Чиста пацанская сказка

Глава десятая. Ее можно вообще пропустить — мутная, кошмар. Вдобавок из двух подглавок — первая еще туда-сюда, герой валит из Мусорсквы на юга, бухает-отдыхает и мутно думает за «как жыть дальше». Вторую пропускай, однозначно. Автор там че-то бредит мальца; дунул, по ходу. Ниче так, похоже, трава была. Я б ее даже не писал, но жаба давит. Че-то вот хочется мне БАБЛА, и все тут

— Пора, барин, скоро к утрене ударят…

До чего хорошо, спрыгнув с постели, ощутить холодок чистой рубахи на отмытом до скрипа теле. Шершавые, потерявшие грязный лоск штаны, снова будто из лавки казакин, еле слышный запах щелока — ерунда, выветрится. И главное — тело слушается, даже пытается по собственной инициативе перепрыгнуть через две ступеньки.

— Вот, барин, полезай в корзину, да накрывайся рогожею. Я тебя волосами поверху присыплю, ни одна собака в жизнь проверять не полезет.

— Че ж они такие вонючие-то…

— Какими им быть-то, там в стоках черного сала на палец набивается. А человечья грязь страх до чего вонюча… Ладно, полезай, человек. Кул-Тху даст, дак и свидимся.

— Счастливо, Хрыкифор.

Безвозбранно прокатившись под вонючими волосами через пол-Мусорсквы, человек покинул корзину на Повдольской щеточной мануфактуре. Продравшись через густое море телег, ожидающих разгрузки, человек вышел за ворота мануфактуры, радостно вдыхая прохладный предосенний воздух, уже несущий горькую нотку начавшей опадать листвы. Снова дорога, и снова на кармане ноль да вдоль — о Крыле лучше не вспоминать, йоббитские прогоны срока давности не имеют. Человек решил пройти до Апчихова пешком — дабы посадкой на южный дилижанс не создать совпадения — на тот случай, если кто-либо сопоставит описания объекта, мывшегося у Хрыкифора, человека, прошедшего через щеточное производство и человека, севшего на транспорт в Повдольске.

Человек шагал по Старой Шниферопольке под неярким августовским солнцем, порой останавливаясь пошутить со старыми орчихами, продающими у дороги разную хрень, и потому вошел в Апчихов отяжелевшим от съеденного. Обходя въездной кордон, Марат переоценил размеры этого населенного пункта и прошел леском и дачами с пол-Апчихова, прежде чем догадался, что если прямо сейчас не свернуть, то скоро уже откроется Сырбухов.

Над станцией, показавшейся в конце пыльной улочки, плыл дух шашлыка, разноголосица отъезжающих и всегдашний пронзительный вопль наперсточника: «кручу-верчу-выйграт хочу! мушшина подходите, ставыш семь снымаешь сорок» и так далее, с веселым цыганским выговором. «Ужин» — машинально отметил Марат. В знак благодарности к старому Зашквару, сняв с кидавшего три листа зыганенка золотой, Марат подмигнул не решившейся вмешаться охране, и подсобрал мальчишке толпу, начав кричать, махать руками и «ставить». Вывинтившись из толпы, Марат обошел заинтересовавшихся гвалтом мусоров и подозвал одного из охранников, молодого нарядного ракшаса:

— Чавора, в этой деревне сидят во что-нибудь, окромя верю-не верю?

— Хэ, лучи, ты не поверишь, тут кабак с закатом уже на клюшке… Нет, нет, лучи, не найдешь ты здесь катрана… — засмеялся ракшас. — Что, уехать хочешь? Пайдем, до Дулы уедешь, там все найдешь.

— У меня на кармане только монетка, что я с вашего паренька снял.

— Э! Лучи, с ума ты сошел, деньги не нужны. Я тебя без денег на дилижанс посажу, что ты. Ты к братишке с пониманием подошел, науку ему сделал, людей подогнал — что я, деньги возьму? Пайдем, уйдет скоро!

Проспав ночь на свободной крыше дульского дилижанса, Марат с первыми лучами солнца въехал в столицу орксийского оружейного дела. Дула чем-то приглянулась человеку — может, в этом было виновато утреннее солнце, нежно раскрасившее просыпающийся город во все оттенки старого дерева, зеленой еще травки на косогорах под мощными башнями и едва тронувшейся в желтое листвой кленов. Погуляв по примыкающему к станции базару, человек с видимым удовольствием останавливался поболтать со степенными бородатыми орками, молча стоявшими со своим оружием, вертел в руках кинжалы и засапожники, присмотрел себе на перспективу Авторитетский конный гарнитур; прикинул, не затариться ли здесь оптом, когда начнет комплектовать шоблу для воплощения мечты. Нет, качественное дульское оружие выходило дороговато… Захвачу замок, и разбегутся наемнички с моим оружием, гарнизону придется все по новой покупать. Обойдутся, вон, дешевки чечешской наберу — на раз хватит, замок взять…

Дождавшись вечера, Марат посетил местный культурно-досуговый центр, скоротав время до ночного дилижанса на Грыстов за настольными играми в интеллигентной компании. Проведенное за столом время обогатило Марата бесценным опытом: в Дуле прекрасно делают оружие, но за столом ведут себя как целки — … что это еще такое, стоит проиграть хорошему человеку лишнюю десятку, как здоровые мужики тут же встают и пытаются откланяться? Видимо, весь янь выходит из них на работе, впитанный прекрасным булатом… Решив вопрос финансирования дальнейшего путешествия, Марат тем самым вывел на уровень приоритета проблему, кратко сформулированную им так: «И чо дальше?»

Главная доселе проблема с каждым оборотом колеса становилась все более расплывчатой: какой бы вес не имели йоббиты в Мусорскве, на просторах живущей по своим поняткам Орксии их неудовольствие мало что означало. Жаль, конечно, навсегда закрытой теперь для него Мусорсквы — бабла там полно, само в руки прет, однако Марат чувствовал — надо тормознуться, привыкнуть к новым возможностям и не торопиться что-то решать. Подпрыгивая на ухабах, Марат даже не заметил, как само собой стало бурчаться: …Слам порвали — Ялта ждет, Загорелы де-евочки, Отвези нас, самолет, Ляжку жгут копе-ечки…

… Ялта, Ялта, в рот компот… — Марат разочарованно осматривал с высоты ишака гнусную деревню. — Ни бара, ни пляжа, ни дамы с собачкой… Приперся, называется, на курорт всесоюзного значения. А тут! Ни… и луку мешок. С другой стороны, грыстовские парни уж больно резкие, симфежопольским бы не уехал — остался б в Грыстове-Папе наподольше, до Суда Последнего… Марат поежился, вспоминая Грыстовский сеанс одновременной игры двумя колодами. Чуть ведь на ножи не поставили, коряч-чие грыстоф-фские паарни, твою медь!.. Ладно. — закусил губу Марат. — Раз приехал — не грыбет! Море то же самое, буду отдыхать… Через три дня он недоумевал — отчего не поехал сюда сразу; через неделю его решимость остаться в Ялте навсегда стала крепче прапорского лба — это был настоящий рай. Полторы сотни, оставшиеся у него после Грыстовского инцидента и рассматриваемые как немножко грязи из-под ногтей, здесь были Капиталом, от которого поплохело бы самому Кырле-Мырле. Здешний рыбак на один золотой месяц кормил семью при ежевечернем полноценном отдыхе — вино шло по грошу за кувшин, и не из всякого кувшина наливалось с одной руки.

Сняв угол за шесть алтын на полгода, Марат уже к вечеру плотно спелся с хозяином, Хрыпоповпулосом Сарназиди, причем к концу второго кувшина заеденый совестью Хрыпус раскололся — нормальным ценником по всему Грыму считалось четыре; на что получил от квартиранта встречное предложение — пропить эту разницу и забыть о мелочах, и первые три кувшина даже успевал иногда вспоминать — а какая это разница, и кому она должна зачесться, но потом подтянулись еще соседи, и думать о всякой хрени стало окончательно некогда… На третий день, когда алтын пошел к концу, и лавочник Синиямпулос перестал было улыбаться, Марат нашел завалявшийся в штанах пятиалтынный. Кефаль спокойно нерестилась у самой Ялты, неделю гудевшей на сдвинутых посередь деревни столах — то у Нахеракулоса день рожденья, то Успенье Артемиды, то Виноградный Спас, то с ногайской деревеньки возмутительно трезвые пацаны за рыбкой спустились, да только рыбки нет, пацаны — извиняйте, просинячили мы этот вопрос; а… может, по пять капель? Раз такое дело…

Однако, сколь хорошее не длись, а рано или поздно и баба вернется и печень откажет; закончилось и бурное Маратово сошествие на слънчев Грымский бряг — в одно прекрасное утро рыбаки, конвоируемые женами, тяжко загрузили баркасы сетями и отбыли на промысел. Почуявшая недоброе кефаль собралась и ушла к Трапезунду, так что Марат напрасно ждал парней на причале с оплетенной бутылью — вернулись они через неделю. Так же напрасно зазывали вернувшиеся через неделю рыбаки слоняющегося по окрестностям Ялты Марата, и даже Хрыпус вечер за вечером обламывался с попытками вернуть квартиранта к нормальной мущщинской жизни. Вяло блудя с первыми попавшимися девками, Марат упрямо отказывался «… посидеть как тогда. Да хрен с ним, как тогда, стаканчик хоть замахнуть, а?» Вскоре от него отстали, позволяя невидимкой бродить по Ялте, и он бродил, вызывая разве что редкие взгляды; подозрительные — рыбацких жен, и разочарованные с толикой надежды на лучшее — их мужей.

Пытаясь не то что разработать, а даже наметить План, он постоянно скатывался к подозрительному ковырянию в частностях: …Не, какая-то тут лажа. Че-то здесь как-то все по-левому. Не как у нас в Похинхине, или в той же Сяйне… Его смущала общая невнятность здешней движухи, и он никак не мог сформулировать ощущаемое, собрать модель. Привыкши к восточной ясности, Марат ощущал в Орксийской движухе минимум два слоя, вносящих в обычный процесс пожирания себе подобных необъяснимые флуктуации. Один был связан с йоббитами, ненормальность способа охоты которых издавна находила отражение в народном сознании; второй же — о-о-о, со вторым было куда сложней и интересней. Во-первых, он не существовал. Да вот так, не существовал — и все. Стоило кому-нибудь не то что вякнуть, но просто задуматься о любом аспекте данной проблематики, как Начиналось. Из неаккуратно засветившегося любопытствующего технично делался идиот. Если первый, йоббичий слой защищался истерикой и простым большинством залеченных, то второй обкладывали предпольем куда более дорогие специалисты — любопытствующий сам отказывался от рытья в эту сторону. По меткому сравнению Пелевина, в процессе рытья ему начинали попадаться не очень хорошие штуки. Нет, до ментовских сапог докапывались единицы, обычно роющий с визгом выскакивал из прорытого отнорка, спасая не грубо материальную жопу, а свое, вернее — общепринятое, представление о мире. Никогда не задумывались, чтО оно для вас? Напрасно. Хотя о чем это я, прекрасно! Прекрасно, конечно. Нехрена себе голову забивать всякими кажущимися проблемами. Есть вполне конкретные…

… Есть вполне конкретные девять Крыльев, одного из которых достаточно, чтоб нанять достаточную для Акции кучу придурков. Однако так дела не делаются, это не Каголымский базар из-под ызырбучанцев выбивать… Лажа где-то здесь, стопудово… — мучался Марат: ни одно, ни одно Ворство или Авторитетство в gemutlich Ивжопе не было защищено от и до. Подозрительно. Зачастую Ивжопейские Воры и Авторитеты не имеют даже нормальной личной охраны, не говоря уж о постоянном укреплении блатхат и содержании реальной бригады. — … И никто не дергается, не отымает у них эти жирные ломти, которые их счастливые обладатели держат двумя пальчиками, как пидор волыну. А рядом, буквально через лужу, спокойно смотрят на это дело известные своей резкостью пацаны из Магриба! Ну не бывает так!..

Когда-то и в молодой еще Ивжопе дела обстояли понятно — пришел; ага — замок! Тесаный камень, отопление печное, два ряда стен в нормальном состоянии, участок — поллимона соток, три деревеньки, по полтораста монет можно с каждой иметь… Годится. Ну-ка… Набрал толпу балбесов, перерезал охрану, хозяина — на пику, бабу — раком, по поводу удачного дела — пьянка. Половина балбесов лежит во рву — башлять не надо. Красота. После пьянки с той малой частью балбесов, что будет сторожить уже тебя, режешь оставшихся и закапываешь под огородом, чтоб гущее колосилось. Но еще не все. Ты царствуешь, твои бывшие подельники режут друг друга в темных закоулках дворца и стучат друг на друга. У тебя полгода на всякие несчастные случаи с грибами да на охоте, чтоб планомерно заменить бывших подельников на вольнонаемных, связывающих свою зарплату с твоим здоровьем. Дольше тянуть нельзя — до последнего дебила за полгода доходит, что ловить при тебе ему лично — нечего, и он задумывается о нехорошем; сам же год назад рубил башку твоему предшественнику. Вот такие дела — захват замка заканчивается только тогда, когда подобранные тобой бригадиры нянчат детей под твоими башнями, под прицелом твоих арбалетов; когда они стучат друг на друга, словно бешеные дятлы; когда как-бы «свои люди» регулярно щупаются на гнильцу «совсем уже своими людьми», а «совсем своих» ты контролируешь уже самолично — ни на секунду не расслабляясь. Короче, ремесло Авторитета — одно из самых нервных.

Опыт жизни в Похинхине и Сяйне не мог помочь Марату: там все делалось естественно, потерявший голову Веер быстро сменялся одним из Мечей — но на жизни тонка это сказывалось мало; разве что гравюры Хокусая сменялись акварелями Линь Бяо, возвещавшими осторожную смену дресс-кодов и коррекцию частностей корпоративной стратегии.

До Марата не доходило, что полезные штуки имеют свойство накапливаться — обычно он имел дело лишь с накапливающимися проблемами, решавшимися отсечением десятка-другого погнавших в бездорожь бестолковок; Ивжопа же копила комфорт и решала вопросы деньгами, выкатывая порой ставки не ниже эльфячьих.

Все его изыскания в области теории закончились глубоким стратегическим выводом — «Война план покажет», из которого следовало, что оную войну требовалось как-то начать. Для войны требуется враг, поэтому пришлось разузнать, где и когда будут разгружаться табак и мадера с той стороны.

— Ну, будь, Маратулос Бугульмиди, всего тебе… Может, все ж заберешь, за три месяца? Не копейки же… — в явной надежде на обратное прощался с квартирантом Хрыпоповпулос.

— Да заканчивай, Хрыпа. Будь сам. Удач тебе. И это, слышь… Скажи пацанам, пусть как положено участки оформят, особенно кто вдоль берега. Пригодится, отвечаю! Вот, Хрыпа, на еще… Да держи ты, не ломайся. Посидите там с парнями, накатите разок за мою удачу, ништяк? Все, давай!

Ялик отвалил от Ялтинского пирса, беря курс на Атеццу. У Естонбульских контрабандистов случился выгодный фрахт — дать небольшого крюка аж за пару золотых. Человек сначала немного нервничал, держа руку в кармане, но через пару часов, пометав с веселыми загорелыми ифритами кости на бочонке, успокоился и высадился в Левадии с явной досадой на скоротечность круиза.