Серкол хрипло рассмеялся, глаза его блеснули. Я предположил, что старость-таки сдвинула в его психике что-то затаенное. Вот и всплыли запоздало десятилетиями подавляемые страсти.

- Тантризм утверждает, что один из путей достижения вершины, или святости, - экстаз в соитии полов. Цирцея получила приз за исполнение танца любви. За олицетворение идей тантризма...

- Ей бы заняться созданием современной Кама-сутры, - сказал я, с тревогой наблюдая за стариком.

- Ну вот видишь, и ты что-то знаешь. От женщины, владеющей искусством баядеры, уйти невозможно. Но Адраст за год до старта Пятой расстался с ней. Знаешь, куратор моей почетной старости Сиам недавно увлекся красивой идеей. Я тебе расскажу. Он занялся термитами.

- Зачем Сиаму термиты?

А сам подумал:

"И нам они с какого боку? Зря приехал?"

Но от чужестороннего "зря" сделалось так неудобно, что я опустил веки. И не потому, что Серкол вполне мог "поймать" мои мысли. А они не все ведь мои! Дело не в его маразме, а в моей неспособности думать истинно широко. И я принялся предельно сосредоточенно вслушиваться в речь человека, готового заменить мне отца. А я? А я был бы рад, но не смог стать ему сыном.

- Он решил создать голографическую программу бытия термитника как единого существа. Их сейчас, на нашей возрожденной к вечности планете, около тонны в расчете на одного человека. Дело в том, что термитник может существовать почти бесконечно, время от времени меняя свои живые клеточки. Клеточка - отдельный термит. Сиам с командой посчитал, что внедрение голограммы термитника в человеческий организм привнесет в его бытие недостающее долголетие. Теоретически проблема обоснована достаточно прочно. Но существует непреодолимая пока проблема совместимости различных информационно-жизненных кодов. Ты ведь знаешь об этом? Нам неизвестен код нашей жизни. А всякие химические, голографические и иные его модификации не действуют. Они вторичны. Но термиты - весьма поучительная вариация. Их жилища, сооруженные из переработанного дерева, прочнее наших домов. Там все - и вентиляция, и прочие блага. Все эти термитники и муравейники для нас, людей, образец бытия. И не только. Внутренняя организация этих суперколлективов показывает, что человек вовсе не одинок в сфере разума. Вопрос в том, что желаем отыскать себе подобных. И чтобы нам подобные жили по миллиону лет и научили нас этому искусству. В принципе Сиам на верном пути, - если искать ключи к бессмертию, надо шарить по родной планете, лезть внутрь человека. Может, нам надо объединить мозги, подобно муравьям, и жить не единицами-личностями, а единым планетным организмом? В таком случае смерть одного индивидуума, - бывшего индивидуума, - будет расцениваться как необходимый момент обновления. Как такое на взгляд великого реконструктора? Ты дал еще одну надежду преодолеть Барьер, но ты ведь знаешь, что за этой надеждой очередная химера...

Ох уж, эта манера перепрыгивать и перескакивать! Я осторожно прервал его рюмочкой вина, чтобы приблизиться к собственному интересу:

- Мать Адраста рассказала мне, что он вполне серьезно говорил ей о некоей станции на Луне. Или рядом с Луной. Будто та станция сооружена одной из древних земных цивилизаций. И до сих пор в рабочем состоянии, мозг ее функционирует и наблюдает за планетой. И имеет возможности вмешаться в течение событий. Только вот команды на вмешательство не поступает, - хозяева давно растворились в воде времени.

Серкол рассмеялся, он не скрывал иронии. За какой-то час он успел продемонстрировать почти полный спектр человеческих эмоций.

- Был такой прикол... Адраст любил пошутить вот так с близкими... А потом вместе с ними посмеяться. Последняя его шутка осталась без завершения. Знал бы кто-нибудь разрешенный путь к звездам... Гилл, ты знаешь такой путь? А Гарвей... Тут что-то есть... Но Адраст не мог знать Гарвея, никак не мог. Разве что после исчезновения, в ином измерении, его путь мог коснуться жизни внештатного смотрителя ненужного маяка.

"Не такой уж он ненужный,

- вспомнил я крушение яхты и чудесное спасение

, - А иное измерение, -

это и тайны голографических пространств? Серкол уверенно

заявил: о

ни не сопересекались... Но их лица в моей

памяти

непрерывно

сближаются,

и

глаза

обоих

смотрят с одинаковым выражением

. Глаза Адраста незабываемы: в зеленоватых белках черный большой зрачок. И у Гарвея радужка не просматривается

".

Моника-Цирцея... Серкол подтвердил избранное мной направление дальнейшего розыска.

Она поразила меня! Я не знал, что и так бывает.

Перехватило дыхание с первого же взгляда. И не потому, что она в совершенстве баядера, жрица Афродиты. А потому перехватило, что я увидел почти точную копию Элиссы. Отвергнутая женщина должна испытать все способы для возвращения любимого, а уже потом, после неудачных попыток, - переключиться на месть. Любовь и ненависть, сестрички-клоны древа добра и зла...

Кое-что из прежнего опыта, неоцененное и загадочное, становилось на свои места.

Цирцея последние годы пристально наблюдала за Элиссой, разгадывая секреты ее прельстительности. Она научилась выглядеть как Элисса, и, видимо, иногда думать, как та. Да, они стоили друг дружку. Любимый элиссин лимонно-алый цвет: волосы, одежда, драгоценности... Вот только синеву глаз Элиссы Цирцея не стала копировать. Элисса наверняка не задумывалась о прошлой жизни Адраста, о его женщинах.

"

Вот она, двойственность бытия!

Раздвоенность даже. Эта соперница д

ля Элиссы пострашнее той

уссурийской

тигрицы. Любовь - выс

очай

шая степень человеческого

эгоизма

. Наивысшая!

Мать ради спасения своего ребенка легко, не задумываясь, уничтожит другого, не своего.

Продекларированная всеобщая

терпимость

,

как

общепризнанный и утвержденный статус бытия

,

один из

наших опорных

мифов

...

На какой она чаше весов?

Должны учитываться плюсы и минусы, непременно должны!

Плюсовая чаша, минусовая чаша... И держит их не Сиама рука! И не моя. А такая, что... Да где взять такую?"

Узнав, кто я, любовь земная весело рассмеялась. Ясно, она ничего не утаит.

Она знала все об Адрасте, еще больше - об Элиссе. Но я не услышал ничего, за что можно зацепиться и продолжить линию. И начал думать о том, что занимаюсь совсем не тем. И не так. Эту колдунью бы в убежище Гарвея. Она б его расколола-разгадала как шимпанзе кокосовый орех. Убежище... Убежище?..

Лабиринт, - тоже убежище... Если я не разберусь в лабиринте своих явных и тайных мыслей, то пути к Иллариону не отыскать. И не понять всего того, о чем говорил и молчал Кадм. Угроза... Его беспокойство не беспочвенно, я чувствую то же самое.

Пакаритампу, лабиринт Элиссы... Есть там что посмотреть... Да нечто внутри сознания пугает меня, не пускает. Или внутри памяти? Ощущение такое: помнил нечто важное, но позабыл... Нечто страшное. А ведь Гарвей выглядит так, словно действительно приобрел амнезию, которая бывает у нас только принудительной. Лечебной. Имя Адраста явилось ключом и разбудило что-то очень болезненное, спрятанное от него самого? Им самим или кем другим?

Зачем мне Лабиринт? Чем может помочь загадка, зарытая в туманном прошлом? Если бы Илларион оказался во времени инков, то есть произошла прямая замена с принцем Юпанки, он дал бы знать в мое время. Илларион умный мальчик, у него большое будущее. Было большим.

У входа в Лабиринт Пакаритампу стояла не Ариадна. На сей раз дежурил двуликий краснолицый юноша в одежде инки-воина. В одной руке - цветная тесьма со свисающими нитями. Нити обильно перевязаны узелками. Кипу? Нить Пачакути, виденная недавно во сне? Пачакути, - император Пача-Кутек. Принц вторгается в мои сновидения.

Я заинтересовался и подошел ближе. Симпатичный юноша, - или девица? - поворачивался ко мне то одним, то другим ликом и улыбался обоими. Но все четыре глаза оставались холодными, отталкивающими. Мало того, на первом они ослепительно и глубоко, до черноты, зеленые, на втором - небесно синие. На меня смотрела то Цирцея, то Элисса! В таких условиях я не мог работать. И решительно повернул назад.

Оглянувшись, я поразился: лица Януса нового времени переменились. Теперь на меня смотрели то Илларион, то император Вайна-Капак... Оба понимающе и сочувственно. Тянущиеся через меня тайные нити, вплетенные в клубок праздничных общечеловеческих противоречий, дрогнули так, что стало больно. Везде больно.


2. Лабиринт

ы

Элиссы.

Лабиринт всемирно-человеческий и лабиринты внутрисобственные действуют всегда и, по-видимому, вечны. Чтобы выбраться на свободу, надо иметь верные алгоритмы поведения. Но где они есть, и если ли вообще, я не знаю.

В себе я заблудилась давным-давно. Начав понимать это, пыталась что-то поправить, но от того еще больше запутывалась. Адраст пропал среди звезд, но остался в сердце занозой. Почему? Ведь я пришла к нему только ради личной выгоды, ради родной себя. И почему душа снова тянется к Гиллу, как и в общей их юности? Душа? Гиллово словечко. Заразительное, хоть и непонятное. Теперь он получил высшее признание, и находиться с ним рядом означает быть на вершине жизни. Сколько я пыталась вернуться... Не однажды! Никто не поверит! Светлану отправила к нему, в роли легальной зацепочки. В круг его интересов вошла. Сколько ненужной информации пришлось переварить! Но всякий раз возвращалась к себе. И оправдывала зигзаги вперед-назад виной Гилла в исчезновении Иллариона. Но разве я любила своего сына настолько, чтобы забыть о собственных желаниях? Вот и Светлана, узнавшая отца, старается быть поближе к нему, а не ко мне.

Кто-то меня изнутри расчертил на неравные ромбики-квадратики и разделил-разрезал... В какой кусочек не ступи, - до крови рана, ощущение неполноценности и вины. А где вина, там и раздражение, там стремление найти виновника вины. Понимаю, что так нельзя, но по-другому как? Из ромбика в квадратик, прыг-прыг, - что за жизнь? А ромбики-квадратики - люди: Гилл, Адраст, Илларион, Светлана и я сама... Соединить всех вместе стало уж совсем невозможно. Распалась-сломалась душа-игрушка. Не только потому, что двое пропали в иных пространствах-временах. И оставшихся-то не объединить... Гилл, как всегда, невозмутим. Как меня раздражает его заоблачный юмор! Над чем смеяться, когда всё не так! Словно он знает, каков выход из моего внутреннего лабиринта, но не желает открыть пути. И мечтает только, чтоб злая Элисса помучилась в одиночестве. Что ж, он имеет право даже на месть. Гилл ведет себя так, будто ему известно все. Все, что было, есть и будет... Тоже мне гений! Но Гилл - величайший гражданин мира. Его почитают выше Теламона. К нему тянутся и юный принц Юпанки, и очень древний, странный, просто непонятный король с диким именем Вайна-Капак. Этот король сделал свое дело в прошлых веках, но пришел без разрешения в мою жизнь и начал появляться в снах. Умершие должны ли возвращаться? Разве тут лазейка через Барьер-100?! Какое-то всепланетное умопомешательство!

А тут еще эта пещера! Почему Гилл считает, что в пещерном лабиринте можно найти нужные ему ответы? Через лабиринт не найти дороги к Иллариону, тут нет сомнений. Считает, но сам не побывал там ни разу. А меня тянет туда, словно я согласна с ним. Как бы не так! Светлана после цыганских слов морской королевы перестала беспокоиться об Илларионе, и уверена, что он скоро вернется. Видимо, она вся в меня, - меняет и умножает привязанности, как петух в курятнике. Мать сменила на отца, а последние дни испытывает непонятную симпатию к ожившей руине, королю инков. Мумия вернулась в мир и стала дороже живых людей! Я видела его несколько раз, и обменялась всего парой-другой пустячных фраз. Но его слова! Такое ощущение, что он помнит о моем прошлом то, чего знать никак не может. Не должен знать. И глаза! - словно повторение моих. Такие были у Иллариона. В зеркало глядеть стало страшно.

Я все-таки уверена - каким-то неизвестным способом король Вайна-Капак связан с Лабиринтом. Лабиринт тоже только кажется мертвым. Как казалась мумия... Совсем не обязательно, что Илларион и Юпанки совершили прямую замену во времени. То есть занимают равнозначные координаты в пространстве. Если это так, Книга в лабиринте может что-то прояснить. Может... Но Книга - страшная вещь, она способна вывернуть любые мозги. И потом, Книга больше ставит вопросов, чем дает ответов.

Догадки, догадки... Ну зачем мне мучиться всем этим?

Юный принц мудр не по годам. Гилл нащупал в инках нечто чрезвычайное! И очаровал ими всю планету. Юпанки начал свою жизнь у нас с изучения истории своей империи - это понятно. И теперь каждый ребенок знает ее не хуже него! Я поинтересовалась у Хромотрона: Консулат поголовно погрузился в этнографию империи инков! Такой страсти к обучению на верхах со дня Великого потопа не бывало. Сиам даже создал личный закрытый архив данных! Полная открытость жизни, - что в этом плохого? Я не уродка, мне есть что показать, не стыдно. Но вот поняла, - у меня тоже внутри имеется собственный закрытый архив. А если так у всех людей? Получается, что мы годами и столетиями обманываем сами себя...

Принц загадочен не менее короля, которого не признал своим предком. Но разок он-таки назвал его Инкарри! "Инка-реем", то есть Инкой-королем. Принц больше говорит на кечуа, нежели на своем закрытом наречии или языке землян. Понимает его как следует один Гилл.

- Мы, Инки, знали, что созданная нами империя не будет долговечной. Выполнит она свою задачу или не выполнит, - все равно уйдет. Приговор был оглашен, мы его знали. Теперь я понимаю - задача не была выполнена. Но - напрасно ли все было?

О какой задаче обмолвился Юпанки? Король тогда посмотрел на него долгим, изучающим взглядом. И промолчал. Он больше молчит, но глаза его! Но я не знаю языка глаз, никто не Земле его не знает. Если и этого не знаем, то как можно рассчитывать на преодоление Барьера? Принц уходит от ответа, как хитренькая девочка. Как она сама, самоуважаемая Элисса.

- Кто есть Инки? - спросила я, - Откуда и зачем пришли? Какова их истинная роль?

- А разве не каждому хочется знать, зачем он живет? Узнать, прольется ли хоть капелька его крови в Вечность? Ведь проверка закона реинкарнаций принципиально невозможна.

Так сказал вице-консул Кадм. Разве так отвечают женщине? Заразился Гиллом, чувствуется.

Нет, не каждому хочется знать! Мне это точно известно! Людям Земли хочется знать совсем другое... Гилл как-то усмехнулся и заметил:

- Любая Реконструкция страдает неполнотой. И порождает неучтенные следствия. Ты стала первой дамой года на планете. Кто такое мог предположить?

Выходило, ей теперь надо круглосуточно петь и плясать перед ним в знак благодарности. Надо же! Я, Элисса, - неучтенное следствие его Реконструкции? И когда я была последней?

А король Вайна-Капак лезет в сны. И говорит со мной там. Смотрит невероятными синими глазами и говорит о всякой чепухе. А потом эта чепуха не дает покоя. Наведенные мысли... Кольцо мыслей вокруг одной и той же темы. Ну зачем мне знать столько о мозге человека? Возможно, если подключить еще процентов двадцать нейронов к мышлению, я смогу находить нужные решения кратчайшим путем. И узнаю все, что желаю знать. Но кто и как их подключит? Человек не Хромотрон, ему нельзя добавить один-другой терминал, залить в голову побольше ртути... Интуиция - она в области интересов Гилла. Он решает задачи, минуя сам процесс решения. А потом оказывается, - произошел сбой в чем-то. И пропадают люди!

"Ваше мышление направлено вовне, на "вынос", - говорит во сне король, - Вы стремитесь изменять окружение. А если попробовать наоборот, - "вовнутрь"? Не деформировать условия, а приводить себя в соответствие с обстановкой? Может, будет не так скучно?"

Во сне она тянется к нему и совсем не спорит. Соглашается и хочет разобраться... Там я спрашиваю умно, совсем как Гилл:

- Приспособление на новом витке спирали? На втором? А как будет выглядеть приспособление на третьем витке, если он предполагается в будущем?

И совсем уж сумасшедшая, точно не моя мысль:

- Получается, что в принципе можно направить развитие живых организмов Венеры на появление у них разума?

Это во сне... А наяву я, вспоминая венерианских ящерок, паучков и змеенышей, содрогаюсь от жути. Разум и паук, - безобразие, - это несовместимо! А Разум и человек? Истинный Разум? Но где истинный разум, там и человек истинен... Он в моем сне несколько раз упоминал имя Пача-Камак. Имя собственное? У кого спросить?

"Структурно-функциональное единство двух систем: природы и живых организмов... Давление друг на друга. Взаимное давление... Его удельный вес на различных участках в разное время неодинаков. Однородных сред не существует, они идеально-бессмысленны. В этом понимании у природы всегда есть разум. И там, где появляется и удерживается разность давлений, происходит изменение-развитие. Процесс бесконечен, природа и ее содержание обречены на него. Нацелены!"

Откуда взялась в памяти такая ученая фраза?

Может, это и так. Придется проверить на взаимодействии с Лабиринтом в Пакаритампу. На взаимодавлении.

Ариадна стоит у входа и держит в обеих руках кипу, - узелковое письмо индейцев, навязанное им Инками. А то стали бы они сами изобретать такой бестолковый механизм переписки! Ариадна улыбается. А в моей голове звучит цитата. Я все больше становлюсь похожей на Гилла с Илларионом, так любящих вместо собственных мыслей цитировать чужие слова. Слова-мумии...

"Связки шнурков в качестве мнемонического (оживляющего память) средства, по-видимому, использовались обитателями Нового Света с давних времен. На кипу похожи, например, вампумы североамериканских индейцев.

С помощью кипу было легко закодировать и фиксировать любую информацию числового характера по категориям (скот, воины, бронзовые палицы, сосуды с кукурузным пивом, крестьянские семьи и тому подобное) примерно так, как это делали обитатели Ближнего Востока в четвертом тысячелетии до нашей эры с помощью фишек геометрической формы.

Употребление кипу не всегда ограничивалось чисто прикладной областью: кольцевой шнурок с направленными во все стороны от центра нитями-лучами напоминает космологическую схему древних перуанцев с расходящимися от главного святилища линиями-секе.

Подсчитано, что на пути от Кито до Коско эстафету последовательно передавали друг другу как минимум триста семьдесят пять человек (если не в два-три раза больше), что устную информацию могло бы исказить до неузнаваемости. Неся кипу, гонец должен был лишь помнить, к какой категории относится сообщение и кому оно адресовано".

Все, я тоже заболела Гиллом. Гилл стал обращаться к воспроизведению цитат лет десять назад. Понял, что слова известных людей придают речи авторитет, силу документа. Понятно: ему всегда было трудно убедить верхи в нужности предлагаемых реконструкций. Жаль, наставлений Геракла не сохранилось. Для Гилла они были бы в самый раз. Есть в нем такая же самодостаточная сила в сочетании со смирением. Илларион, - миникопия Гилла. Пока мини. Как я пыталась сблизить с сыном! Но на меня, как в целом на женский вопрос, он с младенчества смотрит глазами отца. Его сверстники со взрослыми девками в кусты бегают, а он, - как мужской монастырь основать собрался. Если бы не я, и Гилл до старости без женщины проторчал бы. Кадм вот туда же смотрит. А мои девочки нормального спутника себе найти не могут! Докатимся так до демографического коллапса.

Я цитировала навязанные Гиллом знания, Ариадна продолжала призывно улыбаться. Сквозь тело ее просвечивал кусок скалы. Прямо светлая тень... Как те, что кружили вокруг Книги. Тени инков? Тех, что не стали мумиями и не обрели покоя? И теперь они носятся по своему лабиринту и не могут выбраться из него. Ведь чтобы выбраться, надо проникнуть в живой мозг и обосноваться там... Мириады теней... А все вместе они называются Пача-Камак... Я вздрогнула, представив себя тенью. Откуда во мне такие мысли? И откуда дрожь в груди! Вдруг это тень чья-то нацеливается внутрь моей черепной коробки? Не выйдет! Все равно я пролезу в суть Лабиринта! Главное, - проконтролировать качество и пути движения информации от него ко мне. Через Римака, говорящего идола, через Книгу, через теней... Нет, без жутких теней надо бы обойтись, это крайне желательно.

Сегодня я обезопасила себя как могла, решившись идти в одиночку. Кадм, не поставив по моей просьбе в известность Гилла, предоставил десяток землероек, освободившихся на время после очистки погребов и подвалов под домами и кварталами Коско. Они пошли под Лабиринтом, зондируя по пути пустое пространство ходов в теле скалы. Скалы или все-таки окаменевшей пирамиды? Через браслет я сохраняю с ними постоянную связь; землеройки готовы в любой момент подняться по призыву в коридор и помочь выбраться наружу.

Я обошла Ариадну кругом, внимательно рассмотрела платье-балахон, лицо без намека на грим. Как примитивно понимает женскую красоту ее создатель!

- Ты Элисса. Прими подарок, нить Пача-Кутека.

Пача-Кутека? То есть императора? Или мумии? Кого зовут этим именем? Или звали? В голове вновь закрутился родной до тошноты внутренний лабиринт. Голос Ариадны оказался гортанно-грудным, как у принца. У короля гортанность не так выражена. Но у Ариадны в звуковой тембр вплелись шуршащие нотки, придавшие голосу неслышанное очарование. Неплохо бы овладеть хитрым искусством обертонов, не помешает. Сделаем пометочку!

Но и у меня имеется то, чего нет у нее. Я повела головой, тряхнула локонами. Ариадна заворожено прикипела к золоту прически. Тень вела себя по-женски, что успокоило. Легонько, движением ладони, я отмахнулась от подарка, - "путеводной" головоломки, - и вошла в сумерки Начала. Начало чего-то крупного, - оно всегда темное и трудное. Путь освещал дооборудованный люминофором браслет. Землеройки инфраизлучателями создавали передо мной схему коридоров с оптимальным маршрутом. Заблудиться невозможно и без спасительных нитей. Или я не помню, что реальной Ариадне нить не помогла сохранить преданность Тезея, которому та решила посвятить судьбу? Ну кому ее, судьбу, можно подарить, что тогда, что сейчас? Да и нить ариаднина по ошибке названа путеводной. Путеводная, - это та, которая вперед ведет. Клубок Ариадны помог в поиске обратного пути. Так что не путеводная, а спасительная. Она для тех, кто заблудиться может по пути домой, обратно. Личинки-червячки, что сейчас пробивают грунт внизу, больше преданны мне, чем родная дочь. Я представила себе, как они дробят и рыхлят каменистый грунт перед собой, разгребают и раздвигают его ножницами челюстей, прижимаются шипами тел к острым граням нового прохода в земле... Представила и содрогнулась. Зачем мне нить Пача-Кутека? Едва ли принц с ожившей мумией имеют и самое малое отношение к Ариадне с ее кипу. Но тогда кто? Без Кадма никто из людей ничего тут не сделает для моего спасения. С ним у меня полная ясность на время этого путешествия. Кто же действует рядом и внутри Лабиринта, создавая проводников-проводниц, манипулируя тенями? Не Книга же!? И уж, тем более, не каменный Римак с магнитофоном в гранитной голове.

Все же Инки? Отметив своим пребыванием на Земле всего лишь столетие, они оставили о себе запутанные воспоминания. То ли Гилл, то ли Гектор рассказывал, что инки могли ловить и аккумулировать солнечную энергию. Причем методом, с тех пор никому неизвестным. Протягивали меж горами какую-то сеть и ловили Солнце, которому поклонялись. Странно... Всё странно... Впрочем, что Гилл, что Гомер! Два друга, история да мифология, сплошь реконструкции да эзоповские инструкции.

А коридоры петляли, пересекались, останавливали тупиками, поднимали душную пыль, пугали тишиной и шепчущим эхом.

Все-таки я уверена, что наличествует не один вход в нутро горы-пирамиды. Несколько их, и входов и выходов. Почему уверена? Такого типа уверенность больше присуща Гиллу; это он, забыв о земном, стремится в небывалое. При жизни в ангелы записался. Хоть бы с одной бабой переспал, пока меня не было, мужик!

Нашла я комнату с Книгой быстрее, чем в прошлый раз. Браслет освещал плоскость "экрана", или страницу, как сказал бы Гилл, достаточно прилично. Остро захотелось иметь у себя библиотеку, подобную той, что у Гилла. Книга не так настойчива, как Хромотрон, не так навязчива. Она не давит. Хочешь, возьмешь ее в руки, хочешь - отбросишь. Хочешь откроешь, хочешь закроешь. И она не будет предлагать что-то другое, навязывать более красочное и легкое для восприятия. Игра воображения, которую гасит Хромотрон, тоже чего-то стоит. Без него, воображения, едва ли возможно расширение возможностей мозга на те пресловутые двадцать процентов. Опять чьи-то, навязанные извне мысли? Ну зачем ей библиотека? Чтобы доиграться, как Гилл, до путаницы в судьбах? Правда, почетное гражданство... Он сказал бы:

"Зачем тебе библиотека? У нас же есть. Общая, семейная".

"Семейная!" - слово-то какое, пахнет нафталином и летучими мышами. Нет, сейчас не сказал бы; а до Адраста, - вероятно. О чем это я? Только летучих мышей не хватало.

Скудный свет не позволял видеть ни стен, ни потолка. Тени не играли в прятки, не проваливались в колодец, прикрытый экраном-страницей. Мысленно, еще вчера, я несколько раз прорепетировала работу с сенсорами и теперь действовала уверенно. И легко раскрыла то, что Гилл называет фронтисписом, - первый лист, излагающий суть всех последующих. Излагающий, не исключено, да непонятным языком. Эта Книга похожа на рукописную, - в единственном экземпляре, раскрашенная, иллюстрированная, каждый значок и буковка - произведения искусства. Ее создавал художник... Говорят, исчезнувшую из обихода землян книгу породила архитектура. Прежняя архитектура тоже уходит, уступая место живым, выращенным зданиям. Всё уходит, рано или поздно. И все уходят. Но куда? Куда уйду я, Элисса? Нет, о чем я думаю! Это все дурное влияние Гилла, он любит раскрашивать жизнь в темные краски, так что смотришь на себя, как на погрязшую в грехах блудницу.

Интересно, через звук можно видеть? Может слух человека рассказать о тумане, рассвете, просторе моря? Дельфины ведь способны... Выходит, дельфины используют уже те самые двадцать процентов? В любом произведении искусства присутствует своеобразный фокус, куда стягиваются все лучи понимания. Где стягивающий фокус Книги? Сегодня я не тороплюсь... По экрану пробегают цветные блеклые тени, всплывают непонятные значки. Половина сенсоров не реагирует на прикосновение пальцев. Я потеряла контакт или Книга не желает мне открываться?


Возможно, гилловские реконструкции предпочтительнее книг. Их информационная емкость неизмеримо больше. И охватывают они множество сторон объекта в максимально полном объеме. Это сколько слов понадобится, чтобы передать то, что создал Гилл на площади Куси-пата! Масса книг! А как извлечь из страниц запах и вкус нагретых солнцем камней, шелест ветра кругом платья, аромат духов? В книге не участвуют все органы чувств разом. Может, автор и вкладывает в слова даже сенсорные ощущения, но вытащить их практически никак. Реконструировать через книгу не получится. Реконструкция не требует вербального, словесно-понятийного посредничества, абстрактный и чувственный уровни она сплетает воедино. А чего стоит прямой контакт голограммы с мозгом-сознанием, ведь в обоих действует один и тот же принцип хранения и обработки информационных пластов! Реконструкция, как и голограмма, многомерна. Двухмерность книги надо еще перевести в трехмерность воображения. А замедленная линейная последовательность письменной речи?! Мы не берем в руки книг и редко пишем слова на бумаге. А если эта каменная ступа только напоминает книгу людей? Она многомерна, многослойна... Какая я все-таки умная! Светлана все-таки в меня пошла, не в Гилла.

Экран вдруг вспыхнул так ярко, что я зажмурилась. Когда ослепление прошло, увидела столицу инков с высоты... Одним словом, с птичьей высоты. Ну это-то зачем? Столицы на Земле отменены, все вместе они заменены главным храмом планеты. Перехвалила я Книгу, не стоит она того. Напрасно искать в древних бумажках преимущества перед тем же Хромотроном. Все это отступление перед Гиллом. Подумаешь, высшее достижение разума! Словно разум вселенной более ни на что не способен, кроме как выставить на постаменте всех времен смесь значков-буковок! Конечно, мысль автора можно варьировать по-своему, и это действует на психику. Будит подкорку и все такое... Визуальный спектакль ограничивает работу фантазии, это так. Знаю, несколько раз вытягивала из Хромотрона записи ранних гилловских спектаклей. И сравнивала то с прошлой театральной классикой, то с хромотроновскими зрелищами. Смотришь и думаешь изо всех сил: или я круглая дура, или тут смысл существует в идиотски закодированном виде. Для особо выдающихся граждан и гражданок.

Вот письмо - другое дело. Тут можно утверждать, что в строках действительно хранится закрытая нашими ближайшими предками тайна. Оно передает и паузы, и настроение, и еще что-то.

Устройство, торопливо названное Светланой именем Книга, может, и не книга вовсе. А ключевой элемент некоей нейронной сети. А нейронная сеть, само собой, базируется на собственной логике, у нее свой контекст, своя парадигма или картина мира... И не поняв, не войдя во все это, Книгу не прочесть...

А Книга показывает пресловутую гилловскую Реконструкцию, приведшую его ко всемирной известности, а меня к потере сына и обретению внутреннего лабиринта. А он мне: "прима-леди планеты"!

А сверху площадь Куси-пата выглядит очень эффектно. Цветные волны гуляют по ней, сталкиваясь и расходясь; участники эксперимента и наблюдатели застыли в неподвижности, как по военной команде "смирно!". Отражения Храма Солнца и Дворца Инки ломаются в зеркалах волн, местами являются и исчезают карикатурные тени людей. Все движется, искрится, светится.

И всей этой невероятно сложной и запутанной картиной владеет один человек!

Гилл, выбравший место на противоположной Золотому кварталу стороне площади, смотрится суперколоритно. Все-таки я его недооцениваю! А этот шлем с рогами-антеннами на голове? Рыцарь перед поединком за честь дамы сердца! Надо бы попросить его, пусть попробует реконструировать хоть кусочек рыцарского турнира...

Вот что-то на площади пошло не так: волны смешались, стали сплошным зеркалом, а в нем отразились отсутствующие на небе звезды. От рыцарской головы Гилла рванулись ослепляющие лучи, и зеркало раздробилось на тающие кусочки, - творец Реконструкции возвращал контроль над опытом в свои руки. Нет, какой он молодец! В трактовке Хромотрона Гилл не выглядел этаким волшебником, а скорее обычным режиссером.

"Совместное действие... Содействие?"

Внутри меня кто-то шептал; половину слов я не понимала, остальные рождали сомнение во всем, о чем я думала. Книга, подчиняясь желанию невидимого обладателя вкрадчивого голоса, продолжала демонстрацию действий Гилла и его команды. Голос втолковывал мне: "Гилл не все исполнил как надо..." "Кому надо?" - спросила я на всякий случай. Ведь Гилл и не отрицал, что не сдержал сценарий. Но это его сценарий!

Я смотрела повтор Реконструкции, в вариантах Хромотрона. Гилл действовал, по мнению большинства людей, по мнению многих консулов, - за исключением Сиама и трех его сторонников, - исключительно хладнокровно и максимально верно в непредсказуемо меняющихся условиях. Все факторы учесть нельзя никак.

Вот я снова над площадью перед Золотым кварталом. Илларион, следуя собственному капризу, не желает покинуть королевский трон. Упрямец, он же сам виноват! Развернутая в центре Коско комплексная голограмма приходит в опасный резонанс, и действие начинает выходить из-под контроля программы, ведомой Хромотроном. Именно Хромотроном! И если б не вмешательство Гилла, - это отсюда видно очень хорошо, Книга беспристрастна в отличие от Хромотрона, - ситуация сложилась бы совершенно непредсказуемо и более трагически. Гилл использовал собственный потенциал, усиленный его шлемом и ввергнутый в пространство Реконструкции. На мгновение Хромотрон отключился полностью. Нокдаун! Неужели?! Сколько неожиданного открывается при взгляде на знакомое через Книгу!

Неожиданно новое, требующее обдумывания... И требующее обдумывания по-новому. А голос внутри головы не дает задуматься, он пленяет, связывает глубины рассудка и привычные чувства. Видимо, хозяин голоса понял, что слишком затянул показ главной площади Коско и сменил картинку. Передо мной предстала тайга, подобная той, приморской, что так полюбили Гилл с Дымком. Но эта тайга иная, добрая, не дремучая, не запущенная. В ней есть все, что надо человеку для счастливой жизни. Именно в таких условиях, нашептывал голос, преодолевается Барьер-100. И любой барьер. Вот еще картина, - пейзаж Исландского заповедника, преобразованный и обжитый. Виды привлекают так, что хочется впрыгнуть в них и остаться там навсегда. Но как? На меня хлынули тоска, острая неудовлетворенность собой, собственной жизнью, и всеми, и всем, что меня до сей поры окружало. Еще чуть, и я без всяких условий согласилась бы остаться там наедине с собой... Там, там, там! На любых условиях!

Голос говорит: это место твое, оно будет твоим. Только для того, чтобы остаться

там

, в том

раю

навсегда, требуется выполнить маленькое дельце. Маленькое в обмен на вечность? Почему нет?

"Ты должна обещать мне, что сделаешь все, что я попрошу...".

Вс

ё

?!

Сердце мое раскалилось, как жерло начинающего закипать вулкана. Взрывным рывком я освободилась от гипнотического влияния невидимого хитреца.

Да когда это кончится! Я должна что-то делать!? Опять должна! Долг, долг, долг... Долг перед согражданами, близкими мужчинами, детьми, Дымком, спасшим ей жизнь, Консулатом, президентом, Хромотроном, Землей, Вселенной... Нескончаемый, неисполнимый и за тысячу лет долг! Я должна купить себе рай на Земле в обмен на новое рабство? Опять обещание - взамен исполняемого долга! Тут - Барьер-100, там - внутрилесное блаженство, любовь тигров и гусениц, всех этих феноменов родной природы. Родины... Родины? Очередная абстракция, преследующая человека всю его историю. Гилловские реконструкции - возрождение мумий, в которые превратились и другие модные понятия... И они назвали возвращение короля воскрешением! Голос хочет запихнуть меня в заповедник и убедить в том, что это рай!? Надо же! Скажи мне, как тебя зовут!? Ты боишься даже представиться, а обещаешь вечность...

Выходит, Книга давит на сознание, на чувства много сильнее, нежели Хромотрон. Нет совершенства в любом из миров! Ни в одном из внутренних, ни в одном из внешних...

До боли захотелось увидеть Гилла и поговорить... Пусть объяснит, что с ней происходит, что есть правильно и что нехорошо. Ведь он один из немногих на Земле, которые могут заглядывать в головы других людей. Только Гилл молчит о своей способности, иначе быть ему советником при Консулате. Минимум. Не понимаю!

Я что есть силы нажала ладонями на ближние сенсоры, экран вспыхнул и погас, напоследок подарив видение рая на Земле.

Я очнулась и увидела перед собой пульсирующую схему Лабиринта. Землеройки не знали, что им делать, куда далее сверлить землю. И указывали: в затемненном углу комнаты с Книгой какое-то особенное место, отмеченное на схеме красной точечкой. Не раздумывая, я приказала землеройкам вернуться в Коско, а сама, продолжая мечтать о встрече с Гиллом, шагнула в угол, отмеченный манящим красным огоньком. Ведь я знала, что в Лабиринте множество входов и выходов!

И еще я знала, - с рождения, всегда знала?! - Лабиринт владеет коридорами между слоями времен. Ибо время не линейно, оно многослойно! Внутри слоя нет возможности двигаться по временным координатам, коих тоже не одна. Но, проникая из слоя в слой, можно путешествовать как Уэллс. Были бы оборудованы входы-выходы... Вход не равен выходу и наоборот! Можно потерять обратный путь. Или заблудиться и достичь цели, которая не позволит возвратиться никуда.

О, если б заранее знать силу желаний!

Однажды принц Юпанки обратился ко мне так:

- О, маманчик Койа!

Маманчик, - наша мать. Койа, - королева. Замечательно! Я захохотала, как актриса-фантом из модного хромотроновского комикса "Первая любовь консула Симеона". Принц расстроился, и мне пришлось чуть не прощения просить. Я после немножко подумала и поняла: важно, не что говорят тебе, а кто говорит. Вот если бы маманчиком меня назвал король Вайна-Капак, - прозвучало бы намного естественней. И не до смеха было бы. В чем тут дело?

О, если б заранее знать силу желаний! Все-таки я шагнула!


3. Золотой Дом.

Квартал Кори-Канча, восстановленный в соответствии с памятью принца Юпанки, - король Вайна-Капак не вмешивался в процесс, - поражал воображение землян, незнакомых с дворцовым великолепием предыдущих поколений. Впрочем, того богатства, что имели Инки, не было ни в одном из царских дворов планеты ни в какие времена. Потому что для величия недостаточно иметь много золота, серебра и драгоценностей. Крайне недостаточно...

Принц и король, освободившиеся от любовной опеки Консулата, сидели в тылу Дома Инки, окруженные людьми, которых они пожелали видеть рядом. На всей десятимиллиардной Земле их нашлось немного... Восточная сторона Дома Инки, как и Храма Солнца, предназначалась для отдыха и приема гостей. Здесь росли естественные и рукотворные растения, среди которых прятались роскошные беседки с примыкающими к ним прудами, ручейками, фонтанами. В ближней беседке установили не золотые, а деревянные скамейки, и она сразу стала излюбленным местом встреч людей избранных и призванных. Немногих людей.

Гилл наблюдал за Светланой. Обходя цветущие ароматами весны кусты и деревья, она останавливалась у тех растений, которые изготовлены по проекту принца Юпанки. Очень неординарная дочь вырастает. Что из нее получится: не предугадать. А ведь Илларион в ее возрасте таким же был, непредсказуемым. Если бы не Реконструкция на Куси-пата! Ведь мозг у него редкий, даже Гилл не всегда понимал, что в нем происходит. Лет шесть было... В доме Серкола понравился ему макет корабля Первой Звездной. Глаз не отводил, но молчал, неудобно ему казалось просить у хозяина, живой легенды рвущейся к звездам цивилизации. Тот звездолет, первый, единственный такой был, - нетипичный, нефункциональный на вид, похожий на фантастическую птицу в полете. После стали делать геометрические, строгие, неприродные модели. Недолго думал Илларион. И нашел такой путь, что ни пером, ни словом... Залез отцу в сознание и внедрил нужную мысль! Поехал Гилл к Серколу, выпросил макет, и подарил сыну. Истина открылась через месяц, и пришлось Гиллу соорудить себе барьер в психике. Теперь он по-настоящему пригодится. Мощный у сына мозговой потенциал, но вот высокое воображение отсутствует. Не способен Илларион держать в голове сконструированный, самосотворенный мир. Этого не воспитать, выше ассистента в работе с Гиллом ему не подняться. Но в делах земных, не требующих особой фантазии, нет ему соперника. Не было бы... В организационной работе мог достичь любых вершин. И заменил бы самого Серкола. Конечно, самый большой организатор не равен самому малому творцу. Но без первых нет и вторых. А вот в Светлане, похоже, личность устроена противоположно илларионовской.

Кроме Гилла, не менее пристально, полуприкрыв тяжелые веки, смотрел за ней старый Вайна-Капак. Принц же изредка бросал пытливые взгляды на возрожденного предка, будто желая выведать некую важную для него тайну. Да тайна не давалась...

Пожалуй, или Инки создавали такие сады для детей, или же сами были подобны детям, решил Гилл. Лично его золотой сад не привлекал, душа тянулась к естественной зелени, к мягкой траве и облетающим по сроку цветам, к деревьям, окутанным застарелыми мхами и лишайниками, ниспадающими к пахнущей сыростью земле. А тут и почва-то терялась среди золотых и серебряных корней, лишенная запаха и природной силы. Ведь и ароматы будущий император из тайных флакончиков внедряет! Но величие древнего искусства притягивает многих: Хромотрон транслирует вид возрожденных садов Коско множеству людей и в личных жилищах, и в общественных местах. А Гилл в который раз пытается понять колдовскую силу обработанного человеческой рукой золота и серебра. Металла, погубившего бесчисленное множество людей и несчитанное число государств. Хотя, есть ли разница, какой идол владеет человеком: золотой, деревянный или прикрытый коротенькой юбкой?

Светлана замерла рядом с золотой ланью, склонившейся над журчащим в драгоценных камешках ручейком, погладила ее по вытянутой шейке, присела перед серебряным кустиком розы, обильно усыпанным цветами красного золота. На некоторых цветках сидят металлические бабочки, украшенные россыпями мельчайших самоцветов, над другими застыли в воздухе остроклювые цветные птички. Солнце играет на серебряных листочках, золотых цветах, инкрустированные крылья бабочек отбрасывают радужные блики. А сколько рядом и поодаль таких же и других кустов и кустиков, больших и малых деревьев! А на них и под ними - жуки, змеи, различные зверюшки. Из-за дубового серебряного ствола по ту сторону пруда выглядывает угрожающая морда седого льва, нацелившегося на них голодным взором изумрудных глаз. Серебряная трава у ног Светланы вот-вот колыхнется под желанным ветерком, а наливное золотое яблочко справа от застывшей у водопоя лани вот-вот упадет в неподвижную, мертвую траву, смяв тончайшие серебряные стебельки. И рыжая лиса, чудом взобравшаяся на ветку с яблоком, дождется зайца или охотника. Для Светланы это всё, - остановленная сказка... Из тех, что так не хватает детям современной Земли.

Беседы почти и не было. Люди просто сидели, обмениваясь короткими фразами, перемежая их долгими паузами. Разделяя человеческое желание отдохнуть от суеты дней, Дымок прилег у ног хозяина и оттуда следил за Светланой. Сад ему тоже не понравился. Он принюхался разок и отвернулся. Понятно, ведь здесь и заднюю лапу негде поднять, если прижмет нужда.

Но что-то потревожило вынужденный покой Дымка: он зарычал, выскочил на ненавистную бесцветную и безвкусную траву, и обратил голову в сторону озера с мертвыми золотыми рыбками. Гилл привстал, следом поднялся со скамейки Вайна-Капак, поднялся юношески легко и скоро. Оставшийся с древних времен и не тронутый в ходе создания сада каменный грот... До сего мгновения он не привлекал внимания ни одного из посетителей Золотого Дома.

Но теперь! У грота стояла женщина с роскошной, золотой, предельно взвихренной копной на голове. Помятое платье несло на себе следы пешего путешествия по запыленным местам планеты, а глаза на красивом, возбужденном лице сверкали синевой изумления. Гилл едва удержался от улыбки: эта женщина и сама не ожидала, что окажется в этом месте, в центре нелюбимого ею Коско. Но не все получается по собственному хотению.

- Элисса! - выдохнул с изумлением Фрикс.

- Да, перед вами Элисса! А вы кого ожидали увидеть? Королеву Франции? - она пришла в себя и вызывающе скользящими движениями ладоней оправила на себе платье.

Мужское собрание оживилось. Светлану появление матери не взволновало; не было силы, которая смогла бы ее оторвать от изучения королевского сада. Кадм, на правах ваминки-правителя провинции, не спрашивая разрешения хозяев дворца, обогнул озеро по серебристой тропинке, подошел к Элиссе, склонил голову и протянул ей руку. Она вложила свою ладошку в его загорелую ладонь, но пошла напрямую, через воду, ведя за собой Кадма. Озерцо оказалось неглубоким, ниже коленей, камни дна не успели обрасти скользкой тиной. Голубое зеркало разбилось на множество осколков, круговые волны заиграли солнечными переливами. Настроение сада тотчас изменилось, - он тихонько зашелестел, приветствуя нежданную, но желанную гостью. Сад устал от официальной мужской серьезности.

Гилл сразу понял, откуда взялась Элисса, измененная, не похожая на прежнюю. И отметил, что перемены в ней не скрылись и от Вайна-Капака. Король помог ей занять место на скамье рядом с собой. Гилл остался стоять и смотрел на них, стараясь определить, почему они рядом выглядят так близко, так совместимо, - ведь время, разделяющее их, и непреодолимая разница в биологическом возрасте никак не способствуют внутреннему сходству, а тем более единству. Над этим стоило задуматься; реконструированный король очень легко совмещался с явлениями сегодняшнего дня, особо со Светланой, а теперь вот и Элисса рядом с ним смотрелась совсем ему не чужой.

Компания разделилась.

Элисса с королем молча размышляли о чем-то своем; Дымок застыл у ее ног, тревожно принюхиваясь и пошевеливая ушами. Гилл так же молча наблюдал за всеми троими. В их совместном молчании крылась какая-то тайна, которая еще не проявила себя даже намеком. Психика Гилла, расшатанная последними событиями, воспринимала близость пожара, когда дыма еще и в помине не предполагалось. Светлана тут не выглядела бы лишней, и ее отсутствие только усиливало недоумение Гилла. И почему это Дымок, не расположенный к юному принцу, откровенно симпатизирует по большей части задумчивому до угрюмости королю? И симпатия явно обоюдная...

Фрикс с появлением Элиссы оживился и с жаром рассказывал принцу Юпанки о своей профессии, связывая ее с теми проявлениями собственной личной жизни, которых принц не понимал и откровенно не разделял.

- Штайгер, - небесная специальность. Но истоки ее в далеком земном прошлом. Ведь у вас тоже были штайгеры? Такие люди, как я, по незаметным для других признакам могут определить, что находится в глубинах планетной коры. Несколько сот лет назад шахтеры-разведчики по особенностям травы и цветов, по нюансам их запаха могли точно сказать, какого сорта уголек лежит под ногами, и как глубоко залегают его пласты. Скоро такие, как я, пойдут по поверхности других планет... Разведчика-человека не способен заменить никакой биоробот. Как вам такое, уважаемый принц?

Принца загадки других планет не интересовали. А паранормальные способности штайгера Фрикса несомненно бледнели перед особенностями его сексуальной ориентации. Правда, пришлось признать заслуги Фрикса в деле нахождения гробницы Вайна-Капака. Но и тут он имел отличное от других мнение. Рок, судьба, случай... Да и кто навел небесного штайгера на древний храм? И вообще, организация семейно-родственного уклада на теперешней Земле грядущего короля Пача-Кутека по меньшей мере настораживала. Но вопросы он ставил мягко и уклончиво, применяя истинно королевские дипломатические увертки.

- Мы только что видели, сколь изысканы ваши манеры в поведении с дамой. Почему вы не изберете себе одну из красавиц, коими столь богат ваш мир, для денного и нощного проявления своего таланта?

Фрикс повернул голову к Гектору. Они оба улыбнулись, лица же всех остальных слушателей диалога остались спокойно-ожидающими. Небесный штайгер постарался ответить соответствующим слогом:

- О принц, все золото этого сада тает пред огнем твоей мудрости! Но неужели в твоей империи существовало понятие женской верности? Не в головах, а в действительности? В денной и нощной тоске по ней земные поэты исписали мегатонны бумаги, создали гору немедленно позабытых романов и поэм. А в нашем совершеннейшем из миров существует исключительно гражданская верность, да иногда преданность Консулату. Они успешно заменили великое заблуждение заболевшего Меджнуна. Посмотри, разве кто не согласен со мной?

Черные, нависшие над глазами брови Фрикса сошлись, что показывало: он в гневе, и пытается его сдержать. Гилл впервые видел его таким; и нештатное поведение друга заставило его отвлечься от попытки проникнуть во внешние мысли Элиссы, пока безуспешной - в голове у нее варилась такая каша, что не понять даже, из какой она крупы. Принц между тем слушал Фрикса, сохраняя царственную невозмутимость.

- Подозреваю, предки наши знали о любви больше нас, а многие из них познали ее. Почему обожаемые нами греки, а вслед за ними римляне страсть к юношам не отделяли от страсти к женщине? А ведь тогда не было недостатка в женской любви и преданности.

Элисса побледнела, глаза ее стали предвечерними, и в них Гилл увидел свои отражения. И понял, что она все больше переносит вину за происшедшее со всеми в последние месяцы с него на себя. Выходило, что она начала понимать и признавать такие давно отжившие чувства, как постоянство в любви и дружбе? Да, бесконечно прав Кадм, утверждая, что со всеми теми, кто прикоснулся хоть как-то к тайнам Инков, происходит нечто, освобождающее их души от внутреннего рабства. Что не всегда благоприятно. Редкий раб способен распорядиться внутренней свободой не по-рабски.

- Любая империя имеет начало и, - конец... Реставрация сада или храма не возродит былого величия, которое всегда лишь исчезающая тень в вечности. Но то, что обретут сердца, останется с нами навсегда. Я ценен обществу потому, что я лучший штайгер планеты. И вам это известно, - Фрикс не стал напоминать, что без него открыть местонахождение мумии теперь присутствующего среди них короля было бы невозможно; не сказал и о том, что наряду с ценностью еще скрытой находки он определил и ее опасность, о чем сообщил только Гектору, а затем Гиллу, - Но мой небесный дар открылся только благодаря близости моего единственного друга, заменившего мне и так называемую подругу, и прочих ложно близких...

Один из добровольцев, вызвавшихся служить королю и принцу в должностях прислуги, положенной им по штату, но исчезнувшей во временах, подошел к беседке, склонил с улыбкой голову и, смотря в лицо Кадму, произнес:

- Ваше величество... Ваше высочество... Не прикажете ли подать вино и фрукты?

- Прикажут, прикажут.., - прозвучал из-за его спины голосок Светланы, - Их величества, и мое тоже, проголодались. В саду ни яблочка нельзя тронуть, уж очень они красивы...

Вайна-Капак, что с ним, по-видимому, и в прежней, императорской, биографии случалось нечасто, улыбнулся открыто и радостно; глаза его при виде Светланы зажглись такой голубизной, что заставили Гилла вспомнить юную Элиссу. Ну почему король так умело и как-то вышколено, академически уходит от попыток Гилла поговорить откровенно и наедине?! Что он несет в себе, прямо или косвенно относящееся или к самому Гиллу, или к его близким?

Принц между тем, кольнув короля взглядом, - что ж, имеет право, все-таки ему было написано на роду стать девятым королем и первым императором инков, - сказал гортанно и повелительно:

- Пусть принесут вина... А пока, дорогой штайгер Фрикс, расскажите, как вы обеспечиваете такое количество людей продовольствием? Я не вижу ни достаточно обширных полей, ни складов... А пока вы готовите ответ, скажу: я не вправе судить ни вас, ни кого еще. Не человеку проводить границы и отделять добро от зла. С нами женщина, решившая разделить жизнь с нашим другом Гиллом. Но разве она принадлежит ему?

Элисса широко раскрыла наполнившиеся чернотой глаза и так ими сверкнула, что Гилл испугался: - сейчас она способна нанести принцу такой удар, что мало не будет. Но оказалось, принц на самом деле не претендовал на роль судьи, а имел в виду совсем иное. Иное, но значительно более важное.

- Женщина прошла Лабиринт и нашла из него выход! - голос превысил все известные степени гортанности, принц выказал волнение, штормящее в нем с момента чудесного появления Элиссы, - Прошедшие Лабиринт не остаются прежними, они перестают принадлежать и себе. Но мы слушаем тебя, Фрикс.

"Небесный штайгер", ошеломленный истинно королевским натиском юного принца, бесконечно далекий от преклонения либо почитания власть имущих, сбросил гнев и послушно повиновался:

- Время на работу определяется полезностью производимого продукта...

Светлана хихикнула:

- Ой! Сейчас будет лекция!

Фрикс смутился и замолчал, обратив на Гилла взгляд, исполненный просьбой о помощи. Гилл, до сих пор озабоченный проблемой: как же ему вести себя с преобразованной Лабиринтом Элиссой, тоже улыбнулся, но заметно сдержаннее Вайна-Капака. И, понимая, что вопрос принца чисто формален, сказал:

- К сожалению, нет у нас кварталов Акльа-васи. Но каждому времени - свои кварталы, не так ли? Будем считать вопрос о девственности, семье и браке исчерпанным. А вот с питанием у нас все в порядке. Есть традиционные продукты, которые и предлагаются, в основном, нашим гостям...

Гилл понял, что понятие "гости" едва ли приемлемо, а скорее обидно, ведь оба "пришельца" находятся на своей земле, но более точного слова не нашлось. Да и нормальное это дело среди землян: вышел из своего дома прогуляться, вернулся, - а в нем уже другой хозяин.

- Живые овощи, ягоды, фрукты - они в изобилии. Ведь Земля освободилась от техносферы. Живое мясо мы практически исключили из рациона. Морской народ помогает нам с дарами моря. Море по Договору принадлежит им, но тем же Договором предусмотрено общее пользование ресурсами. Но основную массу продуктов питания поставляют биохимические фабрики. Разработано множество ферментов, получаемых в ходе фото и биосинтеза. С их помощью из воды и углекислого газа мы получаем все, что пожелаем. И придаем полученным продуктам вид, приятный и глазу и вкусу...

На деревянном столе посреди беседки появились вазы с фруктами, кувшин вина и прозрачные бокалы. Кадм на правах хозяина разлил вино и сказал:

- Предлагаю выпить за исполнение самых сокровенных желаний каждого из нас. Пусть время будет к нам благосклонно.

Гилл повеселел, вопрос выяснения отношений с обновленной Элиссой отодвинулся в неопределенность. Вопрос стоял всегда, но не был для него никогда главным, хоть и болезненным. А исполнил бы он мечту о возвращении Иллариона. Принц думал об обретении своего потерянного королевства. Кадм беспокоился о неясном будущем многих. Элисса переживала о том, как бы еще больше не запутаться в сердечных противоречиях. Фрикс с Гектором продолжали защиту своего лично-группового. Светлана наблюдала за королем, а Вайна-Капак, - это Гилл прочитал в нем сейчас очень легко, - совсем забыл о своем былом величии и готов был остаток этой и еще одну жизнь провести в саду рядом со Светланой. И даже к Элиссе король сегодня относился по-другому, смотрел без загадочного изучающего блеска в глазах, а сочувственно и почти родственно. А может, и не почти...

Вино оказалось на редкость приятным на вкус и крепким на градус. Первый же бокал снял многие расхождения между разобщенными временем и им же соединенными поколениями землян. Кадм с удивлением посмотрел на стоящего у беседки и довольно улыбающегося "добровольца", - по-видимому, ваминка ожидал чего-то вроде безопасного шампанского, - и, подойдя поближе к принцу, сказал:

- Вас в Консулате, очевидно, занимали другими темами, - он усмехнулся, - Но там уровень всепланетный, для нас недостижимый. А меня занимает вопрос, почему наши биомашины, все эти "комары", "мухи", "шмели", действуют только на Земле. Мы их пробовали вывозить на другие планеты, но выход из родного биополя приводит их к смерти. А вот обычные, не измененные нами животные легко приспосабливаются. Почти как люди. Но там из их клеток уже невозможно вырастить ни простого клона, ни монстра. Вы не знакомы с Агенором? Гилл познакомит вас, это его большой друг и самый наш знаменитый биомим. Он на подходе к загадке Барьера, и ему мы обязаны практически вечностью клеток нашего организма. Он научил наши органы регенерации. И не только органы, - любая утраченная конечность восстанавливается за достаточно короткий срок. Теоретически человек Земли обладает сейчас вечным организмом. Но живем мы максимум сто лет плюс-минус несколько. Наступает предел, и абсолютно здоровый человек вдруг расстается с жизнью. Загадка не поддается никаким усилиям...

Гилл почувствовал, что в беседке прибавился еще один слушатель. Он огляделся, отошел в сторону и связался через браслет с Хромотроном. Подозрение оказалось верным: посредством "запечатанного" датчика-экрана среди них невидимо присутствовала та же дама, что и в Тигрином урочище. И снова она не желала быть узнанной. Но для Гилла тайна уже не была тайной. По дороге жизни за Элиссой следовала Цирцея, но открывать ее имя Гилл не торопился, - слишком рано. Но сработало сверхобостренное чувство Светланы и она громко обратилась к Хромотрону с требованием открыть лицо любопытного наблюдателя. Ей хотелось поговорить с кем-то, а в беседке взрослые были слишком заняты собой. Но с Хромотроном и супердевочке не справиться. Синтезированный тенор был непреклонен:

- Лицо и имя дамы открыть не могу. Вам надлежит обратиться за снятием запрета в Консулат.

Элисса разом все поняла и неожиданно поддержала детское возмущение Светланы:

- Общество открытости и свободы! Но почему я не свободна в желании укрыться от открытости?! Где же тут совершенство и красота? Кадм, вы же наверху лестницы запретов и разрешений. Почему не вмешаетесь?

Кадм пожал плечами и неторопливо заметил:

- А где вы были раньше? Скрытое любопытство - не противоестественно, так решили земляне. Конечно, в идеале оно должно бы предполагать согласие на чужой интерес изучаемой стороны...

Вайна-Капак с интересом смотрел на реакцию Гилла. А Гилл, влекомый некоей, не имеющей названия, с детства живущей в нем силой, попытался передать ему свои мысли.

"Изучаемая сторона" - это я, ты, любой... Какие об

текаемые, осторожные, но тяжелые формулы общения... А

ведь Кадм - в оппозиции Консулату по многим вопросам. Нет, не зря меня влечет к двадцать первому веку,

и дальше,

к

вам, И

нкам, где каждый мог спрятаться от общества в семье. И закон охранял это право".

А "оппозиционер" Кадм в это время продолжил беседу с принцем Юпанки о передаче инстинктов и рассудка летательным аппаратам типа "Стрекоза".

- Наши предшественники пытались делать симбиоз техники с живым организмом. Создавали биоузлы и все такое. Мы же моделируем весь живой организм, придавая ему нужные формы, размеры, качества. И дополняем при необходимости техническими устройствами, вживляем их.

Стало видно, что принц теряет интерес к технологическим проблемам, и ему помогла тоже заскучавшая Светлана, перебив Кадма:

- Но это же всем известно! Но вот кто был первым королем инков? Папа говорил, что его портрета не сохранилось. Правда?

Вопрос почему-то привел принца в замешательство. Вайна-Капак решил не помогать юному коллеге по трону.

Гилл подождал полминуты и сказал:

- Светлана, ты не права. Портрет есть, мы вместе смогли его восстановить. Но он не здесь, а в Храме Солнца.

- Тогда можно пойти и посмотреть? - загорелась она.

Но идти никуда не пришлось. Не прошло и минуты, как один из "добровольцев", опустившись на полянку у беседки на мини-"Комарике", доставил снятый со стены Храма портрет Манко-Капака и протянул его принцу. Что, кроме всего прочего, означало, - беседа их доступна вниманию не только Моники-Цирцеи.

Опередив принца, Светлана осторожно взяла его в руки. И после недолгого рассмотрения заявила:

- Красиво... Но он не живой!

- То есть как? - спросил Гилл. Он доверял природной художественной одаренности дочери, но сейчас не понимал сделанного ею заключения.

- А разве ты не видишь? Он как те фантомы, которые ты делаешь при своих реконструкциях. А как фантом может основать государство? Нужно ведь столько знать и уметь! У них был свой-собственный Хромотрончик?

Светлана поставила портрет Манко-Капака на скамейку, сделав его доступным для всеобщего лицезрения. Исполнил портрет один из художников Лимы по просьбе Кадма, со слов принца Юпанки, в присутствии Гилла, который, как ему казалось, имел некоторое представление о личности первого короля-Инки. Первого Инки... Портрет был первоклассный, что признал и Вайна-Капак, и не было в нем ничего напоминающего голограмму. Из рамы, созданной из дерева, на них глядел человек с идеальными чертами лица, излучающий мужество, доброту, мудрость... Глаза, словно пронизывая столетия, пытливо изучали потомков, черная одежда, напоминающая тунику древнего Рима, свидетельствовала цветом о божественном происхождении, о наличии в его жилах королевской крови. И все остальное как положено: тесьма, бахрома, золото на ушах...

Серьезный и строгий Вайна-Капак, повернувшись к Кадму, сказал голосом, почти вовсе лишенным оттенка гортанности:

- У вас слишком много инициативы. Слуги не должны выполнять не озвученные пожелания... Мы упустили... В Золотом Квартале необходима должность Тукуй рикока, "того, кто ведает все".

- Тайный следователь, наблюдающий инкогнито за исполнением обязанностей чиновниками царского двора, - пояснил Гилл.

- Как бы после этого не пришлось ввести при Консулате службу всеобщего надзора, своего рода наркомат внутренних дел, - хмуро заметил Кадм и недоброжелательно покосился на портрет.

Тут пробудился Хромотрон, - Цирцея покинула наконец свой наблюдательный пост, - и заявил, высветив небольшой экран:

- Извините за задержку. Передаю последние новости, если не возражаете.

Никто не успел возразить и он, показав карту Греческого полуострова, развернул панораму перекопанного археологами холма.

- В скелете кентавра, обнаруженного недавно в ходе раскопок, предпринятых с участием многоуважаемого штайгера Фрикса, обнаружили живые гены. Как оказалось, это вовсе не скелет, а мумия, сохраненная по особому рецепту. Перед Консулатом дилемма: кентавра клонировать или же попытаться оживить. В связи с чем первый консул и вице-президент просит связаться с ним принца Юпанки и гражданина Гилла.

Новость внешне отразилась только на Вайна-Капаке, - он заметно побледнел. Что было понятно, - он совсем недавно прошел процедуру, которой, скорее всего, подвергнут человеко-коня, до недавней поры считавшегося коренным жителем пространства мифов, затерявшегося в недостижимо древней полу-реальности.

Король решительным движением взял Гилла за локоть, вывел его за пределы беседки, по-хозяйски, без опаски ступая по серебру травы, и сказал:

- Нам необходимо, в присутствии ваминки Кадма, втроем побеседовать. Как можно скорее. Лучшее место - у грота.

"Грот - место появления Элиссы, место выхода и входа в Лабиринт... Король всполошился не случайно, он знает больше, чем говорит. А знает, видимо, такое, что лучше об этом молчать. И, види

мо, пришла пора, что-то грядет".


Гилл жестом руки пригласил Кадма следовать за собой. Принца вовлекли в разговор Фрикс с Гектором, и на сей раз инициатором стал "Гомер", - он заинтерсовался, был ли у инков свой Эзоп. Элисса со Светланой увлеклись рассмотрением портрета первого Инки, так что уход троих никого не обеспокоил. Дымок, как всегда, устремился за хозяином.

Камень грота дышал сыростью и смятением. Воздух удерживал в себе нефиксируемые частицы грядущего. Концентрация их стремилась к критическому уровню.

- Что-то случилось? - спросил Кадм, переводя пытливый взгляд с Гилла на короля.

- Почти, - впервые за все время пребывания в новой жизни взял в свои руки инициативу король, - Вы на пороге.

- Мы? На каком пороге? - с непониманием спросил Кадм.

- Оказалось, мы имеем больше сходства, чем различий. А потому как бы вашей цивилизации не разделить судьбу моей империи. Очень тревожная одинаковость...

- Кто же в нашем случае сыграет роль британцев? Не вижу реальной угрозы. Разве что внезапный налет конкистадоров-инопланетян.

- У нас тоже было так. Пока кони не заржали... Надо серьезно присмотреться а Лабиринту.

- Британцы-завоеватели на конях... И Лабиринт? Какая связь?

Гилл понял, что Кадм, который обеспокоился много раньше любого другого на планете грядущими неизвестно откуда переменами, пытается разговорить Вайна-Капака и таким образом обрести ясность в себе.

- Меня зовут Вайна-Капак, и я внук Пача-Кутека. Внук того, кого вы зовете принцем Юпанки. Дед не признал во внуке инку королевской крови. Дед имеет право, он пока слишком юн. Но вы обязаны мне довериться. Даже если я говорю не все, что знаю, и не все, что думаю! Придет время, и нам станет известно то, что должно будет известно. Это время идет. Приближение опасности торопит.

Король говорил на общем языке землян абсолютно без акцента, как на родном, знакомом с детства. Откуда такие лингвистические способности? Мышление Гилла переключало скорости на все более высшие, стараясь поспеть за ускорением перемен, делающих прежнее восприятие внешнего течения бытия ненужным, недостаточным и даже опасным.

"Похоже, мы вот-вот вступим на тропу войны неизвестно с кем. И это


я разбудил неведомого зверя. Сработал

древний принцип домино и заработала машина всеобщей связи

. Все эти Ариадны и двуликие

Я

нусы - порождения затаившегося до


времени зла. И

п

рячется оно, скорее всего,


в


Лабиринте. А Лабиринт не принадлежит

горе

Пакаритампу, он распространяется далеко за е

е

пределы. И не Инки его строили, иначе король так не взволновался бы. Элисса что-то там видела, что-то узнала! А к

ороль, видимо, мыслит на языке И

нков, на языке Манко-Капака. Книга, которую открыла Элисса, может использовать логику именно этого языка. Иероглифическое, образно-понятийное письмо... Все имеет смысл: сочетание цветов, линий, форм, звука и прочего... Слова рождаются в широком понятийном поле, они нужны только для диалога с непосвященным. Но человеческий мозг способен мыслить образно, бессловесно. Способен, если снять огра

ничения привычной логики и освободить себя от себя же, привычного и родного

. Король не считает принца Юпанки готовым к

действию

.

К жизни...


Как сказал бы Гомер, у принца нет совпадения ритмов гармонии мозга и гармонии мира..."

- Мы можем опоздать... Ваминка Кадм, у вас существует централизованная система наблюдения за здоровьем и психическим состоянием людей и животных? Она срочно необходима и должна приступить к действию немедленно. И желательно, чтобы результаты наблюдений обрабатывались ежедневно и без участия вашего мудрого Хромотрона. Только людьми, независимыми от постороннего влияния.

Кадм задумался. Было над чем: никакая достаточно широкая акция не мыслилась без участия информационных мощностей и периферийной сети Хромотрона. Чем ее заменить? И как обойти? Консулат тоже не особо обнадеживал Кадма. Да и король, похоже, предпочел бы опереться в трудную минуту не на знакомых ему консулов, а на сплоченную группу доверенных людей. Король по должности владел искусством политики.

- Пока будем делать выборочную проверку. Людей немного, но они есть. Наша задача выявить узлы-очаги ускоренных изменений?

- Да. Но и саму скорость, и саму направленность перемен, - они имеют особую цену в понимании...

"Все-таки в понимании чего?

- спрашивал себя Гилл, находя в преображенном скрытым волнением лице короля, среди морщин и складок воскрешенной старости, черты странной узнаваемости; и это трудно уловимое, не остановимое, словно переменчивая тень от колышущихся листьев дерева, обеспокоенного предштормовым ветром, ощущение, почему-то возвращало его в дни илларионова детства, в дни спокойного течения реки жизни, -

Почему молчит Вайна-Капак? Неужели преждевремен

ное знание может принести вред? И причем кентавр? Сыграл роль спускового крючка или короткого замыкания?"

- Мы войдем в Лабиринт, - негромко, но твердо произнес король, - И выйдем там, где я пожелаю. Где легче будет понять предназначенное нам. Я знаю, о чем думает гражданин Гилл. Да, Книга, которая не пускает его к себе, может внести ясность в происходящее и будущее. Но Книга может и запутать. Книга - часть Лабиринта, и она принадлежит не нам. Но даже тот, кто готовит Земле перемены, не сможет контролировать весь Лабиринт, все его входы и выходы. Воспользуемся этим...

"Он знает

, что Лабиринт меня отталкивает?

Он проник в сознание Элиссы и увидел там то, ч

его

сам я не смог прочесть. Она наверняка имела

глубокий

контакт с Книгой. Как он это делает? Неужели в прошлом люди владели психотехникой, п

ревосходящей сегодняшнюю?"

Еще более заинтригованный личностью короля, Гилл спросил:

- Куда вы хотите попасть?

- Свинцовый холм, - коротко ответил Вайна-Капак, - Или рядом.

"Однако!

Почти там

, где его мумию обнаружил Фрикс. А ведь мумии королей прятали


в местах

,

которые избирали

они сами. Почему он, один из всех Инков, решил упокоить свое тело в

точке

, столь отдаленно

й

от Коско? Предвидел? Каприз?"

Непризнанный юным дедом старый внук готовился к проникновению в Лабиринт Пакаритампу, ставший для человечества очередным белым пятном на лице Земли, новой черной дырой близ его судьбы. А Гилл связывал воедино свои знания, так или иначе относящиеся к Свинцовому холму.

Сведения были весьма разрозненны и не имели системы. Времени для обработки информации в удобную для понимания форму не было. И все данные относились к тому времени, которое мало что оставило от себя в этих местах. Разве что воспоминания тех же конкистатодоров - могильщиков империи Вайна-Капака. Жажда золота всеуничтожающим вихрем пронеслась по узкой полосе цивилизованной земли между Андами и морским побережьем. Остались воспоминания о неких Виракочах - предшественниках Инков-цивилизаторов. А Вира-Коча - имя некоего божества! Возможно, идолом сделали одного из тех, кто начал миссию внедрения культуры среди диких индейских племен Южной Америки. Белокожие люди с длинными бородами... Вайна-Капак стремится к озеру Титикака, а ведь там находился культурный центр белых Виракочей. Легендарный город Тиауанако на берегу озера, за тысячи лет до эры Христа имевший могучую каменную архитектуру и реалистичную скульптуру, - ведь именно в его окрестностях нашли мумию Вайна-Капака. Первый Инка Манко-Капак утверждал, что пришел в мир именно отсюда, - то ли его нога вначале ступила на Свинцовый холм, остров посреди озера, то ли на землю бывшего либо будущего города на берегу. В таком случае история начинает путаться, и относит начало империи Инков на много столетий назад. Одна из легенд гласит, что Инки-короли произошли от любовных связей бородатых Виракочей с местными женщинами, то есть в их жилах кровь тех первых цивилизаторов. Путаница в истории - дело обычное. Уари, тиауанако, кильке, инки, - разные культуры, сменявшие друг друга, или же разные наименования одной культуры, резко менявшей в течение столетий свой облик?

Но, тем не менее, только Инкам удалось создать могучую централизованную империю в Центральных Андах. И ее правители нисколько не отрицали того факта, что их предки начали свой земной путь из Тиауанако. Жрецы Инков, - сами люди королевской крови, - поддерживали эту легенду, превратив ее в орудие собственного возвышения. Храмы успешно соперничали с дворцами, даже объединенные в один квартал, как здесь, в Коско. Они имели какой-то канал прямой связи с предками, то есть с Вира-Кочей, чего не было у королей. Элисса нашла в Лабиринте идол Римак и говорила с ним. Следовательно, это не легенда. Пророчества и советы, данные оракулом, не подвергались сомнению, с Вира-Кочей не принято было спорить. Вот если бы сохранилось главное святилище - храм Пача-Камака!

Что за мозг у Вайна-Капака, если и после воскрешения он действует значительно более эффективно, чем у него, прирожденного Реконструктора? Неужели Инки на самом деле иная раса, пришедшая на Землю с какой-нибудь звезды? Мы до сих пор не видим путей, как активизировать какие-то несколько лишних процентов нейронов в центральной нервной сети, а у него действует почти половина? Наследник тех самых Виракочей?

Течение мыслей Гилла остановил король.

- Я готов. Привяжитесь внутренне ко мне и, - пошли...

Гилл сосредоточил сознание на Вайна-Капаке и тотчас уяснил, - можно было и не напрягаться, король это совершил за него! Они сделали шаг в черноту грота и мгновенно вселенная изменила привычный облик: их окутал калейдоскоп искр, которые затем обратились в переплетение созвездий, застывших незнакомым узором на непроницаемом, мягком на взгляд, подобии неба. Не видя друг друга, но ощущая взаимную близость, все трое неслись по бесконечному космическому коридору к намеченной цели.

"Неужели для того, чтобы попасть на сотню километров южнее, требуется выходить в космос? -

удивилась какая-то, еще сохраняющая разум, частичка Гилла

, - Или же этот космос внутри меня?

А

чернота коридора

единственная,

ритуальная

,

реальность?"

Но вот вновь звезды сорвались со своих мест на черном бархате и обратились снопом искр. Длинный бессветный коридор нужен не для преодоления расстояния между Коско и Тиауанако, а для обретения чего-то внутри себя? Еще один, - волей короля, - сознательный шаг: и они на берегу Титикака. Всего два шага...

Гилл и Кадм переглянулись: глаза обоих выглядели сумасшедше, звезды-искры продолжали мерцать в них. Король то ли улыбнулся, то ли усмехнулся, и негромко сказал:

- В сумерках сознания прячется больше истины, чем при свете ложного самоутверждения. С ваших глаз начинает спадать пелена величия и общественно утвержденных иллюзий.

- Да, - сделав обезьянью гримасу, заметил Кадм, с неприязнью оглядывая пустынный берег озера, - Еще один такой опыт, и я буду отмерять спиртное с закрытыми глазами. И, если повезет, устроюсь барменом в доисторической Америке.

- Ощущать и видеть Мир можно только так, - не принял иронии король, - В колодце подсознания удивительным путем рождаются образы и откровения, которые совершенно немыслимы для серого дневного вещества. Осмотритесь...

Гилл с Кадмом осмотрелись. Ни образов, ни откровений: кругом нагромождения камней, очертания которых полускрыла местами чахлая, местами буйная сорная растительность. Волны лениво лизали серый песок, небо стыло блеклой голубизной. Унылость от горизонта до горизонта...

- Под нашими ногами фундамент Храма Пача-Камака, построенного до начала действующего у вас календаря. На Свинцовом холме, - он указал рукой на озеро, в направлении невидимого с берега острова, - стоял еще один, скромнее. Но и тот превосходил Храм Солнца в Коско величием и богатством. Только храмы Пача-Камака связаны с Лабиринтом напрямую, к ним не нужно искать обходных путей.

- В это озеро инки сбросили почти все свое золото и драгоценности, - уверенно заявил Кадм, - Это несомненный факт. Но все усилия по их поиску не привели к успеху. Лабиринт?

- Да, - согласился король, - Лабиринт может поглотить и скрыть все, что прячется согласно ритуала.

- А еще я знаю, что после Великого Потопа солнце впервые коснулось лучами именно этого озера, - продолжал Кадм, выглядевший необычно взволнованно.

Только излишним волнением Гилл мог объяснить обращение Кадма к темам, не относящимся к цели их визита на берег Титикака. Что им золото инков? Впрочем, сам он пока не понимал этой самой цели.

- Вы должны мне помочь. У человека столь древнего возраста слишком мало сил, - улыбнулся понимающе их замешательству король и подошел к затянутому серой почвой камню справа от него, - Нужно очистить его от земли и попытаться сдвинуть с места. Трудно не будет, камень установлен в расчете на нормальное усилие. Гражданин Гилл, ты представляешь, какая пропасть лет разделяет нас?

Вопрос сопроводил взгляд, вдруг излучивший глубокую, чистую синь. Глаза, - ну прямо совершенно неотличимы от глаз Элиссы.

"Видимо, я приобрел

"

комплекс Элиссы

"

, чисто инди

видуальную психическую аномалию;


п

о возвращению надо основательно

поработать

с ней

,

и разобрать

накопившиеся

завалы"

.

"Нормальное усилие" заставило вспотеть. Под сдвинутым камнем оказалось хранилище, подобное тому, в котором пряталась мумия ныне живого. В прежней жизни король ориентировался в остатках приозерного храма не хуже его строителей, словно предполагая использовать развалины после воскрешения. Но не исключено, что все короли-Инки рассчитывали на реинкарнацию в прежнем теле. Тайник содержал сваренный из золотых листов ящик. Втроем они подняли его и перенесли на несколько шагов в сторону, на ровную песчаную площадку. Король присел, склонился над ящиком и неуловимым для глаза движением пальцев тронул потайной замок и поднял сверкнувшую солнцем крышку. Так вскрывает сейфы тот, кто сам их закрывает, определил Гилл. Несомненно, Вайна-Капак рассчитывал на возрождение именно здесь, и именно в подобных условиях.

- В нем нет железа, - не поднимая головы, сказал король, - Земля под нами содержит слишком много магнитной руды. Вам говорил об этом ваш друг штайгер Фрикс? Ящик из золота, содержимое - серебро и обожженная глина...

Он поднялся по-старчески тяжело, опираясь рукой на раскрытую крышку ящика, претендующего на звание сундука-клада пирата древних морей. Внутри золотого хранилища находилась модель пирамиды, сделанная из очень маленьких красных кирпичиков, соединенных почти невидимыми швами белого раствора. Нижние ярусы кирпичной кладки облицовывала блестящая глазурь.

- ...Макет Храма Пача-Камака. Так его представлял себе гражданин Реконструктор Гилл?

Гилл похолодел: рисунок, сделанный им несколько лет назад в присутствии Иллариона и раскрашенный совсем еще маленькой Светланкой, почти один к одному повторял макет храма, хранившийся многие века на пустынном берегу Титикака. А ведь он тогда посчитал свою малохудожественную реконструкцию всего лишь игрой профессионального воображения, и не придал рисунку никакого значения. Светлане понравился - и хорошо. Рисунок пропал в эпоху Адраста.

Вайна-Капак смотрел на него так, будто совершенно точно знал, о чем он думает в эту минуту!

"Нет,

- тряхнул головой Гилл, -

требуется серьезный разговор не только с Элиссой. Король тоже напрашивается!"

А король перевел взгляд от Гилла к макету и сказал:

- Как раз тот случай, когда малое во всем подобно большому. Как и в случае с человеком... Ведь каждый из нас слепок Вселенной, а она бесконечна. Каждый из нас - лабиринт, в котором может заблудиться любой, даже его обладатель...

"Случай с человеком...

"

Надо же!

"


4. Три козырн

ых короля и два крапленых валета


Консулат не отреагировал на беспокойство Кадма. Предложения были рассмотрены советниками Сиама и отклонены. Последствия Реконструкции Гилла интересовали вице-президента исключительно с позиции преодоления Барьера-100. Президент Теламон занимал в колоде место шестерки, в лучшем случае козырной.

- Власть потихоньку узурпируется, - сказал Гилл Кадму, - В Консулате катастрофически не хватает нормальных людей. И зачем ты отказался от консульского положения?

- Неважно, - успокоил его Кадм, - Мы и тут чего-то стоим. Олимпийские игры пройдут по графику.

- Пройдут-не пройдут - вопрос. Но пойдут - это может быть. И будут идти до той поры, пока петух не клюнет по жареному месту, - поправил Кадма Гомер.

- Пока жареный петух не клюнет: вот как положено говорить, - поправил поправку Гилл, хлопнув Гомера по плечу, - Присутствие короля и принца в соответствующих ложах обязательно, с этим ничего не поделаешь. Может, и пронесет?

- Надо бы выбрать место поспокойнее. На это-то мы имеем право? Турецкий Понт подойдет? Таврический полуостров, насколько я знаю, не охвачен Лабиринтом. Позаботимся о том, чтобы и Хромотрон там ограничил свое всепроникающее присутствие, - сделал вывод вице-консул.

Предоставленная Консулатом "Пчела" оказалась настолько громадной и массивной, что не верилось в способности такой махины взлететь. Сложенные на спине крылья переливались на ярком солнце радужными волнами, распространяя кругом веселое сияние. Туловище живой летательной машины отливало тяжелым зеленовато-синим оттенком, а три пары мохнатых лап, поддерживающих его, вызывали уважение. Но более всего впечатляли громадные глаза, составленные из множества круглых выпуклых синевато-черных сегментов, искрящихся огнями и глядящих, как показалось Гиллу, каждый в отдельности в произвольно выбранную точку.

"Ну и страшилищ мы производим, -

с опаской подумал он

, - Зачем гарантия безопасности, если все равно страшно? И, при наличии стольких окуляров, нацеленных куда попало, как можно удерживать точный маршрут?"

По высоте "Пчела" превышала человеческий рост раза в четыре, и войти в открывшийся сбоку люк можно было только посредством трапа. Трапа поблизости не наблюдалось. Но обошлось: лапы сложились в суставах, корпус-тело опустился на траву лужайки рядом со служебной резиденцией ваминки Южно-Американского континента, выращенной из трех совмещенных лилий. Желтый, голубой и зеленый цветки смыкались на высоте около трех метров. Прогулочную территорию резиденции окаймляла невысокая изгородь из колючек, обычно предпочитающих пустыни. В стороне от стеблей-оснований жилища горел нейтральным жемчужным сиянием дежурный экран Хромотрона.

- Как он туда взбирается? - поинтересовался принц Юпанки, - Цветы тоже преломляют лапы?

- Внутрь стеблей вмонтированы лифты приличной вместимости. Без них не попасть в подземные этажи, - пояснил Гилл, - Лилии ваминки освобождены от ритуала "преломления".

Удовлетворенный ответом принц критически осмотрел "Пчелу", - Гилл успел заметить, что насекомые вызывают у того не весьма приятные чувства. Наверняка он сейчас скажет что-нибудь этакое, мягко критическое. Так и случилось.

- Насекомых вы сумели оседлать. А с птицами что? Невыгодно?

- Выгодно, - стараясь сохранить серьезное и мудрое выражение лица, ответил Гилл, - Но не дошли. С пауками и другой жутью выходит, а с птичками нет. Даже с такой мелочью, как колибри, - выращиваем-выращиваем, а крылья их не несут.

Ему показалось, принц хмыкнул. Наверняка у кого-то успел выведать, что птичий летательный потенциал эффективнее, чем у насекомых. Оптимально выверенный машущий полет в десятки раз превосходит характеристики когда-то модных реактивных самолетов. Гилл поймал себя на том, что о птицах он почти ничего конкретно не знает. Это собственное полузнание плюс "императорское" похмыкивание разозлили. К тому же в последние дни ему стало очень не нравиться отношение принца к воскрешенному королю. И он решил досадить ему лекцией на тему, лектору известной наверняка лучше, нежели избранному им слушателю. Ибо самый благодарный слушатель, - слушатель-невежда.

- Но насекомые в эксплуатации надежнее и дешевле, - начал он обучение, стараясь сохранить серьезную мину и ни в коем случае не рассмеяться. Этот принц сильно достал его своей показной царственностью. Снял бы индюшиную маску, и увидел воочию, что истинных королей украшает молчаливая скромность, - Давайте рассмотрим нашу "Пчелу" повнимательней.

Он подошел ближе к транспорту и протянул от браслета световой луч-указку. Последний, - а возможно, и единственный, - раз он "работал" лектором накануне отправки Иллариона в Детский центр. Пришлось доказывать на глобусе не желающему покидать "семью" ребенку, что Пелопоннес и "дом" совсем даже почти рядом.

- "Пчела" состоит из трех основных частей: голова, грудь и брюхо. Мы поедем в груди, так как брюхо для грузов. К примеру, питание и питье для пассажиров. Брюхо не очень надежно, так как лапки-ножки только под грудью. Голова будет, как и положено, управлять полетом и спасать нас, если потребуется. Потому начнем с головы.

Луч указки проследовал к черному выпуклому глазу.

- Она видит не так, как мы. Природную близорукость "Пчелки" коллеги величайшего из великих граждан Агенора преобразовали в дальнозоркость и теперь наш транспорт видит все, что мы пожелаем.

Указка прогулялась по покрытой седым волосом треугольной голове и замерла ниже усиков, у закрытого рта. Раздражения светом оказалось достаточно, чтобы разошлись в стороны двойные клещи-челюсти, и появился длинный, цвета крови, хоботок. Видимо, сработал рефлекс настройки на прием пищи.

- Этот прелестный хоботок работает при надобности как соломинка, которую мы используем при дегустации коктейлей и прочих редких напитков. Редких не потому, что они дефицитны, а потому, что общество не поощряет дегустаторов. Пьющие много горючей жидкости не могут быть избраны туда, - он махнул указкой в небо, - Кстати, грудь, в отличие от брюха, охвачена полукольцами хитина, который попрочнее многих металлов, ранее применявшихся в самолетостроении. А над хитином мышцы, уникальные, почти без нервов, они-то и приводят в движение две пары крыльев на груди и лапки-ножки. Крыло, кстати, делает столько взмахов в секунду, что никакой глаз не способен уследить, даже королевский. Сейчас я вам продемонстрирую, как действует...

Но тут из раскрывшегося стебля вышел озабоченный и что-то громко выговаривающий самому себе Кадм, и просветительскую речь пришлось прекратить. Ошеломленный менторским натиском Гилла принц вошел в грудь "Пчелы" последним, то и дело стреляя глазами туда-сюда. Гилл понимал его, - он сам чувствовал себя в таких машинах неуютно. Другое дело небольшие уютные "Комарики", - они внушают спокойствие и надежду на успешный финиш. Правда, профессионалы утверждают, что по надежности "Пчелы" и "Стрекозы" на порядок выше. Но мягкие кресла, расставленные двумя рядами по сторонам освещенного мягким желтым светом корпуса, заслужили одобрение Юпанки. Подождав, пока король занял переднее правое, он устроился на переднем по левому борту. Гилл улыбнулся: дворцовые приличия соблюдены. И посмотрев на Кадма, натягивающего шлем индивидуального управления, понял, - тот решил освободиться от опеки Хромотрона на время полета. Это - поступок, это - характер! Редкий человек Земли решится на такое.

Люк мягко закрылся, лапы распрямились, Донесся шелестящий звук жужжальцев, через полминуты добавился шум заработавших крыльев. "Пчела" мягко поднялась, на несколько секунд зависла в неподвижности и, медленно набирая скорость, устремилась по маршруту, заданному Кадмом. Туловище аппарата начало светлеть и на высоте около ста метров обрело полную прозрачность. Переливы солнечного света на почти невидимых крыльях отражались внутри салона игрой цветных бликов. Король сидел в спокойной задумчивости, будто всю жизнь только и делал, что путешествовал на точно таких живых самолетах. Принц же припал взглядом к уходящей вниз поверхности земли, напряженно наблюдая за расстилающейся под ним панорамой ставшей почти незнакомой родной страны.

"Никак не может привыкнуть, -

сочувственно подумал Гилл

, -

А

ведь летал уже неско

лько раз, и на разных аппаратах

.

И наверняка усвоил, - прошлого не вернуть".


Резиденция-букет Кадма обратилась в цветовое пятнышко; за зеленой полосой леса, на востоке, поднялась горная цепь, сложенная из черных, бурых и белых кусочков холода. Остальные три стороны света очаровывали чистой яркой зеленью трав и теплым изумрудом лесов. Отсверкивающая голубизна озер и рек подчеркивала естественность наведенного на земле порядка. Картину завершали вкрапления людских поселений, выглядящие с высоты клумбами ухоженных цветов, и серебристые купола термоядерных энергоцентралей. "Пчела" поднялась выше, и на западе открылась фиолетовая полоса океана, отграниченная четкой дугой горизонта, над которым изогнулся бирюзой небесный свод.

Ритмичная и мощная работа крыльев, достигая салона волнами то ослабевающего, то усиливающегося шелеста, навевала посторонние мысли, отодвигая размышления о неведомом предстоящем. Гилл оценил высоту: километров семь, не меньше! И посмотрел обеспокоенно на Кадма. Тот понял:

- Долетим с комфортом. Высшего пилотажа не будет, я сам не люблю всяких переворотов, зависаний вниз головой, и тому подобного.

"Пчела" снизила высоту километров до пяти и стабилизировалась в выбранном эшелоне. Они вышли в район переплетения транспортных потоков, и вид неба, усеянного летящими на разных высотах и в различных направлениях всяческих насекомых привлек внимание даже Вайна-Капака. Но принца не небо интересовало, он не отрывался от земных пейзажей, меняющихся постепенно, и тем не менее впечатляющих человека, не видевшего родной планеты несколько веков. Понять такое можно и нужно, но как объяснить абсолютное спокойствие короля Вайна-Капака? Он сидел в безразличной невозмутимости, словно достигший нирваны архат.

Вид короля действовал не только на сознание. Из глубин неконтролируемой памяти всплывали полузабытые образы, в голове звучали странные фразы, сочинить которые самому было бы затруднительно.

"Закон и истина ведут нас сквозь океан бытия... И время, владыка миров, распределит каждому его пищу... И каждый будет удостоен по праву и по заслугам..."

Гилл тряхнул головой, задев резервный шлем управления, свисающий с потолка салона. Пришедшая неизвестно откуда мысль о пище разбудила аппетит. И он пожалел, что с ними нет Фрикса с Гектором. В салон пришли бы веселье и вино, Гомер начал бы цитировать не к месту древних классиков, а Фрикс нашел бы местечко для небольшой скатерочки... А Кадм человек государственный, к нему с такими мелочами, как потребности бренного тела, обращаться не совсем прилично. Вот если б принц проголодался! Но куда там, - желудок юного инки стал бесполезным придатком зрения и неспособен проявить независимость и природную самостоятельность. Гилл поднял руку и посмотрел на браслет: лететь оставалось пару часов. На самом деле, что у них за цивилизация? В воздухе сразу два короля, бывший и будущий, а обслуги никакой! Настоящий порядок начинается с Консулата. Но, правда, на нем и заканчивается. Вот у них все как у людей: и скатерочки, и закусочка на блюдечках, и прочее такое, важное для творческой жизни.

Гилл бросил взгляд сквозь пол салона. "Пчела" прошла Атлантику по кратчайшей прямой и стал уже виден Турецкий Понт, - в древности Синее море, - окаймленный путано-ломаной чертой побережья. Сверху не видно суеты людей, готовящих открытие очередных Олимпийских игр. Понт пребывал в штиле, редкие облака плыли значительно выше воздушных маршрутов, и небо заливало землю ярким светом. "Пчела" миновала устье Дуная и взяла курс на восток, постепенно снижаясь.

Полуостров Таврия походил на Грецию, отданную полсотни лет назад Детскому Центру, готовящему по программам первой и второй ступеней; он выглядел красочной игрушкой, раскрашенной во все мыслимые и немыслимые цвета. Дети жили в палаточных лагерях, именно раскраска палаток создавала палитру радуги. Гилл пытался угадать, где решил приземлиться Кадм, скареда, пожелавший сэкономить на его желудке. Другими словами, где ждут его друзья и Светлана. И, возможно, Элисса, новая, послелабиринтная. Прибрежные воды полуострова - одно из центральных владений Георгия Первого, заповедное место. Нет, не случайно Кадма потянуло именно сюда, он просчитал все плюсы. Промелькнули законсервированные здания прошлых веков, оставшиеся от прежних, размонтированных городов, и Гилл догадался: Судак! Местечко с рыбным названием, где будут проходить соревнования по морским видам спорта для жителей запада Евразии и севера Африки. "Пчела" прошла над бухтой, созданной круто нависшими скалами. Новый Свет, вспомнил ее название Гилл. Скалистый гребень приморья украшала извилистая лента крепостной стены, увенчанной крупными зубцами. Севернее стены торчали башни восстановленной совсем недавно Генуэзской крепости. Древняя крепость напомнила сооружения инков, искусно слепленные из многотонных каменных блоков. Да, почти как Саксауаман около Коско. К Гиллу пришла "свежая" мысль: а ведь мир его - сплошь и рядом мир реконструкций! Мы ведь не создаем, а воссоздаем, реанимируем, воскрешаем... Продляем во времени и видоизменяем то, что уже или есть, или когда-то было. Какое уж творчество...

"Пчела" на бреющем прошла над зубцами каменной стены, притормозила над пляжной полосой и замерла в десяти метрах над желтым горячим песком. Гилл вслед за принцем внимательно проследил, как вытянулись вниз посадочные лапы, раскрылись веером блеснувшие сталью когти, фиксирующие контакт с землей. Крылья остановились, замерев в наклонном положении, и "Пчела" медленно опустилась в нескольких шагах от пенистой полосы прилива.

Гилл не стал тратить силы на соблюдение этикета, представив его Кадму и, обежав взглядом побережье, быстрым шагом направился к амфитеатру. Светлану, стоящую в первом ряду, разряженную в радужное платьице, видно издалека. Рядом с ней и все остальные, нужные ему люди.

Короля и принца встречало множество народу, расположившегося на скамьях-ярусах. Отвыкший от людских скоплений Гилл поморщился. Добровольно он сюда ни за что бы не приехал. Или в сторонке, или, - если невозможно, - за экраном Хромотрона... Он поднял Светлану на руки, она обняла его за шею, прижалась губами к щеке; свободной рукой потрепал радостного Дымка; затем пожал руки Еремею и Фриксу; кивнул стоящему невдалеке наставнику Светланы Джону. Элиссы поблизости не наблюдалось.

- Ты посмотри, что делается, - воскликнул Фрикс, обратив взгляд на прибрежную полосу.

Гилл обернулся. И чуть не рассмеялся. Принц, выйдя из "Пчелы", обогнал Кадма и, остановившись на середине расстояния от "Пчелы" до первого ряда амфитеатра, принял позу памятника и поднял руку в приветственном жесте. Толпа разразилась бурным одобрительным криком. Кадм в растерянности стоял позади принца и широко улыбался. А в это время Вайна-Капак, дойдя до края моря, нагнулся, зачерпнул ладонями воду, и поднес ее к лицу.

- Он что, решил выпить Турецкое море? - задал эзоповский вопрос Гектор, - Но оно же соленое!

- Не будет он его выпивать, - успокоил его Гилл, - У инков такой ритуал. Он сейчас просит у морского царя милости. Были б зерна кукурузы, он бы их бросил в воду, как жертву.

Объясняя смысл древней церемонии, он сам не верил своему объяснению. Его знание Вайна-Капака совсем не вязалось с таким примитивным поведением, к тому же на глазах у тысяч людей. Обряд маскировал какую-то тайну, король не воде поклонялся, а что-то демонстрировал для того, кто способен и должен понять. Возможно, для него, Гилла...

Принц важно двинулся к указанному ему Кадмом шатру-навесу перед амфитеатром, а король, завершив ритуал, обернулся и застыл в неподвижности. Он явно не желал царственных почестей и присоединения к избранным гостям праздника.

- Король Вайна будет со мной, - воскликнула Светлана, и тут же поправила себя, - С нами! И лучше мы удалимся от всех, да? - попросила она отца, - В шуме ему будет плохо...

Наставник попытался ее поправить, сказав, что не к лицу дочери великого гражданина менять определенное Консулатом место на празднестве, но Светлана сделала вид, что не заметила его слов. Гилл отметил, как она быстро и умно взрослеет, поддержал ее решение и, взяв дочь за руку, направился к стоящему у моря королю. "Пчела" только что улетела на стоянку за крепостной стеной, и старый Инка выглядел сиротливо.

Фрикс и Гектор последовали за ними без раздумий, сопровождаемые развеселившимся Дымком. Большинство было увлечено торжественной встречей принца Юпанки, организованной лично Сиамом для обоих Инков, и за небольшой группой, идущей по песку в сторону от амфитеатра, наблюдали лишь несколько человек. Вице-президент не мог не заметить, что король Вайна-Капак отказался от церемониала, но не счел возможным принять корректирующие меры. Принц же, обманув себя, решил, что народ собран для восторгов исключительно по поводу его появления. Откуда ему знать, что этот народ верноподданнически и своему президенту рукоплещет всего раз в году. И то ради праздничного настроения.

Принца легко читать, если владеешь контекстом эпохи, знаешь какой-то минимум сведений из его прежней жизни. Вот Вайна-Капак - не открывается. Сколько раз Гилл пытался проникнуть в его сознание, но всякий раз натыкался на непроницаемую вязкую завесу, нейтрализующую любую попытку. И в то же время Гилл был уверен, что король изучает людей и события не просто так, а для того, чтобы понять суть мира, в который он попал. Попал, не исключено, и по собственной воле... Смотрит, сопоставляет, анализирует... И все внутри себя, не позволяя никому даже догадаться о скрытой работе. Разведчик иного мира... Иной раз Гиллу кажется, что король разбирается в его жизни больше, чем он сам.

Вот и теперь, однозначно и мягко отвечая на наивные вопросы Светланы, Вайна-Капак то и дело посматривает на Гилла; и Гилл вовсе не уверен, что в это самое мгновение король не копается в его мозгах. Не могут не существовать методики, позволяющие это делать безболезненно и совершенно незаметно. Цивилизация слишком убеждена в собственном совершенстве и не думает, что где-то есть люди, а то и целые сообщества, превосходящие ее во многом, если не во всем. Потому-то никто не хочет признать, что за Лабиринтом Пакаритампу стоит нечто весьма могучее и злое. Нечто или некто, что на данном этапе для них без разницы.

Широко осведомленная Светлана раскрывала королю план первого дня Олимпиады на берегу Таврического полуострова. Соревнования на море и в воздухе... Что она в этом понимает? Король удивлялся как мальчик, не менее простодушно, чем Светлана его рассказам. Со стороны диалог выглядел забавно и даже умилительно.

Вайна-Капак смотрелся оригинально даже среди смешения стилей всех времен и народов, характерного для парадных одеяний людей, присутствующих на церемонии открытия Игр. Лицо старика, изборожденное морщинами, - крайняя редкость на теперешней Земле; с тесьмы, охватившей голову, на загорелый до цвета обожженного кирпича лоб спускается красная бахрома, украшенная у левого виска двумя черно-белыми перьями; расшитая цветными нитями накидка закрывает тело до щиколоток, делая свободными руки до локтей, опутанные голубоватыми венами. Синие глаза короля смотрят молодо, а при взгляде на Светлану светятся утренними свежими звездами. Сама же она сияет как кусочек радуги, расцветший под теплым летним дождем. Гармоничная пара. И редкостная. Внуки и внучки землян давно обходятся без бабушек-дедушек.

Устроились за правым флангом амфитеатра, ближе к восточному краю бухты Новый Свет, на отшлифованных волной валунах. Бухта и окаймляющая ее песчаная полоса цвели лотосами, лилиями, примулами, ромашками и розами, - юные биомимы выращивали здесь свои первые дома, по индивидуальным проектам. Жилища не достигли этапа зрелости, и пока жили по законам цветочного царства: на солнце распускали лепестки, под луной сворачивались в бутоны. Порывы юго-западного, пропахшего солью и водорослями, ветерка доносили оригинальную смесь цветочных и морских запахов. Где-то позади, в недрах скалистого побережья, таились многочисленные полости, в которых проводилось обучение производству пищи. Водные глубины принадлежали Морскому народу. Гилл никогда не бывал на океанском дне, но однажды попросил Хромотрон показать ему одно из поселений подданных Георгия Первого. Потом несколько ночей снились ему прозрачные купола и хрустальные башенки, освещенные множеством люстр. И люди: под куполами в обогащенном озоном воздухе; в воде, плывущие среди рыб и медуз, неотразимо красивые и сильные! И, - переливы, перепады красок! Подводная палитра оказалась бесконечно богаче наземной. Но красота бытия людей моря не очаровала Гилла, - его сухопутная душа не мыслила существования вне земли. А кандидатов среди людей на право сменить среду обитания и уйти под опеку Георгия Первого с каждым годом становится все больше. Предложение превышает спрос.

Торжественно-приветственная часть праздника прошла для них незамеченной. Принц Юпанки принял на себя всю тяжесть гостеприимства первого консула. Король же, в окружении симпатичных ему людей, слушал пояснения Светланы и с интересом наблюдал за событиями на воде и над водой.

Вначале с севера, из-за невидимых отсюда башен крепости явилось темное облако, ставшее в пределах прямой видимости тучей комаров. У берега, на высоте около сотни метров, туча распалась на несколько звеньев по семь гоночных единиц. "Комары" каждого звена отличались собственными знаками, нанесенными на брюшки и бока скоростных насекомых. Им ставилась задача в активном противодействии достичь точки разворота на горизонте и вернуться первыми, сохранив при этом максимально большее число участников в воздухе. На всем протяжении гоночной трассы дежурили спасатели-дельфины. На песчаной полосе перед амфитеатром развернулись экраны наблюдения, и зрители могли видеть борьбу спортсменов на всех этапах.

Хромотрон предложил свою помощь, но, повинуясь желанию короля, выраженному взглядом, Гилл отказался. Сам он легко различал высокоскоростную гонку над водой, лишенную особой привлекательности для человека, обладающего нормальным зрением. Почти тысяча взмахов крыльями в секунду, непредсказуемые мгновенные развороты, повороты, тараны... В общем, как в жизни, - кто кого. Это интересно специалистам, тренерам команд и пилотам, скрытым внутри живых болидов. Наблюдать быстротекущие подробности одному - скука! Вот если б рядом сидел Гарвей с его космическими глазами, было бы с кем и что обсудить.

Наконец победившее звено зависло перед навесом, укрывающим судей соревнования и почетных гостей, и "Комары" медленно опустились на песок. Сиам лично приветствовал гонщиков и увенчал лавровыми венками. Проигравшие добирались до берега вплавь, сопровождаемые дельфинами. И на этом этапе определялись первые и последние. Но им результаты объявлял не Сиам и даже не главный судья, а его помощники. Каждому - по заслугам, это справедливо.

Вторым номером шел учебный бой плотоводцев против стаи "пауков". Пятиметровой высоты пауки-серебрянки, раскрашенные под каракуртов, - черные тела в красных пятнах, - помещали в головогруди двух бойцов. Внешний вид их внушал ужас: раздутые до безобразия туловища, головы с жуткими глазами, мохнатые членистые лапы, грозные пасти-клешни. Каждый "паук" имел недалеко от места схватки подводный воздушный пузырь-колокол, окруженный ловчей сетью. Колокол предназначался для ареста пленных плотоводцев. Кроме использования лап, корпуса и клешней, бойцам-паучникам позволялось применять паутинные железы для выброса клейких петель-арканов. Плотоводцы, управляющие не менявшимися с древности универсальными плотами типа "Хейердал", имели на вооружении копья и луки. Им также разрешалось использовать в качестве оружия материал плотов. Очень сильное разрешение! Все равно, что вместо дубины в ближнем бою бить противника собственной отстегнутой ногой.

Этот вид соревнований импортировали из программы подготовки звездолетчиков, готовившихся к высадке на другие планеты. Тут оценивалось все: тактическое мышление, умение управлять всем потенциалом биомашин, дальность и точность прыжков, бросков копий и полета стрел, реакция, сила, выносливость, умение найти выход из сложной ситуации... У звездолетчиков, естественно, имелось и другое оружие. Но пауки-то здесь родные, земные.

- Ой! - воскликнула Светлана, - Вайна, ты за кого? Я против ужасных гнид!

Король поддержал ее; предстоящий бой его явно заинтриговал, И, как предположил Гилл, прежде всего тем, что использовались знакомые тому бальсовые плоты, на которых моряки инков, много ранее старосветских, легко преодолевали просторы Тихого океана. "Вайне" было за кого "болеть", если только он не изображал интерес, прикрывая им или равнодушие, или скрытую работу мозга.

"Пауки" на деле имитировали грозного врага: мощные головогруди непроницаемы для обычного оружия, две передние из шести пар щетинистых лап способны были чувствовать, хватать, бить. Но особую опасность представляли пасти, оснащенные стального цвета клешнями.

Замершие напротив отряда "пауков" экипажи плотов из десятка юношей и девушек казались горсткой авантюристов, никак не способных выстоять в борьбе против могучих монстров. Плоские, сбитые из полутора десятков бревен, покрытых настилом из тростника, плоты имели по два косых паруса и три шверта-руля. Движением плота управляли пятеро, другая пятерка - свободные бойцы.. Паруса, мачты, реи, - романтично... Такое судно способно идти против ветра, ему не страшны шторма и девятый вал, оно безопасно для экипажа. Но выстоять против монстрообразных "пауков", - один плот против одного паука? Будет трудновато, засомневался Гилл, наблюдающий такой бой впервые. Ведь паук-серебрянка может скользить по воде, как конькобежец по льду, резко менять направление движения, совершать прыжки на несколько метров вверх... А от выстрела железы, бьющей прицельно клейким арканом, не уйти самому верткому бойцу. Успех плотоводцев, если он возможен, будет зависеть от командной борьбы, от умения выбрать позицию каждого плота в зависимости от ситуации общего момента. Страхующие "битву" под водой люди моря и дельфины не имели права помогать ни одной стороне.

Король продолжал выяснять у Светланы условия противоборства. Помогал ей Фрикс. Невольно и Гектор, и Гилл с Дымком, как и Светлана, узнавали ненужные подробности о паукообразных. ...Сердце, желудок, паутинные железы, оснащенные гидравлическим приводом безмышечные конечности, способность мгновенно менять внутреннее давление крови на порядок и больше, прыгать на десятки метров вверх... Люди создали себе суперхищника, только чтобы потренировать на нем свои охотничьи навыки и инстинкты. Последние недели Гилл начинал верить в то, что все придуманные людьми модели и планы неизбежно воплощаются в той или иной судьбе. Или даже во многих. А в мире накопилось уже много такого, от чего не только нос воротит.

Светлана морщила носик, король улыбался глазами, - день, освещенный и согретый ласковым теплым солнцем, нравился ему все больше. Им обоим не до мрачных философских предчувствий Гилла.

- Но разве в мышцах и костях зверей, выращенных вами, отсутствует инстинкт самосохранения? - спрашивал Вайна-Капак, - Вы можете предугадать, как поведет себя такой паук, если почувствует, что его жизни угрожает настоящая опасность?

Фрикс не знал, что отвечать. Гилл попробовал ему помочь, эти вопросы входили в сферу его профессии.

- Наши биомашины, конечно, превосходят по запасу прочности и возможностям естественные аналоги. Но существует потолок, заданный самим органическим веществом машины. Многое зависит от того, кто управляет ими. Без непосредственного контакта с водителем никакой такой "паук" не способен сделать и малейшего движения.

- А еще, - добавила Светлана, - в состязаниях не участвуют те, кто имеет биоимплантанты, дополнительные чипы и модерновые мозги. Я бы тоже могла себе пришить лапу льва и победить кого угодно. Но разве это была бы я? И моя победа? - закончила она мудрым вопросом.

И вовремя закончила. В небо взвилась сигнальная ракета красного огня, и на морской арене начался учебный бой. Объять взором всю картину не было никакой возможности. Гилл выбрал себе один из плотов: семеро уверенных в себе парней и три девушки. Прикрытые одними набедренным повязками, тела их могли служить прототипами статуй Аполлона и Дианы. Красота, сила и ловкость человека против безобразной мощи отвратительнейших насекомых. Забылось, что внутри "пауков", - по двое таких же совершенных юных полпредов человеческого рода. Только эти двое вооружены для боя значительно лучше, а действия и мысли их доступны лишь следящей аппаратуре да специалистам в жюри соревнований.

Шеренги, - друг против друга "пауки" и плоты, один против одного, - по сигналу двинулись и строй сломался. "Команда Гилла" рванулась вперед, но, неожиданно для всех, развернула плот боком к "своему пауку", то есть "подставилась". Пока водители того монстра соображали, что означает этот безумный пируэт, ребята команды разом обратили все свое оружие против паука, начавшего крушить соседний плот. Тот в секунду потерял две конечности, зрение и практически выбыл из боя. Добить его было делом техники.

Амфитеатр разразился оглушительным криком и свистом. Начало "битвы" так обрадовало Светлану и Вайна-Капака, что они зааплодировали, а затем обнялись, поздравляя друг друга. Гилл покачал головой: смотреть на них без улыбки было нельзя. И где он был раньше, этот умный и добрый старик? У каждого маленького человечка рядом просто обязан быть старенький: или бабушка, или дедушка. А лучше оба сразу.

Успех дорого дался "команде Гилла". Едва она развернула плот против собственного "врага", тот одновременно захватил липким арканом девушку у руля и ударом передней, боевой лапы развалил левую половину бревен. Двое из команды ушли под воду и оказались в воздушном пузыре-колоколе. Первые пленные! На поверхности воды показались плавники дельфинов. На спине одного из них сидел человек моря, одетый в скафандр спасателя: шлем с острым гребнем и большими выпуклыми стеклами-очками, чешуйчатый, тесно облегающий тело костюм, на ступнях заканчивающийся ластами, а на кистях рук дополнительными захватами. Скафандр горел золотом, чешуя отсвечивала малиновыми искрами. Появление спасателей всех успокоило: в море порядок, никто не пострадал и не пострадает.

"Сюда бы Иллариона!" -

с неожиданной тоской подумал Гилл

,

- О

н ни разу не участвовал в Олимпиадах, и такого зрелища не видел. А в следующем году мог бы выступить одним из плотоводцев. И выглядел бы не хуже...

"

И, ощутив давление взгляда, повернул голову. Король смотрел так, будто прочитал случайно всплывшую, оформленную в слово эмоцию. И смотрел так, словно заверял: "Нет причин для тоски, все в норме, а судьба твоего сына, - вовсе не потерянная судьба".

"Он что, непрерывно держит меня на контроле?"

- поразился и возмутился Гилл, но выразить возмущения вслух не успел. Светлана вскрикнула, король вернул внимание зрелищу, а следом Гилл. Но ему наблюдать за "обоюдным побоищем" стало неинтересно. Игра не может заслонить жизнь.

Загрузка...