Четвертое поколение

"...Я всегда знала, что Книга - мозг внутри мозга. Она наблюдает, изучает. И позволяет заглянуть в себя, - каждому на свою глубину. А Виракоча не знает, что такое Книга. Это Книга разбудила личности создателей Виракочи. В Книге, - ключ к управлению Лабиринтом, вплоть до его остановки. Все они действуют через Лабиринт: Виракоча, Радуга, Тени. И Вайна, наверное. Вайна очень стар, но внутри себя я отношусь к нему, как к мальчику. Надо бы спросить Гилла, почему. Но Книга мыслит не как люди. Она знает другие миры, где живет не человеческий разум. Для Книги человек, - всего только одна раса из многих. И мне кажется, не самая лучшая, не самая умная".

Элисса размышляла, не осознавая, что за несколько минут поднялась над собой, что она уже другая, не вчерашняя. Вчера она не могла оперировать такими понятиями и образами. Элисса размышляла, а Вайна-Капак перелистывал страницы. Гилл знал, какую он откроет на десерт, - обязательно Реконструкцию в Коско. Вайне непременно захочется посмотреть на юного Иллариона. Но туда он доберется не скоро. Пока, - Элисса. Сверхновая Элисса может открыть что-нибудь любопытное...

"Виракоча пытался влезть в мой мозг. Ему нужен был кто-нибудь свой рядом с Гиллом. Виракоча остерегается простого человека-реконструктора? Как я не поняла этого раньше! Да, Инки были фантомами Виракочи. Гилл называл их легендарными. Юпанки и Вайна-Капак, - не легендарные, они не фантомы. Куда ушел Илларион? Занял место одного из фантомов? Стал королем-Инкой или фараоном Египта? Книга может знать об этом. Но мне не даст заглянуть на эту страничку. Я попрошу Гилла или Вайну. Или Светланку, - она такая умная, что страшно. В одной из книжек Гилла сказано, что в основе своей реальность не документальна, она мифологична по природе. Отражение может быть первичнее отражаемого. Империю Тавантин-Суйю сдал испанцам Виракоча. Не оправдала она его надежд. Хотя был сам виноват, не надо было торопиться. А вот с нами у него может получиться. Надежда одна, - на гилловскую Команду".

"Каким же она стала молодцом, колеблемая ветрами желаний Элисса! Именно так: задачей Инков была подготовка условий для десанта, создание плацдарма "Рая". Виракоче понадобилось сто лет для осознания ошибки. И он свернул эксперимент. Что для него еще одна тысяча лет? Но кто дал прогноз Инкам о скоротечности их века?"

Вайна-Капак рассматривал храм Пача-Камаку, возведенный в середине первого тысячелетия от Рождества. Задолго до эксперимента с Инками. Но ведь в этом же районе, недалеко от будущей столицы Перу, Лимы. У Элиссы пробудилась глубинная память, она принялась мысленно цитировать книгу из библиотеки деревянного дома.

"Согласно одной инкской этногонической версии, первопредки вышли из горной пещеры Пакаритампу. Селение с подобным названием, впервые упоминаемое, правда, лишь в семидесятых годах шестнадцатого века, расположено в горах в двадцати шести километрах к югу от Коско.

Не исключено даже, что "племя" Инков пришло в долину Коско из самого Тиауанако".

И тут произошло то, на что не рассчитывали ни Гилл, ни Вайна-Капак.

Перед Элиссой возник Виракоча. Узнаваемый, белый, торжественный, представительный. На короля-Инку и не взглянул. Интересный господин: вначале явился без особой нужды Монике, теперь вот Элиссе. Может, он самец только внешне, а носит в себе женскую разновидность разума!? А Элиссе прямо везет. Не успела распрощаться с болтливой Тенью, уж новый собеседник тут как тут. Но голос этого намного приятней, звучит хорошо настроенной арфой.

- Вы сумели создать мир, который я смело могу назвать райским. Но живете вы в нем, как в аду. Вы строители, но не хозяева. И не жильцы. Построивший дворец не будет в нем жить. Собственную мудрость забыли? Решение мое: освободить рай от самозванцев. И поселить в нем единственно достойных.

Но теперешнюю Элиссу смутить нелегко. Она рассмеялась и твердо спросила:

- А Виракоча - единственный судья? На каком праве?

- На праве знающего и могущего. У вас нет ни того, ни другого. У тех, кто придет на освободившееся место, имеются оба качества.

- А куда ты денешь нас? Мы не успеем, да и не сможем истребить самих себя.

- Оставшимся я найду подходящие условия и формы бытия. Подходящие и заслуженные.

Элисса для Виракочи, - представитель человечества? Полномочный посол? Или ему без разницы, лишь бы самовыразиться? Виракоча на секунду повернул седую гордую голову к Вайне, и снова обратился к Элиссе:

- Люди пошли с Пача-Кутеком, первым императором избранной территории. Я думал тогда, вождь живых сам должен быть живым...

Элисса перебила его:

- Но разве для тебя существует деление времени на "тогда", "теперь", "после"?

- Никто не может присутствовать разом в разновременье. Ни я, ни Книга, ни Радуга. Нельзя ставить живых на место призраков. Сначала Пача-Кутек, за ним - Вайна-Капак. Они разрушили мой прошлый план.

- Ты утверждал, что не повинен в несчастьях, обрушившихся на людей Земли. Теперь говоришь, что уничтожение землян, - часть твоего плана. Объясни!

- Я использую ситуацию, которая сложилась без моего влияния. Без нейтрализации Лабиринта вам не освободиться от бед. Но уйдете вы, - уйдут и они. Понятно?

Вне Земли. Станция Радуга.

Гарвей, осознав себя звездолетчиком Адрастом, оставался Гарвеем. Привычнее, удобнее? Нет. Просто не хотелось стать снова тем, кто сделал жизнь неудачей, ошибкой. У Адраста было только прошлое, у Гарвея, - будущее. Если правильно распорядиться настоящим, жизнь станет желанным подарком.

И пробудившиеся знания Адраста здесь абсолютно к месту. Радуга, - это клад бесценный, сокровище неоценимое. Это, - приблизившаяся мечта, овеществленный рай. Поля Восхода! Узел пространств, стык времён! Океан памяти и, - личность, подобная человеческой. Да он готов десять жизней посвятить ей без остатка, всё отдать Радуге!

Контактеры из Команды "Майю" бродят по коридорам, а геометрия их непрерывно меняется. Можно обойтись без бесполезных знатоков. Но если так решил Гилл, а Радуга не возражает... По просьбе Гарвея, в тридесятом измерении, Радуга реконструировала маяк и обрывок берега с кусочком океана. Хороший маяк, без Хрома и Виракочи. Светлане понравилось, она часто приходит в гости. Подвалы-погреба забиты снедью, при желании можно и свежей рыбки наловить. А потом навялить, накоптить, насолить... Зачем ему Земля с ее дикими обитателями? Еще вопрос, что более реально и действительно: маяк тут или маяк там.

К сожалению, среди людей Гилла на Радуге есть ребята ушлые, понимающие. Двое или трое... Повадились на маяк, пришлось дверь заказать. Откуда бы контактер-визитер не идет, она вот, перед ним. Стучи! Могу и не открывать. Светлана дверь обходит, ей позволено всё.

Гарвей отрезал кусок брюшка лосося, попробовал на вкус. Натуральное объедение! Но еще денек подержать на солнышке не помешает. Он слизнул капли янтарного жира с пальцев и услышал негромкий, осторожный стук. Дверь, с его стороны деревянная, некрашеная, стояла на песке у полосы прилива. Специально, чтобы ножки промочили любители ходить на халяву. С той стороны она внушительная, цельнометаллическая, с предупреждающими объявлениями. Нужно иметь наглость, чтобы ломиться без надобности.

Гарвей крякнул, сделал десяток шагов, посмотрел в дверной глазок. Ильич. Этого запустить можно. Этот приходит по делу. Молодой, ранний, больше на девицу похож, чем на "мужика", по выражению Гилла. По юношескому рвению хочется ему приказ командира выполнить, внести лепту в спасение человечества. Радуга их водит по отсекам-коридорам, всяческие штучки подбрасывает. Чтобы не скучали. Блуждание в лабиринте, и только.

Гарвей потянул за деревянную ручку, сотворенную в виде изогнутой дубовой ветки. Дверь скрипнула и распахнулась внутрь.

- Заходи, Ильич, гостем будешь.

Ну что за имя жизни? Не помнит Гарвей никакого героя с таким именем. Видно, с наставником мальчику не повезло, копался в забытых манускриптах и набрел на какого-нибудь мастера боевых искусств. Если так, то внешность у "спасителя" соответствующая: глазки узкие, как у Сиама в дни злости, скулы широкие, нос явно не греческий и даже не римский.

Ильич смущенно улыбнулся, нерешительно ступил босыми ногами в шипящую воду. Гарвей плотно прикрыл дверь, предварительно вывесив табличку с металлической стороны: "Не стучать. Хозяина нет дома".

- Проходи. Голоден? Вас ведь питают по общему рациону, не разгуляешься. А у меня ушица холодненькая, по погоде. А?

Ильич поднял черноволосую голову к небу. Над маяком плавилось полуденное летнее солнце тропиков.

- Да я не затем, - неуверенно сказал Ильич, - У меня непонимание... Может...

- Может, может! - уверил его Гарвей, - Закусим и поговорим. На голодный желудок какое понимание?

Он раскрыл зонт, торчащий в виде индейского копья острием вверх на полпути от двери к маяку. Предложил гостю место в тени. И пошел, неуклюже разбрасывая ступнями ног песок в стороны, к погребам маяка.

Уха из погреба, со вчерашнего дня оставленная в ведерке, походила на крутой студень. Ильич, испробовав ложку, забыл о стеснительности. В хорошей компании Гарвей заметил бы: "Уши хрустят". Все-таки в одиночестве уха не уха, а простой рыбный суп. Пусть даже холодный, и в тенечке среди зноя.

Бледное лицо Ильича раскраснелось, и Гарвей перешел к интеллектуальной части дня. К Радуге.

- Так что вас волнует на текущий час, юноша?

Юноша облизал ложку, с почтением глянул на опустевшие чашку и ведерко, и без промедления сказал:

- Соотношение между материальностью и виртуальностью. Где она живет на этом отрезке?

Вопрос Гарвею понравился. В той части, где он существует как Адраст.

- А она живет, где пожелает. Где ей вкуснее. Может полностью уйти в гиперпространство и стать мнимой величиной. А может любую свою часть мгновенно овеществить до макросостояния. Но, скорее всего, она сочетает в себе все возможности...

Ильич не дослушал:

- Я так и предполагал! Радуга в любой момент может "распылить" себя в некоем объеме, сжаться в точку. Восстановить себя там, где имеется хоть одна-единственная ее молекула. Но ведь это значит...

Он замолчал и побледнел.

- Это значит? - прервал паузу Гарвей.

- Я хотел спросить: куда в таком случае денутся пассажиры Радуги? Все мы, я?

- Не знаю, - улыбнулся в бороду Гарвей, - Какое это имеет значение? Когда она вернется в макрокосмос, то возродит и нас. Но пока этот переход нам не грозит.

- Не грозит? - немного успокоился Ильич, - Почему?

- Потому что на Радуге Светлана. Рядом с ней мы в полной безопасности.

- Светлана? Дочь Гилла? Я встречал ее...

- Я - дочь Гилла и Элиссы!

Светлана стояла рядом с Гарвеем и смотрела на юношу строго и укоризненно.

- Есть утверждения, требующие абсолютной точности. Ни один человек не рождается без мамы.

Она перевела взгляд с окончательно смутившегося Ильича на пустое ведерко, посуду, и добавила уже без строгости:

- Гарвей, ты оставил себе что-нибудь на ужин? А солнце у тебя сегодня мягкое, пушистое и негромкое. Радуга любит Гарвея. Тебя зовут Ильич?

В расписанном диковинными цветами платьице, со светящимся в обрамлении золотых локонов лицом, девочка юного "знатока" и пленила, и окончательно вывела из равновесия.

- Ильич, - почти шепотом ответил он.

- Ильич, объясни мне, - сказала Светлана, - Я Гарвея уже спрашивала. Виракоча считает, что принц Юпанки, - часть церемонии введения Инков в ткань Тавантин-Суйю. Это так?

- Не совсем, - осторожно сказал Ильич. В его сознании крутились специфические термины, и он не знал, как сделать их доступными для шестилетней девочки.

- Как это не совсем? Тогда каков процент виртуальности в состоянии принца? И как этот процент сливается с его объективно действительной частью в органическое единство? Такое сверх моего понимания!

Ильич понял, что его научные термины для Светланы что бананы для обезьянки.

- И сверх моего тоже, - уравнял он себя с ней; и совсем не из деликатности, - Разве твой или мой мозг способны вместить бесконечность? Все временное является виртуально организованной вечностью. Сама вечность не имеет признаков времени: начала, конца, рождения, разрушения... Бесконечность, - один из неисчислимых атрибутов вечности. Находясь во времени, ее не понять. Я пришел к Гарвею, чтобы узнать побольше о Радуге.

Светлана улыбнулась ослепительной, чарующей улыбкой Гилла. Одновременно, и от маяка, и от одинокой сиротливой двери донесся вплетенный в скрипичную мелодию грудной женский голос:

- Я - капля вечности в океане времени. Столь же малая капля, как и каждый из вас.

- Это Радуга, - пояснила Светлана, - Ильич, спроси ее, что ты хотел узнать от Гарвея.

Смущение разом покинуло юношу. Страдающего от жажды ничто не отвратит от наполненного водой колодца.

- Я тоже? И я могу стать таким, как ты? Станцией в Космосе?

Мелодия, несущая голос, стала чуть печальнее.

- Это один из великого множества вариантов. Ты видишь меня Станцией, Кораблем. Цветик-Семицветик видит во мне живого человека. Она скучает о Гилле, о Вайне-Капаке. Я - это они. Мы любим друг друга. Разве этого недостаточно для жизни, для вечности?

Голос смолк, Радуге не требовался ответ. Светлана отошла к двери, зашла к ней с тыла и тоже исчезла.

Ненужный багаж научных понятий остался на обочине дороги. Ильич забыл о нем, тронувшись дальше.

- Скажите, Гарвей, - спросил он через какое-то время, - Как ваше солнце может быть мягким, пушистым и негромким?

Гарвей смотрел на дверь. Было жаль, что Светлана ушла так быстро. Когда она еще вернется? Ильич просеивал песок через пальцы. Видно, определял процент его виртуальности.

- Светлана, - исключительная девочка. Ты слышал о синестезии? Она любое явление, любой предмет воспринимает сразу всеми органами чувств. Как и Радуга. Они родственны. Обратил внимание на ее бусы?

- Из золотых шариков? Очень красивые. Явно сделаны на заказ, для нее.

- На заказ или нет, не узнать. Их ей подарил принц Юпанки в день первого воскрешения короля Вайна-Капака. Они не просто бусы, а, скорее, - сложное устройство, ускоряющее внутреннее развитие.

- Подарок Инки? Бусы сделаны Инками?

- Едва ли. На мой взгляд, они из другого времени. Из другой околицы вечности. Но думаю, Светлана и без бус не потерялась бы на Радуге.

- Да, она не похожа на других детей. Контраст... Не знал ее, - и не думал, как мы с детства холодны, сдержанны, избегаем крайних выражений и в оценках, и в эмоциях... Только бы не показать слабость, неумение, незнание...

- Все это можно выразить одним словом, - неискренность, - сказал Гарвей, - Пока мы такие, не быть нам ни Станцией Радуга, ни храмом, ни кувшином с вином. Ни чем-то еще, нужным и красивым. Мы заперты в индивидуальных камерах. Изнутри заперты, а ключа нет. А Светлана открыта, для нее бесконечность - родной дом.

- Цветик-Семицветтик... Да, это на самом деле любовь.

В незанятых выполнением приказа начальника глазах Ильича затлела тоска.

- И, кстати, имя Радуга дано Светланой, - сказал Гарвей, - Причем при заочном знакомстве.

- Очень кстати. Радуга и Цветик-Семицветик... Как две равные чашечки на весах. У богини правосудия.

- Умница! Очень точно. А вместе они - противовес!

- Противовес? Против кого?

Гарвей не стал отвечать. Пусть и мальчик поломает голову.

- Против Виракочи?! И только вместе?

- Только. Сама по себе Радуга слишком далека от наших проблем. На ее месте я бы сказал: загадали себе задачки - сами и решайте. Но сейчас она, - ты ведь слышал! - и Гилл, и Вайна-Капак. И - Светлана. Они все в ней.

Похоже, Ильич начал осознавать суетность своих поисков спасительного знания. И понимать курортное отшельничество Гарвея.

- Вот Лабиринт - вещь неживая. Но разумная, наподобие Хромотрона. В конечном итоге борьба идет за Лабиринт. Пока им владеет Радуга. Но Радуге он, в принципе, не нужен. Она и без Лабиринта своя на Звездной Реке.

- Прибрать к рукам Лабиринт... И обрести выходы к множеству звезд и миров...

- Присвоить Лабиринт нельзя. Он отреагирует на попытку так, что все земные катаклизмы покажутся праздничным фейерверком рядом со взрывом термоядерной энергоустановки.

- Поэтому Гилл не торопится?

- Поэтому не торопится Гилл. Поэтому держится в стороне от быстрых решений Вайна-Капак. Поэтому Радуга не включается в человеческую суету. Противовес держит равновесие.

- Гарвей! Ведь стоит кому-то из троих попросить Радугу, и она...

- Верно - она готова к действию. Может быть, больше готова, чем мы можем предположить. Но решать будут люди. Или все трое, или один из них.

- В таком случае, бусы принца Юпанки совсем не лишние для Светланы. А в каком случае Лабиринт сыграет против нас?

- Против нас или Виракочи, - для нас не будет имеет значения. Тогда, когда увидит близость своего крушения. Он не позволит себя блокировать.

- А что может произойти?

- Что угодно. Интервенция со звезд. Взрыв черной или белой дыры где-нибудь поблизости. Или внутри земного шарика. Кто знает, что входит в программу самосохранения?

- А уаки? Ведь они существуют внутри Лабиринта?

- Не уверен. Виракоча их актуализировал, и аура земной части Лабиринта стала для них как бы шлюзовой камерой. Он их здесь готовит для перехода в иную среду.

- Как все сложно! - с надрывом вздохнул Ильич, - Перекрученные пространства, времена, всякие разные сущности. Как легко было жить в заблуждении. Я относил себя к расе хозяев мира, а вместе со всеми оказался беспомощным червячком. Мы ведь сами не могли даже определить, где верный поступок, а где - вредный. А если еще окажется, что можно через Книгу или путешествия Вайны-Капака влиять на состоявшееся прошлое...

- Тогда резонно предположить, что и на нас можно влиять из будущего, о котором мы представления не имеем. Не каждому дано оказаться в положении принца или короля-Инки.

- Похоже, мы возвращаемся к отвергнутой догадке древних: стрела времени обращена из будущего в прошлое. Летит нам навстречу. А мы барахтаемся в Звездной Реке, не видя ни берегов, ни истока, ни устья.

- Может, их и нет вовсе. Чтобы увидеть слабый спасительный огонек в темноте, надо погасить все свои фонари. И остаться в полной тьме. Устоявшиеся представления мешают заметить очевидное. Затвердевшее знание - не спасительный круг.

Гилл прибыл на Радугу в физическом обличии, сохраняя психический контакт с Вайна-Капаком, расположившимся с Кадмом и Эномаем у грота, в саду Дома Инки.

Гилла сопровождали принц Юпанки и Гектор.

Начало действию обозначил Вайна-Капак.

- Приходит время, и кажется, будто природа сжимается в одну точку на вершине собственного бытия. И будто мир достиг предела свойственной ему деятельности. Мы в преддверии... Тебя ждет Светлана. Пора начинать.

Принц зажмурился, широко раскрыл глаза, и произнес двустрочие, преодолевшее с его помощью тысячелетие:

С гимном ты заснешь,

В полночь я приду.

Гилл понял: принц летит с ним, сон завершился или прервался. Гектор вздохнул и вспомнил притчу Эзопа о кошке и лисице:

- Лисица хвасталась тем, как много у нее средств и уловок, чтобы спастись от собак; кошка же сказала, что она надеется только на одно-единственное средство, а именно на свою способность лазить по деревьям; однако же это средство оказалось намного надежнее всех тех, которыми хвасталась лиса. Отсюда пословица: "Лисица знает многое, а кошка - одно, но важное". Я как кошка, - не путаю след, не хитрю, но останусь жив. Возьми и меня с собой, командир.

Гилл поспешил завершить список желающих в космос:

- Остальные, - на прикрытие короля. В Команде, - тишина, никакой суеты. Отвечает Кадм. Вход в Лабиринт запечатать. Не дергайте спящего тигра за хвост.

Заметив, что остающиеся на Земле приуныли, Вайна-Капак сказал:

- Не бойтесь поражения. Не всегда побеждает правда. Но и сила не сильнее правды. В начале текущих времен одно из индейских племен, кольа, восстало против Инков. И что? Их камни, стрелы и прочие средства поражения самовозвращались и убивали их же. Наш враг погубит себя сам.

Причину уныния понимали все: Гилл для Виракочи персона неприкосновенная. Рядом с ним, - как котенку рядом с кошкой-мамой. Оставался Вайна-Капак, также входящий в список неприкасаемых, но... И еще много "но".

Светлана прижалась к отцу и расплакалась. Гилл успокоил ее, и она, всхлипывая, сказала:

- Я так боялась за тебя и Вайну. И попросила Радугу лишить злого Сиамчика зубов и когтей.

- Что? - изумился Гилл.

Вайна-Капак "внизу" тотчас принялся "наводить справки". И, пока Гилл знакомился с ситуацией в обжитом космосе, чтобы говорить с Радугой как сведущий гость, Эномай, минуя Хромотрон, узнал все нужное.

За одну последнюю ночь, совершенно неожиданно, Всемирный Совет с Консулатом освободили вице-президента от всех должностей и постов без права восстановления. Инициатива исходила от Виракочи, он же определил срочность решения вопроса. Хромотрон не сработал, не в первый раз за последнюю неделю, и элита собралась в пятиконтинентном здании, полусожженном сухими молниями, отмеченном самоубийством Ахилла. На этом же собрании самораспустился славный Консулат. Земля людей лишилась и номинальной власти.

- Сам Сиам выгнал себя отовсюду, - узнав обо всем, сказала Светлана.

Радуга определила свое место на земной арене.

5. Мир без Виракочи.

Резиденция ваминки Кадма еще держалась. И в статусе центра управления "провинцией", и в качестве действующего жилого помещения. Всемирный Совет был всесторонне, всемирно бессилен. И, если бы не Центурия Эномая, убрался вслед за Консулатом. Большинство вице-консулов потеряли управление своими территориями. Местами организовывались объединения, напоминающие полисы ахейцев. Новая политическая карта планеты изображала укрупненную разобщенную Элладу, пытающуюся существовать среди океана диких варварских орд и племен.

Команда "Майю" по просьбе Радуги вернулась на Землю. Связь с живой Станцией сохранял Вайна-Капак. Светлана немного обиделась на Радугу, но близость Вайны пригасила горечь разлуки с неземной красотой и любовью.

Что делать, никто не знал. Гилл потерял сон и улыбку, стремился к уединению и своим бумагам, которые постоянно держал при себе в объемистом чемоданчике. Кадм занимался правлением, Эномай безопасностью и систематизацией меняющихся сведений о состоянии человеческой вселенной. Остальные мучились бездельем. Надежды каждого обратились к королю-Инке, который то дремал, то занимался Светланой.

- Адраст! - подошел к Гарвею Гилл, - Реально ли строить планы эвакуации? Куда-нибудь на Плеяды? Спасем хоть часть людей. Серкол болен и ничем помочь не сможет.

- Мы поднимем с Земли несколько миллионов, если найдутся желающие. Но кто нам предоставит Разрешенный Путь? Без коридоров мы будем блуждать в космосе до последнего часа. Как я понял, Лабиринт закрыт? Для нас?

Гиллу нечего было ответить. Гарвей продолжил:

- И еще. Ну какой из меня Адраст? Гарвей. Или Павел, - тоже годится. Но не Адраст. Я не герой, спорящий с богами. Просто человек. Простой человек. Договорились?

- Договорились. Мне тоже, может быть, надоело работать Гиллом без выходных. Я тоже не герой.

Гарвей улыбнулся, не скрыв легкой усмешки.

- Ты - дело особое. Гены Геракла... Это не шутка, имеешь право.

Гилл не отреагировал. Права не было. И желания тоже. Но позавидовал человеку. Ему есть из чего выбирать. Адраст, - могучая личность из четвертого поколения, герой без всяких. Павел, - из детского сна, из жизни с еще не открытой судьбой. Море возможностей, ощущение вечности. И Гарвей, - романтик из древнего сна-мечты, сбывшаяся сказка. Редкая вероятность. Правильный выбор, умница.

- Знаешь, Гарвей, - Гилл почти улыбнулся, представив и себя кем-то вроде смотрителя маяка; нет, сказки не для него, - А ведь было время, Радуга ходила к звездам в виртуальном формате. Ты не думал, что Звездная Река существует и там? В гиперпространствах? И нет никаких коридоров? И всякие Разрешенные Пути, - из мифов для детей? Мы, люди, не в состоянии борьбы с кем-то за жизнь. Мы просто болеем. Корью, скарлатиной. Чем еще болели дети до прихода века героев? А?

Гарвей помотал медвежьей головой.

- Не возражаю. Но и от кори можно уйти за барьер. Ведь входы-выходы имеются? Как они без соединяющих коридоров?

- Легко. Ныряешь в Звездную гиперреку через вход, там читаешь заклинание, и выныриваешь в родных измерениях в нужном месте-времени. Просто и величественно. Как всё в природе. Как?

- Спросим кого-нибудь еще? - просьба прозвучала по-гарвеевски мягко. По-гриновски.

"Может, Фрэзи?" - почти зло сказал себе Гилл. И тут же опомнился.

- Хорошо. Спросим.

Он осмотрел тюльпан-гостиную. Гостиная большая, людей много, все тоскуют и ждут. Нет в них никаких ответов. Все ответы сосредоточены в одном. Но он не скажет. Ничего, настанет час. Он его взгреет по-свойски. За все длинные месяцы молчания.

- Нет, не спросим! - заключил Гилл мысленный опыт, - Формулу мудрости надо искать не в резиденциях.

- А где? - простодушно поинтересовался Гарвей, - На площадях? В храмах?

- И на площадях, и в храмах! Но не в наших! Не внешних! Вот послушай, что писал Фрэнсис Бэкон о кумирах нашего мира.

"Те указания, или признаки, которые могут быть почерпнуты из природы времени и века, немногим лучше почерпнутых из природы места и народа. Ибо в ту эпоху знание было слабым и ограниченным как по времени, так и по пространству, а это хуже всего для тех, кто все возлагает на опыт. У греков не было тысячелетней истории, которая была бы достойна имени истории, а только сказки и молва древности. Они знали только малую часть стран и областей мира и без различения называли всех живущих на севере скифами, а всех живущих на западе - кельтами. В Африке они ничего не знали дальше ближайшей части Эфиопии, в Азии - ничего дальше Ганга".

- И затем этот умнейший из разумнейших, человек-храм, пояснил: "Пустых, заброшенных областей во времени не меньше, чем в пространстве". Каково, дорогой Гарвей? Разумные расы разделены не парсеками, а годами! И не световыми годами, а нормальными, текущими как положено, по-человечески! И если нет ответа в окружающем пространстве, ищи его в книгах. В слепках иного времени. Точнее - в Книге! Там и формула мудрости, и формула разума.

Гарвей смотрел на Гилла так, как в иных временах следователь на подозреваемого, как врач на больного.

- С нами что-то происходит, почетный гражданин Гилл. Похоже, мы поплыли...

- Почет с меня сняли. Остается надеяться на почтенность. А разве я не прав?

- Ты сам указал, где искать ответы. А спрашиваешь меня. Бэкон, не спорю, умный был детина. Извини, муж. Он еще вот что сказал: "Открытия новых вещей должно искать от света природы, а не от мглы древности". А сам Бэкон не в той самой мгле обитает?

Гилл справлялся с удивлением почти минуту. И ярко улыбнулся, впервые за месяц.

- Ну ты даешь, смотритель!

Гарвей улыбнулся в ответ. Но его улыбка запуталась в бороде.

- А мы не хуже других устроились. Тоже не без библиотек живем.

Договорить им не удалось. Но и короткий обмен премудростями прояснил голову Гилла. Дрогнула человеческая паутина. Донесся, еле слышный, звон золотых колокольчиков.

Вайна-Капак!

С ним, когда сам захочет, легко говорить телепатически. Выслушав, Гилл нашел Элиссу. Светлана всегда рядом с Вайной. Свободного помещения в резиденции Кадма не нашлось. Гилл помог ослабевшему королю преодолеть лифт и полсотни шагов по давно некошеной траве. Здесь Кадм возвел живую беседку: безлистные невысокие деревья недавно выведенной породы, соединенные сухими кронами, оплетенные виноградной лозой. Зачем зеленая лоза, если можно сочинить дерево со своими листьями и виноградом?

Гилл знал, о чем будет говорит человек с именем жизни Вайна. За Светлану он не беспокоился, - внутренне она готова. Самые тяжелые минуты ожидали Элиссу.

Круглый столик, рассчитанный не более чем на пятерых. Спелые виноградные кисти над головой. Сквозящие через резные листья лучи солнца... Воздух безветренный, густой, с медовым запахом. Глаза от волевого усилия у Вайны синие, как закатное безоблачное небо в стороне от уходящего светила.

Светлана устроилась поближе к отцу, - поступок женщины, обладающей чувственным разумом. Обретение не от Элиссы, у нее чувственность рассудочная, на уровне арифметики. И сейчас она сидит, словно их пригласили на торжественный вечер для объявления приятной награды. А ведь Гилл уверен, она начинала догадываться. Видно, как начала, так и закончила Жизненная река течет слишком бурным потоком, вот и унесли волны все, что всплыло на поверхность понимания.

Гилл, - еще вчера из простого любопытства не стал бы этого делать! - заглянул ей в сознание. Захотелось увидеть, какого веса мысли наполняют прелестную головку, с чем совмещается-живет внешняя красота, с аспидом или орлицей. И встретил там короля. Именно короля, в прежнем докоролевском качестве Вайна не смог бы такого, исполнись ему хоть дважды по сто лет. Вайна пришел ей на помощь, наполнял ее психику своей энергией. Гилл помогать бы не стал: Элисса не нуждалась в этом. Эмоциональный взрыв, который наверняка произойдет, - больше демонстрация, чем истинный, сердечный всплеск. Великая актриса, заменившая отсутствующие театры сценой жизни...

Стало ясно: Вайна собрался уходить. Лишняя энергия, в таком случае, ему ни к чему. И он отдает ее Элиссе, которая из всех них самая слабая. Откуда ему знать, что ее бурные стрессы, - результат вызова "огня на себя"? Вайна уходит раньше, чем планировал. Что-то не так с Радугой. А на временном отрезке, где живет Тавантин-Суйю, она другая. И с ней там легче найти понимание.

Но Вайне надо помочь сделать первый шаг. Дальше он сам пойдет. Так было и в той его жизни.

- Ну что, сын? Начнем?

Вайна услышал Гилла, закончил сеанс с Элиссой, и повернул просветлевшее лицо.

- Хорошо, отец! - ответил Инка на родном языке, лишенном отличительной, фантомной гортанности; на языке, непонятном индейцам его второй родины.

Паузы не предполагалось, но Элисса ее создала. Она нашла лезвие, способное войти в стык каменной кладки зодчих Тавантин-Суйю.

- Что? Илларион?!

Глаза ее расширились до предела, лицо побледнело; взгляд натолкнулся на синеву сыновнего взгляда. И готовое выплеснуться неизвестно как возмущение угасло. Вайна улыбнулся одними глазами, старческие губы дрогнули. И, - еще одна странность последних дней! - Светлана восприняла известие совсем равнодушно. Ей не нужен вернувшийся брат, о котором она помнила все дни его отсутствия. Ей нужен уходящий король, добрый, ласковый, умный. Она отодвинулась от Гилла.

- Отец! Мама, сестра... Мне очень долго снились чужие звезды. И чужие земли под ними. Я узнал, что люблю деревянный дом у озера, зеленую траву и голубую воду. Твоя Реконструкция, отец, удалась. Уверен, удача не покинет тебя и на следующей, последствия которой не будут скрыты. Я так долго готовился к нашей встрече, что растерял все слова...

На глазах Элиссы стояли слезы, она вошла в состояние матери, обретшей потерянного сына. Вслед за ней начала входить в ситуацию и Светлана. Для них прошло не более двух лет. Илларион в эти здешние два года уместил долгую жизнь. И перестал быть Илларионом. Он стал истинным, подлинным королем-Инкой, в котором детству и юности отведен малый кусочек резервной памяти. Примерно так в любовно пестуемом отсеке-резервации внутри себя Радуга позволяла жить Виракоче. И сегодняшняя сцена встречи-воссоединения, - обязательный пункт в последнем плане короля, Вайны-Капака. Илларион тут ни при чем. Нет, не вернуть того, чего не было!

- Так ты Илларион.., - нарушила молчание Светлана, - Я по тебе скучала. Знаешь, давай договоримся: оставайся Вайной.

- Договорились, - согласился Вайна; а кем еще он мог оставаться?

Дело было за Элиссой. Чего она захочет от неординарной ситуации? Что потребует или попросит от Иллариона? Поймет ли, что Иллариона больше нет, это не он вернулся. Это Вайна-Капак сделал очередной ход в игре, двинул свою фигуру вслед за фигурой, использованной Радугой. Ход-следование... Элисса молчала: чувствам не было места рядом с загадочным старцем, в котором от ее сына остались одни глаза. Ведь он успел прожить такую жизнь, какую ей и не придумать. О чем женщине говорить с мудрецом? Да он заранее знает, что она скажет, что спросит. Нет, не будет она играть на чужой сцене.

Гилл смотрел на Элиссу и уже не хотел проникать ей в сознание. Подумал только, как прихотлива игра судьбы. Аде с Моникой надо бы поменяться именами жизни. Элисса стала бы Цирцеей; если следовать Гомеру, имя к лицу. Имя поджидающей в темноте неизвестности обольстительницы, крадущей чужое время.

...Сын - мумия - король - опять мумия - опять король - сын... Метаморфозы. Прямые и обратные превращения. Нет, даже Монике этого ряда не воспринять, не только Элиссе. И Светлане тоже. Они будут продолжать играть вдвоем, отец и сын. Королевский реконструктор и реконструированный король. Каждому предстоит сделать по одному еще ходу, чтобы выправить положение. Сын сделает его правильно, в нем нужное знание. Отец пока не знает, что от него потребуется, но в нем есть то, чего нет в сыне. Что есть?

- Вайна! Ты встретишься с Радугой? - спросила Светлана.

- Обязательно.

- Скажи Радуге, я скучаю. Я с ней как в семье. Я знаю, что такое семья, папа рассказывал.

Вот это да! Залп из трех орудий. Без пристрелки, и сразу в цель. В три цели! Действует Лабиринт, никуда он не пропал. А где Лабиринт, там Виракоча.

- Я понимаю, - почему-то с сочувствием сказал Вайна, - В Радуге имеется то, что тебе нужно. Те... Мы с Радугой знакомы очень давно. Очень долго.

И он наконец обратился к Гиллу:

- Я был тогда юн и малоопытен. Я внес в Виракочу небольшие изменения. Вариации... Хотел, чтоб хоть что-то заменило мне оставшееся на моей Земле. Радуга позволила, - для нее это такая мелочь. Затем Радуга, перемещаясь по Звездной Реке, часть своей глубинной памяти обособила. Для облегчения живущих в Лабиринте. Произвела перестановки внутри себя... А время течет в разных местах с разной скоростью. В том месте ее памяти годы умножались многократно. Реальная психика Радуги не бесконечна. Периодически что-то уходит в чистую виртуальность. При некоторых условиях виртуальное содержание актуализируется. Не всё, но... А если условия периодически повторяются... Скорее всего, для Радуги желания Виракочи, - все равно что для людей их капризы.

- Ты пытаешься сделать себя единственно виновным за происшедшее. Неправильный, извини, вывод. История Радуги и, соответственно, Виракочи, тянется на много веков до Тавантин-Суйю.

"А время бежит навстречу! Где же "До"?"

Гилл так ясно представил юного Иллариона, оказавшегося в одиночестве за тридевять времен от дома, от близких людей. Больно! Кто может осудить человека за действия в такой обстановке?

- А я не уверен, что начало нашей истории в прошлом, - в голосе Вайны мелькнула гортанность, - Действует застарелая, заплесневелая привычка: искать себя там, где видны следы. Почему бы не посмотреть туда, куда идут ноги?

Знакомая уже мысль, не случайный повтор. Но она еще не стала мыслью Гилла. Ему нужно облегчить последний отрезок судьбы человека, бывшего его сыном.

- Вайна... Если ты и виноват... Будем считать твой груз не преступлением, а детской ошибкой. Я настаиваю. И не жди от меня упреков.

И Вайна легко улыбнулся. Гилл угадал: всю жизнь Иллариону не хватало материнской любви, отеческой мягкости. Он нашел ее частичку, но когда! И Светлана, - нашла в Радуге отсутствующее тут, на Земле. Как же они далеки друг от друга!

- Вайна, ты сделал ошибку? Не расстраивайся, у меня их столько! Если переживать за все, - слез не хватит, - сказала Светлана, подбежала к брату-королю и, как прежде, дни назад, уцепилась ручками за его предплечье.

Свободной рукой Вайна коснулся ее головы. Голос его стал чище: арфу с колокольчиками только что перенастроил талантливый мастер.

- Наш отец исправит мою ошибку. Он сможет. К сожалению, во мне не нашлось того, чего в нем в избытке. Не всё передается по наследству. И не всё можно обрести. Хоть тысячу лет проживи.

Светлана ахнула:

- Папа важнее короля... Интересно... А мама поменяла его на Адраста. Какая тут выгода?

Элисса дернулась всем телом. Удара отсюда она не ждала. Но промолчала. Гилл и Вайна усмехнулись одновременно. Король поднялся и сказал официально-нейтральным тоном:

- Прощаться не будем. Меня ждет Золотой Дом. Мой дом. Транспорт готов.

Он шел неторопливо, но твердо. Ноги в коленях не гнулись, правая рука безвольно болталась. Вслед ему смотрели двое. Уже неплохо для уходящего насовсем. Третья, Элисса, с тоской рассматривала свое отражение в зеркальце и шептала, но так, чтобы слышно было рядом:

- Ну почему именно со мной такое? У других, - порядок, о них думают, заботятся...

- У тебя? - не выдержал Гилл, - А у Светланы? У Иллариона, наконец?

Всем троим стало понятно: реконструкции семьи не бывать. Не из чего реконструировать.

Виракоча исчез. На Земле как будто ничего не изменилось. Население продолжало уменьшаться и дичать с тем же упорством и с той же стремительностью.

- Надо поговорить, брат! - сказал Агенор, - Противника нет, война закончена, но победы нет.

- Нет и поражения, брат. Ничего нет, - добавил Хуанди.

Принц вторые сутки спал, заняв хозяйскую спальню. Гилл столько же времени смотрел через окно на озеро. И в доме, и за окном ничего не менялось. Если не считать смены дня и ночи, которой он не замечал. Таким его застали "братья" из Команды "Майю".

- Поговорим! - охотно он согласился, - Но у меня нет ничего к столу. А где Элисса со Светланой, я не знаю.

- К столу у нас кое-что есть, - сказал Кадм, пытаясь поймать взгляд Гилла, - И где твои дамы, мы знаем. А где принц?

- Спит. Не надо его будить. У него впереди дальняя дорога.

Кадм протянул ему бокал с красным вином, Гилл осушил его одним духом.

- Где король?

Гиллу ответил Эномай.

- Изгнал из Золотого квартала посторонних, остался один, запер все входы.

- Пусть. Ему нужно время, чтобы подготовиться. Поговорим о том, что его ждет?

С учетом особенностей текущего момента стол был изысканно-роскошен, присутствовало даже нарезанное крупными кусками натуральное вяленое мясо.

Но никто ни к чему не притронулся. Усилиями Кадма ходил по кругу размерами походящий на амфору кувшин с вином.

- Вспомним о том, что ждет старого короля, - повторил Гилл, - Ведь он для нас сделал много больше, чем, скажем, я. И сравним с тем, что имели мы. И имеем. Придется использовать архаистические для нас понятия: торговля, рынок, политическое разделение, экономическая зависимость...

- Зачем нам отжившие абстракции? - спросил Агенор, в последние дни необъяснимо полюбивший все бренное, - Мы пришли разобраться в том, что произошло.

Гилла косвенно поддержал все так же не склонный к смене приоритетов экс-консул Хуанди:

- Надо все-таки выяснить, за что мы воевали с Сиамом и Виракочей. Чтобы сохранить то, что было, или же создать нечто другое?

- Вечно живой революционный вопрос, - с неприязнью посмотрев на могучего Хуанди, сказал Эномай.

- А что в этом неестественного? - удивился Гилл, - Куда нам от них деться, эволюций-революций? Их только в Раю не бывает. Я вам предложу, извините за привычку, несколько цитат из документальных источников, а вы думайте. Кто я такой, чтобы иметь на всё ответы и знать рецепты всех блюд? Прежде о том, что отличало Тавантин-Суйю от всех прочих в пространстве, да и во времени.

"Государство, объединившее все население в пределах большой природно-ландшафтной и культурно-хозяйственной области или даже нескольких областей, при этом лишившее подчиненные политические единицы не только независимости, но и реальной автономии, есть империя. Этого уровня в древней Америке достигли только Инки".

"В городах Инков рынков не существовало вообще, а обитатели получали все им положенное с государственных складов".

"Отсутствие независимо действующих торговцев, рынков, свободного обмена и тому подобное - одна из кардинальных особенностей..."

- Может, достаточно? - попросил Агенор, - Я начинаю понимать. А я - не из самых умнейших здесь. Так Виракоча строил рай в инкском эксперименте. Но позже, где-то посредине между ними и нами, был еще прецедентик! Более масштабный, но тоже неудавшийся.

- Империя Мартова в России? Тоже попытка Виракочи? - с интересом повернул голову к Агенору Эномай.

- Какой такой Мартов? - спросил Агенор.

Глаза Эномая загорелись.

"Так вот где болевая точка центуриона. Сейчас он будет говорить. И я смогу его понять, не заглядывая внутрь. Кажется, это чрезвычайно важно и очень скоро проявится!"

Эномай заговорил, став похожим на модного оратора Рима:

- Случилась история в начале века двадцатого. Жило-было царство Росское, правил им царь-государь. Не так уж плохо под ним жилось, но нашлись революционеры-оппозиционеры, и решили власть сменить. И сделать бедненьких богатенькими, дурачков умненькими. Но разошлись во мнениях, и разделились на меньшинство и большинство. Идеологом у большевиков стал господин Плеханов, исполнителем революционного плана, - Мартов. Известные в истории фигурки. Меньшевики-либералы возглавлялись, в том же порядке, Лениным да Сталиным. О них вы, конечно, не знаете. Если люди чего-то сильно желают, это случается. Скинули Плеханов с Мартовым царя-государя и передали власть себе. Первым делом расправились с внутренним врагом: расстреляли Ленина со Сталиным, да еще тысячу-другую меньшевичков. Сочувствовавших им заключили в лагерь-резервацию где-то на пустом росском севере. Истребили суммарно около десяти тысяч народу. Получилась солидная и страшненькая империя. Но продержалась недолго, вполовину меньше Тавантин-Суйю. А могла бы стоять и стоять!

- Теперь вспомнил, - остановил речь разогревшегося Эномая Агенор, - Историки после сделали вывод: если бы трон захватили меньшевики с Лениным да Сталиным, не случилось бы такого жестокого эксперимента. Другими словами, Виракоче негде было бы разгуляться.

Эномай вдруг потерял интерес к теме, и тень сожаления прошла по его крупному темному лицу. Пожалел, что расстреляли его любимых страдальцев за народную правду, решил Гилл. И поспешил остановить историческую дискуссию.

- Имена людей-символов - всего лишь торговая марка на лицевой стороне изделия. Социализм с претензией на коммунистический рай, - у Инков в шестнадцатом веке, у россов века двадцатого. Исполнение внешне разное, но по сути? Плеханов или Манко-Капак, две легенды...

Сказал и снова провалился в полусон; а его соратники, "меньшевики"-современники, продолжали анализировать однопорядковые процессы, происходящие то и дело внутри вселенского Лабиринта.

- Два первичных фантома Виракочи? А с ними приходит раса героев. Предшественники распада. Те, кого король называл четвертым поколением. Создается все-таки мини-Рай для части избранных, а затем, - смена эпох.

- А ведь точно! - воскликнул то ли Кецаль, то ли Кадм, - Виракоча хорошо к нам присмотрелся. Всепланетная империя, лишь без внешнего диктатурного выражения. Без вывески-марки. А внутри - все признаки. Я не удивлюсь, если наш Сиам окажется призраком, посланным Виракочей. Надежда нации, герой!

- Это получается, что обещанный...

Гилл заметил, что не все голоса отождествляет с людьми.

Кругом него вдруг явилась завеса, и он перестал воспринимать и узнавать собравшихся в доме. Как инопланетянин, оснащенный лингвистической техникой, он мог слушать и понимать смысл речи. Но не мог разделить говорящих, они представлялись одной целой личностью с расщепленным, больным сознанием. Требовалось поставить диагноз и определить курс лечения, - но как это сделать? Личность-то полиговорящая, разобщенная.

- Кем обещанный? Виракочей? А откуда это представление в нем взялось? Могуч Виракоча, но к творчеству не был склонен. Раз за разом пытался внедрить одну и ту же концепцию. Кто вложил в него ее? Создатели-доинки? Предтечи, так сказать?

- Они вложили в него цель. Настроили. И в соответствии с внутренней настройкой Виракоча воспринимал в себя то, что придумывали люди. Не исключено, и он помогал им развивать ложные представления о рае на Земле.

- Те же тольтеки. Их мифический Тамоанчан, потерянный то ли в пространстве, то ли во времени рай. Все стремятся вернуть золотой век, стать в нем героями, богами, хозяевами судьбы. Разве плохое желание?

- Твой Тамоанчан - тот же Лабиринт. Так не кстати пропавший.

- Мы сами часть лабиринта. Разве мы не были убеждены, что рано или поздно сможем все?

- А создатели Виракочи не смогли предугадать, что он Цель поставит выше живых людей. Других, чужих ему людей.

- Создавшие Виракочу создали и Радугу. Если бы не Радуга, мы не здесь бы говорили, а шептались по углам в одной из резерваций.

Пелена спала так же внезапно, как и явилась. Определенно, с ним что-то происходило. В сознании проблеснула новая мысль, требующая по степени важности немедленного обнародования:

- Не было никакого Виракочи. Работала гипертрофированная часть гипермозга Радуги. Ушла Радуга, переместилась по Звездной Реке, - и не стало ни Виракочи, ни Лабиринта. Но осталась Книга. Без теней, без уаков. Будем готовить экспедицию к Книге. А Кадм с Эномаем попробуют взять контроль над оставшимся народонаселением. Иначе оно превратит планету в отхожее место.

Озеро забурлило, вспенилось, и вода из него ушла. Трава кругом усохла, пожелтела. С берез полетели бурые листья. Кругом дома Гилла начиналась пустыня. Бездомных приютил Кадм в своей резиденции. Оказалось, что собственного жилища у ваминки не имеется. И заводить его поздновато.

В этот день людей покинула их последняя опора, - вездесущий и надежный Хромотрон. Цивилизация в том виде, в каком застал ее принц Юпанки в час своего появления, завершила свое бытие. Ни голографии, ни бионики. Управление производством и бытом, замкнутое на Хромотрон, не предусматривало непосредственного участия людей. Планета погружалась в голодную темноту.

- Пора подыскивать удобные пещеры, - задумчиво произнес Кадм, снимая с запястья омертвевший браслет.

Эномай совершил налет на Хранилище Центрального мозга и доставил в Лиму консула Петра. На вид заведующему сердцем Хромотрона было менее двадцати лет. На деле, - чуть более тридцати. Самый молодой и самый последний действующий консул.

- Он говорит, что ничего не понимает! - загрохотал Эномай, распутывая связанного Петра, - Главный специалист по хромотронным мозгам - саботажник.

Гилл изучил растерянно-возмущенное лицо консула, погрузился в его мысли.

- Он действительно не знает, почему Хром заблокировался. Эномай! Ты начал это дело, ты и закончи. Собери всех его помощников, - из настоящих профи, - и привези сюда. Они скоро понадобятся.

Эномай по-военному козырнул и бросился выполнять приказ ожившего "вождя".

Кадм получил радиосообщение о разблокировании электронных замков Золотого Квартала и помчался в Коско.

К Гиллу вернулась энергия, Команда "Майю" воспряла духом.

Кадм прилетел из Коско потрясенный, и говорил с Гиллом наедине.

- Я стал очевидцем. Вайна-Капак - не просто человек. Я застал последние секунды его превращения в мумию. И наблюдал ее исчезновение. По-моему, он успел меня заметить, прежде чем отключились глаза и мозг. Такие переходы, - выше обычных человеческих сил. Золотой Квартал под охраной.

Одно веко Кадма подергивалось. Увиденное уходило в область сверхъестественного, потрясение неизбежно и объяснимо.

- Да, он не просто человек, - сказал Гилл; он уже не мог и не хотел нести тайну один, - Это мой сын, Кадм. Илларион.

Веко Кадма перестало дергаться.

- Почему? Зачем? - среди роя вопросов он не мог выбрать главнейший, - Разве было нельзя?

- Остаться было нельзя. Короли-Инки обязаны покидать этот мир рядом с подданными. С состоявшейся историей не спорят.

- Родиться здесь, в организованном мире, - рассуждал вслух Кадм, - Прожить жизнь императором обреченного государства... За тысячу лет до своего рождения! Трижды умереть, воскреснуть... Ведь не ради семьи? Не ради детских воспоминаний? - с надеждой спросил Кадм.

- Не ради, - уверил его Гилл, - Полный смысл его последнего возвращения мы поймем не скоро. Илларион занимал трон императора Тавантин-Суйю тридцать два года. Для него его последний, - 1525 год, - еще впереди.

- От чего он погибнет? Британцы-конкистадоры?

- Он не доживет восемь лет до оккупации Коско конкистадорами. Его труды в Тавантин-Суйю окажутся напрасными. Юпанки, император Пача-Кутек, который еще с нами, станет завоевателем. Сын его продолжит военную политику отца. Илларион сменит вектор государственной политики, займется экономическим обустройством своего государства. Не старость заберет его, а болезнь. По Тавантин-Суйю пройдет эпидемия, один из предвестников конца.

- Напрасный труд, обреченность... Знать из будущего настоящее, из настоящего видеть будущее... Сколько надо воли, чтобы так жить! Он выполнил свой долг?

- Более чем! - твердо сказал Гилл, - Я горд тем, что у меня такой сын. Он исполнил долг императора, оставшись в истории единственным. Он сумел помочь нам, показав исключительный пример гражданина. Он постарался остаться сыном...

Гилл не стал говорить, что ни одно из трех упомянутых дел не принесло плодов. В конечном итоге, дело не в видимом результате.

- Надеюсь, ты не делал записи увиденного? - спросил он Кадма, - Ему бы не понравилось.

- И мысли не было. Думаю, он успел скорректировать мои реакции. Надеюсь, я ему не помешал... Не очень...

Гилл вынул из нагрудного кармана центурионской куртки золотое чеканное украшение. Протянул Кадму.

- Посмотри. Подарок Иллариона. Орехон, ушная серьга. Он не носил их в этом мире. Знак аристократического рождения.

Кадм наконец улыбнулся:

- Так ты, потомок Геракла, еще и аристократ? Могуч и знатен Кочубей?

- Не смейся. Виракоча детально проработал вхождение Иллариона в социум Тавантин-Суйю. Все выглядело естественно. Принц Юпанки заподозрил... Но он не даст сомнениям ходу.

- Мы больше не обнаружим его мумии? Прости за тяжелый вопрос, но...

- Должно быть, нет. Виракоча ушел, но перемены-то не кончились. Инки развивали культ императорских мумий. Илларион уйдет от роли мертвого идола. Ведь в империи и простой народ поклонялся мощам.

- Общая черта всех империй, - заметил Кадм, - Вот если бы вместо британцев континент в шестнадцатом веке завоевали испанцы, дело у инков могло сложиться по-другому.

- Не исключено, - согласился Гилл, - Сохранились записи секретаря испанского короля по имени Кортес. Он, вместе со всем королевским двором, естественно, осуждал открыто жестокость и невежество британской конкисты.

Дом-цветник дрогнул, пол заколебался под ногами. Земля возвращала к проблемам настоящего.

- И до моей клумбы дошло! - расстроено сказал Кадм, - Но я предусмотрел кое-какую автономию. Попробуем что-то сделать.

Помощник вице-консула, носящий двойное имя Лео-Ганнибал, подбежал к ним, извинился, и доложил:

- Стволы застопорило. Водоснабжение, канализация полетели. Фундаменты колодцев и лифты еще держатся. Генераторы подключены, с энергетикой в порядке.

- Ну вот, - успокоился Кадм, - Еще поживем. Подключай автономные сети.

Помощник кивнул и исчез.

- Температура, влажность, газообмен с атмосферой нормализуются через пару часов. Не знаю, плюс это или минус, - живые дома. Твой, деревянный, мне кажется надежней. Я уже организовал, совместно с Эномаем, помощь тем, кто еще обитает в высотных жилищах. Шишки-желуди давно начали падать... Люди не слушают предупреждений, жертв не избежать.

- А разве есть статистика смертей и несчастий?

Кадм в ответ только пожал плечами. И предложил:

- Пройдем в мой кабинет. Надо снять стресс, иначе нервы не дадут работать. Сна впереди не предвидится. Принц выспится за всех нас. Что касательно статистики, - я ее веду. О себе для себя. То и дело что-то происходит: то со зрением, то со слухом, то с осязанием. Знакомые предметы вдруг предстают такими, что дрожь берет. Минута-другая, проходит. Психика сдвигается, что ли?

Вино немного успокоил обоих. Гилл хмуро заметил:

- Не у тебя одного психика качается. Надо держаться. Все, что имеет начало, имеет и конец. Мне в последние дни вспоминается старая добрая сказка. Ведь большая часть моего детства прошла с матерью. Я часто убегал из Центра. А она была любительницей старины. Подробностей не помню. Там мудрый, настоящий волшебник вдруг впадает в бездействие. И уходит в отставку, чтобы не искушать ни людей, ни себя. Объясняя поступок тем, что не может предугадать всех последствий самых добрых чудес.

- Так же поступил Виракоча? Дошло, как до волшебника?

- При чем Виракоча? Радуга, - может быть.

- Пусть будет Радуга, - легко согласился Кадм, - Мне все равно. До Радуги дошло, что рай, - не искусственное творение. И создается он не теми, кто будет в нем жить.

- Верная мысль. Хоть и не исчерпывает всего спектра мотивов. Радуга однажды отождествила себя с теми, кто виртуально в ней присутствует. Возможно, увидев через нас то, что творится на Земле, они отвергли предложенный рай. И Радуга потеряла один из ориентиров своего бытия.

- Но мир наш за сотни лет сросся с волшебником! И разучился обеспечивать себя сам. Творчество жизни было подменено чудесами.

Распахнулась дверь кабинета вице-консула, в комнату вбежала Светлана, запыхавшаяся, румяная и растрепанная. Глаза светились, но не тем огнем, что совсем недавно. Не было в них встречного понимания.

- Вы не видели моего папу? - без передышки спросила она.

Гилл оторопел:

- А я кто?

- Ты? Что, я не знаю? Ты Гилл, начальник. Так вы его не видели?

Гилл с Кадмом переглянулись. Оба ничего не поняли. Светлана махнула в их сторону ручкой и выбежала в гостиную. Кадм потянул растерявшегося Гилла следом. Вынужденные жильцы резиденции позанимали все лежачие и сидячие места. Разом решили отдохнуть от затянувшегося безделья. Светлана быстренько "обежала" всех взглядом, не остановив его на Элиссе, устроившейся в единственном мягком кресле рядом с колонной-аквариумом. Увидев Гарвея, дремлющего в неудобной позе на хрупком стульчике, она подбежала к нему и дернула за рукав свитера.

- Папа! Я тебя ищу, а ты... Пойдем! Ой! Откуда ты взял бороду? Это входит в игру?

И повернулась к подошедшему Гиллу:

- Вот же мой папа, Гилл! Его зовут Адраст. Мы с ним играем. Он спрятался. А чтобы я его не нашла, надел бороду.

Гарвей неуклюже поднялся. Потер ладонями глаза и виски. И обратился к Гиллу:

- Мигрень. Впервые в жизни. Что-то случилось?

Рядом уже стояла обеспокоенная Элисса. Адраста, не признавшего ее после возвращения, и решившего остаться Гарвеем-смотрителем ненужного ей маяка, она не замечала.

- Что с тобой, девочка? Ты заболела! Мы все больны. Твой папа - Гилл! Вот же он, рядом со мной.

- Мама! - Светлана капризно топнула ножкой, - Ты, как всегда, хитришь. Не надо меня запутывать. Себя запутала, теперь за меня взялась. Папа, скажи ей!

Она вцепилась ладошками в руку Гарвея.

Элисса покопалась в своей апельсиновой сумочке, достала пластиковую карточку и протянула Светлане:

- Хорошо, хоть не забыла, кто твоя мама. А теперь посмотри на свое гражданское удостоверение. Там твое имя, имена мамы и папы, генетические коды. Все, что надо. Через годик эту карточку я вручу тебе, будешь постоянно носить с собой.

Светлана послушно взяла удостоверение, окинула его взглядом, еще раз, и крикнула Элиссе:

- Обманщица! Тут все написано. И написано правильно.

Элисса взяла пластиковый жетон, посмотрела и резким движением протянула Гиллу. Он не поверил глазам. Документ нельзя было ни подменить, ни исказить. И в нем значилось: папа Светланы Адраст, профессия звездолетчик. Генетические коды отца и дочери совпадают стопроцентно. Кадм, ознакомившись с записями, которые можно было уничтожить только вместе с удостоверением, а новое получить лишь через специальную процедуру, причем прохождение процедуры обязательно будет отмечено в документе, ничего не сказал. Гарвей молчал по той же причине. Пока не догадался и достал свое удостоверение. Заглянул в него и побледнел. Кадм протянул руку, Гарвей передал ему документ. Гилл смотрел вместе с вице-консулом, одной из обязанностей которого было наблюдение за соответствием подобных документов и реальности.

- Ну, теперь пойдет-покатится, - прошептал Гилл.

Нервная дрожь скрутила его, с великим трудом он удерживал тело в пределах нормы. Хотелось орать, кататься по полу, кусаться, рычать.

- Неужели это Виракоча держал стабильность времен? - спросил себя Кадм; он уже забыл то, что говорил ему ранее Гилл. Да и не знал всего.

- Реконструкция, проведенная мной в Коско, не исчерпала свой ресурс! - справился с собой Гилл, - Элисса, уведи Светлану. Ей пора отдыхать.

Элисса подняла сопротивляющуюся Светлану на руки. Проводив их непонимающим взглядом, Гарвей опустился на стул, чуть не поломав его. Очень скоро вернулась Элисса и заявила, глядя на Гилла с неприязнью:

- Не успели собраться вчетвером, как снова не вместе. Распадаемся окончательно. Где-то твои пьесы-спектакли о семейном укладе? Кто тебе мешал их материализовать в своем анклаве? Ты ведь любишь во всем поступать не как люди...

Она собралась расплакаться, но Гилл успел высказаться раньше:

- Вчетвером мы собрались единственный раз. И только потому, что так захотел Илларион. А до того наш состав измерялся дробными числами. Два с половиной, полтора...-------- * ---------- * -----------

- Кадм, где Эномай?

- Проверяет периметр. Люди охраны не профессионалы, техника допотопная.

- Давай возьмем вина и найдем его. И напьемся от души.

- От души, - с удовольствием.

Здесь не было любимых берез, но шумели гигантские красные сосны. Далекие черные кроны мягко ласкали небо. Рыжий хвойный ковер пружинил и грел. Не по-человечески, большими семьями, стояли грибы, - веселые и разномастные. Смолистый воздух дарил спокойствие и безмятежность. Пей, сколько хочешь. Если сможешь.

- Впервые в сосновом бору, - сказал Гилл, глубоко втягивая воздух, - Видел только со стороны.

- Не переживай! - сказал Эномай; эхо, цепляясь за стволы, ушло к звездам дальним грозовым раскатом, - Впереди у нас столько лесов, что надоест. Насмотришься до одури.

- Все! - выдохнул Гилл, - Выдаю последнюю цитату в нашей общей драме. Бэкон из меня выглядывает, надо его выпустить на волю. Дальше, до самого Барьера, буду врать, что говорю своими словами.

- Ты и сейчас можешь не ссылаться на авторитеты. Я же всегда знал, что ты так маскируешь собственные мысли. Давай красивую мудрость. С тех пор, как Гектор убежал искать Фрикса, я скучаю по умным фразам, - сказал Эномай, разливая вино в глиняные кружки.

Гилл мысленно улыбнулся: началось освоение пещерного быта. И назидательным тоном произнес последнюю цитату в своей драме:

"В этом театре, которым является человеческая жизнь, только Богу и ангелам подобает быть зрителями".

- Критика принята, - намного тише сказал Эномай.

- Но это не все, - просительно сказал Гилл, - Во мне осталось еще столько невысказанного!

- Мы согласны выслушать все, - успокоил его Кадм, - Но надо и выпить. Сам ведь склонил.

Гилл осушил кружку. Вино немедленно ударило по предназначению.

- Можете пить беспорядочно. Только не перебивайте. Это будет монолог. Прощаясь, король Вайна сказал, что всему виной его ошибка, сделанная в начале жизни. Строгость к себе, - неплохо. Но он не прав. Если мы выживем, новые люди начнутся с нас. И мы обязаны понимать, что неправильность, - удел не одного человека или даже поколения. Ошибка размазана по векам. И предки наши, и мы непрерывно делали неверный выбор. Мы имеем конец созданного нами мира; но имеется ведь и начало. Истоки!

Нам придется воссоздавать, реконструировать отвергнутое наследие, потерянные заветы. Не биомимы, не голографы, не консулы, не великие рекордсмены станут авангардом. А историки-реконструкторы, этнографы, исследователи душ. Многоверие Олимпа повержено практикой задолго до нас, мы питались реанимированными мощами. Геракл пришел в мир не затем, чтобы стать еще одним богом. А для искоренения олимпийской множественности. Ведь греки были детьми Египта и внуками Вавилона. И исчезли в пустоту, как первые и вторые. Римляне ассимилировали, тем уничтожив, не только греческую культуру, но и генофонд народа. Постримские греки, - голая вывеска, подобно коптам. И от нас может остаться одно воспоминание. Но на сей раз - в масштабе всей планеты. Нас некому сменить на своей земле.

Ни герои-одиночки, ни поколения героев никогда ничего не решали. Ни в свою пользу, ни в пользу тех, кто ими восхищался. Они всего лишь доказывали тщету любых усилий человека, опирающегося исключительно на собственные силы, сколь могучими они бы не представлялись. Любой человек слаб. Слаб в той степени, в какой он отделил себя от истоков жизни. Гены тела или гены души? Вот где производится выбор направления. Тут мы выбираем: жизнь или смерть.

Откроем Книгу. Я смогу. В ней сохранены вечные страницы, забытые глобальной империей себялюбия. Там же, - иллюстрации: история человеческой крови, пролитой во имя иллюзий, заблуждений, зависти, жадности, глупости, невежества. Это на тех страницах написано: кровь человеческая - душа, а не жидкость железистого цвета. Есть в нашем словарике понятие "душа"?

Поколение героев не смогло защитить себя. Оно разучилось и обороняться, и нападать. И по Земле нашей бродят толпы, бросающиеся на жертву из темноты, прикрываясь тенью. Неужели требуется испытание смертью, чтобы отказаться от неверного выбора? Я все сказал.

Гилл взял протянутую Эномаем кружку. Выпил ее мелкими, дрожащими глотками.

- Не монолог, а проповедь получилась, - тихо произнес Кадм, остановив изучающий взгляд на горящем гневом лице Гилла.

Эномай вздохнул.

- Опять революция?

- Нет, извини, брат. Антиреволюция.

Гиллу показалось, что обе фразы, - и вопрос, и ответ, - произнес один человек; но имя его было ему неизвестно. Мир кругом сделался бесцветным, но не прозрачным. А сквозь разбавленную водой акварель проступали картинки из импрессионистской галереи Светланы. Да, Светланы, но она, - это абсолютно точно! - никогда не рисовала ничего подобного.

6. Кольцо змеи

Лабиринт Пакритампу.

Храм Кори

-К

анча.

Площадь Куси-пата.

Гиллу удалось открыть Книгу. И обнаружить, что перемены затронули и ее. Не было там больше Радуги, никак не удавалось найти страниц, о которых упоминал Вайна-Капак. Вот если б Светлана! Прежняя Светлана. Но он стал для нее чужим человеком, она не отозвалась на зов. Она тосковала по папе Адрасту, покинувшему Команду "Майю". Гарвей вернулся на маяк, лишенный прикрытия Виракочи, открытый всем ветрам. Окончательно бесполезный маяк на никому не нужном островке.

Неделю Гилл простоял над Книгой, в тишине и одиночестве. Отекли ноги, мозг уже не вмещал иллюстраций и пояснений к истории человечества. И тут, он был убежден, было сделано множество купюр. Получалось, Книга вообще не имела отношения к нужным ему проблемам.

Правда, он сделал попутное открытие. Один из разделов свидетельствовал: Книга создана в конце двадцать первого века, когда мир в очередной раз стоял на краю природно-техногенной глобальной катастрофы. Такого быть не могло, - видимо, какой-то гений начала тысячелетия обнаружил Книгу и внес в нее свои коррективы. Новый раздел гений назвал поэтически: "Нить утерянная". Здесь же нашлось упоминание о вечных страницах, но путь к ним не был указан. Оставшийся в безвестности автор указал также, что Книга предельно защищена от внешнего воздействия. Составляющие ее голограммы спрятаны более хитро и надежно, чем в свое время маяк Гарвея. А механизм, которым оперирует сейчас Гилл, вовсе не сама Книга, а ее отдаленный внешний терминал.

Ключа, способного остановить энтропию, захлестнувшую земной мир, не было. И на самом деле, утерянная нить. Разнопорядковые реальности сталкиваются, накладываются одна на другую, - попробуй разберись, где тут твоя. Ведь все имеют право на жизнь, все истинные, подлинные.

К концу недели в лабиринте Пакаритампу появился принц Юпанки. Отдохнувший, повеселевший, даже чуть навеселе.

- Есть ли добрые вести, брат Гилл?

- Нет никаких вестей, брат Юпанки. Никакой ясности, каким образом принцу стать великим императором Пача-Кутеком. Перекрыты все пути.

Принц широко улыбнулся. Долгий сон пошел ему на пользу.

- Брат Гилл, тебе, по рангу волшебника, следует знать, что всех путей не перекрыть. Я пришел, и мы найдем мою дорогу. Мы пойдем по ней вместе: я - домой, а ты - за спасением. Мы пройдем, не сомневайся.

Уверенность Инки, - это не кассандровский лепет пятилетнего ребенка. Гиллу стало легче.

- Отойди от колдовского инструмента. Отдохни, - посоветовал принц.

Гилл внял совету, и растянулся всем телом на каменном полу. Мышцы застонали, в икрах ног закололо. Принц желает заменить короля? Что ж, когда недостает мудрости, и разум желанная находка. Как говорится, не начав, - никогда не кончишь. Пусть мальчик поработает, в нем есть скрытая сила.

"

Люди из всех пяти Звездных, за исключением Адраста, могли основать цивилизацию где угодно. На планетах Плеяд, в ядре Галактики, в земном прошлом... Эти самые доинки, умеющие говорить через столетия посредством теней

-у

аков

- не они ли самые?

Кто тогда живет внутри Радуги?

И в

той

ее

части, которая зовется у нас Виракочей

?"

- Брат мой Юпанки! Принятие решения - уже действие, не так ли? Помоги мне найти решение.

- Что я могу?

Принц не терял уверенности, и тоже искал в себе правильный вопрос. Вначале надо помочь ему.

- Созданный неизвестно кем Виракоча исчез. Мы хотели чего-то такого. А без него не стало лучше или легче. А скоро станет намного хуже и сложнее. Он существовал. Действовал. Играл свою роль, в которой мы не успели разобраться. Ума не хватило. Теперь его нет в настоящем времени. Возможно, он исчез и из прошлого. И, соответственно, из будущего. Готов ему в любви признаться, но... Нам осталась Книга. В этом - какой-то смысл. Какой? В Книге тоже пошли изменения. Кто их инициировал? Сама Книга? Реальность деформируется. Остановить процесс, - задача-минимум. И, если получится, замкнуть кольцо. Или свести поближе витки спирали, не знаю. Понимаешь?

Принц выслушал внимательно. Если он продолжает считать, что спит, всем будет легче. Со слабостью в сновидении справиться проще, чем с собственной мощью наяву. И - в сновидении всегда найдется место чуду. Гилл откуда-то знал: чудо, - результат уверенности в себе. Полной уверенности в том, что сможешь. Принц уверен. Пусть попробует.

А ведь это уже решение! Получается, процесс двинулся! Гилл повеселел. Сидя в кресле, дорогу не найдешь. Дорогу делают ногами, а не задницей.

Принц склонился над пультом управления терминалом Книги. Не исключено, амауты учили его и этой премудрости. Тайно, под клятву. Так это было, или нет, - результат не заставил ждать. И прежде удивил будущего Пача-Кутека:

- Гилл! - он даже опустил в обращении традиционное "брат мой", - Я думаю, это не мои соплеменники. А твои!

Такой резкой гортанности уши Гилла еще не воспринимали. Он вскочил и тут же чуть не упал, настолько ослабли ноги за недельное стояние у терминала.

Книга показывала лица людей. Инке они ничего не могли сказать. Гилл знал каждое. Экипажи пяти Звездных за минусом Адраста. Итак, недавно озвученная звездная версия, - не из области чистого вымысла. Не пропали мужики бесследно, не ушли безвестно.

Вновь зазвучала в голове музыка, как раньше перед хорошим делом и следующим за ним открытием. Играли незнакомые инструменты, сплавляя звуки в мелодию расцветшего весеннего сада.

- Брат мой Юпанки! Ты умница, ты молодец. А теперь уступи мне место за клавиатурой этого волшебного рояля.

Принц удовлетворенно улыбнулся и сделал шаг в сторону.

Гилл внимательно смотрел на портреты звездолетчиков. В течение минуты они постарели, обросли бородами. На этом изменения прекратились. Тот возраст, догадался Гилл, в котором они вошли в контакт с Радугой. Что произошло с ними дальше? Нужен разговор с прошлым. Как? Вайна умел это делать. Через теней-уаков. Ни Вайны, ни уаков! Жаль. Еще одна ненужная потеря. Не хватит пальцев перечесть все потери. А ведь все они почитались в недавних устремлениях за победу.

- В последний раз выходя из сна, брат мой Гилл, я встречался с великим императором Вайна-Капаком. Я горжусь тем, что у меня будет и есть такой мудрый и сильный внук. Небо и народ будут им довольны.

Ясно: уходы в сновидения принц считает выходами из сна в истинную реальность. Оказываясь там, он неизбежно "засыпал" и вновь погружался в бесконечное "сновидение" с продолжениями. Возвращался на терпящую бедствие Землю. Как только принц усвоил эту цикличность, он успокоился. Возбуждение охватило Гилла. Вайна перед уходом заложил в принца крайне необходимое в этот именно момент знание. Ему понадобился специфический мозг Инки.

- Император научил меня, как вызвать уаков. И как заставить их говорить. Тебе нужны уаки, Гилл?

- Юпанки, ты настоящий волшебник! Мне срочно нужны уаки! Все, которых ты сможешь достать.

Принц прикрыл глаза, пошевелил губами. И тут же от стен отделились тени, плавно изгибаясь, приближаясь к Книге. Гилл поднял руки ладонями перед собой. Тени остановились.

- Мне нужно говорить с одним из вас.

Тени слились в одну, сделавшуюся мрачно непроницаемой.

- Говори! - прозвучал в голове Гилла голос Вайны.

- Прежде, - несколько минут с одним из тех, чьи лица показала Книга.

- Это легко, - согласилась Тень.

Голос сменил обертона.

- Я, - Ричард, называвший себя Львиным Сердцем. Помнишь? Ты известен нам, Гилл. Более чем известен. Мы знаем тебя и о тебе больше, чем ты сам.

- Кем вы стали в том мире? - спросил Гилл, проглотив тяжелый ком, застрявший камнем в желудке.

- Цивилизаторами. Каждый в своем слое времени. Мы можем общаться друг с другом только через Книгу. Как с тобой. Мы послали тебе свои фотографии. Ты понял. Дестабилизация в твоем слое вызвала изменения всюду, они докатились до нас. Мир низвергается в хаос. Только ты можешь остановить процесс.

- Почему только я?

- Исходная основа Радуги - твое сознание, Гилл. Нити к текущему и прошлому, - в будущем. В нашем будущем - ты хозяин нитей. В твоем - нет никого. Верно?

- Верно, - пытаясь хоть что-то понять, повторил Гилл.

Быть основой, то есть чем-то вроде психической матрицы для создания, превосходящего величием все мыслимые и немыслимые существа, - что может быть более невероятного? И кто предлагает еретическую новость? Инопланетяне-цивилизаторы, рожденные на той же, цивилизуемой ими земле, через сотни лет! Подтверждения в истории есть. Но история, при гибком подходе к ней, подтвердит любую версию. Важно одно: доинки, они же звездолетчики-современники, не создатели Радуги и Виракочи. И не хозяева Лабиринта. Виракоча причислил Гилла с его близкими к категории неприкасаемых. В те близкие неповторимые дни таковое положение осталось загадкой. Сегодняшнее фантастическое открытие объясняет факт.

Книга - станция связи во времени... А пространство Земли разом пребывает во всех временных слоях. Разделение на времена, - условно? Нет, такое из области бреда. Или же сознание и мышление человеческие весьма примитивны. Что никак нельзя исключить, если принять во внимание содержание человеческой истории и, особенно, ее завершающую фазу.

Виракоча в который раз ошибся. Этот временной слой Земли никак не подходит для рая.

"

Пляска времен, в которой человек одномоментен и в настоящем времени, и в будущем, и в прошлом

,

и еще неизвестно

каком и

где...

"

- Твоя задача, Гилл, сделать так, чтобы реконструированный тобой Виракоча исключил из себя ложные цели. Кое-что придется повторить. В том числе историю Тавантин-Суйю. Без подобных звеньев цепь прервется. А кольцо требуется замкнуть. Все ли повторится, и все ли в желаемом виде, мы не знаем. Но шанс единственный.

Гилл почувствовал себя змеей, готовой ухватить себя за хвост. Не очень приятное чувство. Воюя с Виракочей, он воевал с самим собой... Если так, то людям не привыкать кусать себя за хвосты.

- Брат Юпанки! Посмотри, нет ли у меня хвоста? Роскошного, мохнатого, длинного, с кисточкой?

Ответа не последовало. Брат Юпанки спал на камне с таким блаженным видом, будто занял ложе принцессы соседнего королевства. Принц опять вернулся в желаемую "действительность". Пришлось обратиться к Тени, вещающей от имени звездолетчика-цивилизатора. И, в какой-то степени, сотворца сегодняшнего мира.

- Может быть, когда я буду понимать побольше... С чего мне начать?

- Запусти Хромотрон. Мы поможем. Хранилище Центрального Мозга освоено Виракочей через Лабиринт. Виртуальный путь для нас не закрыт.

- Что?! И Хромотрон включен в систему Лабиринта? Мы были открыты наружу, не зная о том?

- Разве подобная же открытость изнутри чем-то предпочтительней? Ведь человек, - отдельная личность! Отделенная! Вы, - и мы! - сами подставили себя под лабораторный эксперимент.

- Хорошо. Запустим Хромотрон. Дальше?

Гилл уже понял, что ему предстоит. Но хотелось услышать подтверждение... И послушать голос человека, прошедшего путь, подобный пути Иллариона. У них не гарвеевский страусиный опыт. Рядом с силой превосходящего разума всегда легче.

- Повтори Реконструкцию. Сделаешь правильно - и она предварит ту, которая послужила знаком начала распада. В норме временные слои независимы, не пересекаются. Запомни: знаком послужила, но не причиной!

Кентавр Хион не выдержал воскрешения вне действующих храмов олимпийской Греции. В нем не было силы Иллариона-Вайны, и его мозг подвергся подавляющему давлению энтропии. Как и мозг большинства людей. Воспитанники Хиона, дети, которым некуда было деться в обстановке всеобщей ненужности, не покидали его до часа усыпления. Проблему жизни и смерти решили на месте центурионы Эномая. Делать было нечего, решение одобрили.

Центурион Эномай стал походить на генерала Рима, претендующего на венок Цезаря. Центурия обрела полную самостоятельность, став единственной реальной силой, способной руководить массой. Масса увидела восходящего кумира и мечтала склониться перед ним любой частью тела. Назревали дни подлинной Империи. Осанна силе! Средоточие и эталон красоты, - Эномай.

"Как же я не смог правильно оценить его интерес к древнеросской истории? Ведь он в ней черпал идеи и сегодняшнюю свою стратегию! Как красиво он использовал сеть Группы для создания основы своей сегодняшней военной организации!"

Команду "Майю" Центурион из сферы ближних интересов исключил. Но и псов своих на нее не напускал. Вместо традиционного в таких случаях штаба Эномай создал под своей царственной рукой Институт специализированных биосистем. Задача - обеспечить функционирование человека в экстремальных ситуациях. Возродилась идея биоробота, киборга... Если Гилл не успеет или ошибется, - Землю населят братья и сестры Фрэзи.

Среди тех, кто начинал Команду "Майю", с Гиллом остался Кадм. Гектор исчез вслед за пропавшим Фриксом, остальные примкнули к Центурии.

Последний консул, хранитель хромотроновского мозга, поверил в Гилла после первой же беседы. Вслед за ним, - его помощники.

Но не было того окружения, которое некогда прикрывало его и спасало от любых ударов. Приходилось терпеть насмешки, укоры, обвинения, угрозы. Что особенно больно, - от прежде близких. Видимый крах планов Команды привел к остракизму и ее шефа.

Агенор перед уходом к Эномаю сказал:

- Может быть, Гилл, ты превосходный реконструктор. Своим опытом в Коско ты дал Виракоче шанс на новую самореализацию. И тем вызвал обвал всей цивилизации. Король Вайна-Капак, оказавшийся твои сыном, - и как такое возможно!? - пригасил действие непросчитанной реконструкции. Это привело к новым флуктуациям. Ты рассчитывал именно на такой исход? Чтобы на волне хаоса прийти к абсолютной власти? Виракочи нет, и тебя некому прикрывать. Как глупо, ты воевал с собственной крышей. Вот-вот из памяти исчезнет и твоя реконструкция. Я не за то, чтобы тебя судить. Но не становись на дороге Центурии!

Гилл промолчал. Не докажешь ведь, что Центурия не спасет от необратимых искажений реальности. Подготовку к предваряющей Реконструкции приходилось держать в великой конспирации, что сдерживало темп. И, самое важное, - за неделю до дня "Х" засомневался в перспективах несгибаемый Кадм. И ведь не определить: в душе Кадма родилось сомнение, или же привнесено всепроникающей энтропией?

- Пойми, Гилл, я не в неискренности тебя подозреваю. Во мне все больше крепнет мысль, что мы боремся с объективным ходом событий. Ветер Вселенной нам не подвластен. Попавший в лабиринт Миноса имел два выхода. Или своевременно вернуться, или стать пищей Минотавру. Ведь какая мощь, - Лабиринт, Виракоча, Радуга, Книга... Как легко люди пропадают в чужих временах и пространствах! Закрытый маяк, Фрэзи... Практически мгновенное разрушение земного социума... Это уже не спектакль, Гилл. Здесь с режиссером не спорят. На что может рассчитывать маленькая кучка самоуверенных людей? Ты лучше меня знаешь: все реконструкции, особенно прошлого, приблизительны. Никакой реконструктор не знает реальности, которую стремится воссоздать. В итоге всегда - путаница, искажение.

Искренность, неискренность... Да разве это критерий? Абсолютно сдвинутые, психически ненормальные, - люди самые искренние. Тут действует привлекающий пример Эномая. Кадм считает, что Центурион держит ветер Вселенной в своих парусах. Логика проста и понятна: организоваться и сохранить то, что еще осталось. Но сдавать Кадма за сребреники Гилл не собирался.

- Согласен, мы выходим на максимальный риск. Но что будет, если откажемся? Да, не исключено: оставим всё как есть, и искажение нашей реальности, достигнув какого-то максимума, остановится. Или даже пойдет на убыль. Но где тот максимум, не за порогом ли жизни? Да и в целом это возможный вариант, не более. Поколение next забудет о происшедшем. Все пойдет почти так, как шло. Очень скоро проблема возникнет вновь, ведь условия, в которых она родилась, сохранены. Новые люди не справятся. Ибо не будет для них Радуги, Лабиринта с его входами-выходами, Книги. Не будет Серкола, не будет нас с тобой, многих. Человечество не успеет найти опору в себе, стержень души и сердца. Не будет никаких Реконструкций. Будет слепое движение без риска, без понимания. Стадами в рай не ходят. А пока у нас есть союзники. Тени, все пять Звездных. Еще какой плюсовой фактор! С ними мы вернем Радугу без Виракочи, восстановим и освоим Лабиринт.

Кадм заколебался. Кадм задумался. А Гилл с усталой тоской подумал: хорошо бы встретиться с самим собой. С тем собой, что уже прошел настоящее и теперь в недосягаемом будущем хранит бесценное знание. Не дано. Но ведь можно поговорить с внутренним голосом, живущим вне привязки к конкретному времени. С тем, кого Эномай называл "мое второе, египетское, "Я".

Цирцея опередила Элиссу. По ходу общепринятого отсчета времени, - на час. По итогам, - на жизнь. Виракоча исполнил обещанное.

Лицемерие, возведенное в тайный закон, - сила остро действующая. У ножа лицемерия два лезвия, направленные противоположно. Цирцея об этом могла знать. От Виракочи. А если в Виракоче гнездится мозг Гилла, узнала от него. В таком случае месть к Элиссе пришла не от Цирцеи, а от Гилла. А у Гилла внутри нет ни мести, ни ненависти, ни даже недобрых пожеланий. Если только он сам знает себя.

Светлана увлеклась рисованием. Помогал ей обновленный, освеженный Хромотрон. Она воплощала задуманное на бумаге, он делал из ее рисунков трехмерные вариации. После утверждения автором картины складировались в память Хромотрона. Создавалась галерея, отражающая приход хаоса глазами ребенка. Элисса исполняла роль зрителя, критика, систематизатора, поставщика бумаги, красок, карандашей. Изредка она приходила к Гиллу, и помогала уточнить детали плана Реконструкции. Ведь через Книгу она видела происходившее на Куси-пата полнее, чем сами участники прошлого события.

Потому-то Цирцея застала Светлану в мастерской в одиночестве. Вернувшаяся туда Элисса немедленно вывала Гилла. Истерическая наполненность зова заставила поторопиться.

Картина открылась много более живая, чем Светланины абстракционистские произведения: спокойно-умиротворенная Цирцея рядом со Светланой, а напротив, - переполненная яростью Элисса.

Встретив вошедшего Гилла горящим негодованием взором, она обратилась к Светлане; та прижалась к Цирцее и смотрела на Элиссу с испугом.

- Девочка моя! Что с тобой?

Сейчас Гилл готов был признать, что Элиссой руководила и любовь. Но все же: "и!".

Испуг покинул Светлану.

- "Девочка моя..." Ой, как интересно! Так ко мне еще никто не обращался. Мама! - она подняла раскрасневшее лицо к Цирцее, - Ты научишься у нее так красиво говорить?

Цирцея выглядела торжествующей победительницей.

- Конечно, Светик! Мы научимся всему, что умеет злая гражданка Элисса. А наш папа поможет нам. Мы поедем к Адрасту?

Элисса обессилено опустилась на измазанный красками стул. Сейчас бы ей врача. Но старых врачей не успели сохранить, а новых завести. Землянам не до врачей, есть проблемы поважней здоровья. Возможна разве что психическая помощь, подобно той, что оказал Элиссе Вайна. Через минуту Элисса пришла в себя, бледность сменилась румянцем. Если исключить разницу в цвете глаз, у Светланы теперь две мамы-двойницы. Можно и перепутать, так они внешне схожи. Синеглазая мама ринулась в последнюю атаку, помня о недавнем разгроме-драме с папой Гиллом в главной роли.

- Светлячок! Ты забыла папу. В этом мы с ним оба виноваты. Но почему ты не доверяешь мне? Ведь я твоя мама. А мама у людей одна.

Цирцея отбила удар спокойно:

- Элисса, будь благоразумна. Смирись. Твое время кончилось.

Ответную атаку легко и рассудительно завершила Светлана:

- Правильно! Гражданке Элиссе надо быть благоразумней. Мою маму зовут Моника. Разве можно так все перепутать? Мама, забери меня отсюда быстрее. Мы поедем к папе.

Тень металась рядом с Гиллом, заменив Гектора с Фриксом. Площадь Куси-пата заполнялась фантомами-статистами. Мачты излучателей еще подрагивали. Шлем тяжело обхватил голову Гилла. Кадм сидел под полотняным навесом, рядом замерла его "Стрекоза". Золотой квартал сверкал в лучах высокого солнца. Гилл ожидал подтверждения о готовности от Хромотрона.

Буддийского происхождения идея о бутстрапно-шнурковом строении мира пока не нашла теоретического подтверждения. А вот практически... Гилл ощущал себя сосудом, в котором поместились все люди земли, со всеми их болями и страданиями. И одновременно он сам находился в любом из них, стараясь передать каждому свои надежды и даже размышления.

Размышления облекались в фантастические образы. Самый привычный и живучий: змея, кусающая себя за хвост. Такая змея безопасна для окружающих. Она отпускает свой хвост и шипит Гиллу: "Начало конца - еще не конец начала".

Да, ни в какой жизни нет прямых линий. Природа их не терпит.

Змея исчерпанной судьбы накопила столько яда, что ее требуется закольцевать. А ее пытались распрямить. И растянуть за предел собственной длины. На свернутых кольцах змея Вечности Ананты возлежит создатель мира Вишну. Индуизм невероятно сложен для человека эпохи благополучных героев.

Тень и ее многочисленные спутники-уаки, - вовсе не претенденты на земной рай. Для кого старался Виракоча? Внеземных обитателей Звездной Реки не обнаружено. Если наша культура с Плеяд, как можно подумать, если заняться связью Земля-Плеяды, то планеты Плеяд в этой цепочке всего лишь станция пересадки для цивилизаторов. Откуда они ушли, туда и вернулись.

В голове звучал голос Иллариона, юный, еще не устоявшийся тенор. Тень передавала последние советы.

- Загрузи память свою и всех участников эксперимента в тайники Хромотрона. Чтобы не пропала в возможных искажениях, в деформациях реальности. Снятый и сохраненный интеллект станет основой воссозданного Виракочи. Найдите ему иное имя. Поставь в центре психополя Хромотрона свою систему ориентации. Она позволит не затеряться ядру Виракочи в слоях многомерного времени, плавать в нем, не испытывая перенапряжений.

"

Вот оно что!

"

- Брат мой Гилл! Я дам тебе знать о себе. Через столетия, - я смогу. Ты будешь доволен императором Пача-Кутеком.

Принц подошел незаметно, Гилл вздрогнул.

- Все будет хорошо, брат мой Юпанки. Не волнуйся.

Принц кивнул. Глубоко спрятанное возбуждение горело в его глазах лихорадочным отсветом.

"Вот оно что! Будущий Виракоча - сегодняшний Хромотрон! И в нем - мое сознание, моя система ориентации в этом мире..."

- Хромотрон много лет назад начал движение к Лабиринту. Не ставя вас в известность, не имея в качестве системы отсчета слепка конкретной личности, он стал обретать патологии, не предусмотренные при его создании. Что означало обретение независимости. Но вы не замечали. После этой Реконструкции Хромотрон лишится искусственных императивов. И сделается желаемым прообразом возрожденной Радуги.

- Только не надо в новом веке героев! - вслух сказал Тени Гилл, - И не надо геройского рая.

Он посмотрел в сторону Кадма. Наверняка тот держит связь в эти секунды с Эномаем. Пытается отыскать экс-друга и предложить общие алгоритмы жизни. Но герой Эномай пройдет путь до конца, не внимая посторонним советам. Единственный советник для него, - его второе египетское "Я".

Илларион все равно станет императором-Инкой. Всем предстоит пережить второе рождение, повторить пройденный путь. А ему - повторить ту злопамятную Реконструкцию, только в ином исполнении. И она уже не будет первой по счету. Если он сам потеряет нужное знание, тайники Хромотрона сохранят его. И вернут в нужный час. И не будет нужды Вайне проходить через лишние смерти... Потому что сегодняшняя Реконструкция станет первой в закольцованном времени. И - последней? Она изменит приоритеты в движении человеческого мира, снимет искусственные барьеры, разрушит тупики внутренних лабиринтов. Человек не создатель рая, как его ни называй, - Тамоанчан или Поля Заката, - а максимум регулятор имеющегося ареала бытия.

Только бы не забыть!

Хромотрон дал мелодичный сигнал, стронувший к точке старта всех участников и зрителей Реконструкции, должной положить Начало. Свершится, - и тогда кольцо змеи можно будет разомкнуть. И змея обратится в летящую стрелу. Стрелу истинных перемен.

Гилл вскинул правую руку. Площадь перед Кори-Канча зашевелилась. Кадм отключил браслет. Эномай с Центурией уходили в миф.

"Надеюсь, вместе с ними исчезнут из курсов истории и диктатура Мартова, и великоанглийская конкиста, и многое иное. А если на их месте возникнут другие, более мощные лагеря-резервации, пройдут с мечами другие завоеватели и истребители истины? А вдруг страшная империя Мартова выстоит в борьбе с японо-китайским альянсом и осуществит

свою

внешнюю цель -

порабощение всего евро

азиатского континента?

"

Принц занял королевское кресло. На расстоянии, равном длине Куси-пата, он неотличим от Иллариона. Гилл подавил спазм неуверенности и поправил на голове шлем Реконструктора.

Конец книги.

Об авторе:

Сабитов Валерий Хамитович (Анвар Хамитович)

fatatimes@yandex.ru

fatatimes.narod.ru