дискант, - Кто она? Отвечай, железная кукла!

- Дама пожелала остаться неизвестной, - бесстрастно сообщил бездушный Хромотрон, - Я не могу нарушить инструкций Консулата и открыть ее лицо даже вам, гражданин Гилл.

Элисса к известию, что за ними наблюдают, отнеслась обыденно-спокойно. Да и что тут такого? Случай нормальный. В пределах жизненных установок нашего хваленого совершеннейшего общества. Скрывать ей нечего, а показать... Смотрите и завидуйте! Но я внутренне весь передернулся. "Даже вам"! - повторил я мысленно интонацию Хромотрона. Конечно же, он прав, он действует по правилам, установленным людьми. Так и должно быть. Но протянутая через меня струна-нить чуть дрогнула и зазвенела, как отпущенная тетива элиссиного лука. Стрела его оказалась неспособна поразить тигра в броске. Такая стрела даже голографического тигра не возьмет. А стрела невидимая?

2. Лабиринт в Пакаритампу.

Элисса

Представитель вице-консула ожидал нас у подножия горы, точно на линии, разделяющей зеленую долину и каменную осыпь. Я внимательно оглядела его нейтральное лицо и улыбнулась как можно ослепительней. За последнюю неделю я так втянулась в работу Гилла, что готова была на все, только чтобы вовремя началась главная ее фаза - непосредственно реконструкция. Лишний раз показать зубки какому-нибудь суслику, - задачка не сложная, и напрягаться не надо. А срабатывает так, будто он увидел саму Афродиту, ожидающую его на ложе из цветочных лепестков. Представитель, облаченный в официальный серый костюм, со значком региональных полномочий на лацкане пиджака, сухо поприветствовал всю мою команду сразу, ни к кому конкретно не обратившись. Глаза суслика остались сухими и смотрели куда-то вниз, на цветущую вечной летней зеленью долину. Или он получил строгие указания вице-консула, настроенного против наших поисков, или же полный импотент. Я сменила улыбку на маску под названием "утреннее лицо любимой свекрови" и строго спросила:

- Вы будете нас сопровождать?

- Нет.

Суслик-сухарь говорил равнодушно, будто рядом не было семерых очаровательных женщин и маленькой девочки, разглядывающей его так, словно перед ней поставили большую куклу-робота и она раздумывает, отключить его или же пусть работает по своей плохонькой программе.

- Моя задача, - показать вам вход и предупредить о возможных опасностях. В пещере много лет никто не был, она плохо изучена. Надеюсь, вы не забыли средства связи и индивидуальные аптечки. Это рядом.

Он повернулся вполоборота и указал рукой на темное пятно метров на сто в стороне. Затем, впервые глянув мне в лицо, сказал:

- Желаю успеха.

После чего повернулся и направился вниз, по низкой плотной траве, к ожидавшей его "Пчелке". Да чтоб тебя анаконда укусила за нижнее место!

- А, девочки? - с негодованием сказала я, - И это самец? Да при виде отдельно каждой из нас он должен был низвергнуться на колени! А перед ним семеро, и у него ни один член даже не шевельнулся.

Девочки рассмеялись, но без особого энтузиазма. Видимо, им хотелось в заброшенную пещеру в пустынном уголке планеты не больше, чем импотентному представителю региональной власти в постель к Афродите. Я махнула рукой и мы вереницей, - впереди Светлана, за ней я и все остальные, - двинулись по осыпающимся и похрустывающим камням.

Светлана по ходу, изредка поворачиваясь назад, давала пояснения, сопровождая их серьезным и почти сердитым выражением лица. Видимо, она невольно копировала уже летевшего на "Пчелке" представителя вице-консула. Прощальный стрекот крыльев отозвался эхом от крутого склона горы и пропал в безграничности неба.

- Скорее всего, мы попадем в лабиринт, построенный для очень-очень тайных целей. Вы должны знать, что инки строили лабиринты везде, где только можно: под домами, дворцами, храмами, в горах. Но у входа всегда привязывали клубочек цветных нитей. Берешь его в руку, разматываешь, идешь. И по ниточке возвращаешься обратно.

- Нам только критской путаницы с быком не хватало! - озабоченно отозвалась одна из моих информированных "девочек".

- Светик, ты считаешь, этот серенький козлик со значком приготовил для нас моток спасительных ниток? - раздраженно спросила другая, - Да у них не то что ниток, и приличного бычка тут не найти.

Светлана вздохнула, выражая тем личную озабоченность исходом порученного им дела.

- Папа Гилл говорил, инки перед началом любого лабиринта или перед закладкой дома делали их планы и макеты. Но от Пакаритампу ничего не осталось. А я бы к пещере проложила королевскую дорогу.

- Почему королевскую? - недовольно спросила я.

Опять "папа Гилл"! Входит в привычку. Когда она успела к нему привязаться?

- А у них были еще только частнособственнические. Эти похуже. А разве мы с собой не взяли клубка, девочки? - Светлана приостановилась и оглядела "девочек".

А я почему-то вспомнила разговор накануне в "библиотеке" Гилла. Мы со Светланой впервые посетили его дом и были немало удивлены. Я так прямо поразилась. И почему столько лет отказывалась от визита сюда? На приглашение Гилла отозвалась его мать. И, кажется, прожила там до самой смерти. Очень ранней смерти. Такого жилья мне не приходилось еще видеть. "Библиотека"! Слово-анахронизм, забытое даже многими историками. А у Гилла она настоящая, живая: сотни книг, к которым прикасались когда-то сотни рук! "Сотни

живых

книг", - именно так сказала себе я, взяв в руки одну из них. До этого момента я видела их однажды, в музее Пангеи, издали. А тут взяла в руки - и обомлела. Как бывало в дни забытые и счастливые... Как в молодости с Гиллом или, много позже, - с Адрастом. Гилл считает, что я лишена склонности к постоянной привязанности. Но нет, не знает он меня! Я потому и ушла от него к Адрасту, что осталась непонятой за много лет. Гилл слишком погружен в древность, и не видит того, что перед глазами. Но в его доме я поняла, что он не совсем не прав, - книга может заменить общение с другим человеком, даже с приличным мужчиной. А приличных мужчин, или, как привык выражаться Гилл, "мужиков", было в моей жизни только двое. Всего двое! Никто и не поверит!

Я переходила от полки к полке, касалась то одной, то другой... Какие переплеты: и кожаные, и металлические, даже золотые есть, и пластмассовые и деревянные... Бумага в основном из дерева, восстановленная. Но есть и синтетика всех видов. Но самое интересное: буквы, знаки, рисунки! В большинстве непонятные, в глазах рябит. Если Гилл способен в этом многообразии разобраться, то...

- Папа Гилл, что мы завтра должны найти для тебя? Еще одну книжку на твою полку?

Вопрос Светланы вернул в реальность, которая могла бы вся поместиться в какую-нибудь одну книгу, подобную одной из этих... Если найдется мастер, способный на такое воплощение.

- Если найдется книга, - улыбнулся дочери Гилл, смотря на меня. Он что, поймал мою мысль, испугалась я? С ним иногда страшно бывает: может запросто заглянуть в мозги, как в одну из своих ненужных никому книжек, - Если только найдется... Ничего лучшего и желать нельзя. Но я не знаю, что хранили или прятали в горных пещерах. Дело в том, что нам чуть-чуть не хватает информации. Всего чуть-чуть, чтобы энергетика, информационное энергетическое поле, чтобы они позволили нам сотворить настоящую Реконструкцию, а не рядовой спектакль. Понимаешь?

- А как же! - уверенно ответила Светлана, - Что мы с тобой, не гении-реконструкторы, что ли?

Любой объем информации, от отдельного понятия до гигабайтного сгустка, нам готов мгновенно предоставить Хромотрон. Очень удобно. А библиотеке Гилла - неудобно, надо листать, читать, искать... Но здесь слышен запах слова! Каждая страница имеет свой аромат, сложенный из множества запахов... Запахов-слов. Я и не заметила, что говорю вслух, а Гилл со Светланой внимательно слушают.

- Слово, запечатленное на бумаге, становится атомом знания и молекулой красоты познания, - сказал Гилл и замолчал, остановив взгляд на моем лице.

Его реакцию повторила Светлана. Потянуло завораживающей магией юности.

- Что вы на меня так смотрите? - неожиданно для себя самой возмутилась я, - Что такого удивительного можно увидеть на моем лице?

Гилл, сдерживая смех, ответил:

- Видим мы на твоем лице...

Он наклонился к Светлане, пошептался с ней, и они вдвоем завершили фразу:

- Полнолуние чувств!

Это "полнолуние чувств", сказанное дуэтом, сломало меня. Сердце вдруг больно сжалось, а в голове закрутилось такое... До входа в пещеру, от которой так много стало зависеть, десяток-другой шагов, а в голове все то же кружение. Гилл что-то говорил о ребусном письме древних шумеров, его достоинствах и недостатках. Кажется, с одной стороны - многосложность значков письма, передающая многосторонность описываемой реалии. А с другой - трудность взаимопонимания через письмо, субъективность толкования. Оно зависит, оказывается, от мозгов читающего. Достоинство краткой ясности может, в свою очередь, с другой стороны, превратиться в жесткую схему. Можно ведь ее и расширить? Что ж это получается? А получается, если задуматься, что ясность отражаемого, то есть того, о чем мы говорим, и ясность отражающего, то есть языка, с помощью которого мы и обмениваемся, и храним любую информацию, эти две ясности совсем не адекватны. Выходит, мы живем в парадоксе, - чем яснее понимаем друг друга, тем туманнее делается образ предмета, о котором идет речь! Но отсюда неизбежен вывод: с каждым столетием, с каждым годом мы все глубже погружаемся в омут самообмана?! О, это "полнолуние чувств"! Уже заговорила путаным языком очарованного Гилла!

Я тряхнула головой, сбрасывая головоломную путаницу диких понятий. Волосы с затылка переместились на лицо. Вид лимонно-золотого сполоха перед глазами привел чувства в порядок. Иметь при себе частичку солнышка, - привычка не из разряда бесполезных. Уж в этом я могла быть довольна собой.

Вблизи вершина горы напомнила египетскую пирамиду, потерявшую от времени ступенчатость форм. Подходы к пещере выстилала полоса высохшей серо-коричневой глины, камней видно не было. Настроение упало на два пункта. Еще шанс за то, что Гилл ошибся, а местное руководство не сочло нужным сообщить ему о том. Пирамида, установленная на глиняном основании, не имеет отношения к наследию Инков. Она в этом скорбном месте могла принадлежать только народу мочика, народу, который имел свою собственную меру оценки, собственную систему мер. Люди мочика строили дороги строго шириной девять и восемь десятых метра, а пирамиды их имели основания со сторонами девяносто восемь метров. Ни восьмерку, ни девятку Инки так не почитали. Смысл золотого сечения мочика утерян, и искать его не имеет смысла. Связаться с Гиллом? Зачем терять драгоценные часы и дни? У него может иметься другое задание для моей группы. Я уже твердо была заинтересована в успехе предприятия Гилла; что-то мне нашептывало, - из этой затеи выйдет нечто интересное, выходящее за рамки профессии самого Гилла. У каждого дела свои цифры, своя мера.

Я задумалась, но Светлана не позволила принять почти созревшее решение.

- Какой красавец! Тебя зовут Виракоча?

Голос дочери звенел от крайнего любопытства, от явной симпатии. Редко с ней такое. А "девочки" моей сборной команды все четырнадцать глазок навострили на колоритную фигуру, замершую у входа в бесполезную для реконструкции Гилла пещеру. Смотреть было на что, и мое отношение к поручению начало снова меняться. При условии, если это не шутка вице-консула, позиция коего относительно реконструкции неизвестна.

У входа в пещеру стоял мужчина ростом более двух метров, в расшитой узорами из цветных ниток накидке, закрывшей всю его фигуру от плеч до ступней. Красная кожа лица оттенялась черными прямыми ниспадающими волосами. Глаза блестели темным огнем, нацеленным на Светлану. Вот так... Ни палицы, ни полумесяца на голове, ни колокольчиков на поясе. Что означает, - этот актер не

мочика

. А если не мочика, то инка! Моя информированность переходит все границы! Голова просто переполнена гилловской премудростью. Так можно и в ученую мышь превратиться. После Реконструкции проведу чистку мозгов, решено.

Светлана уже стояла рядом со стражем подземелья, и принялась мучить его своими непредсказуемыми вопросами. Еще раз назвала его Виракочей и он дрогнул. Да, дрогнул, совсем незаметно для неискушенного взгляда, но я, - вот тут Гилл прав! - прекрасно разбираюсь в мужских рефлексах. Сменить профессию этнографа на экзосоциолога было совсем просто, когда я решила соединиться с Адрастом. Обратное перевоплощение в этнографа не сложнее, ибо вторая профессия с исчезновением Адраста в космосе потеряла личный смысл. Лишилась всякого смысла.

- Если уж ты тут встал, то обязан предложить нам клубок ниток! - потребовала Светлана от молчащего стража, - А если у тебя его нет, то обязан стать Ариадной, чтобы у тебя все было!

И,- о чудо!, - тот, который реагировал внутренним естеством на мужское имя Виракоча, вдруг превратился в красивую молоденькую даму, держащую в каждой руке по клубку цветных ниток! "Ариадну вызывали? Ариадна перед вами!" Голографический дубль теней прошлого, - поняла я. Где-то рядом универсальный терминал. И кому понадобилось ставить его в диком безлюдье? Но если он есть, то впереди что-то стоящее. Терминалы ставят там, где или имеется сгусток необработанной информации, либо где информация нужна для стоящего дела. А Светлана молодец, каким-то необъяснимым чутьем она находит слова и действует так, как надо. Н ачалось это у нее после сближения с Гиллом. С "папой Гиллом"... Еще интереснее то, что голографический персонаж настроен на Светлану. Только на нее, с остальными не желает контактировать. Надо же, что-то новое в работе информационно-управленческого центра планеты. Или Хромотрону расширили свободу действий, а я пропустила какой-то из выпусков общепланетных новостей? Версию зловредного юмора вице-консула придется отбросить, даже если тот не воспринимает Гилла всерьез. Такие "шуточки" требуют определенных согласований с консульствами энергетики и информации. Ну что ж, призрак так призрак, пусть себе стоит. Нитки-то у него все равно тоже призрачные. Поговорит со Светланой и исчезнет.

Но призрак Виракочи-Ариадны не исчезал. Мало того, Светлана ухитрилась оттащить его в сторону от чернеющего проема, ведущего в скалистое тело горы. Если только это гора, а не ненужная пирамида. Свита моя потеряла к призраку всяческий интерес: Виракоча еще куда ни шло, но Ариадна... Неизвестная женщина рядом, пусть даже в призрачной оболочке, - для дамы из современного общества явление нарочито неинтересное, пусть и мужчин рядом нет, по себе знаю.

Я с трудом оторвала Светлану от диалога, - точнее, от монолога, - с Ариадной, и мы прошли в черный проем.

Представитель вице-консула не обманул: пещеру никто не посещал лет сто, не меньше. Видимо, открыли совсем недавно. Неужели Гилл прав, - не обжили мы пока планету настоящим образом? Да и пещера эта, - истинный лабиринт, не хуже критского, хоть назад поворачивай. Чутье на опасность у меня тоже имеется.

Браслеты освещали путь не далее трех метров, только сгущая мрак впереди. Входной коридор сразу разветвился, я шла по наитию, которому не доверяла. Из-под ног поднималась едкая пыль, мерцающая в блеклом свете мириадами бесполезных светлячков и забивающая ноздри. Грубо вытесанные своды коридоров то и дело меняли высоту, неотшлифованные серые стены поворачивали под неожиданными углами. Очень скоро замолчала и Светлана. Только шорох ног нарушал непривычную, давящую отовсюду тишину. "Девочки" перестали отряхивать свои платья от всепроникающей каменной пыли. "Нарядились как на финал Олимпиады! - почти зло подумала я, отметив, что этот поворот явно знаком, - И теперь только и мечтают, как выпорхнуть на белый свет. Бабочки, не могущие жить без восхищенных посторонних глаз поблизости!" Сеанс связи, обещанный Гиллу, не получился: радио в теле горы не работало, а Хромотрон сюда не дотянули.

Как я догадалась взять с собой пятилетнюю дочь?! Где были мои бестолковые мозги? Не хотелось лишний раз оставлять ее с Гиллом? Но Гилл не вреднее пещеры, из которой без внешней помощи можно и не выбраться. Ни я сама, и никто из "сборной" уже не понимали, где мы и куда идем. Длина коридоров вполне может исчисляться десятками километров! И что тут можно отыскать? Цену может иметь разве что общий план, схема лабиринта. Но прежде чем они ее нарисуют, умрут тут с голода и жажды.

Нет, хватит бесцельных блужданий, пора начинать думать.

Чутье не обмануло, - лабиринт становился опасным, можно и на самом деле не вернуться, если он действительно походит на легендарные египетские или греческие. Лишенные связи, мы и помощи не можем попросить. Не только угроза жизни или здоровью пугала меня: происшествие в рамках программы подготовки к реконструкции явилось бы основанием для отмены эксперимента, требующего достаточно заметного всплеска в потреблении энергии. Получилось бы так, что именно я стала причиной крушения столь важного для Гилла замысла. Пожалуй, в этом случае меня не простила бы и Светлана. Опять Гилл прав - столкновение общественных и личных интересов неизбежно в любом социуме, даже столь развитом, как современный, интегрированный во всех мыслимых направлениях. Для моих "девочек", как стала их называть и Светлана, предпочтительнее было бы вернуться назад и повторить попытку через день-два, после основательной разведки и подготовки. Но их сомнения, как и мои колебания, развеяла Светлана: в ее руках оказался довольно солидный моток красных ниток, которые снимали проблему дезориентации. Хитроумная дочь у меня растет, с сюрпризами.

- Откуда он у тебя, ведь ничего такого не было с нами? - спросила Риона, моя ассистентка и коллега по этнографии Среднеземья.

Сделали мы когда-то неплохую работу, вышли на разгадку могущества первого Птолемея. Дело было в магической вещице, унаследованной им от Александра Македонского. Я всех уверила: проведут нас по кругу почета. А обошлось тем, что приехал консул, пожал нам лапки, похвалил и укатил обратно, тут же позабыв обо всех Птолемеях вместе. Риона тогда расстроилась больше других, рыдала сутки, не меньше.

- От Ариадны, - кратко объяснила Светлана, и требовательно добавила, - Чего же мы ждем? Надо идти, куда глазки глядят. А ножки сами выведут куда надо.

Оказалось, Светлана закрепила начало клубка за камень у входа, и красная нить повторяла весь пройденный путь.

Я не понимала, откуда у дочери взялись спасительные нитки. И как никто не заметил? Ведь наверняка какой-нибудь поворот прошли неоднократно! В том, что до прилета сюда у нее их не было - я знала точно. Ариадна? Ариадна - фантом, голографический призрак. Какой плотности не добивайся, он не настолько вещественен, чтобы иметь в призрачных карманах полноценные приспособления для прохождения не только лабиринта, а даже прямой улицы Коско. Но пусть со Светланой побеседует Гилл, она ему скорее откроется. А сейчас на это и времени нет.

- Ну что ж, доверимся глазкам да ножкам, - вздохнула я, - "Авось!", - как говаривали предки.

А что оставалось? Предельная дальность блужданий, во всяком случае, определилась, - она зависела от размеров клубка в руках Светланы, который она отказалась доверить кому бы то ни было.

А нить в клубке, - я успела заметить, - настоящая шерстяная, редкая на сегодняшний день. От кого я слышала? - мать Гилла своими руками вышила обеденную скатерть из таких ниток. Белую, с цветными узорами... Гилл не показал скатерть, а я вчера не вспомнила.

У Гилла странные родители... Мать выбрала скромное имя жизни, - Мария. А могла подобрать более звучное, ведь к году инициации заслужила первый приз за какую-то работу в бионике. Важное открытие то ли в выращивании морских жилищ, то ли... Нет, не вспомнить! А его отец, Александр, прославился рядом с Серколом, был его первым помощником. Погиб на испытаниях звездолетов. Но это означает, что великий гражданин Серкол, - близкий Гиллу человек? Может, самый близкий! Как же раньше-то до меня не дошло? Сколько проблем можно было решить совсем по-другому, проще, быстрее... Что я за дура такая, дети растут умнее и практичнее матери.

"Проще, быстрее?"

Я вдруг посмотрела на себя глазами Гилла: близкая женщина, которой вовсе не интересна его жизнь, его прошлое, его отношение к другим людям, его проблемы... "...Бабочки, не могущие жить без восхищенных посторонних глаз поблизости..." Ведь это я о себе! А он еще рисковал жизнью, спасая ее ветреную красу от растерзания в пасти дикого зверя...

Нет, не имеет она права выйти отсюда без результата. Надо бы хоть приблизительный план лабиринта составить. В памяти каждой. А затем соединить.

Предложение приняли, но без восторга.

Сеть подземных ходов, даже на первый взгляд, получалась неимоверная - создатели подземелья или хотели что-то скрыть от посторонних, или имели солидные средства и время для воплощения в реальность сумасшедшего проекта. Макета, как выразилась Светлана. Браслеты не работали, и точные координаты установить не было никакой возможности. Чувства ориентации организма отказали тоже: несмотря на то, что ни разу не пересекли тянущуюся за ними нить, нам казалось, что ходим то и дело по знакомым уже местам. Эхо шагов и голосов гуляло туда-сюда, многократно усиливая впечатление напрасности новых попыток.