Чингиз Торекулович Айтматов ушёл из жизни в году 2008-м, незадолго до того написав свой прощальный, как выяснилось, роман. Впрочем, уже в самом названии его — «Когда падают горы» — читались некие глухие намёки и роковые предчувствия. Глубокий трагизм мировосприятия писателя угадывался уже в ранних его произведениях, но такой вселенской тоски, такой безысходности, которая прозвучала в этом романе, у него не было. Падающие горы — это некий образ Судного дня, айтматовский «Последний день Помпеи». Вновь появляется сквозная в его творчестве тема журавлей, вновь описан их поднебесный облёт Земли, этой обители детей человеческих или, вспоминая Антуана Сент-Экзюпери, Планеты людей. В общем, получилась книга прощания с жизнью и одновременно некое подведение итогов, осознание, что художник в отведённые ему сроки постиг, понял, пережил.
Но была в его уходе и поистине глобальная символика: вместе с Чингизом Айтматовым отошла целая эпоха, советская эпоха, коей он был плоть от плоти, её родным, хоть и суровым сыном. В годы зенита писательской славы он воспринимался как жемчужина в короне этой огромной многонациональной державы, её законная гордость, живое воплощение её национальной, социально-культурной политики.
Как известно, принадлежал Айтматов к тому небольшому среднеазиатскому народу, который вёл кочевой образ жизни и считался всеми путешественниками и этнографами XIX века крайне отсталым в своём социально-экономическом развитии. И это правда. Мы, киргизы, после переселения из Алтая и Южной Сибири долго, многие сотни лет блуждали по обочинам большой истории. Но за годы советской власти наш народ преобразился, совершил огромный рывок и в социальной жизни, и в культуре и науке. Произошло то, что можно назвать возрождением, своеобразным национальным ренессансом. Ну а Чингиз Айтматов явил собою высшее торжество этого преображения.
Что бы ни говорили критики распавшегося Союза, но именно советская эпоха его взрастила, сформировав как личность и как писателя, отразившись со всеми своими подъёмами и падениями, драмами и трагедиями в его удивительной судьбе, в личной, семейной биографии, и, разумеется, в биографии творческой. Именно Айтматов в своих романах, повестях, рассказах воссоздал и светлое очарование этой незабываемой эпохи, и её тяжёлые заблуждения, и, наконец, закат в поздние 1980-е. Закат великой империи по имени Советский Союз...
Родиной своей, отчей землёй Чингиз Айтматов всегда считал Киргизстан. Это его вечная любовь и вечная боль. Но в такой же степени ему были близки и Россия, и Казахстан, и Узбекистан, другие республики Центральной Азии, а в последние годы и Турция, где его буквально боготворили. Айтматова очень хорошо знали и в Европе, особенно в Германии, да и по культурным привязанностям, по душевному складу он был истинный европеец. Или, точнее сказать, евразиец.
Айтматов-художник одинаково уверенно чувствовал себя в двух языковых стихиях — киргизской, то есть, тюркской, и русской. Художнику глубоко национальному по духу, ему был внятен и дух мировой, и потому он воспринимался и воспринимается как свой в разных пределах нашей планеты, от Дальнего Востока до Европы. Универсализм его писательского языка, знаменитый «панмонголизм» — одно из самых ярких свойств его литературного дара. Как русскоязычный писатель, он был близок всем, кто на этом языке читал и писал, а как тюркоязычный — являлся общей гордостью десятков народов этого культурно-языкового ареала.
А потом наступила новая эпоха — эпоха постсоветская, и всё стало круто меняться. Естественно, задели эти перемены и Чингиза Айтматова, прежде всего Айтматова-художника. Или, вернее сказать, изменилось его положение в читательской аудитории, кумиром для которой он оставался долгие десятилетия. Автор «Джамили», «Белого парохода», романов «И дольше века длится день», «Плаха» и иных книг, издававшихся миллионными тиражами на самых разных языках мира, начал терять своих бесчисленных читателей. Теперь их разделяли границы, блокпосты, которые писатель искренне ненавидел и открыто презирал.
Иллюзий у Айтматова не было — он остро видел язвы системы, потому и стал не только приверженцем, но и деятельным участником горбачёвских реформ. Но крушения страны под названием Советский Союз не предполагал и уж точно к тому не призывал. И когда она на его глазах развалилась, он, похоже, на какое-то время растерялся, замолчал как художник. Да и как человеку, не отделявшему свои надежды и искания от надежд общества — а именно таким он был с молодых лет — ему приходилось нелегко. Он буквально метался между новыми независимыми странами-государствами. Киргизский дипломат, представляющий свою маленькую республику в Европе, он жил в Брюсселе, но часто наезжал в Москву, бывал в Алма-Ате и Астане, в Стамбуле и Баку. И всё же волей-неволей ему приходилось осознавать то, что его Союза, его большой страны больше нет. Нет и той огромной читательской аудитории, какая у него была раньше. И стало быть, гражданин мира, художник, принадлежащий всем, кто его знал, читал, перечитывал и преклонялся перед его талантом — тоже уходящая натура?
Чингиз Айтматов скончался 10 июня 2008 года. Неожиданно и сильно заболел в Казани, уехал лечиться в Нюрнберг, где и умер в небольшой частной клинике.
Похоронили его в Бишкеке, в его любимом городе.
Автор этой книги имел честь быть близким соратником Чингиза Айтматова, младшим собратом по литературе, исследователем его творчества на протяжении многих лет. О жизни и творчестве Чингиза Торекуловича так или иначе речь шла и в моём двухтомном исследовании «История киргизской литературы XX века», книге «История киргизского государства», в других работах.
Хочу от души поблагодарить за оказанную бесценную помощь в работе над этой книгой супругу писателя Марию Урматовну Айтматову, сына его Эльдара Айтматова, сестру Розу Торекуловну Айтматову.
Хочу также выразить мою искреннюю признательность Николаю Аркадьевичу Анастасьеву за его большую помощь в подготовке этой книги к изданию, за его советы и внимательное прочтение рукописи.