Четвертое поколение - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Сабитов Анвар Хамитович (ч. 7)

Гилл закончил цитировать и спросил:

- Как?

- Нормально! - мрачно ответил Эномай, - Исходный набор для воплощения столь красочного обряда у нас присутствует. Даже идол имеется. И не один: каменный плюс живой.

Браслет вице-консула сообщил о прибытии транспорта из Детского центра. Эномай помог ему эвакуировать всех четверых из команды обслуживании Инков. "Добровольческий период" в истории охраны Золотого квартала закончился. Начинался "милицейский". Гилл остался сидеть на мраморном полу, не сделав и попытки подняться. Нервная слабость не оставляла.

- Оборона королевских спален всегда была самой почетной должностью и престижной работой, - попытался он пошутить, - Подожду вас здесь, вдруг кто еще выползет из подземелья.

"Сила разума, красота тела... Столько долгих лет кричали сами себе осанну и аллилуйю

Достаточно оказалось малого толчка, и колосс зашатался. Ни один

герой

не выдержал проверки..."

В печальных мыслях он и не заметил, как вернулись Эномай с Кадмом. Вице-консул сочувственно посмотрел на Гилла, сел рядом. Эномай устроился с другой стороны.

- Что, командир, кругом все пыль да туман? - спросил центурион, - Кого ждем?

- Вайну, - негромко, без раздумий ответил Гилл.

- Вернется твой король, - твердо сказал Кадм, - Вайна-Капак из тех, чье слово дороже любых сокровищ. И так ли уж все грустно? Придут на наши места новые реконструкторы. Наверняка кому-то из них захочется воссоздать кусочки наших биографий. Будем жить так, чтобы дать им возможность для восхищения? Согласен?

- Что есть печаль, друг мой? - отозвался без улыбки Гилл, - Она есть разочарование по жизни. Ну вспомнят нас, и что? Все равно память исчезнет навсегда. И о тебе, и обо мне... Неужели нет воздаяния? Ни за плохое, ни за хорошее? Ни тебе, Эномай, ни Сиаму?

Центурион грациозно переместился по мрамору пола и оказался напротив Гилла.

- Это мы о чем? О жизни после смерти? Не спеши, у нас целая война впереди. Кадм, расскажи-ка ему...

Кадм положил руку на плечо Гилла.

- Сегодня Сиам перешел в наступление. Сделал разом два удара. Первый по Теламону. Консулат будет рассматривать вопрос об отстранении президента за бездеятельность в решительные времена. Второй по нам. Первый консул реализовался на всех без исключения экранах. С призывом к народу бойкотировать все усилия противников Договора. Предложено прервать с нами все отношения. Так и сказал: "Слабым не место среди нас. Пусть идут в шатуны".

Гилл забеспокоился:

- А как же Центурия? И вице-консульство?

- Эномай вне подозрений. А я всегда жил без чинопочитания. Меня с ним никто открыто не тронет. Но всем другим, кто засвечен Сиамом, и без прикрытия, придется уйти в тень.

Гилл наконец улыбнулся.

- У нас еще в руках такой клубочек, который нельзя не распутать. Принцу Юпанки предстоит стать первым императором Пача-Кутеком. Но его внуку Вайна-Капаку уже известна мудрость Повелителя Времени. Император Тавантин-Суйю Пача-Кутек говорил своим подданным: "Благородного и отважного мужчину узнают по спокойствию в несчастье. Нетерпеливость есть знак низкой и грязной души, плохого воспитания и еще более худших привычек". Будем спокойны и терпеливы.

- Будем! - дуэтом согласились Эномай с Кадмом.

А в сознании Гилла сработал независимый от него переключатель. И всколыхнувшееся подсознание предложило картинку-беседу с Цирцеей. Имела ли она место в реальности? В той реальности, которую именуют материальной объективностью?

- Гилл, я знаю, чего хочу. Знаю, чего добьюсь! Ты отправляешься на маяк. Да, мне это известно. Тебе открою: Лабиринт мне доверяет. У меня с ним свой Договор. Я ему не буду мешать, а он мне подарит желаемое.

Черный огонь плясал в ее глазах, обжигая слова, и произнесенные и утаенные. Гилл молчал и слушал, не сопротивляясь страстному пламени.

- Там, на маяке... Скажи ему, что Моника-Цирцея любит его. И никогда не изменит, как изменила другая. Та, предавшая любовь дважды... Она недостойна... Уйди от нее, Гилл, тебе предстоит столько больших дел. Уйди, иначе испортишь судьбу. Не зря меня зовут Цирцеей...

Не произнесены имена, но все так ясно. И его догадки, - не догадки просто, а проникновения в сокрытое. В истину. Разве он сам этого не знал?

- Чего ты добьешься с помощью Лабиринта, Моника?

- Всего, чего захочу. Я стану Элиссой, а Элисса станет никем. Так будет!

Застывшая ледяным айсбергом ненависть прорвалась сквозь огонь и дохнула полярным холодом. Но и внутри айсберга полыхал жар неутоленной любви, которую не способен погасить и абсолютный нуль.

Вот и поставлены твердые точки на местах, где столько долгих дней мешали жить мягкие знаки вопросов, цепляя крючками возбужденный мозг. Он облегченно вздохнул, расставаясь с созданными самим собой миражами.

Голос Гилла прозвучал спокойно, но так сухо, словно он много дней страдал от жажды:

- Гарвей - это Адраст. Адраст, измененный Виракочей. У Лабиринта, - нет, у Виракочи, - среди людей доверенные лица. Много лиц... Большой Договор - всего лишь уловка.

Эномай и Кадм переглянулись.

- Летим на маяк! - решил Эномай, - По дороге и обсудим перемены. Делаем малую мобильную группу, всех остальных загоняем в "подполье". И пусть выступят с демонстративным отказом от борьбы. Я их прикрою своей центурией. Тебе, Гилл, предстоит заняться созданием копий-фантомов. Для тех, кто никак не избежит нападений. Все, поехали.

На сей раз - "Стрекоза", штатный аппарат вице-консула. Машина добрая, тихая, спокойная. В голове что-то гудело, мысли с трудом укладывались на свои полочки. То и дело являлись неясные образы, странные ассоциации. Гилл сделал попытку отключиться в сон. Но не получилось. В ответ только увидел человечество, воплощенное сразу и в охотника, и в жертву-дичь. Люди приступили к охоте на самих себя. Как змея, что ухватила себя за хвост и от голода ненасытного начала пожирать собственное тело. Где остановится ее глотающая пасть? И может ли голова пожрать саму себя?

Чего

скрыто

желает центурион Эномай? Вооружить мобильные отряды? И силой оружия ускорить самоуничтожение? Ведь зло против зла, - это зло в квадрате, а не добро... Или нет?

Что-то я снова не туда поворачиваю".

Открылся слух, и разговор Кадма с Эномаем начал лениво вплывать в сознание.

...Группам работать на закрытых телепатических каналах, использовать коды и шифры...

...Блокировать участки мозга...

...Хромотрон - сторонник Договора...

...Фантомы, фантомы...

Каждому по фантому? Как бы не запутаться среди самих себя

...Цирцея пыталась взломать жилище Гилла...

Что?

- Эномай! Это ты сказал? Цирцея?

Центурион сконфуженно улыбнулся:

- Мы думали, ты заснул. Не хотели тебя расстраивать. Это произошло накануне вселения Юпанки. В доме, - извини! - постоянно дежурит мой человек. Цирцея добралась до твоего сейфа. Ее остановили в этот момент. Требовалось узнать, зачем она к тебе...

"Сейф! Мое личное расследование! Там все загадки последнего года. И мои подходы к ним. Молодец Эномай. Цирцея могла раздеть меня догола и выставить на всеобщее обозрение!"

Кадм вел "Стрекозу" вне контроля Хромотрона, подальше от утвержденных маршрутов, на небольшой высоте. За время полета Гилл успел выспаться, как ни разу в последние месяцы. Силы вернулись и он решил принять инициативу.

- Посадку беру на себя. Я хорошо изучил подходы к маяку. На месте - никакой откровенности! Мы ничего о нем не знаем, ни о чем не догадываемся. Вопросы имеются?

- Вопросов не имеется! - радостно доложил Эномай.

Кадм пожал плечами и передал Гиллу шлем управления "Стрекозой".

Приземление прошло на "отлично", для смотрителя маяка явилось и внезапным, и неожиданным. Гарвей заметил гостей в десятке шагов от маяка. Но делать ему было нечего, кроме как проявить максимально возможное гостеприимство. Точнее, - не опустить его ниже того минимума, который неизбежно приводит к взаимной неприязни.

По положению в общественной структуре вышестоящим из троих был вице-консул. Центурию до сих пор не оформили решением консулата ни отдельным глобальным подразделением, ни частью какого-либо из имеющихся консульств. Потому Кадму пришлось взять на себя внешнее оформление прибытия на маяк.

Гарвей не ответил на приветствие. Но ему пришлось отступить в сторону, когда Кадм, со значком вице-консула на клапане нагрудного кармана, целеустремленно двинулся к двери в помещения маяка. Следом за ним, сохраняя такое же серьезное выражение лица, прошли Эномай и Гилл. Хозяин замкнул процессию.

Не спрашивая разрешения, Кадм занял кресло смотрителя рядом с камином. Его спутники устроились на медвежьих шкурах. Смотритель стоял у двери и постепенно приходил в себя. Все говорило за то, что с подобным вторжением в свои владения он еще не сталкивался.

- Ты Гарвей, не так ли? - строго спросил Кадм; не дождавшись подтверждения, он продолжил, - Я так и думал. У нас один вопрос к гражданину Гарвею: почему он до сего дня открыто не определил свое отношение к Великому Договору?

Смотритель обрел-таки присутствие духа.

- Вице-консул Кадм? Я помню, ты принимал участие в Реконструкции, проведенной гражданином Гиллом в Коско. А что, вы уже разыскали свой дом? Остановили Тамоанчан и привязали его к координатам пространства и времени? Блуждающий Рай уже не льет по вам слезы?

Удивляться осведомленности Гарвея не следовало. Гилл пытался понять, зачем тот задает вопросы, не требующие ответов; смотритель сильно переменился со дня их последней встречи. В нем по определению не могло поместиться столько сарказма.

- Гарвей! - сказал он, - Ты хочешь нам сказать: "Не ищите Рая на Земле?" Хочешь, но не можешь. Кто ты сейчас, Гарвей?

Эномай отреагировал немедленно: Гилл рисковал сойти с намеченного плана, что грозило крахом всему замыслу. А за несколько минут центурион успел узнать кое-что... Пришлось ему вмешаться, чтобы не испортить всю игру.

- Смотритель! Традиции гостеприимства пока не отменены. Твои гости голодны и страдают от жажды... Комнаты твои холодны, нет в них тепла и сострадания. Разве ты не способен сделать что-то?

Гарвей растерялся и на секунду стал прежним. Тем, кого Гилл запомнил сразу после крушения и гибели Аретузы. В Гарвее жил не только Адраст, но еще кто-то. Этот кто-то и представлял сегодня смотрителя маяка. Представлял, но безраздельно владеть им не мог. Прежний Гарвей осмотрел комнату, задержав на мгновение взгляд на запертой двери в библиотеку. Действительно, комната выглядела нежилой и крайне неуютной. Ни свечей, ни стола, ни огня в камине...

Усвоив слова Эномая, Гарвей склонил голову, повернулся кругом и вышел. Центурион, глянув на браслет, сказал:

- У него с другой стороны вход в склад припасов. Он направился туда.

Гилл усмехнулся: традиция гостеприимства! Она не жила самостоятельно, а проистекала из обычая всеобщей открытости. Жизнь за прозрачным стеклом обязывала делиться с ближним всем... Отсюда следовал непреложный вывод: Гарвей воспитывался только здесь и сейчас! Гарвей есть Адраст! Но Адраст, используемый кем-то в своих интересах.

Эномай остановил его логические упражнения.

- Слушайте меня внимательно. Я вооружился нужными датчиками и приборами. Ясно следующее. Маяк, - недавно созданный виртуальный выход из Лабиринта. Прикрывающий его пространственный буфер сооружен не по действующим у нас технологиям. Этот экранчик, - он указал рукой на светлое пятнышко, висящее в воздухе недалеко от камина, - который сейчас отключен, не хромотроновский. Сделана мастерская "врезка" в земные информационные сети. Отсюда имеется доступ к любому терминалу. Можно дестабилизировать любое предприятие. Или все сразу. Гилл, твоя загадочная Фрэзи, - мобильная посредница. Где-то еще есть подобные карманы со своими Гарвеями. Достаточно для начала?

- Достаточно, чтобы признать: Виракоча мощнее Хромотрона. Как следствие, - они однопорядковы по функциям, по предназначению. Виракоча - не живая сущность, - сделал вывод Гилл.

- Кто мощнее, - не так уж важно, - добавил Кадм, - Я допускаю, что они действуют заодно, как братья-близнецы. Как быть с планом?

Гилл поднялся со шкур, потрогал рукой подсвечник на стене. Угрюм и холоден не один день...

- Я чуть было не сорвался, простите. Целесообразно все-таки не открывать наших знаний. Пусть Адраст остается Гарвеем. Сыграем с Виракочей...

Браслет Эномая показал: смотритель возвращается. Вернулся он нагруженный до предела, пришлось Гиллу ему помочь. Освобожденный от снеди, Гарвей обеспокоенно сказал:

- Вы не предупредили, что будут еще гости. Как быть?

Эномай немедленно принялся колдовать над своим эксклюзивным браслетом. И почти сразу сообщил:

- Будет еще один. Извини. Это наш человек.

И подмигнул Гиллу. Эномаю на маяке нравилось все больше. Минут через пять, когда стол стал походить на праздничный, вошел принц Юпанки. Вошел так, как входят не в первый раз: уверенно, знающе, без смущения или неловкости. Вошел и сразу обратился к Гиллу:

- Я устал от сна. Устал от того, что боролся с ним. Но сны сильнее спящих, лучше с ними примириться. Я так и сделал. Гилл, ты доволен?

- Очень доволен. Даже рад. Ведь если б я тебе не снился, то и не существовал бы. Сложная жизнь предпочтительнее элементарного небытия. Так что прошу тебя, не просыпайся без предупреждения. Может, я тоже сплю внутри твоего сна. Ты проснешься и станешь императором. А пока - насладись гостеприимством хозяина, приютившего нас волей судьбы. Знакомьтесь. Это Гарвей, смотритель маяка. Это принц Юпанки, будущий король.

Гарвей удивился и полностью вышел из известных состояний. И стал кем-то третьим. Гарвей не предполагал, что в мире живут принцы, короли, императоры. Третий хорошо знал и судьбу, и постисторию Тавантин-Суйю.

Пока Гилл пытался определить, каким образом Эномай организовал связь принца со "Стрекозой", позволившую легко проследовать по их тайному маршруту, центурион принялся угощать принца копченой рыбой, красной икрой, острой капустой и прочими яствами из погребов то ли Гарвея, то ли Адраста. Юпанки, похоже, выходил из меланхолического пике. Насытившись и, по-королевски витиевато выразив благодарность хлебосольному хозяину, он принялся рассуждать о "высшем совершенстве мира". Гилл особенно не прислушивался, было о чем подумать безотлагательно и крепко. Но ухо отмечало пируэты отличной от современной логики.

"Наказание за проступок приходит с той же скоростью, с какой появляется отражение в зеркале".

"Невечное обусловлено сетью причин".

"В одном месте не может быть одновременно двух вещей, как в двух местах - одной вещи".

И прочее в том же мудром духе.

Кадм, почти не притронувшись к еде, пытал Гарвея на предмет источников энергообеспечения маяка. Тот изворачивался подобно змее в руках серпентолога. Попутно вице-консул внедрял в смотрителя мысль, что на маяк прибыли ярые сторонники Договора, возмущенные нежеланием смотрителя перебазироваться со скучнейшего маяка в изобилующие весельем райские кущи.

- У меня нет ни единого провода от энергоцентралей, - оправдывался Гарвей, - Да и затраты минимальные. В основном, - луч маяка. Но ведь он нужен морю? Маяк без света - не маяк. У меня несколько аккумуляторов. Источники электричества - хлорофилло-белковые комплексы в роли солнечных батарей. Технология устарелая, но эффективная. Бактерии-термофилы доступны всем, биогенератор работает надежно, без сбоев. Окислительно-восстановительные ферменты на электродах, - это ведь чисто и безопасно. Я ведь ничего не нарушаю?

Кадм выглядел непреклонным судьей.

- Может быть. Может. Но отсутствие разрешения вице-консула? Это как?

Ни слова о "кармане", о прочем... Неужели Гарвей в его нынешнем состоянии не понимает абсурдности существования маяка и

собственного

бытия при нем? С точки зрения человека современного, конечно. Но и другие точки

видения

никак не исключаются. Об этом человек современный забыл крепко. За что и поимел крутой поворот в судьбе. А может, и разворот.

От какой печки начинается самооценка смотрителя?"

Принц прислушался к разговору Кадма с Гарвеем, ничего не понял, и решил внести коррективы в свой непрерывно длящийся сон.

- В этом отделенном от народа доме есть окно Хромотрона?

Кадм с готовностью прекратил надоевший ему допрос. Гарвей секунд десять посоображал и доложил:

- Экран? Есть, ваше высочество.

- Включите и соедините меня с самим Хромотроном!

Просьба прозвучала как приказ и ввергла в изумление всех. Еще никому не приходило в голову поговорить непосредственно с центральным ртутно-плазменным мозгом.

Вышло по желанию принца Юпанки. Хромотрон произвольно и немедленно развернул маленький экранчик в круговую плоскость, чем показал, что в курсе своего собственного присутствия на маяке. И "врезка" в сеть осуществлена не без его ведома. Но это уже нюансы чисто человеческого понимания ситуации. Команда программистов-настройщиков тоже едва ли углублялась в подобные детали, обеспечивая нормальное функционирование Хромотрона. Да и нуждался ли он в этом обеспечении?

Хромотрон воспринял просьбу Инки не как люди ядра Группы Противодействия. Не исключено, он давно обзавелся эмоциями и, как показалось Гиллу, обрадовался.

- Покажи мне себя таким, какой ты есть, - сказал принц.

И как-то органично, плавным, но быстрым скачком они оказались внутри нескончаемого объекта. Темное, яркое, светящееся, сверкающее... Волны, линии, геометрические формы, кристаллы и еще неизвестно что... Все это развертывалось, свертывалось, кипело, сплеталось, росло, опадало, цвело. Появлялось, исчезало...

Многообразие, уходящее в бесконечность, не умещалось в сознании Гилла; органы восприятия отказывали, не предназначенные для приема столь мощных потоков информации в нечеловеческом виде. Об их интерпретации не могло быть и речи. И самой речи никакой быть не могло.

Вся эта сталкивающаяся геометрия отдельных форм менялась от слоя к слою; Гилл, пронизывая их, то ли восходил, то ли падал...И вот, - он утонул весь, снаружи и изнутри, во всепронизывающем вселенском океане радужного мерцания. Краски безмерно превосходили цвета подводного мира, погружая в неописуемый восторг. Чистота, прозрачность, теплота, ласка, понимание... Всё сразу, недостижимая для человека сумма!

"Да она показывает чувственным образом, что

готова стать

друг

ом

подругой,

брат

ом

, сестр

ой

, мат

ерью

и отц

ом

человеку Земли.

Да,

она кто угодно! Но - не слуга!

Не слуга?! Кто же она тогда

на самом деле

, созданная людьми информационно-исполнительная машина?

Одинокая мысль мучительно всплыла и впилась занозой во вдруг застонавший мозг.

Видимо, гилловский внутренний протест-возмущение заставил Хромотрон остановить воспроизведение внутреннего содержания в его же собственных образах, только символически приближенных к уровню человеческого понимания. Хромотронная панорама свернулась в малое окошечко. Мир вернулся обратно, но уже бесповоротно измененный для тех, кто побывал внутри непонятного и непонятого. Внешним результатом стало долгое молчание каждого. Все вместе они на какое-то время перестали существовать. Ведь человек без людей рядом, - еще не человек. Даже если он смог просочиться внутрь сколь угодно мощного компьютера.

Гилл сделал болезненную попытку отделить недавнее прошлое от свежего настоящего.

Позади оставлялось удивительно быстро устоявшееся представление: все негативы, произошедшие и происходящие, идут от Лабиринта-Виракочи; он вошел в жизнь людей, нарушил ее устои, обманул; в нем все зло мира. Да так ли?

Ведь Хромотрон, правая н

ога планетного ор

ганизма, совсем не враг Виракоче.

Вайна-Капак сказал: ищите врага внутри себя! Короля недостает все больше. Его катастрофически не хватает! И тоска по нему превосходит тоску по Иллариону. А мумии все нет.

Кто же царь Земли? Лидирующая позиция человека разумного, - всего лишь претензия на трон

5. Ключ Гарвея.

Да, принц вел себя так, словно был наиближайшим родственником Хромотрону. Один попросил, другой выполнил просьбу, - и оба довольны. В итоге принц, похоже, забыл, что живет во сне. Показав первую за последнюю неделю улыбку, он удовлетворенно сказал:

- Я приехал не один. Но мой спутник мрачен, и не пожелал идти со мной. Сейчас я попробую его привести.

Принц вышел, Гарвей укоризненно покачал головой. Ему не нравилось, что маяк превращается в гостиницу. Но появление "спутника" поразило всех.

- Дымок! - радостно вскричал Гилл.

Пес не обратил внимания на возглас хозяина и друга, - он и в самом деле выглядел мрачным. Оглядев стол, он с возмущением зарычал.

- Не понравилось, что не пригласили на застолье, - прокомментировал Кадм.

- Дымок! - уже спокойнее позвал Гилл и протянул руки.

Дымок поднял голову, оскалился и прыгнул. Секунда, - и пасть сомкнулась на запястье Гилла; он от внезапной боли охнул, но, овладев собой, предостерегающе поднял руку на движение Эномая. Глаза Дымка сверкали яростной желтизной. Гилл опустился на медвежью шкуру и положил свободную руку на голову пса.

- Дым, что с тобой? - Гилл, сдерживая стон, поглаживал его по голове, - Дым, ты не узнал меня? Это же я, твой Гилл.

Рычание прекратилось, челюсти разжались. Повизгивая, Дымок отполз в угол, положил голову на лапы и почти неслышно заскулил. Глаза потеряли блеск и наполнились слезами. Не обращая внимания на кровь, стекающую с руки, Гилл сел рядом с ним, положил здоровую руку на голову пса. Гарвей оказался расторопнее всех. Открылась-закрылась дверь в библиотеку, в руках смотрителя, - медицинская аптечка. Травы, остро пахнущая мазь, бинты, - с умением опытного врача Гарвей осмотрел и перебинтовал руку. Гилл, похоже, и не заметил этого.

- Надо подумать, как помочь Дыму, - наконец сказал он.

- Помочь? Кому? Зачем? - в недоумении спросил Кадм.

- Ты не понял, - в глазах Гилла стояли слезы, - Дым для меня человек. Близкий человек. Не он напал на меня. Воля Виракочи овладела им.

- Как такое возможно? - Кадм не понимал.

- А как зомбировали Ахилла? И многих других? Дымок все понял, когда очнулся. Понял и осудил себя. Ахилл был сильнее, он почти справился. Ему не хватило чуть-чуть, и он предпочел самоубийство. Но Ахилл не успел совершить никаких преступлений. А нападение на меня для Дымка самый великий грех. Если не помочь, его жизнь превратится в ад. Индивидуальный ад...

- Да.., - после молчания заметил Кадм, - Дела... И как же быть? Предоставить излечение времени? Разве у нас есть профессионалы по психике животных?

Эномай пытался самостоятельно вникнуть в ситуацию, что легко читалось на его лице. Очеловечивание собаки осмыслить сразу? Гарвей медвежьей походкой отошел к своему креслу и занял его, сразу отгородив себя от происходящего. Отсюда легко наблюдать. Кресло к Виракоче ближе, чем другая точка маяка.

- Надо найти слова и интонации. Задача - чтобы он простил себя, как простили его мы, - сказал Гилл, поглаживая голову Дымка, - Тогда он снова заговорит с нами. Молчит он не потому, что не хочет говорить. А потому, что слова застревают в горловом спазме.

"Слова..."

Не сговариваясь, Эномай с Кадмом вышли на пустынный берег. За ними - принц. Было о чем подумать: отношение Гилла к живой собаке выпадало из установленной системы ценностей. Гарвей остался в кресле - он умел присутствовать незаметно, не мешая. Виракоче тоже было о чем поразмыслить.

Гилл получил возможность поговорить с Дымком без помех. А Гарвей - сравнить собственное "Я" с близким другим.

Извлеченное Виракочей через Гарвея не могло не отразиться на двухслойной конструкции маяка. Изучение аномалии околомаячного пространства не могло войти и не вошло в сферу интересов объединенного человечества. Ибо человечество ставило и реализовывало проблемы исключительно через Консулат. А тот, со всеми его советниками и консультантами, стал аппаратом вне критики и вне суда. Человек всегда стремился воплотить принцип непогрешимости в ком-то подобном себе, и затем поклоняться ему. Чтобы спрятать собственное невежество и бессилие за глиняной стеной веры в очередного самосотворенного кумира-идола. Зрячий не станет поводырем слепого стада. Консулат хотел остаться Консулатом. Вмешательство в миры Виракочи могло поколебать любые позиции.

Вечер над маяком пришел на час раньше, необычный, реконструированный. Ни облаков, ни звезд, ни Луны, - только сумеречное свечение со стороны моря. Если бы создатель пространственной ловушки был в силах захлопнуть ее, он бы это сделал. Из чего Эномай сделал вывод:

- Он не всесилен. И не сильнее нас. Технология людей позволяет создать такой "карман". Но сделать его независимым от окружающего мира никто не способен. Адраста надо сделать сознательным союзником.

- Рана Гилла будет долго заживать. Думаю, это не совсем плохо. Лишившись боли и страхов, мы потеряли нечто важное. Забыли, что сами - плод страданий всех предшествующих поколений, - сказал Кадм.

Промежуточное небо налилось непроницаемой чернотой. Противник, увидев человеческую слабость, ощутил в ней превосходящую силу. Лабиринтный замысел Виракочи в очередной раз подвергся самосомнению благодаря нелогичному поведению гражданина Гилла, лояльность которого для успеха замысла имела особое значение. Логика отвечала демонстрацией возможностей.

- А говорят, в сказке - ложь! - воскликнул принц Юпанки, осматривая все четыре стороны света, ставшие вдруг равнозначно неотличимыми.

- Какая еще сказка!? - раздраженно спросил Кадм. Браслет отказал, высокий статус "ваминки" перестал что-то значить.

Принц улыбнулся по-детски радостно:

- Теперь я понимаю, что чувствует и видит джинн, попавший в кувшин, перед тем, как его запечатают пробкой с печатью.

Кадм махнул рукой, продолжая попытки разбудить браслет. Связь не шла даже с Гиллом. Эномай, казалось, заразился радостью Юпанки.

- А ведь и на самом деле мы как в сказке! - он сдержанно улыбнулся, - Давайте внимательно приглядимся и хорошенько запомним. Внутри кувшина или бутылки своя красота... Такую не сочинишь. Кадм, оставь суету и присоединяйся.

Эномай сел на песок лицом к "горлышку кувшина" и замер, предавшись очарованию роковой красоты. Кадм, собравшийся было вернуться на маяк, снова махнул рукой, и устроился рядом. Принц продолжал стоять. В сторонке, поблескивая крыльями, ожидали "Стрекоза" вице-консула и мини-"Шмель" принца.

Сумеречную тишину оживляло кружение желтого луча; маяк работал в любых условиях, даже внутри заколдованной бутылки. Внешний мир планеты погружался в вечер. Километрах в двух от берега, над сминающимся в волнах зеркалом моря, светился полукруг.

- Похоже на Луну, наполовину опущенную в воду, - заметил Эномай.

- В тебе гибнет дар поэта, - не проявив восхищения метафорой, отреагировал Кадм.

- Поэты у нас не в моде. У меня отберут должность, как только я заговорю стихами. Что вы будете делать без центуриона Эномая?

И он весело рассмеялся.

От полукруга-полулуны исходил призрачный свет. Скользя по поверхности моря, он распадался на множество разнотональных лучей. При смешении их со светом маяка вспыхивали радужные блики, гуляющие с четкой периодичностью по окружности, вписанной в полузамкнутый "карман-ловушку". Вода мерцала, песчинки искрились, лица людей меняли окраску. Только купол над ними сохранял идеальную черноту. Она поглощала все, ничего не отражая.

- В чем тогда оптимизм? - спросил Кадм.

Эномай вначале указал на оба летательных аппарата, затем на светящееся "горлышко". Кадм ударил себя в лоб ладонью.

- Какой же я... Он не может справиться с пробкой! И мы в любой момент...

- Именно, гражданин вице-консул! В любой желаемый момент. И потому не будем спешить. Ведь Адраст тоже не запечатан! Состояние "Гарвей", - всего лишь ловушка, в которую его загнали. Если повернуть его лицом к свету, он поймет, что выход есть. И всегда был.

- Придется ему все открыть? - засомневался Кадм.

- Зачем все? Только то, что может и должен знать Гарвей. В состояние "Адраст" вернется, когда дозреет.

Принц подошел к ним вплотную и неожиданно сказал:

- Взрывая атомы, вы останавливаете время Вселенной!

Кадм с вопросом в глазах посмотрел на Эномая.

- Не мешай ему. Он еще не проснулся. Пора к Гиллу. Думаю, он уже идет по тому пути, который мы наметили. Уверен, он не будет касаться загадки Пятой Звездной.

- Все-таки Виракоча поставил перед Серколом барьер? - спросил Кадм; видимо, он перестал доверять собственным суждениям.

- Едва ли. Скорее всего, он использовал ситуацию. Идет слишком масштабная игра.

Гарвей мерил шагами холл-гостиную, - некогда служившую личной комнатой, - своей "гостиницы". Что означало: Гилл успел открыть ему причину нападения Дымка. И начав с нее, рассказал все необходимое, - только необходимое! - о роли Виракочи в переменах, происходящих на планете Земля.

Принц верно оценил обстановку и немедленно использовал ее, заняв хозяйское кресло. На стенах горели все свечи, в камине занимался огонь, подбираясь к толстым поленьям. Тени метались по комнате; но то были тени людей, не Лабиринта. И если б не пропитавшаяся кровью повязка на руке Гилла, вечер мог обещать хороший отдых. Тем более что Дымок, положив голову на колени Гилла, мирно спал. На территории Дымка Гилл смог победить Виракочу.

Гарвей остановился, посмотрел на кресло, но ничего не сказал. Да и принц выглядел слишком надменно, к нему возвращалось осознание собственного величия. Эномай принюхался: свечи источали расслабляющий аромат близкого и желанного уюта. О борьбе ли думать при горящих свечах? Он чуть слышно вздохнул, сказал непривычно негромко:

- Так вот получается, гражданин Гарвей. Планету людей лихорадит. Война началась. И идет она на два фронта. С одной стороны коварство Виракочи, с другой - человек против человека. Вот-вот разгорится гражданская. Мы, - и те, которые с нами, - желаем сохранить порядок. Не тот, прежний, - это и невозможно, и нежелательно. Он и привел нас к сегодняшним проблемам. Нам требуется победа. И ничего, кроме победы! А как ее добиться? Ни умения, ни оружия. Технология отсутствует, специалистов нет. Луки, арбалеты... Смех. Музейные экспонаты наполовину экспроприированы шатунами и прочими отщепенцами. В том числе мобилизованными Виракочей. Как противостоять? Я выучился читать древние книги. Оказалось, очень большой их массив не включен в память Хромотрона. Кто-то когда-то решил: не пригодится. Итак, оружие и способы противодействия. Дальше: медицина не знает, как бороться с массовыми отравлениями, как организовать центры ликвидации последствий... Как пригодилась бы прежняя техника разборки завалов, обвалов! Наши квазиживотные не понимают, что требуется, их надо учить. А это - время. А люди? У меня право зачислять в Центурию любого. Но они не знают, как, что и когда делать. Имплантации, пересадки выращенных органов... Медики забыли, например, что существовала служба переливания крови. Мы всё начинаем с нуля, а планету трясет, люди гибнут, исчезают, калечатся, травмируются, психика деградирует. Откуда взяться психотерапевтам в обществе благоденствия? А таковые были в искорененные века. Геракл, Афродита... Единицы побежали в храмы просить защиты и спасения. И что получили? Безмолвие и новые беды.

Эномай закончил монолог. В первую очередь потому, что его мощный организм потребовал подкрепления. Когда на стенах зажигаются свечи, на столе появляется вино. И центурион решил, что сказал достаточно. Гарвей спросил, продолжая обдумывать "доклад" Эномая:

- А как хранили информацию Инки?

- Кипу! - прозвучал гортанно-грудной голос от кресла.

Гарвей не понял.

- Шнурково-узелковое письмо, - разъяснил Гилл, - Мыслили они так. Структура кипу отражала и выражала строение их мира. И космоса, и общества.

Руна сими

, или "язык народа", или забытый кечуа, также связан с кипу.

- Понятно. Тот же лабиринт, - сделал вывод Гарвей, - Тогда следующий вопрос: где они хранили информацию?

Он повернул голову к принцу Юпанки. Но тот с благодушно-сонным видом указал рукой на Гилла:

- Брат мой, ответь несведущему гражданину.

"Брат" случайно задел раненую руку, поморщился от боли, но улыбнулся. Кадму показалось, что именно улыбка Гилла заставила Гарвея сесть на устланный шкурами пол.

- В таких случаях я предпочитаю цитаты. Не волнуйтесь, я буду более краток, чем Эномай, искуснейший из риторов.

"По рассказам инкских историков-амаутов... От отцов и дедов они слышали, что Пача-Кутек Инка Юпанки, девятый Инка, созвал старых историков из всех подвластных ему областей и еще многих из других королевств и надолго задержал всех в городе Коско, расспрашивая про древности, родословные и знаменательные события из жизни предков этих королевств. И, ознакомившись с наиболее примечательными из старых преданий, он повелел записать их все по порядку на широких досках и поместил эти доски в большом зале в Доме Солнца, где названные доски, украшенные золотом, выполняли роль наших библиотек, и он назначил ученых людей, которые понимали их и умели читать. И никто не должен был входить в это помещение, кроме самого Инки или историков, получивших на то особое разрешение Инки".

- Все! - заключил Гилл, - Я сказал о библиотеке девятого Инки.

Гарвей посмотрел на принца. Тот выглядел спящим. Спящим во сне, если исходить из логики самого спящего. И совсем не походил на основателя утерянной библиотеки.

- Будучи Гарвеем, я свободен от цепей, которыми опутаны вы. Иногда мне кажется, что моя жизнь проста как правда. Я не ищу сложностей и трудностей. Но большой мир входит в меня. Победить Виракочу? А разве вы воюете не сами с собой? И всегда воевали?! Библиотека - сумма книг. Одна книга может заменить библиотеку? Любую и все вместе? Тогда в ней можно будет отыскать ответ на любой вопрос. И на те, которые так мучают вас. Ты назвал меня гражданином. Нет! Не хочу! Хочу остаться свободным Гарвеем. Но почему во мне желание помочь вам? Ищите свою Книгу, я не она.

"Я не она".

Но как точно, - "ищите Книгу"! А ведь мы ее уже нашли. Книга Элиссы. Ведь она со Светланой все эти дни в Лабиринте Пакаритампу. Все складывается не так уж плохо".

Гилл решился и рассказал Гарвею о Книге и Римаке. Смотритель задумался. Черты Адраста, всплывшие на мгновения, пропали. Наконец он словно вышел из забытья.

- Я стал частью Виракочи и многое узнал.

Трое гостей маяка переглянулись. Общая мысль соединила их: "А ведь в точку попали! Сейчас и поговорим. Что для Виракочи пустяк, - для нас может стать ключом к его тайнам".

- Но я оставался где-то внутри самим собой. Поэтому я не раб, как вы думаете. Нельзя победить того, кто внутри не сдался. Слушайте. Книга в Пакаритампу, - поздний дайджест библиотеки девятого Инки, императора Пача-Кутека. Книга сделана его внуком королем Вайна-Капаком. Точнее, того, кто считается его внуком.

- А вот так не надо! - неожиданно вмешался принц Юпанки, - Считать или не считать, - здесь мое дело. И ничьё больше. Вайна-Капак - внук Пача-Кутека!

Гарвей не стал спорить. Для Виракочи проблема родства ничего не значила.

- Не надо искать в Книге инопланетные шифры. Она написана на языке людей Земли. Но с учетом рекомендаций с иных звезд. Виракоче неизвестно ее содержание, она создана запретной для него. Правильно раскрыть ее смогут двое.

- Кто? - не удержался от вопроса Кадм.

- Дочь Гилла, - последовал ответ, - А второй... Может быть, тот, кто назвал себя Хионом.

"Хион... Кентавр наслаждается греческим раем в Спарте. Целыми днями возит на себе детей...

Книга ему нужна как попона с колокольчиками

- А почему ни слова об уаках? - снова вошел в разговор принц, - Когда я проснусь, я спрошу с тебя за недостаток откровенности!

Вопрос заставил Гарвея замолчать. Глаза его поблекли, он опять с тоской посмотрел на занятое кресло. Виракоча ушел от него.

Вайна-Капак, - создатель Книги? Очень даже вероятно. Не

исключено, он исчез от нас, что

бы заняться именно ей. Но для основы ему понадобится библиотека Пача-Кутека. Да, у Иллариона было чутье, оно и тянуло его к первому императору инков, к его кварталу в Коско.

И, с

ледовательно, библиотеке быть. Следовательно, быть принцу Юпанки девятым королем! Нет, далеко не все потеряно. Виракоча в растерянности. И обязательно сделает очередной ход; и удар будет скорым, дуэль только началась".

- Ты о чем думаешь, Гилл?

- Как там погода?

- Нет там никаких погод, - ответил Кадм, - Накрыл нас Виракоча зонтиком и от дождей, и от солнца, и от луны, и от звезд.

- А мы посмотрим, - усмехнулся Гилл.

Осторожно уложив не проснувшегося Дымка поближе к теплу камина, он поднялся, опершись о пол обеими руками. Боли не было. Маятник пошел назад, да амплитуда качания пока неизвестна.

Черный зонтик пропал. За горизонт уходило солнце, на смену ему выплыла бледная луна. Бриз веял прохладой, песок отдавал теплом.

- Чем не погода? - спросил Гилл, осматривая морской горизонт.

- Ничего, - согласился Эномай, - Но видали и получше. Совсем недавно.

- А вам известно, что последние землетрясения не затронули этот уголок? - спросил Гилл, - А ведь маяк на краю срединно-океанического хребта. И тут недалеко разлом глубиной почти в семь километров. Справа и слева трясло, а Гарвей спал спокойно.

С моря донесся крик невидимых чаек.

- Вот и сигнал! - негромко сказал Гилл, - Друзья, вы видели хоть раз живого киборга?

- Искусственный организм, оснащенный живым мозгом или его электронным подобием. Из фантастической мифологии прошлых столетий, - сказал Кадм, - И что?

- Наша технология способна создать киборга? - спросил Гилл.

- Легко. Но зачем? На Земле и даже на внеземных колониях его использование бессмысленно. Абсолютно ненужная, и потому фантастическая вещь.

- Ненужная? - Гилл указал рукой на море, - Готовьтесь к встрече.

Менее чем в километре от береговой линии остановился цветущий островок. Одинокое одноэтажное здание сияло белизной среди густой зелени. От островка отделилась точка и начала движение к берегу. Несколько быстрых минут, - и точка выросла в стройную женскую фигурку, укрытую легким темным платьем. Она скользила по воде, как по льду конькобежец. И вот, она на песке, в нескольких шагах, в золотых туфельках, со сверкающей серебром жемчужной диадемой в черных волосах, накрывших хрупкие плечи. Лица не увидать, его скрыла плотная черная вуаль. Открытыми оставались тонкие руки, покрытые ровным красноватым загаром.

Накидка-вуаль закрывала лицо, но давление взгляда ощущалось на расстоянии.

- Добро пожаловать, юная дочь генерала Гранта! - склонил голову Гилл, - Все ли у тебя хорошо, Фрэзи?

- У меня все прекрасно, достойный гражданин Гилл, - отозвался контральто женский, но совсем не девичий голос, - Но ваши дела могут серьезно осложниться.

- Что еще просил передать тот, кто послал тебя? - спросил Гилл.

- Воля бессмысленного и напрасного сопротивления искажает лик Земли. Это противоречит его целям. Их неосуществление грозит гибелью миру людей.

- Спасибо за предупреждение, прекрасная Фрэзи. Ты останешься с нами? На вечер... Посмотри, какой он замечательный.

- Благодарю за приглашение, Гилл. Но мне пора.

Она изящно махнула на прощание розовой ручкой, повернулась и пошла по воде. Островок в ожидании хозяйки приблизился на пару сотен метров. Ему требовалось время для изучения рельефа дна. Ветерок играл платьем, открывая идеально очерченные формы женского тела.

- Фрэзи - киборг? - недоверчиво спросил Эномай. Ему не хотелось, чтобы такая красота принадлежала неживому организму.

- Она сделана на нашей Земле людьми, подобными Гарвею. Виракоча многое приготовил для нас, пока мы восторгались собой в храмах. Земля, оказывается, не только наша, и даже храмы стали нам чужими...

Гилл говорил и с тоской провожал взглядом уходящий за горизонт остров собственного спасения. И свою спасительницу. Вряд ли они еще увидятся. И он не узнает, чье сознание помещено в квазиженскую головку. Если б снять вуаль... Но нет, пусть в жизни останется хоть одна нераскрытая тайна.

- Виракоча пренебрегает некоторыми деталями. Или же упускает их. В детстве я читал и перечитывал роман Александра Грина "Бегущая по волнам". Он имеется в хранилище Хромотрона. По Грину, кожа у Фрэзи белая, не признающая загара. Потом я вспомнил ее голос, услышанный во время крушения. Не девичий голос, так говорит зрелая дама. И созрела догадка...

К Гиллу подошел принц Юпанки, братски сочувственно положил ему на плечо руку.

- Киборг... Век ее недолог. И она слаба. У Книги живут другие.

- Уаки?! - то ли спросил, то ли констатировал Гилл, - Я уже слышал о них.

Периодические озарения юного Инки касались обоих времен его жизни. Им не стоило поражаться, ибо сон принца походил на транс, в котором можно черпать информацию из любых земных слоев. Гилл знал, что люди ушедших поколений могли использовать это странное состояние психики, и не поражался знаниям принца, появляющимся необъяснимо и непредсказуемо.

Эномай оставил Кадма и подошел к Гиллу снова, не скрывая обиды:

- Вас что, пытать надо, чтобы своевременно сообщали новости дня?

- Это, скорее, новости года, - ответил Гилл, - Но как о них было говорить, если ясность вот-вот только начала приходить? Уаки, - призраки Лабиринта, вьющиеся у Книги. Первыми их обнаружили Светлана с Элиссой. Накануне дня Реконструкции. Наиболее вероятно, что они представляют собой сознание людей, ушедших из жизни очень давно. Предполагаю, - они освобождаются Виракочей для осуществления на Земле определенных целей. На деле уаки - глаза, уши и руки Станции. Околоземной.

Центурион успокоился, но его сменил вице-консул.

- Замечательно! Вышли в Космос. Пока ближний, но... Но малой фракцией особо доверенных лиц.

Кадм нервно рассмеялся. Затягивающаяся борьба без четких границ и определенных задач ему нравилась все меньше.

- Я тоже хочу ясности! - резко сказал Гилл, - Попробуем ее добавить. Но и дозу терпения и воли не мешало бы увеличить. А количество напрасных обид уменьшить. Связь, надеюсь, имеется?

Он поработал с браслетом, и через несколько секунд на миниэкранчике высветилось усталое лицо Элиссы.

- Я на маяке. С мужиками. Что у вас?

- Книга не дается. Закрылась наглухо.

- Где Светлана?

- В резиденции вице-консула. Приехал помощник Кадма и забрал ее. Утром. Говорит, такой приказ.

Гилл посмотрел на Кадма. Тот сделал вид, что любуется диском Луны.

- Кто с тобой? Если Книга не дается, - уходите. Она не откроется.

- Нас много. Аппаратуры всякой понавезли... Но ничего нового. Мы не понимаем. Попытались подключить терминал Хромотрона, - не вышло. Он здесь не работает. Связь держим через радиоретранслятор, установленный на вершине горы. В Лабиринте кругом провода, как паутина. Со световодами тоже ничего не вышло.

- Элисса, там край иного мира. Осторожней. Можно в один миг оказаться за парсеки от Земли.

- Я уже знаю. Светлана говорит, все дело в Станции. В "ее Станции". Она и имя придумала: "Радуга".

Принц слушал и смотрел на экранчик с лицом Элиссы. И посчитал нужным сказать:

- Вы широко работаете. Опыт и верные знания придут. У вас есть будущее. У тех, кто в одной команде с тобой, брат. А мы...

"Он что, проснулся? Странные переходы, никак не объяснить. То он ребенок, то мудрый старец, то спит наяву, то живет во сне..."

- Принц Юпанки? Ему будет интересно. Столько теней я еще не видела. Принц меня слышит?

- Слышит, - сказал Гилл, - Рассказывай.

- Обычную тень я понимаю как контурное отражение в засветовой области. Конус тьмы, несущий информацию о действительном предмете. Есть тень - ищи предмет. Тень человека говорит о близости этого человека. Тень не гуляет сама по себе, ведь так? Автономно живущих привидений не существует, они из голой, воображаемой мистики.

"Вопрос в том, как далек от тени предмет, отбрасывающий эту тень. И по каким правилам творится действие тенеобразования. Тени зрения, тени звука, тени осязания..."

Мысль уводила слишком далеко. Гилл остановил ее и сказал Элиссе:

- Я сделал себе двойника. Фантом. Он тоже моя тень. Способен бродить по всей Земле. На Марсе земных теней нет. А на Земле - тени земные.

С лица Элиссы ушла часть усталости. Синева глаз стала ярче и до того пронзительной, что кольнуло в груди. Речь Элиссы обрела мечтательность.

- Тень... Ведь по ней можно судить о самом предмете. Найти узнаваемые черты. Отождествить, экстраполировать, слить воедино. И тогда, не исключено, я увижу то, что скрыто во тьме. За тьмой.

Глаза ее ушли в сторону.

Где она стоит? Около Книги? Насколько опасны тени Лабиринта? Какой умница

Кадм, и о Светлане позаботился".

- Они там, где мы. Сколько нас, столько теней. Мы молчим. Я говорю вполголоса, и они замедляются... Нам страшно всем. От непонятности. Каждый молчит для других. А внутри идет борьба. За то, чтобы не пустить догадку в поле осознания. Прячемся... Как неестественно для поколения героев! Ты, Гилл, не испугался бы. Я знаю. А ведь мы считаем себя верхом земного совершенства. Мы - реализованный идеал, которому не дается одно, - бессмертие. Вот почему все пошли за Виракочей. Но так ли верно, что мы преодолели все другие барьеры? Не о том ли хотят сообщить нам загадочные тени? Прощай, Гилл, нам надо работать...

От Солнца остался один бесконечный луч, алой полосой соединивший запад с востоком. По песку протянулись четыре длинные человеческие тени. Тени темные, без намека на теплую часть спектра. Экранчик браслета погас, но в вечернем воздухе еще светились глаза Элиссы, слышался ее голос. Гилл не подозревал, что она может так мыслить и говорить. Может, Лабиринт простимулировал? Или он, в пылу слепой любви, не смог открыть ее, как она Книгу?

Кадм оглянулся. Одинокий маяк продолжал шарить желтым лучом по суше и воде, пытаясь отыскать истину для своего хозяина. Гарвей наверняка сидит у себя, в привычном кресле, и обдумывает услышанное от людей. Он их не звал, но они пришли и показали ему его многослойную сложность. Нет, он в эти минуты, скорее всего, получает инструкции от своего тайного хозяина. Прижать бы смотрителя, да с пристрастием поговорить. По душам, как иногда намекает Гилл. По душам, - это именно с пристрастием.

А Юпанки совсем занервировал. Никак не научится говорить понятно. Они, Инки, все сдвинутые. Гилл тоже поехал следом. Принц Юпанки и корона... Да, все-таки сочетаемые явления, без всяких. Неужели быть королем маленькой Тавантин-Суйю предпочтительнее свободы на теперешней Земле? Катавасия-то все равно кончится. Надо бы прояснить хоть что-то. Кадм повернулся к Инке.

- Дорогой принц! Ты сказал Элиссе: "А мы". Что значит: "А вы"?

Принц был готов к ответу.

- Мы, Инки, - прошлая, историческая ошибка Виракочи. Теперь он ведет глубокую разведку вашего мира для установления точного времени воплощения уаков. Мы не смогли. Получилась неудачная репетиция. Репетиция революции.

Эномай чему-то рассмеялся. Он перестал тосковать по невероятной красоте пейзажа под черным зонтом Виракочи. Но чужая красота успела зацепиться и заняла собой кусочек места, маленький уголок его человеческого "Я". А Кадм продолжал свое.

- О, принц, ты становишься образцовым большевиком. Сиам предложит за тебя большую цену. Тогда вспомни, что стоимость человека выражается в его умении творить.

Принц тоже смотрел на чужое небо. И ответил соответственно:

- Вы - творцы, а мы - увы? Вы законсервировали здание Россовского университета. Венец той архитектуры. Какой той? Тебе неизвестно, что образцом при строительстве этого здания был камбоджийский храм Ангкор-Ват? Творчество - создание нового? Или ухудшенная копия старого?

Гилл с тревогой посмотрел на обоих.

- Что с вами? У Камбоджийского храма тоже был свой образец. И так далее. Ну и что? А вам из-за этого подраться? Ваминка, конечно, пониже рангом. Но твоя провинция побольше размерчиком империи Инков. Не вижу оснований для драки. Пожмите друг другу руки. Пора обменяться умами, иначе дальше ни на шаг не продвинемся.

Принц и вице-консул натянуто улыбнулись и обменялись рукопожатием. Обмен умами едва ли входил в их планы.

- Присядем, пока песочек теплый, - предложил Гилл, - Гарвей нам пока не нужен, пусть поскучает в одиночестве. Виракоча не общество, не цивилизация. Мне раньше казалось, формальная логика всеобща. Теперь не кажется. Он действует по своим, непонятным правилам. Над ним существует еще одна, неизвестная нам инстанция. Об общности морали тоже нет речи.

- Внутри людей-то ее нет, - пробурчал Кадм; настроение его нормализовалось.

- Далее. Виракоча в лучшем случае личность. В лучшем. Уаки и другие фантомы могут быть носителями памяти людей, хранящейся в мозге Виракочи.

- А что, если сам Виракоча - макрофантом? Оригинальной, незнакомой нам структуры?

- А я вспомнил явление сыну Ийавар-Вакака бородатого и странно одетого брата первого Инки, - внес свою лепту в разговор принц Юпанки, - Тоже фантом?

- Какие-то определители истины должны действовать всюду! - уверенно заявил Эномай, - Например, критерий относительной простоты. Напомнить? Он говорит, что один набор объектов считается более простым, чем другой, если объекты последнего можно составить из объектов первого, а наоборот - нельзя.

- Лучше бы ты сообщил нам критерий абсолютной простоты, - язвительность не совсем оставила Кадма, - Он тебе известен?

- Если империей Тавантин-Суйю правили фантомы, я буду первым императором-человеком. Историческая хронология выводит прямо на этот вывод. Лабиринт, входы-выходы, шлюзы времени... Так, брат мой Гилл?

- Так, брат мой Пача-Кутек!

- Прекрасно! - лицо принца преобразилось в лицо короля: отстраненное, гордое, в меру надменное, - Слушайте слова императора. Опьянение, ярость и безумие одинаковы, только первые возникают добровольно, и они могут измениться, а третье дано навечно. Да не обретем мы неизменяемых качеств.

- Мудро! - заявил Кадм, ему стало стыдно за свою вспышку, - Но ярость нам понадобится, кругом война. Как быть в крайних ситуациях?

Не меняя выражения лица, только снизив накал гортанности, принц сказал:

- Тот, кто убивает другого, не имея на то повеления или не ради справедливого дела, сам себя приговаривает к смерти. Инки за убийство карали мучительной смертью. Воров вешали. Достаточно?

- Достаточно, - Гилл старался использовать свое серое вещество по методу Серкола, - Принц сказал больше, чем мы поняли. Наши времена столкнулись не случайно. Мы в одном клубке, в одном кольце. Размотать клубок, разорвать кольцо можно и во времени Тавантин-Суйю, и в текущие дни. Но я сомневаюсь, что инки смогут сосредоточить необходимое количество сил и средств. Посмотрим в предысторию Тавантин-Суйю. Основатель династии Инков - Манко-Капак.

Кадм шевельнулся, потер ладонью лоб.

- Потерпите. Рассказ не будет долгим. Манко-Капак, - кстати, приставку "Капак", что значит "великий", он приобрел позже, - явился в мир из Лабиринта Пакаритампу. Так утверждает легенда. Она же говорит: он вышел не один. Их было восемь, четыре брата и четыре сестры. Я помню имена всех: Манко, Аука, Учу, Качи, мама Уако, мама Окольо, мама Рауа, мама Кора. Вышли они из Лабиринта и направились вниз, в долину. Позже она обрела имя Коско. Но в пути кое-что случилось. Видимо, их выход был подготовлен недостаточно скрупулезно.

Брата Качи, самого сильного из всех, вернули в Лабиринт. Брат Учу окаменел, чтобы стать затем уакой. Аука тоже стал уакой. Какая символическая инверсия звуков! На месте его превращения и возник Золотой Квартал Коско. А Манко с сестрами-женами положил начало династии и империи Инков. Эномай?

- Я хоть и грубый центурион, но тоже вникаю. Этих восьмерых выходцев из Лабиринта посчитали братьями-сестрами, потому что они произошли из одного лона, из одного источника. Наши фантомы, - их тоже можно считать братьями. Ведь они исходно одинаковы. Генетические близнецы, если позволительна такая параллель с живым.

- Я дополню, - довольно улыбнулся Гилл, - Уаки - не все близнецы. Они схожи лишь по внешнему проявлению. Уаки, похоже, не фантомы в нашем понимании. В начале многих из них - истинная, собственная жизнь. И кто кому служит: уаки Виракоче, или Виракоча уакам, - еще вопрос!

6. Карнавал.

На территории, подведомственной ваминке Кадму, завершилась крайне важная стройка. В центре южных Анд, на искусственном плато, возвели новый, соответствующий духу времени, Храм Геракла и Афродиты. Возвели взамен старого, весьма своевременно. Кадм получил поздравление Консулата. Награда высокая, редкая. Еще бы, - пропорции теперь соблюдены, количество и качество храмов в "епархии" соответствует количеству жителей.

Событие послужило на благо Группе Противодействия. Стало возможным использовать здание старого храма, покинутое служителями. Гилл созвал большой сбор, пригласив руководителей всех филиалов Группы.

- Храмы пока вне подозрений. И Виракоча, и Сиам считают, что они не только не мешают, но способствуют продвижению Договора. Подозреваю, что индивидуальные контракты заключаются именно в них. Денек можем поработать открыто.

- Начальнику, конечно, виднее, - сказал Эномай, - Но мы здесь как на ладони. Сверху нас наблюдают одновременно десяток спутников.

- Пока они разберутся, что за люди собрались у старого ненужного здания, мы успеем разъехаться. Не до нас сегодня...

Гилл после прилета как следует не освоился и теперь оглядел местность кругом внимательней. До края большой воды не более ста метров. О реке он знал только, что она самая сильная на планете, и в ней водится множество живых крокодилов. За рекой господствовали непроницаемые джунгли. Остальные три стороны света очищены от буйной зелени до полугоризонта. Восток свободного пространства застроен деревянными строениями рационального в прошлом архитектурного типа "барак", жилыми и обслуживающими храм. На севере - посадочная площадка, запад отдан зоне отдыха, - тут поработали биомимы, вырастили цветочный развлекательный комплекс.

Воздух чрезмерно влажный, перенасыщен ароматом близких джунглей. Защита минимизирована, кругом звон москитов и прочих вредных насекомых. Оставалось надеяться, что крокодилы еще не забыли, что берег для них запретен. В светло-голубом небе парили птицы, отовсюду неслись крики обезьян.

Местечко неплохое для редкого, первобытного человека. Шатун тут не выживет. Одна из зон предстоящего рая?

Храм из тех, что возводились на заре установления последнего культа. На каменном фундаменте - деревянный сруб, сложенный из громадных черных бревен, скрепленный лет десять назад внешним каркасом легкого светлого металла. По древней, отвергнутой и забытой традиции, храм увенчан по центру серебристым куполом. Ограждение отсутствует. Парадный вход со стороны реки украшен резьбой. Растительный орнамент... Узоры по створкам дверей и бревнам. По обе стороны входа - деревянные барельефы Геракла и Афродиты, раскрашенные масляной краской.

В целом очень просто, почти примитивно. Но здание излучает теплоту, притягивает к себе, создает легкость в настроении. Оригинальное и приятное впечатление.

- Нравится? - спросил Эномай.

Центурион слегка запыхался, лицо сияет довольством. Заботы по обеспечению безопасности большого сбора Группы Противодействия явно не тяготили его.

- Пора внутрь, командир. Порядок дня утвержден, работаем в три этапа. Вначале ты даешь исходную информацию, ставишь проблему. Затем ядро Группы уединяется в отдельной комнате, а народ думает. Где хочет: в храме, в комплексе отдыха, хоть в реке, все предусмотрено. Под занавес собираемся, обмениваемся мыслями, если будут, и принимаем концепцию. Пойдет?

Гилл не стал говорить, что разочаровался в идее. Ничего не даст большой сбор, кроме брожения в умах. Напоминает учредительный съезд оппозиционной партии революционных времен.

Интерьер храма также впечатлял простотой. Бревна обшиты досками, и почему-то по горизонтали. В итоге купол как бы нависает над головами, а главное помещение делается удлиненным. Как те постройки исторического типа "барак". По доскам ветвится сюжетная резьба, раскрывающая историю храма и континента. Имен выдающихся граждан не наблюдается, традиция увековечивания установилась вместе с открытием голографической оболочки экстерьеров-интерьеров.

Эномай провел Гилла на алтарное возвышение и, обратившись лицом ко входу напротив, сказал:

- Народ разместится здесь.

Здесь, - это ряды стульев, расставленных амфитеатром. Плюс нависающие балконы. Интерьер напомнил Гиллу древние театры, предназначенные для коллективного просмотра спектаклей, кинофильмов и прочих тогдашних реконструкций. В них же отмечали торжественные события. Место, на котором они стояли, называлось сценой. По обе стороны сцены, за мраморными статуями обнаженных Геракла и Афродиты, двери в служебные помещения.

- Световоды и оконечные датчики Хромотрона не демонтированы, - сказал Эномай, - Связь есть. Пока народ собирается, включим экраны. На планете ведь праздник из праздников. Моя Центурия вся на обеспечении...

По мановению Эномая экраны вспыхнули разом. Может быть, их было не столь много, и не так они были громадны, и не очень уж трехмерны, как показалось Гиллу. Но своим шумом и сиянием они немедленно поглотили тихий свет и уютное спокойствие храма-театра. Овеществленный фантом голограммы легко устранил ненавязчивую действительность.

Хромотрон иллюстрировал хронику дня. Дня празднования Великого Договора. По планете катились волны эйфории. Люди ликовали повсюду: в храмах, в жилищах, на природе, совместно, в одиночку... Свежесозданный Всемирный Совет содействия Виракоче на первом заседании объявил всеобщий карнавал. Председатель Совета Сиам выглядел торжественным символом новых времен, знаменем этого и всех последующих нескончаемых дней.

Диктор Крус, наряженный по-венериански ярко, в который уже раз повторял утреннюю новость: заявление президента Теламона об отставке. Мужественный поступок или трусливая капитуляция? Но даже собственный вопрос не взволновал Гилла, - все, что происходило на большой земле, не достигало пространства его личности. Гилл уходил в себя, пытаясь отыскать критерии достоверности земного бытия. Сон принца Юпанки захватил всю Землю и затягивался, но никто с внешней стороны сновидения не торопился никого будить.

Голографы-реконструкторы научились создавать свето- и цветомузыкальные гармонии такого проникновения и масштаба, о каком не мечтали даже Скрябин с Чюрлёнисом. Но у последних не было Хромотрона. Тропосфера переполнилась искусственными звуками и красками, затмившими естественное небо. Праздник разворачивался, распространяясь в космос.

А в эти апофеозные минуты приглашенные на антипраздник постепенно заполняли деревянный амфитеатр. Их глаза не скрывали восхищения всеземным карнавалом, льющегося из хромотроновских световодов. О, многие из них предпочли бы оказаться там, а не здесь. Там, - буйство радости, окрыленное надеждой, опирающейся на свою непроверенную, и чужую объявленную, мощь. А здесь зарождалась афера, не имеющая ключей ни к какой достаточно авторитетной силе.

"На что мы надеемся? Нас сотрут в пыль...

В зубной порошок!

Эномай пропал по профессиональным делам, и Гилл присел на стульчик рядом со сценой. И тут же сквозь хромотронное веселье к нему пробилась легкая трель вызова через браслет. На связь вышел Кадм, по резервному каналу. Гилл повернулся спиной к "соратникам", занимающим амфитеатр.

Лицо Кадма излучало возбуждение.

- Есть Вайна-Капак! Есть!!!

Гилл вскочил со стула. Радость вырвалась из сердца и переменила краски окружения. Люди большого сбора совсем не были готовы предать дело сопротивления, - об этом говорили их лица, их глаза. Глаза и лица друзей, преданных спутников.

- Конечно, он изменился. Тебе трудно будет смотреть... Но не волнуйся, друг мой.

Слезы радости наполнили сердце и глаза Гилла.

- Со мной Юпанки. Король все предусмотрел. С ним рядом их средства воскрешения, инструкции принцу и тебе. Оказывается, в Храме Солнца Вайна-Капак заранее приготовил наши лучшие геронтологические средства: омолаживающие настои, укрепляющие мази... Одному из помощников Эномая он поручил провести с ним, - после воскрешения, - недельный курс в рамках Барьера-100. В инструкциях еще заказ на очищенный алкоголь, после пробуждения. И, - просьба пригласить Светлану, как только он будет в состоянии. Каков мужик, а?!

Крупная слеза вдруг напрошено скатилась по щеке. Гилл только успел произнести:

- Все понял.

- До темноты закончи там, - на прощание сказал Кадм, - Наше событие важнее. Утром будешь на месте.

А Хромотрон уже передавал новость, но вскользь, на одном из каналов. В храме, - на одном экране. И без картинки, Кадм не дал подступиться к мумии никому и ничему чужому.

Рядом с Гиллом, в первом ряду, незнакомый ему руководитель одного из филиалов Группы с иронией сказал громко:

- Ну, процесс запущен... Теперь король начнет уходить-возвращаться когда вздумается. Кому он теперь нужен?

В глазах Гилла потемнело, тело приняло состояние готовности. Потерял бы неизвестный филиал своего вожака, если б не Эномай. Понявший все с первого взгляда, он схватил растерянного "комментатора" за плечи и пересадил сразу через три ряда назад. Затем обнял железной рукой Гилла за плечи и отвел в сторону.

Хромотрон гулял по планете. На одном экране Хион радовался земному бытию в окружении детей Спарты, чемпионов Центра. Дети требовали досрочного присвоения имен жизни, чтобы влиться в партию Договора, чтобы стать достойными рая и вечности. Кентавр то ли одобрительно ржал, то ли протестующе смеялся.

На другом экране карнавал кипел на перуанском берегу, не так уж далеко от Храма Солнца с потайной комнатой. Этого поселения Гилл еще не видел: дома в форме морских раковин и черепашьих панцирей. Опьяненные толпы плясали на набережной. Хромотрон выделил громкий призыв:

- Мы любим тебя, Виракоча! Долой Консулат! Даешь Виракочу!

Карнавалом руководила не стихия эмоций, Сиам готовился к роли диктатора людей и слуги Виракочи. Готовился и готовил...

Вице-консул Кадм не будет вмешиваться. И правильно, пусть территория и подведомственна ему.

Эномай посмотрел в лицо:

- Ну, как?

- Приступим к неизбежному кошмару. Отступать некуда, если уж взялись, - спокойно сказал Гилл.

- Откуда нам знать, что "зря-напрасно", а что "не зря-во благо"?

И Эномай отключил экраны.

До радости Гилла и Светланы, кроме нескольких близких людей, никому не было дела. Мир давно и бесповоротно отменил семейные торжества. Праздники сделались минимум партийными и непременно крупномасштабными.

Беседка в саду Дома Инки не регистрировалась даже из ближнего космоса, спутники и космостанции поглощены карнавалом.

Светлана пальчиком, совсем легонько, дотронулась до щеки Вайна-Капака.

- Вайна, ты стал похож на дубовое дерево. Ты больше не бросай меня, хорошо?

Король улыбнулся синими глазами. Губы его дрогнули.

- Конечно не брошу. Если только совсем ненадолго.

Сердце Гилла тоже дрогнуло: король не исключает еще одного путешествия в Тавантин-Суйю! Руки короля не оставляла мелкая дрожь, кожа покрылась темными пятнами.

- А ты подожди! - настаивала Светлана, - Вот я получу имя жизни, и буду сопровождать тебя везде.

Вайна-Капак нашел силы улыбнуться. И заговорил, медленно, с долгими паузами, посматривая то на Светлану, то на Гилла, то на играющее легкими облаками небо. Гилл сидел напротив, Светлана прильнула к коленям короля.

Элисса, принц, Эномай, Кадм, Гектор и Дымок, - все они, по высказанному взглядом желанию короля, ожидали в саду, на ближнем берегу озера. Из беседки глазами Гилла можно легко увидеть их движения, понять слова. Можно, но пока не нужно. Вне пределов видимости дежурит отряд местной милиции, усиленный центурионами Эномая. Подземелья перекрыли, но коварство не знает преград.

- В далекой стране с названием Тавантин-Суйю существовал обычай

вараку

. Когда детям королевской крови исполнялось шестнадцать лет, им вручали знаки гражданина государства. То был рыцарский ритуал...

- Это сказка? - с интересом спросила Светлана, дотронувшись до красной лобной нити. Точно такую носил первый Инка, Манко-Капак.

- Да, сказка... Но очень правдивая сказка.

Голос Вайна-Капака чуть срывался от внутренних усилий. Гилл пытался ему помочь собственной энергией, но король крепко держал защиту мозга. Он не хотел помощи. Он верил в достаточность своих сил.

- Если получил знак отличия, - можешь занимать любую должность, можешь защищать свою страну, воевать за свой народ. Как вот у вас: получил имя жизни, - имеешь право заниматься избранной профессией, участвовать в соревнованиях. Но юному инке приходилось тяжелей. В Коско был квартал Колькаи-пата. Он не сохранился, его не реконструировали. Там, в отдельном доме, они жили неделями и постились. Это значит - голодали. На день им давали горсть сырой пшеницы и кувшин воды.

- Тяжело... Я бы не смогла, - сочувственно вздохнула Светлана.

- Потом они соревновались в беге на расстояние и скорость. Нельзя было даже сбить дыхание на бегу, сразу выгоняли. Потом проверяли их терпение к боли, умение владеть своими чувствами. Ходили босиком, спали на земле...

- А мы в Центре тоже это делаем!

- Наносили им раны, били по ранам палками. Угрожали мечом, - нельзя было и моргнуть. Дальше были еще соревнования на владение оружием: камнями, копьями, луками... И много чего еще. Если выдержишь - будешь гражданином Тавантин-Суйю.

- Да-а.., - задумчиво протянула Светлана, - В твоей сказке я не получила бы имя жизни.

Король положил руку ей на голову. Пальцы перестали подрагивать.

- А зачем тебе чужое имя? Твое собственное очень красивое, очень светлое. Оно у тебя настоящее имя настоящей жизни.

- И цветное, да? А у тебя, Вайна, какое имя детства?

Гилл напрягся. Как же король вывернется из ловушки, непреднамеренно поставленной Светланой? И какое место оно, имя детства, занимает в нем?

Король заметно дрогнул. И пауза затянулась чуть дольше обычной. Долгая пауза помогла, вопрос потерял остроту. И Вайна обошел его с тыла.

- Я Вайна-Капак. Могучий, сильный, богатый Вайна.

- А почему ты богатый?

- Потому что у меня есть Светлана. Есть ты.

- Я знаю. А все же, какое первое? Собственное имя? - Светлану заклинило.

Король вздохнул и посмотрел на Гилла. Синие глаза блестели влагой. Гилл понял, ему тоже стало неуютно.

- Светик! Вайна очень устал. Мы возвращаемся в Дом. Вопросы после.

Он дал сигнал рукой и все собрались в беседке. Король негромко сказал:

- Нам пора посмотреть, что происходит. Нужен экран.

- Есть экран, - заверил Кадм, - Протянем в минуту.

Экран один, и канал - главный новостной. На холме рядом с планетным, центральным Храмом высится нечто. Пока не совсем высится, но... Диктор Крус, переодетый в более скромное и приличное одеяние, вещал:

- Скульптура временная. Постоянная, соответствующих размеров, будет установлена... Идет дискуссия, рассматривается несколько точек, в их числе Эверест...

Но и во временном варианте символ оставшихся времен прельщал емкостью смысла. Приближался новый идол, проглядывал новый культ. Гераклу с Афродитой пора писать прошения об отставке.

Скульптурная пара, облагороженная голографическим покрытием, узнавалась легко и трепетно. С запада, из могучей кладки, раздвигая кирпичи, выходил исполненный решительного мужества Сиам. Из сопротивляющейся стены выглядывали лицо, правая рука и левая нога. Остальные части тела отставали ненадолго. В протянутой навстречу

другому

ладони лежал светящийся ключ, брелком к которому служил земной шарик. Сиам переполнен стремлением, движение так и рвется из каждой его клеточки.

Другой

, напротив, тоже узнаваем, но с меньшим трепетом и не с такой легкостью. Лицо его прикрыто завесой, подобной вуали Фрэзи, в протянутой руке сияет желтая Луна, теплая и многообещающая. Вместо кирпичной стены за спиной владельца Луны чернеет сгусток тьмы. Фигура не страдает динамичностью; просто тьма отступила, чтобы после акции нахлынуть вновь.

Над обоими навис звездный купол. Млечный Путь навесили так, что ядро Галактики скрылось где-то под ногами статуй.

- Они не смогли создать свое... Марэ, восток...

- Ты о чем, папа? - спросила Светлана.

"Папа...

не папа Гилл! Нет больше папы Адраста!"

- Луна - восточный символ рая. А идею скульптуры позаимствовали у француза Жана Марэ. Его творение стоит в центре старого Парижа. С двадцатого века... Знаете, в детстве я хотел взять именем жизни его имя. После того, как посмотрел его роли и ознакомился с жизнью и творчеством Жана. Но наставник переубедил. К лучшему ли, не знаю...

- Землю на Луну? Обмен? Или продажа?

Кто мог ответить на вопрос принца Юпанки? Ведь скульптура еще не заняла постоянного места. А пока так, - сделка впереди. Король Вайна-Капак подвел под обзором туманную черту:

- Они избрали не разрешенный путь.

А Гилл вспомнил окончание последнего разговора с Гарвеем.

"Виракоча могуч. Я Гарвей не в меньшей степени, чем тот, о ком ты думаешь". Фраза не менее туманная, чем последняя королевская.

- Имя жизни... За ним стоит еще одно, начальное. Никто из живущих не забыл его. Не забывают до самого барьера. Когда-то, имея еще то, начальное имя, о котором я тоже помню и думаю, ты очаровался фантазией Грина. Жизнь спрятала очарование в дальних тайниках памяти. Но Виракоча вскрыл их. И предположил, - не без резона, - что ты желал иметь именно это имя жизни. Так ты стал Гарвеем, смотрителем маяка. А твоей сегодняшней Фрэзи без разницы, какое имя носить. Оно для нее как кличка. Должна же она откликаться на какой-то звук?

Гарвей выслушал, пожал ему руку, и сказал, прощаясь:

- Я по-свойски, цитатой. Фрэнсис Бэкон сказал: "хромой, идущий по дороге, опережает того, кто бежит без дороги".

Дорога - это разрешенный путь? Спросили ли Виракочу создатели скульптуры? Бедный Сиам... Ты не знаешь,

кому протягиваешь руку".

Экран погас. Слишком резко, слишком моментально. И загорелся другой, в ином месте.

Эномай растерялся, схватился за браслет, что-то прохрипел. Вся его система защиты-обороны, контроля-слежения обратилась в набор амулетов. Но мало того...

Экран явил лицо Фрэзи. А может, и не Фрэзи, что можно увидеть через черную вуаль? Да и голос не женский. Голос совсем не подлежал опознанию, не вызывал никаких аналогий-ассоциаций.

- Я - Виракоча. Я могу многое. Я способен добиться цели, которую начал воплощать. В этом воплощении смысл моего бытия. Люди считают, я всесилен. Нет. Вы из тех редких, кто это знает. Помогите мне. Я помогу вам.

Король Вайна-Капак. Принц Юпанки. Светлана. И, - Гилл! От них зависит успех моего бытия, и само бытие. От их мыслей, от их действий. Не от силы, а от того, чего я в них не понимаю. И от того, чего открыть не могу.

Твой

запрет, Гилл, тяготит меня.

Люди ненадежны. Люди вашего мира. У них нет внутри твердого стержня. Их время колеблется вместе с ними. Их шаткий мир рушится. Их неразумный гнев падает на вас.

Я старался и стараюсь оберечь вас. Раньше и сейчас. Берегитесь, и уцелеете. Эномай, где ты? В твоем владении менее часа. Окружи заботой Храм Солнца...

Пропущенный контролем Эномая канал связи отключился. Центурион стоял, скованный открытием напрасности своего труда.

- Очнись, центурион! - громко призвал Гилл, - Разве не ты столько лет тайно хранил Консулат? Неужели ничему не научился?

- Научился!? - очнулся Эномай, - Вы меня за генералиссимуса принимаете? Да мне бы хоть одного сержанта от инфантерии из двадцатого века! Воевать с людьми, - это не Консулат за нос водить! От кого его было охранять, сами подумайте? Кадм! Отойдем.

Центурион и вице-консул минуты две совещались у журчащего фонтана. Оставшиеся обсуждали вопрос: верить Виракоче или не верить; нужны ему объявленные люди или не нужны. И, - о каком запрете речь...

- Сам натравил на нас банду, чтобы раскрыть "заговор" и содействовать спасению. Просчитал варианты, избрал нужную линию реагирования, и теперь смеется в темноте.

- Да, в истории масса примеров раскрытия несуществующих заговоров и покушений. Для поднятия авторитета перед диктаторами. А правитель делал вид, что верил. И использовал липовую ситуацию для усиления власти.

- Виракоче перед кем прогибаться? Гилл что, диктатор?

Гилл слушал, не вдаваясь в смысл, но от полусна освободился полностью. Рассуждения в ближайший час были излишни, требовались действия. Враг мог использовать одно из трех направлений для нападения. Или два из трех. Или все три. Воздух, земля, подземелье... Виракоча предупреждал потому, что враг солидно вооружен и его много. На Группе Противодействия решили поставить точку. Надо спасать короля, принца, Светлану. Тут еще Элисса! Всех четверых в потайную комнату, о которой до недавнего времени знал один Вайна-Капак! Гилл предложил им укрытие. Отказался один принц. Следовало ожидать. Он не считал себя бесполезным в войне, его ведь готовили к ней с младенчества.

Вернулись Эномай и Кадм, Гилл сообщил об использовании дворцового тайника. Кадм выразил недовольство:

- Принцу и тебе надлежит укрыться тоже!

Гилл только усмехнулся, принц издал гортанный возглас.

- Ладно! - сказал Эномай, - Общее руководство остается за тобой, Гилл. Отряд милиции перекрыл подземелье. Часть людей Кадма контролирует подходы от города. Им выданы автоматы, гранатометы и огнеметы. Нашел я недавно склад оружия и боеприпасов. Остается слабое место.

- Воздух! - сказал Гилл, - Берем "Стрекозу" Кадма, твоего "Шмеля", высаживаемся на крышу храма. Аппараты пусть крутятся на высоте. Людей хватит?

- Хватит. Серкол прислал контейнер. Я держал его на крайний случай. Считаю, сегодня он крайний и есть. Вооружение звездолетчиков. Для нас.

"Скрыл старик от Консулата! Доложил об уничтожении при закрытии Звездного Пути, и спрятал. Умница Серкол".

- Моя личная мобильная группа, ядро Центурии, в получасе отсюда. Продержимся до их подлета, - порядок.

- Ну вот, - почти благодушно сказал Гилл, - А ты говорил, что не генералиссимус! Вооружай народ и пошли наверх. И не отходи от принца!

- Есть, сэр! - осклабился Эномай и опустил тяжелую руку на плечо принцу. Тот покачнулся, но мужественно промолчал. Руки принца ждали оружие, отстоящее от даты его рождения примерно на тысячу лет.

Далее пошла суета. Оказалось, что все, кроме руководителей Группы, знали свое место и задачи на подобный случай. И все равно столкновение, с расчетом на уничтожение одной из сторон, началось неожиданно. Над центром Коско, на достаточно высокой скорости, пролетело несколько транспортных "Адмиралов". Бабочки-тяжеловозы исчезли в направлении океана, а на их месте распустилось множество голубых, - под цвет неба, - цветков-парашютов. Гилл прикинул: не менее ста человек. С обычным автоматическим оружием давних поколений на победу и спасение рассчитывать трудно. Десантники имеют то же самое. Современное вооружение производится не серийно, малыми партиями, только для внеземных колоний и звездных экспедиций.

Он покачал на руке универсальный излучатель, - вес не детский, килограммов на десять. Перевел на инфрадиапазон. Вернее всего ожечь купола парашютов на подлете. Прицел программируемый, одним зарядом можно справиться. Это все равно, что использовать скорострельный крупнокалиберный пулемет против римской когорты. Только вот поднимется ли рука?

Раз в жизни он способствовал гибели человека. Но только способствовал! И только потому, что в опасности была жизнь другого человека. Без Эномая рядом жизнь не мыслилась последний год.

Но тот же Эномай успел решить исход боя без вооруженной схватки. Над всем Золотым кварталом поднялся защитный купол измененной конфигурации, вогнутой линзой вниз. Весь десант скатился в кучу в центр купола, а подоспевшая мобильная группа Центурии занялась разоружением и эвакуацией неудавшихся десантников. Наверняка зомби, и о заказчике представления не имеют.

Виракоча не блефовал, не изображал, не лицемерил. На этот раз...

7. Саркофаг страстей

В библиотеке Гарвея всегда царила одна температура, плюс двадцать три по Цельсию. Температура комфорта тела, наилучший режим для серого вещества. Библиотека - рабочий кабинет командира Группы. Так сложилось, без стука заходит одна Светлана. Но без Вайны она нигде не появляется.

Они Гиллу не мешают. Даже когда он делит свое неделимое "Я" пополам и начинает полемику. Фантомы изображают жизнедеятельность в саду и Доме Инки, но на них никто не покушается. Стоило ли перебазироваться? Истинный мудрец не вмешивается в течение событий. Он размышляет о причинах и следствиях. Он думает о смысле собственного пребывания среди хаоса человеческих судеб. Один Гилл, - мудрец, другой, - невежда.

- Виракоча нас охраняет, спасает, любит, обожает.

- Да. А Сиам с передовой частью, - партией! - человечества стремится нас убрать с глаз долой. Чтобы из сердца вон! В жертву

нас желает принести.

- Правильно. Ведь человечество любит Сиама и Виракочу.

- Почему это правильно? Сиам и Виракоча - союзники. Противоречие!

- Никакого! Простое статус-кво, не оставляющее места сомнению.

- Тогда я не понимаю, за кого мы? И против кого? За кого и против кого живем-боремся по мере ничтожных сил? За сограждан, которые признали нас за врагов? Против Виракочи, который бережет нас крепче родной матери?

Оба Гилла сливаются в одного. И он, уже в единственном числе, возмущается:

- Игра какая-то! Специально так не запутаешь. Может, конструктор игры скрыл часть фишек? Или лишних добавил, не из этого сценария?

Штурм Золотого квартала изменил подходы к игре, но сама она оставалась по-прежнему непонятной. Чужой игрой. Виракоча утверждает, - четверо из Группы для него имеют особую цену. И в то же время имеется ощущение, что всерьез он их не принимает. Важно, - он в курсе всех их дел, имеет возможность постоянного неконтролируемого наблюдения. Предупреждает о нападении, что равно спасению.

Теперь Группе Противодействия предоставлено идеальное место для штаба координации усилий, для управления борьбой. Против кого? Виракочи! Маяк, - центральная база оппозиции-сопротивления?! Получается очень смешно.

Гилл все больше ощущает себя непослушным ребенком, обидевшимся на отца. Ребенок делает все, чтобы насолить "обидчику", но тот и не замечает его проказ.

И верно, зачем им штаб? Детская игрушка. Ведь филиалы тихонечко закрываются, люди утекают в противоположный лагерь. Или вливаются в Центурию? Тоже условность. В принципе, на деле, - лагерь один. Ведь Договор пошел!

Жилище Гарвея гарантирует безопасность. Мало того, маяк обрел признаки приличного особняка. Кроме гостиной с камином и библиотеки, не первом этаже нашлась еще одна просторная комната, уставленная удобной мебелью, с ванной и прочими удобствами. Гарвей, похоже, о ней знал. Но о том, что имеется еще и второй этаж, готовый немедленно принять несколько жильцов, не догадывался. А пытался убедить, что кирпичи своими руками укладывал.

Библиотека сделалась кабинетом "гражданина начальника". Гилл перевез сюда сейф, и сразу же отверг все начальнические привилегии и обязанности. Его потянуло к анализу, синтезу, рассуждениям, умозаключениям. Он погряз в парадоксах, в которых удобно и крепко соединялись все неразрешенные и неразрешимые вопросы. Ответами не пахло.

Всего за неделю на маяке сложился устойчивый ритм жизни, с четким разграничением роли каждого.

Король Вайна-Капак, принц Юпанки. Светлана, Гилл, Гарвей... Никто из них не имел ни малейшего желания покинуть маяк и его ближайшие "карманные" окрестности даже на час. Со стороны их можно признать тесной группой-семьей отшельников, занятых самопознанием.

Вайна-Капак и Светлана почти не разлучались. Он чем они беседовали и

молчали с

перерывами на сон, не знал никто. Но Гилл замечал, как быстро меняется и взрослеет дочь. Еще более заметен стал углубляющийся уход в себя принца. Юный Инка перестал пропагандировать мудрость своих предков, успешно совершенствовался в меланхолии, стремился к уединению, чаще на песчаном берегу. Гарвей погряз в хлопотах по удовлетворению различных нужд постояльцев маяка. Его внешний вид демонстрировал полную удовлетворенность новой жизнью. Прежде всего потому, что она не давала ему возможности серьезно задуматься о своем тройственном существовании в масштабах одного тела.

Но Гилл, пожалуй, переменился более тревожно, как внутренне, так и внешне. Он мог сутки пробыть в библиотеке, не допуская к себе никого. А следующий день бродил по всем помещениям маяка, по песку прибрежья, не замечая ни попыток Светланы "посоветоваться", ни испытующих взглядов Вайна-Капака. Изобилие фактических проявлений необратимых перемен в людях удивляло чрезвычайно. Именно скрытость, причинно-следственная таинственность века потомков древних героев беспокоила "гражданина начальника" более, чем даже упорное отсутствие на маяке Элиссы. Но беспокойство никак не продвигало аналитическую работу. Поиск подходов к Виракоче либо к уверенно ведущему за собой человечество Сиаму не давал результатов.

Кто знает, сколько продлилось бы бесплодное сидение на маяке, если б не приезд Фрикса. Великий штайгер прибыл странно один, крайне взъерошенный внешне и неустойчивый внутри. Ему удалось прорваться в библиотеку, вытащить Гилла в гостиную и организовать что-то типа общего собрания озадаченных "меньшевиков".

Озадаченность проистекала из суммы перемен-новаций, пронзивших внешний мир и лично Фрикса.

- Я перестал что-то понимать! - он осуждающе взглянул на Гилла, словно назначая его ответственным за свое умственное бессилие, - Мне объявили всеобщую мобилизацию!

- Ты логически не прав, - немедленно отреагировал Гилл, поднаторевший за последние дни в формальных противоречиях, - Твоя личность не имеет всеобщего характера.

Фрикс сомкнул черные мохнатые брови. Взъерошил пальцами шатеновую шевелюру. Что показывало: он в гневном волнении.

- Логика вообще не имеет отношения к происходящему! Консулат, - а на деле Всемирный Совет, - собирает всех штайгеров. Зачем? Что нам с ними делать? Им с нами?

- Соберут и расстреляют, - очень уверенно предположил принц Юпанки; явление Фрикса вывело его из интравертной меланхолии, - Такие случаи в истории человечества не редкость.

- Всех не расстреляют! - успокоил себя Фрикс, - Но вы тут хоть новости смотрите? Виракоча перевернул Договор наоборот. Заповедники, которые уже почти преобразованы для жизни людей, он потребовал себе. Для скорого и срочного заселения!

- Для скорого или срочного? - уточнила Светлана, - А где же наш Гомер?

- Гомер? Гомер пишет современную "Илиаду". В роли троянского коня будет Сиам. Дальше. Турецкий Понт и все Средиземье люди моря обязаны освободить для людей суши. Территория рая. Месть Георгию Первому. Скорая и срочная!

- Месть? - задумчиво спросил Гилл, - Кроме людей, местью никто не пользуется. Слишком почетно для Виракочи.

"Кто же сидит в невидимой кукле и щекочет ей

мозжечок?"

- Разберетесь! - жестко сказал Фрикс, - У меня времени нет. Я ухожу на расстрел. Дальше. О сороконожке тоже не знаете?

- Как с президентом? - мрачно спросил принц, - Государство без императора стремится к распаду.

- Вакантно место президента. Заявления принимаются, - Фрикс зарядился раздражением до планки озлобления, - Но зачем нам президент? В райских кущах такой должности не предусмотрено. Это - не проблема. Проблема - в сороконожке! Помните, несколько лет назад один из сильно выдающихся биомимов, Финн, предложил Серколу модель вездехода для освоения планет земного типа?

- Я помню! - заявила Светлана.

"Как же она может помнить? Ее тогда и на свете еще не было".

- Наш Серкол добился запрета на проект. За крайнюю неэстетичность, - добавила Светлана.

"Наш!" Да она его никогда вживую не видела. Так мог бы сказать Илларион, он любил бывать на Космодроме. Как и я... Несомненно,

это

Вайна действует на нее

о своему плану..."

- А почему нет? - глубокомысленно вопросил принц Юпанки, - Сорок ног, - любое препятствие переползается с комфортом. Планетоход получится еще тот. Не шатающийся от ветра кентавр! Хочешь, по две ноги включай по очереди, хочешь, - по три, четыре... Полнейшая безопасность. Зачем вам эстетика?

И принц снова ушел в себя. Фрикс оторвал от него негодующий жаркий взгляд.

- Вы что тут, совсем одомашнились? Будут резервации или нет, - передвигаться-то все равно придется. А эту сорокалапую мразь постановили сделать основным наземным транспортом. Исключительная надежность, видите-ли! Надо что-то делать!

Вайна-Капак мягко улыбнулся.

- Светик, а ведь сороконожка - не из нашей сказки? Жуть злая.

- Само собой! Я бы и пауков запретила. И гусениц всяких.

- Они нам и тараканов могут подсунуть! - следом за ней возмутился Вайна-Капак.

Фрикс устало расслабился на полумягком стуле. Ему стало все равно, на чем будут ездить люди в райских резервациях. Гилл тряхнул головой, сбрасывая заторможенность восприятия. Фрикс не был таким. Не мог быть!

"Сороконожка... Будто Фрикс ни о чем больше не говорил. Теперь Георгий вынужден открыто определить позицию. Нужна встреча! И обязательно там, откуда

людей моря

просят удалиться".

Кецаль вернулся в детское состояние "Ричард".

- Я был, есть и останусь Ричардом. Среди того, что теряем, есть вещи, с которыми расставаться приятно. В их числе "имена жизни".

Посол Георгия Первого посматривал то на Гилла, то на Кадма, то на гудящую приливно-прибойную полосу. Турецкий Понт негодовал.

- Мне поручено сообщить следующее. Просьбу простить за опоздание во взаимодействии. Мы всегда были на вашей стороне. Да не все так просто. Мы вступили в свой контакт с Виракочей. Разум афалин первым увидел угрозу. Теперь мы знаем, - вся Земля будет освобождена от чуждого Виракоче разума. Теперь мы с вами неприкрыто союзники.

Место для встречи выбирал Ричард. Пятидесятикилометровая береговая полоса, отведенная здесь людям моря по договору с людьми суши. Какова будет плотность населения в концлагерях, если план Виракочи осуществится? Кто будет хозяйничать на Земле? Уаки? Неясные тени из туманного мифа... Слишком просто.

"Сороконожек" расплодить и распространить не успели. В распоряжении Кадма оказалось весьма древнее средство передвижения: колеса, кузов, резервное ручное управление... Блеск эмали, запах резины...

- Прошу в экипаж! - оценивая впечатление, пригласил он Гилла.

- Откуда? И куда мы на нем двинемся? Тут же колеса, а не траки!

- Нам разрешен стратегический путь. Рядом, - идеальная дорога, проложенная людьми моря в глубь материка. Разве ты не знаешь, - в океане наша биотехника не работает. Используются механизмы. А создаются они на заводах. Для чего дорога, и не одна.

Гилл с опаской устроился на сидении рядом с Кадмом. Единственное, что он помнил о таких "экипажах", - их повышенная опасность для пассажиров. Но полная независимость от Хромотрона, вероятно, в сегодняшних условиях перекрывала этот недостаток.

- Не волнуйся, - успокоил Кадм, - Управление вполне соответствует. Встроенная ЭВМ, радар просматривает местность на несколько километров. И движение по дороге редкое. Георгий наполовину свернул свои программы...

Через несколько минут машина выбралась на гладкую ленту, уходящую на север. Где-то там, далеко-далеко, заброшенный деревянный домик. Свист ветра за окнами салона, легкое покачивание, ощущение скорости... В этом крылось свое очарование, располагающее к неспешной беседе, к ожиданию путевых встреч и приключений.

- Ричард сам предложил мне машину, - сказал Кадм, - И просил передать гражданину Гиллу: если понравится, ему предоставят экземпляр не хуже. Понравилось?

Гилл только развел руками, насколько позволили размеры кабины. Он никак не ожидал, что древняя техника способна так увлечь. Дорожная лента то шла прямо, то обходила холмы и рощи. Близ нее не наблюдалось никаких жилых комплексов. Через полчаса езды Гилл забыл, что сидит внутри ненадежного агрегата предков, и всеми сенсорами вбирал в себя стремящийся навстречу воздух, меняющуюся по ходу природу, застывшее над головой любопытное небо.

Встречным курсом прошумел многоосный грузовик людей моря, приветственно мигнул светом фар. Гилл отчетливо представил себе людей в кабине грузовика. И мысленно пожелал им счастливого пути. В воздухе с ним такого не бывало. Вот оно, влияние сухопутной дороги!

"Ехать бы вот так целый день! И не думать ни о чем, кроме как о проносящейся мимо природе, об изредка петляющей дорожной ленте, о встречных и попутных...

Такие дороги наверняка добавляли предкам интереса к жизни. Еще элемент утерянной магии?

Ведь люди не птицы

Посматривая на Гилла, Кадм довольно улыбался. Хитрость с Фриксом более чем удалась. Сколько могло продолжаться маячное "сидение"? Все дело в том, что мысль застыла, в Группе никто не понимал, как быть. Кроме Гилла, рассчитывать было не на кого. Он накопил секретный банк информации и "жевал" его в одиночестве, не допуская к блюду никого. Видимо, накопленные сведения связаны слишком тесно с личным. Гилл - уникум, не допускает в себя даже близких людей. А срочно нужен абсолютно новый, экзотический подход к ситуации дня. Выбора просто не было. Если встряхнуть Реконструктора в Гилле, он сможет! Обязательно, непременно сможет!

Радар показал впереди тихоходного попутчика. ЭВМ снизила скорость автомобиля. Гилл получил возможность рассмотреть прилегающие к дороге детали обстановки. Кроме самого полотна, гладкого и коричневого, ничего особенного. Кроме, пожалуй, протянутой с обеих сторон инфразащиты. Слегка светящийся алым, провод не допускал к дороге животных и птиц.

Точка на экране распалась на две. Еще несколько минут, и они увидели мерно бредущих на север двух лошадей. Транспорт редкий до исключительности, и Гилл ощутил приближение сенсации. В голове зазвучала мелодия, напоминающая что-то из классики века примерно девятнадцатого. И пришел запах луговых цветов, насыщенный влагой свежепрошедшего дождя. Что означало, - гиперчувствительность возвращается.

Кадм перешел на ручное управление, объехал лошадей и остановил машину. Они вышли из салона. После прохлады кондиционера воздух показался обжигающим. Запах луга ушел, но мелодия осталась. Понятно, почему: крайне странно выглядел всадник на первой лошади. Весь закутанный в черное, он смотрелся совсем чуждо, не современно. Да, мини-караван отбрасывал пространство близ себя лет на семьсот назад. Что для реконструкторских генов являлось самым мощным стимулом для немедленного изучения.

Гилл поднял руку в приветствии. Глаза черного всадника блестели глубоко угнездившейся в организме болезнью. Что ж, времена допускали...

- Что с тобой, путник? - спросил Кадм, - Можем ли помочь?

Голос, искаженный мембраной черной ткани, прозвучал глухо, игнорируя звуки препинания:

- Никто никому никогда и ни в чем помочь не способен. И разве вы не видите что с нами?

Кадм легко коснулся рукой предплечья Гилла, и подошел ко второй лошади. Если первая под черным седоком, - энергично резвая, в веселых белых яблоках по серому, - то вторая могла вызвать только уныние. Вороная без блеска, нервная, на удилах застыли хлопья пены. И глаза, - с лихорадочным отсветом, в слезах.

Гилл посмотрел на вороную с сочувствием. Исполнять профессию "катафалк", - занятие не из самых приятных. Да еще под водительством столь мрачного хозяина. Груз на спине лошади представлял собой прозрачный саркофаг. Лицо, молодое и красивое, смотрело в небо. Она словно спала. Под прозрачной преградой гроба сохранялся нужный микроклимат, позволяющий сохранять тело нетленным. На какое время? Возрождалось искусство мумифицирования?

Кадм повернулся к черному седоку.

- Сколько ты намерен путешествовать?

Тот смотал в головы траур, открыв череп, обтянутый серой кожей. На лице жили одни глаза.

"Он намеренно достигает крайней степени дистрофии! Жизнь без нее потеряла для него смысл. Страсть оказалась сильнее разума".

Сухие губы двигались с трудом:

- Буду ехать пока не присоединюсь к ней.

"А ведь он нормально соображает! Никакой не псих. И тем не менее - безумен. Неудовлетворенная страсть поглотила все желания".

- Все-таки, чем мы можем помочь? - усилил Гилл вопрос Кадма.

- Мое тело будет готово к бальзамированию через три дня в момент смерти браслет даст сигнал Хромотрон все организует и мы вдвоем укроемся в месте последнего приюта навечно там все готово.

Кадм и Гилл переглянулись. Вмешательство, даже силовое, исключалось. Судьба этого человека решена. И, как символ судьбы, порыв ветра колыхнул траурный флажок, прикрепленный к двухместному гробу: кусок черной ткани с белым контурным черепом. Наследие пиратских времен... Видимо, изобретатель собственной смерти был романтиком авантюрных, ушедших поколений. Мертвых поколений.

Оставалось молча попрощаться. Печальный осадок от дорожной встречи держался несколько часов. Процессия страстной смерти осталась далеко позади, а перед глазами Гилла все еще стояло изможденное лицо молодого человека, превратившего себя в старца. А она, рядом с которой он пожелал лечь, осталась юной.

- В нем уже нет горечи утраты. Но если его оторвать от саркофага, он умрет немедленно.

Кадм отреагировал без печали. Гилл встряхнулся, а это стоило не одной жизни по нынешним ценам.

- Вот так! Похоже, любовь человеческая вышла из рамок сексомедицины. Нам бы Департамент Любви. А во главе поставить Цирцею... Мы вносим в книгу истории неповторимые страницы.

- Не спеши с новаторством, - усмехнулся Гилл, - Мы проходим то, что до нас прошли не раз.

- Что, и подобное не новость? - удивился Кадм, указав рукой назад.

- Безумными любовниками можно заполнить до отказа не один храм.

- Но где консул Последних Дней? Это же нарушение всей системы обычаев, традиций, установлений. Хаос и анархия...

- Ты говоришь как государственный муж. Как человек, стоящий над человеческими слабостями. А ведь Виракоча уже отнял у тебя половину полномочий. А за вторую уцепился Сиам.

Кадм на секунду замер всем лицом, затем рассмеялся.

- Ты прав, друг мой. Не успеваю я за внешними переменами. Себя бы не потерять. Так, говоришь, ничто не ново под звездами? Такая котовасия любви случалась и раньше?

За стеклами машины опускался вечер, жаркий и синий. Вот-вот выплывет луна, захочется спать. Сказывалась накопленная за последние дни нервная усталость. Ярче засветились оранжевые линии ограждения; на середине дорожной ленты проявилась белая фосфоресцирующая полоска. От обездвиженных в тесном салоне ног к голове потянулась вязкая истома.

- Я помню характерный случай. Из начала семнадцатого века. Уже после инков.

- И в другом месте?

- Во мне давно зреет одна сумасшедшая мысль... Время инков захватило не только часть твоей провинции. Тень Тавантин-Суйю столетие висела над всей Землей. Но к этой загадке мы еще вернемся. Неизбежно вернемся. Итак, в начале семнадцатого после Рождества столетия...

- Забытого нами Рождества! - напомнил Кадм.

- Забытого, - согласился Гилл, - Венецианский бизнесмен по имени Пьетро делла Валле отправился в турпоездку. Через Ближний Восток в Индию. Но добрался он только до Багдада. Тогда это был великий и волшебный город. Мы его не успели законсервировать. Встретил там Пьетро красавицу Марию. И попало его сердце в капкан. В плен страсти, как тогда говорили. Преодолев множество препонов, - а тогда любовь еще не отождествлялась со свободным сексом, - он обрел ее. Да наметившееся счастье оказалось недолгим. Мария умерла при родах, а Пьетро затосковал, как тот наш всадник. Для расставания не нашлось у него сил. Тело Марии забальзамировали, и он пять лет возил ее с собой, пока не вернулся на родину.

- Пять лет возить с собой гроб с трупом?! - изумление Кадма было велико, - Или тогда уже делали такие саркофаги? Ведь даже сухие мумии пахнут крайне препротивно.

- Да, ты прав, без химии проблем любви не разрешить. Знаешь, тот, сегодняшний, саркофаг, источает эпагоны. Чья это идея, конструктора саркофага или черного всадника, я не разобрался.

- Что это?

- Химические вещества, которые излучаются нами, как и другими животными, при любовном вожделении. Зов любви... А вот в психике у него есть след внешнего вмешательства. Необратимого уже.

- Наступает век теней и мумий, - со вздохом заключил Кадм, - Доигрались с консулатами, биомимами, ваминками...

- Ну, с ваминками ты чересчур, - улыбнулся наконец Гилл.

Настроение ваминки Кадма прыгнуло вверх.

- Недалеко дорожная станция. Видишь точку на радаре? Надеюсь, люди Георгия не откажут нам в приюте?

- Пусть попробуют! - снова улыбнулся Гилл.

Радоваться было чему: проснулся замерший на столько дней механизм проникновения в чужую психику. И ожила мечта, - разобраться, кто все-таки сидит внутри Виракочи. Ведь понятно, что не искусственный интеллект, а копия конкретной личности. Кто она? Да что Виракоча!? Кадм, - и тот непонятен. Чем он живет внутри себя? Неужели одним служебным долгом? А если отберут службу, как уходит многое из того, что казалось неотъемлемой частью жизни? И Гилл задал вопрос, который то и дело всплывал перед ним.

- Друг мой Кадм... Прости, но давно хотел спросить. Есть ли в твоей жизни привязанность? Такая, чтобы придавала остроту текущим дням и окрашивала их в горячие краски?

Кадм отнесся к вопросу спокойно: - Понимаю, о чем ты. Нет. Я так называемый традиционал, как и ты. Но подруги у меня нет. Нельзя мне ее иметь. Если прижмет где-то там, - мое место на ступеньках храма Афродиты, у ног баядерки.

Гилл смотрел непонимающе, и Кадм продолжил:

- Все дело в том, что я ничего не смогу ей предложить, дать, принести... Кроме работы, у меня ничего нет.

- Разве ты не такой, как я? - удивился Гилл.

- Ты другой. Ты надежен, как скала. У тебя талант жизни. И если ты думаешь, что у тебя что-то не так, то ошибаешься.

Тут только Гиллу окончательно стало ясно: струн, которые тянулись через него, больше нет. Может, и не было ничего на той их стороне? А было простое незнание? Ведь невежество в чем-то, - еще не признак присутствия тайны.

Маяк Гарвея из тихой гостиницы превратился в оживленный информационный центр. Хромотрон выделил Группе кусочек своего необъятного пространства, беспрепятственно загружая его нужными данными и соответственно их систематизируя. Под "крышей" Виракочи можно было не опасаться ни обдуманной мести Сиама, ни слепого гнева запутавшихся людей. Гилл старался держать мозг в "режиме Серкола". Одна часть работала на анализ быстротекущей современности, другая старалась выявить внутренние истоки поворота в общечеловеческой судьбе. Момент для экспансии Виракоча избрал оптимально соответствующий. Не откройся Лабиринт Пакаритампу, нашелся бы другой. И место Виракочи не осталось бы пустующим.

Земная кожа продолжала морщиться, населяющее ее биовещество усиленно страдало и ускоренно умирало. Землетрясения, грады, смерчи, ядовитые испарения, эпидемии... Бессильная медицина, неуклюжий Консулат, пропагандистский Всемирный Совет... Миграция человеческих и животных масс, вызванная массовым страхом, предвещала возвращение пещерных веков. При условии наличия пещер.

Центурия Эномая, единственная боеспособная организация на всей планете, не могла противостоять глобальной панике.

Гилл

...Спартанское воспитание с двух лет... С младенчества: быть лучшим, стать первым! Любыми усилиями! В любой сфере! Планирование, расчет, деятельность! Эмоциям место, - в сексе, и нигде более. Оторвался от простыней-подушек, - забудь о спарринг-партнере или партнерше! Профессия, общественный долг, движение через Барьер-100, - вот что составляет суть поколения героев, жертвующих собой во имя себя. Сила, красота, воля... Не понадобилось и года, как все исчезло. Пропало, как и не было. Переход к глобальному аполитическому, внеидеологическому, нецерковному сообществу оказался напрасным. Ошибочным? Непросчитанным в деталях, как коммунистическое движение? Ведь практически реализованы именно его цели в симбиозе с крайне правым либерализмом.

------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Фрикс всегда появляется вовремя. Теперь он живет и действует отдельно от Гектора. А Гектор - отдельно от Фрикса. Поверить невозможно.

- Есть данные, что райские кущи заселяются. Пока избранными командой Сиама. В их анклавах идиллия, и насморка ни у кого не случается. Признай силу Виракочи и мудрость Сиама, - тебе найдется место в заповеднике жизни. Даже если ты - Гилл!

Фрикс обрел многословие!

- Я по-прежнему работаю самостоятельно. Призыв Консулата удалось обойти. Что они ищут, не знаю. У меня небольшая группа, мы не обременены рутиной конкретики. Ты же знаешь, я гений. Мы отыскали причину эпидемий северного полушария. Пришлось изрядно покопаться в земельке. В основном на территории восточных сверхдержав двадцатого и двадцать первого веков. Ты же занимался ими? Громадное количество контейнеров! И не все объединены в компактные склады. Боевые химические вещества! Удалось отыскать инструкции по их применению и спасению от них. Эномай занят их воплощением. Не применением, естественно, а защитой. Мы оказались не готовы, праотцы ударили без предупреждения. Вот, послушай чуть-чуть. Выдержки из тех инструкций. "Организация защиты от действия отравляющих веществ включает вывод из районов заражения". Как это организовать, если народ неуправляем? Ходит стадами куда глаза глядят. Из одной зоны заражения в другую. Разведка пока не организована как надо. А предписывается обходить зараженные участки. Предписывается использовать средства защиты, антидоты и тому подобное. Где это все? Как наладить серийное производство? А кто умеет проводить специальную обработку техники и людей? Наши машины - живые! Биомимы в трансе. Вот, цитирую: "Полная санитарная обработка личного состава заключается в обмывании всего тела водой и мылом с обязательной сменой белья, а при необходимости и обмундирования". Пока это делается только в Центурии Эномая. А что ты скажешь на то, что зоны заражения перекрывают зоны резерваций, отведенных Договором для людей? Совпадение?

Фрикс сказал что хотел и исчез. А я понял: наступает край. И совсем не праотцы бьют по нам. И не Виракоча. Уничтожают того, кто внутренне приготовился к самоуничтожению. И без разницы, понимает он это, или нет. Тот черный всадник с саркофагом, - символ каждого из нас. Символ всего человечества. Наши страсти поглотили нас без остатка. Мужики рассчитывают на меня, я вижу. Но что я могу, если родился внутри, а не снаружи?

Виракоча через Всемирный Совет объявил, что очередная серия катастроф, - дело не его рук. Он сам пытается с ними бороться, но... Народ верит Совету и Виракоче. Не они, а нечто иное мешает народу достичь блаженства в вечности! Нечто, вместе с противниками Договора!

Общее настроение не могло не проникнуть в Группу Гилла. Но ведь Виракоча косвенно признает, что межчеловеческие распри в сфере его компетенции. Логика Виракочи, несмотря на все признаки лицемерия, - а может быть, именно благодаря им, - очень стала напоминать человеческую. Как открыть людям зрение внутреннее, сущностное?

- Та же плохо прикрытая хитрость, заключенная в неполной правде, - пытался убедить собравшихся на побережье близ маяка соратников Гилл.

Но соратники не торопились убеждаться. Они оставляли за собой право выбора. То есть право использовать очередной шанс на ошибку.

- В чем виноват Виракоча? - спрашивали Гилла.

"Негативы, разваливающие социум, инспирированы не Виракочей. Тот сам не понимает их причину. Пытается разобраться, нейтрализовать? Да. Они противоречат его целям? Да. Это вначале многие не знали ответов на эти вопросы. Отсюда и пошло Противодействие Договору! А если ситуация реально иная, к чему война с Советом и с ним?" Так думают и говорят те, кто спрашивает.

Ядро Группы понимало, - близкой победы нет. Возможно, она вообще не предвидится. Но если они откажутся от борьбы, надежды на ясность не останется. И ничего для человека не останется, даже прошлого.

- Конечная это цель или попутная, пока не выяснить, - продолжал доводы Гилла Кадм; ему уже незачем было вуалировать свое лидирующее участие в Группе, вице-консульство обретало символическое значение, - Цель уже не оставляет сомнений: использовать потенциал земной цивилизации для заселения планеты некими сущностями, пока имеющими условное имя "уаки". Если кому повезет, он увидит материализацию дематериализованного. Переход виртуального в действительное. И - в действующее!

- Но обещанная вечность?

- Она будет предоставлена, - с почти садистским сарказмом усмехнулся Кадм, - Существование индивидуального сознания внутри Лабиринта, - вот форма вечности, которую вы желаете. Не исключено, некоторым, - в этой виртуальной форме, - удастся попутешествовать по Галактике.

- А что? Посмотреть на мир, забыв о Барьере-100? - Гилл иронизировал очень серьезно, - Разве имеет значение, в каком теле? И в каком состоянии, личностном или файловом?

- Виракоча не в состоянии лично очистить Землю от людей, оставив ее такой, какова она есть. Демонстрация мощи, - блеф, - продолжал Кадм, - Но он добьется, что человечество истребит себя само. Останутся дикие орды, неспособные вернуть себе инфраструктуру социума. А человечество всегда готово к самоистреблению. И теперь не менее, чем триста или тысячу лет назад. Потому что мы столь же двухслойны, как Виракоча. Схожести в нас больше, чем различий. Лицемерие - прикрытый флером ложной гражданственности образ нашего бытия. И пока лицемерие существует, у нас нет будущего, мы непрерывно на краю бездны. Мы еще увидим мокрый соленый снег над гипотетическим, фальшивым раем.

- В чем цель пребывания Инков в нашем времени?

На безличный уаковский вопрос ответил принц Юпанки. Как всегда - иносмысленно. Хотя, не исключено, он просто в этот момент вспомнил уроки своих учителей-амаутов.

- В жизни столько парадоксов... Демокрит говорил, что существуют атомы, равные по величине нашему миру. Разве кто доказал обратное? Эти атомы извне непроницаемы, граждане. Брат мой Гилл, мне не дает покоя проблема: имеют ли бесконечно малые точки протяженность? Или же они существуют вне пространства? Ведь если нет ничего непротяженного, то все делимо. Делимо и делимо...

Принц замолчал и прикрыл глаза.

Да, проблема проблем! Внутри бесконечного атома или же над исчезающе малой человеческой вселенной ты находишься? Конечно, это крайне важно для раскрытия загадки путешествующих Инков. И неважно, что смысла из формулы не извлечь. Амауты умели загонять своих слушателей и учеников в тупик. И умели передавать свое умение. Слова Инки, - пусть он юн, но все же принц! - исходно тяжелее слов любого философа-современника. Аудитория взялась за поиски смысла в пересечении человеческих жизней на плоскостях вселенской геометрии. Поиски могли затянуться до зарождения новых миров на обломках старых. Но нет, на обломках истинно нового не создать. Отсутствие логики - это не логика уже. Искать то, чего нет, - как это присуще людям, считающим себя разумными. Разумнее других. Поправить дело мог только тот, кто не боялся собственной слабости и недостаточности.

Король Вайна-Капак медленно, с напряжением поднялся с изготовленного для него механизированного кресла. Средства омоложения уже не помогали.

- Слова, как и мысли, могут быть законнорожденными и незаконнорожденными. Человек, способный отделить одно от другого, готов к делу. Я отвечу на вопрос... А вы попробуйте отделить. Вы уже знаете, в истории Тавантин-Суйю имелись так называемые легендарные личности и личности исторические. Я буду говорить об Инке Йавар-Вакаке. С ним связано явление призрака Вира-Кочи.

Вайна-Капак отпил глоток стимулятора из бокала, поднесенного принцем.

- Йавар-Вакак, - второй в династии "Верхнего Коско", из легендарных королей, точного времени его правления и я не знаю.

Короли-Инки имели абсолютную власть. Старший сын Йавар-Вакака, наследник трона, провинился перед отцом. И тот подверг его опале, назначив пастухом. Три года принц пас скот. И вдруг явился во дворец, попросив доложить королю, что пришел не по своей воле, а выполняет приказ не менее великого Инки, чем его отец. Король заинтересовался и выслушал сына. Вот что рассказал опальный наследник:

"Единственный господин, знай, что, когда сегодня в полдень я лежал (не могу точно сказать, спал я или не спал) под высоким утесом, которых много на пастбищах в Чита, где я стерегу по твоему приказу лам нашего отца Солнца, передо мною явился странного одеяния человек, по внешности отличавшийся от нас, ибо на лице у него была борода длиною более, чем ладонь, и одежда - длинная и свободная, закрывавшая ноги. Он вел привязанное за шею незнакомое животное. Он сказал мне: "Племянник, я сын Солнца, брат инки Манко-Капака и койи Окльо Вако, его супруги и сестры, первых из твоих предков. Вот почему я брат твоему отцу и всем вам. Меня зовут Вира-Коча Инка; я пришел от Солнца, чтобы передать тебе предупреждение, которое ты передашь инке, брату моему, что вся большая часть провинций в Чинча-суйю, подчиненных его империи, и другие провинции, не подчиненные инкам, поднимают восстание и собирают множество людей, чтобы прийти с могучим войском разрушить его трон и уничтожить наш имперский город Коско. Поэтому ты должен встретиться с инкой, моим братом, и сказать ему от меня, чтобы он был готов, и предусмотрел бы, и решил бы, что ему следует сделать в этом случае. А тебе лично я говорю, что какое бы несчастье ни случилось с тобой, ты не бойся, ибо я буду с тобой и в любом из них я помогу тебе как моей плоти и крови.