3

Пеша, Северная Тоскана, вторник, 22 сентября


Он догадывался, нет, даже знал, что в этих каменных лабиринтах его поджидает нечто ужасное и злое. Несмотря на это, он шел дальше, делая шаг за шагом, будто им руководила какая-то странная сила. Неужели это было любопытство, которое победило страх и гнало его вперед? Он и сам не знал ответа и был не в том состоянии, чтобы долго задумываться над этим. Извилистая тропа, которая шла то сквозь узкие проходы, то через изогнутые каменные мостики без перил, требовала от него предельного внимания. Вдруг он остановился на шатком мостике и бросил взгляд в глубину. Когда он опустил глаза, то уже знал, что это ошибка. Раскрытая черная глотка под ним, казалось, не имела дна. Стоит ему сделать один неверный шаг, споткнуться — и он полетит вниз, а после долгого падения в неизвестность расшибется в лепешку. И никто не в силах будет помочь…

Ему вдруг стало жарко, но он подавил в себе неудержимое желание отереть пот со лба. «Иди вперед и не смотри вниз!» — шептал какой-то голос в голове. И он послушался. Голос заманил его в этот лабиринт. Голос, казалось, был мягким, почти соблазнительным, и одновременно было в нем что-то настойчивое, что не терпело никаких возражений. Голос не просил, он приказывал.

Вокруг него были только обломки камней — ни деревьев, ни травы, ни воды и уж точно никакого неба. Был ли он на горе или под землей? Он не знал. Он не мог даже сказать, как попал в этот лабиринт, в каком месте вошел сюда. Он знал лишь, что идет на зов. Ничего другого сейчас для него не существовало.

«Уже недолго, скоро ты будешь у цели!» — Теперь голос звучал громко и четко. Кому же он мог принадлежать? Судя по всему, этот человек не мог находиться далеко. Последняя вспышка собственной воли заставила его остановиться и задуматься, кто или что его ждет, с какой целью. Одновременно он почувствовал сильный удар в спину, будто рука невидимого великана толкнула его вперед.

«Сейчас тебе станет известно все, что ты хотел знать. Имей немного терпения!»

Тропа, идущая вдоль крутых, высоких скал, изгибалась перед ним дугой. Постепенно становилось теплее, и вскоре он ощутил настоящую жару, но все шел вперед, как робот, делая шаг за шагом. Он уже едва мог дышать и от жары, и от парализующего страха перед неизвестностью.

«Не бойся, ибо я с тобой, сын мой!»

Медленно и нерешительно он прошел по тропе за поворот, и перед ним вдруг открылась широкая долина. Нет, это была не просто долина. Это была водная гладь. Большое подземное озеро. Он не ощущал даже слабого дуновения ветерка, который мог бы вызвать движение волн, поэтому озеро было спокойным и манящим. Он уже хотел приблизиться к нему, но тут брызги воды полетели в разные стороны, как от удара хвостом гигантского кита. Перед ним, рядом с ним и вокруг него на землю обрушились тяжелые капли. На каменных стенах, в тех местах, куда попадала вода или нечто похожее на нее, прожигались глубокие дыры.

Невольно отступив на несколько шагов, он удивленно наблюдал за неожиданно ожившим озером. Прямо из бурлящей середины водной поверхности появилось нечто, что ослепило его, парализовало ум и наполнило все тело страхом. Он бросился наутек.

А в голове по-прежнему звучал таинственный голос:

«Оставайся здесь и не страшись! Ибо я с тобой, сын мой!»


Энрико проснулся в поту. Ему потребовалось время, чтобы понять, где он находится. Сначала высокая большая комната с голыми каменными стенами и тяжелыми деревянными балками на потолке показалась ему незнакомой. Как картинка из сна. Этот кошмар преследовал его с самого раннего детства. И все же после долгих раздумий Энрико отметил: появилось нечто другое. Еще никогда переживания не были так сильны и правдоподобны, несмотря на всю сюрреалистичность сна. Неужели все это было наяву? Парадоксально, но эта идея показалась ему весьма похожей на правду. Он чувствовал, что все это не просто снилось ему — он на самом деле побывал в подземном каменном лабиринте.

Частью сознания он все же смог вернуться в странную комнату, в которой сейчас находился. Ее очертания хорошо просматривались в пробивающемся сквозь щели в ставнях лунном свете — это был гостиничный номер в городе Пеша, который он сегодня снял. Неужели только сегодня? Нервным движением он нащупал наручные часы на ночном столике и нажал кнопку подсветки. Было уже четыре часа утра, четверг, его второй день в Тоскане.

Энрико хотел пойти в ванную, чтобы немного освежиться. Но как только он встал, вся комната начала вдруг вращаться вокруг него. Он снова лег навзничь на кровать, закрыл глаза и стал глубоко и ровно дышать. Приступы головокружения случались у него и раньше. Особенно часто такое происходило с ним после пережитого кошмара.

Через пять минут ему стало легче. Недомогание прошло, но чувствовал он себя иссохшим, словно его все еще палил жар подземного мира. Энрико снял с себя насквозь промокшую от пота пижаму и голый отправился в ванную. Там он открыл кран, подставил рот под струю и пил, пока не утолил неуемную жажду. Наконец он ненадолго встал под душ. Энрико не хотелось снова ложиться в постель — он был слишком взволнован. Вместо этого он оделся, поставил стул перед широко распахнутым окном и стал дожидаться восхода. Наслаждаясь прохладным ночным воздухом, он думал о том, что ему предстоит найти здесь, в горах Северной Италии. Может, ему стоит вначале решить, что именно он будет искать?

Энрико заметил красноватое зарево по левую сторону от себя. Постепенно оттуда заструилось яркое сияние, и солнце поднялось над горизонтом, чтобы озарить ландшафт светом. Энрико спокойно наблюдал за этой картиной. Где-то далеко от него, на юге, раскинулась та часть Тосканы, фотографии которой привыкли видеть в журналах и на иллюстрациях путеводителей: зеленые луга, небольшие холмы, виноградники, оливковые деревья и кипарисы, а также бесконечное множество желтых и красных цветов, вплетенных в изумрудный ковер полей, — все это радовало глаза людей желанным разнообразием. И если на юге ландшафт отличался относительной плоскостью, то местность вокруг Пеши была другой: здесь начинался горный край Тосканы. Гостиница «Сан Лоренцо» находилась на далекой северной окраине города. Отсюда можно было видеть лишь крыши домов в Пеше да церковные колокольни. Бросив взгляд влево и вправо, он увидел возвышающиеся горы, которые будто хотели сказать: «Ни шагу дальше!»

Яркий свет средиземноморского солнца прогнал последние воспоминания об ужасной ночи и наполнил Энрико оптимизмом. В желудке бурчало, и он решил спуститься в кафе пораньше, еще до того, как туда набегут толпы туристов. Но помещение, в котором днем располагались кафе и винный погребок, было довольно маленькое и уже в такой ранний час забито до отказа. Энрико даже не смог отыскать свободный столик.

— Если хотите, можете присесть рядом со мной, я больше никого не жду.

Энрико улыбнулся. Солнце Тосканы окончательно развеяло его ночные кошмары. С ним заговорила молодая женщина, которая сидела за столиком совершенно одна. Но что это была за женщина! Один взгляд на нее заставил горячую итальянскую кровь Энрико бурлить в жилах. Она была необычайно красива, ее черные, довольно коротко стриженные волосы прикрывали лицо так, будто она никому не хотела его показывать. Обтягивающие джинсы подчеркивали длинные, стройные ноги, а под белым топом отчетливо выделялись манящие женские формы. Подходя к ее столу, он старался не показывать, что пожирает ее глазами.

— Энрико Шрайбер, турист, — представился он. — Приехал только вчера и еще чувствую себя совсем чужим в этой прекрасной местности. Ах да, я тоже никого не жду.

— Вы выглядите и говорите, как итальянец, — заметила прекрасная незнакомка. — Но ваша фамилия Шрайбер звучит по-немецки, по-австрийски или, как мне кажется, по-швейцарски. Во всяком случае, не итальянская фамилия.

— Да, она, конечно, не итальянская. Я гражданин Германии, и мой отец был немцем. А вот мать была настоящей итальянкой. Она родом из этих мест. А с кем, простите, имею честь познакомиться? — Он протянул руку.

— Меня зовут Елена, я тоже туристка и тоже только вчера сюда приехала. Странная случайность, не правда ли?

— Невероятно счастливый и приятный случай, — ответил Энрико, пожав ей руку. — Значит, Елена, а как же дальше? Мюллер, Майер или Шмидт? Из Берлина или Гамбурга?

Она улыбнулась, улыбка была ей очень к лицу.

— Нет, не угадали. Меня зовут Елена Вида, я из Рима.

Энрико заказал капучино и, взяв с небольшой стойки свежий хлеб, ветчину и несколько кусочков дыни, жадно набросился на еду. Тем временем новая знакомая с интересом разглядывала его.

— Вы, наверное, приехали сюда, чтобы навестить семью своей матери? — спросила она.

— Насколько я знаю, здесь уже не осталось никого из семьи, по крайней мере, никого из действительно близких родственников. Но вы все равно почти угадали, Елена, я хочу взглянуть на деревню, откуда родом моя мать. Странно, но именно эта идея меня сейчас всецело и занимает.

— Почему же это странно?

— Потому что моя мать умерла месяц назад. Совершенно естественно, что ее родина должна была бы привлекать меня и раньше.

— Я совсем не нахожу это странным. Вы потеряли мать. Поэтому вполне нормально, что вы надеетесь здесь что-нибудь найти для себя.

— Вполне возможно! — задумчиво произнес Энрико и посмотрел сквозь большие окна на зеленые горные склоны, покрытые лесом. — Взрослый человек редко задумывается, что для него значат родители. Только когда их больше нет рядом, начинаешь понимать это.

— А раньше вы здесь не бывали? Даже со своей матерью?

Он покачал головой.

— Моя мать уехала отсюда, будучи еще очень молодой, и никогда больше не возвращалась, словно Германия стала ее новой родиной.

— По крайней мере, она научила вас прекрасно говорить по-итальянски.

Энрико расплылся в улыбке.

— Она плохо говорила по-немецки. Ей не удалось овладеть чужим для нее языком, и она все время общалась со мной на итальянском.

— А как называется деревня, откуда родом ваша мать?

— Это крошечное селение высоко в горах, Борго-Сан-Пьетро.

— Звучит заманчиво. Я должна тоже на него взглянуть.

— Но это же Тоскана! Разве вы не хотите посмотреть Флоренцию и Пизу, Сиену и Лукку?

— Все это мне уже знакомо, по-настоящему красивой мне кажется маленькая Лукка, которую я исходила вдоль и поперек. Но я не переношу толпу, когда туристы друг другу в давке оттаптывают ноги на улице. С таким успехом я могу гулять и по Риму. Нет, я сняла себе номер именно здесь, потому что хочу осмотреть маленькие горные деревушки. Они очень живописны. Я много читала о них в путеводителе, и меня они очень заинтересовали.

Энрико слегка замялся, но потом ответил:

— Тогда давайте, Елена, вместе разведаем горные окрестности Тосканы.

— Договорились! — Молодая женщина просияла от радости. — Но только при одном условии: вы непременно должны показать мне эту маленькую деревушку, откуда родом ваша мать. Повторите, как она называется?

— Борго-Сан-Пьетро.

— Да, точно, Борго-Сан-Пьетро.

По радио, которое орало на все кафе голосами Адриано Челентано и Дзуккеро, начались новости. Энрико заметил, что Елена вдруг сразу насторожилась.

«…Есть новости из Неаполя, где недавно созданная Святая церковь истинной веры организовала свою резиденцию. Как только что сообщил пресс-секретарь новой Церкви, сегодня в течение дня в должность вступит так называемый антипапа. Разумеется, мы будем вести трансляцию в прямом эфире с момента восшествия на папский престол кардинала Томаса Сальвати. В следующих выпусках новостей вы более подробно узнаете о расколе и о последних заявлениях новой Церкви.

Теперь о новостях спорта: оба римских футбольных клуба…»

— Кажется, эта тема вас очень интересует, Елена, — заметил Энрико.

— Я — католичка.

— Я тоже, и что?

— Наверное, вы правы, Энрико. Знаете, есть большая разница между словом «католик» в графе «вероисповедание» и настоящей верой в сердце. Меня все это очень интересует. Скажу даже больше, я опасаюсь последствий раскола. Расколотая Церковь — это слабая Церковь, а в наше время она обязательно должна быть сильной.

— Вы намекаете на то, что новый Папа — истинный?

— Совершенно верно. Папа Кустос. Мне нравится, как он собирается реформировать Церковь. Ему важна любая поддержка, которую он может получить. Это нехорошо, что именно сейчас ему пытаются ставить палки в колеса.

— Простите, Елена, но вам не кажется, что вы смотрите на ситуацию несколько однобоко? Вы, конечно, осведомлены о католической церкви лучше, чем я, но и я не мог не заметить, что раскол произошел именно из-за реформ. По-моему, Папа сам виноват в том, что ему ставят палки в колеса.

Елена вдруг стала серьезной, тень веселья слетела с ее лица. Она отодвинула поднос с остатками фруктового йогурта и сказала:

— Не обижайтесь на меня, Энрико, но из нашей прогулки по горам ничего не выйдет. Вы наверняка этого не поймете, но я проведу этот солнечный день в отеле перед телевизором. Коронацию антипапы я не могу пропустить.


Когда через час Энрико вошел в холл гостиницы, где стоял телевизор, то был удивлен, увидев собравшихся здесь людей. Он надеялся, что сможет уединиться с Еленой, но не принял во внимание тот факт, насколько глубоко итальянцы проникнуты религиозностью. Целые семьи сидели здесь, разбившись по группкам, и напряженно наблюдали за прямой трансляцией из Неаполя. На экране телевизора было видно большую церковь, вокруг которой толпились тысячи людей.

«…Вы видите собор в Неаполе, где через несколько минут будет избран антипапа, — говорил голос за кадром. — Здесь, в соборе, хранится кровь Сан-Дженнаро, и три дня назад, как всегда, 19 сентября, его кровь должна была стать жидкой. Так называемое «чудо крови». Если в этот день кровь становится жидкой, значит, все будет в порядке. Но если она жидкой не станет, грядут большие катастрофы. В этом году кровь жидкой не стала. Новая Церковь объясняет это преступными реформами Ватикана, которые прогневали Бога. А из Ватикана слышатся противоположные мнения: в этом году чуда не произошло из-за раскола Церкви и отступничества священников, находящихся на должностных постах Ватикана».

— А вы верите в «чудо крови», Елена? — шепотом спросил Энрико, когда подошел к ней. Она сидела в мягком кресле. Рядом с Еленой не было места, и Энрико сел прямо на пол по-турецки.

Елена взглянула на него, удивленно подняв брови:

— Вы здесь?

— Как видите.

— Но вы же хотели идти в горы!

— Вы тоже. Теперь мы оба поменяли наши планы. Давайте так: сегодня у нас будет телевизионный день, а завтра мы вместе отправимся на природу. Что вы об этом думаете?

— Я думаю, что это отличное предложение, — широко улыбнувшись, ответила она. Это очень понравилось Энрико.

Телерепортер, которого теперь показывали крупным планом, сообщал, что у новой Церкви веры, как ее теперь коротко называли, много приверженцев именно в Южной Италии. Большая часть неаполитанских католиков обратилась к новой Церкви веры. Репортер назвал это одной из причин, объясняющих, почему интронизация антипапы будет происходить в Неаполе.

Вдруг репортер смутился — видимо, через мини-наушник он получил какое-то важное сообщение. После небольшой паузы он продолжил: «Дамы и господа! Как мне только что сообщили, вскоре состоится первое официальное выступление антипапы. Сейчас мы включим нашу камеру у главного портала собора». Там, у центральных ворот, стоял мятежный кардинал, одетый в свою пурпурную мантию, и говорил: «Habemus papam! У нас есть Папа». Тут же распахнулись трое ворот, и из церкви в платьях старинного кроя, с оружием наперевес парадным шагом вышли алебардисты, чтобы оцепить небольшую площадку перед зданием.

— Это выглядит как пародия на швейцарскую гвардию, — выпалил Энрико.

— Это как раз швейцарцы и есть, новая Церковь сформировала из них новую папскую гвардию, — объяснила Елена. — Раскольники прилагают все усилия, чтобы выглядеть более правдоподобно, чем сама истинная Церковь.

За алебардистами последовали музыканты, их костюмы тоже напоминали форму швейцарских гвардейцев. Барабанной дробью они сопровождали шествие антипапы, который, облачившись в белые одежды, вышел под радостное ликование толпы из темноты главного портала церкви. Очевидно, множество приверженцев новой Церкви специально прибыли в Неаполь на церемонию.

«У нас есть Папа, — снова произнес кардинал. — Кардинал Томас Сальвати выбрал имя Луций IV».

— Как назло, Луций, — тихо произнесла Елена.

— А что ему мешало это сделать? — спросил Энрико.

— Ничего, но антипапа выбрал имя очень обдуманно. Оно значит «светлый», «чистый». Таким хочет стать антипапа: по его мнению, это ясная альтернатива понтифику-злодею.

— Обо всем этом я не могу так хорошо судить. Но внешне этот Луций выглядит неплохим человеком.

Антипапа был высоким, стройным и, как для понтифика, достаточно молодым. Энрико назвал бы его энергичным пятидесятилетним мужчиной. Луций мило улыбался в камеру и раздавал благословения urbi et orbi[4]. До этого момента в холле было довольно тихо. Теперь же сторонники и противники антипапы разделились.

— «К городу и миру»! Не смешите меня! — распылялся противник. — Этот Луций сейчас даже не в Риме. Только там может восседать истинный понтифик, а не здесь, в Неаполе!

— Терпение, Луций еще придет и в Рим! — ответил кто-то из другого конца комнаты. Так, слово за слово дело дошло до горячего спора, который заглушил речь Луция. Елена ерзала в кресле, пододвигаясь на самый край, чтобы не пропустить ни одного слова. Энрико тоже внимательно смотрел телевизор, но не смог расслышать слова антипапы. В его голове снова зазвучал этот странный голос: «Слышишь меня? Это хорошо. Ты должен идти за мной. И не вздумай от меня бегать. Следуй за мной!»

Как Энрико ни силился, он не мог избавиться от голоса в своей голове. Он опять видел перед собой картины из сновидения, чувствовал жар и ужас. А затем вернулось головокружение, и вся комната с людьми и телевизором превратилась в бесконечно вращающуюся карусель…

Чьи-то руки подхватили его, направили по коридору в номер и усадили, беспомощного, на кровать, которую сегодня утром горничная застелила свежим бельем. Над ним вдруг склонилось озабоченное лицо… Зеленые глаза, высокие скулы… Елена.

— Как вы себя чувствуете, Энрико? Может, позвать врача?

— Нет, не нужно, спасибо. У меня уже бывали такие приступы. Через пару минут все пройдет. Мне нужно просто немного отдохнуть. Вы можете спокойно отправляться к телевизору!

— А как же вы?

— Я попытаюсь вздремнуть. Этой ночью я плохо спал. Наверное, сейчас нужно наверстать упущенное. Давайте встретимся вечером и поужинаем! Ресторан в этом отеле, должно быть, очень хорош.

— Договорились, — ответила Елена.

Когда Энрико остался один, головокружение постепенно стало проходить. Ему было стыдно, оттого что он произвел на Елену и других гостей столь жалкое впечатление. Кроме того, его удивило это происшествие. Конечно, ему были знакомы видения из сна, странный голос в голове и приступы головокружения. Но до сегодняшнего времени все это случалось с Энрико лишь по ночам, во сне. И каким бы ужасным ни был кошмар, от него всегда можно избавиться, открыв глаза. Однако как убежать от кошмаров, которые преследуют тебя наяву, когда ты не спишь?

Несмотря на то что Энрико смертельно устал, он все равно не лег спать. Он боялся сна, опасался того состояния, в котором ему снова может привидеться кошмар. Вместо этого он порылся в чемодане и вытащил книгу, которую дала ему мать на смертном одре. Тихим надломленным голосом она успела произнести лишь одну фразу, сказав ему на ухо:

— Прочти это, Энрико, и пойми!

Это был старый дневник в кожаном переплете, которому насчитывалось двести лет; в некоторых местах его страницы просто могли рассыпаться. Энрико с трудом пытался расшифровать древние выцветшие каракули. До сегодняшнего дня он сумел прочитать лишь первые страницы и понял, что речь идет о записках некоего Фабиуса Лоренца Шрайбера, предка человека, которого Энрико всю свою жизнь считал отцом. Как ни раздумывал Энрико, но так и не смог понять, почему родители скрывали от него правду. Мать даже перед самой смертью не рассказала ему все. Наверное, ему стоило прислушаться к ее совету и тотчас же прочитать эти старые записи, чтобы все понять. В них говорилось о какой-то поездке в верхнюю Италию, как раз в ту местность, где находился сейчас Энрико. Поэтому, уезжая в аэропорт Ганновера, он взял дневник с собой.

Он удобно устроился на кровати, подложил подушки под спину и сконцентрировался на старых, искусно изогнутых буквах, которые постепенно сливались в слоги и слова…


Сейчас, жарким летним днем 1805 года, когда мой экипаж гремит по заросшим лесом холмам Северной Италии, я в который раз задаюсь вопросом: верно ли я поступил, решившись последовать этому странному зову? На плохой, состоящей из сплошных ям дороге экипаж беспрестанно раскачивает из стороны в сторону, как опавший лист на порывистом осеннем ветру. Я уже давно не пытаюсь удержаться руками, чтобы уберечь себя от ударов. Несмотря на это, мне удалось избежать слишком сильных ударов, уготованных мне безжалостной тряской. На протяжении этого ужасного путешествия у меня развилась странная привычка: во время движения экипажа мои конечности и мускулы переносят верхнюю часть моего тела в наиболее удобное положение. Я чувствую себя почти подобно моряку на качающейся палубе, в крови которого — привычка приспосабливать положение своего тела под ритм волн. Но, в отличие от моряка, мои внутренние органы не привыкли к такому интенсивному воздействию. В течение нескольких часов я боролся с тошнотой; от полуденной жары у меня на лбу выступали крупные капли пота, и мой некогда белоснежный платок так пропитался потом, что стал похож на серую тряпку. Высунувшись в открытое окно, я негодующе крикнул Пеппо, чтобы он соизволил ехать помедленнее да присмотрел подходящее место для полуденного привала. Итальянец с впалыми щеками озадаченно взглянул на меня с козел, потом помотал головой. Это движение казалось еще более энергичным, оттого что экипаж бросало из стороны в сторону. Он отверг мою просьбу, горячо вымолвив одно-единственное слово:

— Banditi!

Этого еще не хватало! Мы ехали по местности, в которой орудуют разбойники. Было ли так на самом деле или Пеппо больше из страха высказывал свои опасения, это не имело сейчас значения, поскольку мой кучер, похоже, вовсе не собирался делать привал в ближайшее время или чуть медленнее гнать двух выносливых лошадей. И я даже не мог обижаться на него за это. В этой непроходимой местности разбойники имели прекрасную возможность для засад, а глухие дороги, казалось, были созданы для того, чтобы нападать на путников. Войны последних лет, которые вел в Европе новоиспеченный французский император, выбрасывали в эту местность все больше обломков человеческих судеб: дезертиры и калеки, мародеры и убийцы, вдовы и сироты оставались здесь после марша громадных армий и несли беды и несчастья туда, где уже давно затихла канонада.

Я снова без сил опустился на пропитанную потом подушку сиденья и теперь уже не так сетовал на отсутствие попутчиков. Хотя иногда мне все же хотелось перекинуться с кем-нибудь парой слов, собеседника чертовски не хватало, а итальянец на козлах был крайне немногословен. Однако я был рад, что никто не видит моего жалкого состояния и что я избавлен от созерцания страданий моих возможных попутчиков, от их стонов и вони. Я закрыл глаза и попытался заснуть, но постоянное подпрыгивание экипажа по камням и ухабам не позволяло мне расслабиться. Мне казалось, что я очутился во сне наяву. Он начался три недели назад с самого необычного письма, которое я когда-либо получал в своей жизни. Я вынул кожаную обложку, в которой хранил письмо, достал его и развернул. На дорогой бумаге четким канцелярским почерком были выведены те немногие французские фразы, которые вырвали меня из моего тихого, романтического, но в те дни уже не совсем уютного Целле. Я ехал в почтовых каретах, плыл на речных баржах. Пока не прибыл в маленький городок на границе с северо-итальянским княжеством Лукка, чтобы сесть там в вышеупомянутый экипаж, единственным пассажиром которого я теперь и являлся.


«Достопочтенный мосье Шрайбер! Если Вас интересует хорошо оплачиваемое задание в Северной Италии, Вы должны тотчас же согласиться на наше предложение. О роде и продолжительности Вашей деятельности мы пока ничего сообщить не можем. Но будьте покойны, Ваши профессиональные интересы никоим образом не будут ущемлены и переезд не отразится на Вашем кошельке. Вы должны решиться еще сегодня. Поскольку мы очень надеемся, что ответ Ваш будет утвердительным, сообщите его директору банковского дома Домбреде. Он выдаст Вам необходимые инструкции и нужные для путешествия средства. Подразумевается, что в этом случае все Ваши обязательства перед вышеупомянутым банком и перед нами считаются выполненными».


На этом все. Никакой подписи, даже имени отправителя. И это последнее предложение! Я читал его снова и снова, однако же до сих пор не знал, радоваться мне или рыдать. Все обязательства считаются выполненными?! С этими словами с моих плеч упали все заботы моей жизни. Неужели появился какой-то неизвестный покровитель, желающий оказать такое благодеяние? Или я стал жертвой чьей-то безвкусной шутки, как я тогда думал? Все размышления ни к чему не привели, я мог узнать правду лишь в банке Домбреде.

Быстрым шагом пересекая рыночную площадь родного города, я внимательно осматривал фасады домов в поисках прячущихся наблюдателей, которые держались за животы от смеха, радуясь удавшейся шутке. Но мне так и не удалось кого-либо увидеть. В банковском доме я робко спросил директора и, к моему удивлению, обнаружил, что меня уже ждали. Со мной обращались не как с неимущим должником, которым я слыл здесь, но как с желанным гостем. Господин директор пожал мне руку как старому доброму другу или как важному клиенту. Он поздравил меня с щедрым заказчиком, который был готов покрыть все мои банковские обязательства. Я не хотел признаваться в том, как мало я знаю об этом поручителе. Задавая наводящие вопросы, я попытался побольше выведать о нем, но господин Ломанн или действительно ничего не знал о поручителе, или намеренно не хотел выдавать его. Он протянул мне в конверте деньги для поездки. Их было не просто достаточно, но даже сверх того. Также он передал мне еще одно анонимное послание, в котором содержались подробные инструкции для моего путешествия. Уже следующим утром я должен был покинуть Целле. И я, не колеблясь, последовал предписаниям. Половину денег за поездку я оставил матери и сестре, чтобы они ни в чем не нуждались.

Сотни раз за время поездки и даже больше я ломал себе голову, кто слышал обо мне в Италии и так жаждет моей помощи, что готов выложить почти состояние. И какое же задание ожидало меня? Я не находил ответов, ибо информации было слишком мало. Я даже не знал, где окончится мой путь.

Может быть, здесь, среди этого негостеприимного ландшафта? Эта мысль пронеслась в моей голове как раз в тот момент, когда снаружи послышался какой-то шум и экипаж еще сильнее накренился, чем обычно. Я слышал громкие резкие крики и треск выстрелов, который ни с чем нельзя спутать. Пороховой дым тут же повис в воздухе, и мир вокруг меня завертелся. Деревья пустились в пляс, небо грозило поменяться местами с землей, и мне стало еще хуже. Изо всей силы я ударился лбом о деревянную планку, и голова моя чуть не раскололась от сильной боли. Мои члены невообразимо вывернулись. Я так и лежал в завалившемся набок экипаже, чувствуя себя беспомощным, как перевернутый на спину майский жук. Я поднял голову и посмотрел сквозь разбитое стекло двери на голубое небо, из чего понял, что экипаж перевернулся на правый бок. Какие же пустые мысли рождаются в человеческом мозгу в самые неподходящие минуты жизни! Небо я видел лишь недолго. Вскоре в проеме появились страшные лица: грязные и заросшие растрепанными бородами. Взгляды мужчин напоминали взгляды диких хищников, которые заметили верную добычу. Я подумал о выстрелах и последовавшем за ними истошном крике Пеппо: «Banditi!»

Левая или, смотря с какой стороны посмотреть, верхняя дверь экипажа была распахнута, и через нее ко мне тянулись грубые руки. Когда меня вытащили наружу и поставили на твердую землю, у меня вдруг сильно закружилась голова. Я, шатаясь, прислонился к стволу дерева и сполз на землю. Откинув голову, я почувствовал приятную прохладу коры и начал потихоньку приходить в себя. То, что я увидел, оглядевшись по сторонам, меня не обрадовало. Обе лошади еще стояли в упряжи; как мне показалось, животные были ранены и поэтому жалобно ржали от боли. Неподалеку от них лежал в неестественной позе Пеппо, недвижимый, будто выброшенная кукла. Один из мужчин, скорее всего, разбойник, склонился над ним.

— Что с экипажем? — спросил я по-итальянски, чувствуя, как каждое мое слово отдается болью в голове.

Незнакомец схватил голову Пеппо и, словно деревянным шаром, повертел ею во все стороны. Потом он взглянул на меня. У него было грубое, но все же красивое лицо с характерными южными чертами, украшенное густыми усами с завитыми кверху кончиками.

— Перелом шеи, — объяснил незнакомец и улыбнулся. — Неудачно упал с козел, когда наши выстрелы напугали лошадей. Парню следовало остановиться по моему требованию.

Равнодушие, с которым этот оборванец говорил о смерти Пеппо, разъярило меня. Я почувствовал непреодолимое желание наброситься на него и избить до полусмерти. Но как только я поднялся, опираясь о дерево, и встал на дрожащие ноги, тут же последовал сильнейший удар по затылку. Последнее, что я видел перед тем, как провалился в полнейшую темноту, было улыбающееся лицо усатого незнакомца.

Это лицо стояло у меня перед глазами, парило надо мной, когда тьма на короткие моменты отступала. Иногда он смотрел на меня с любопытством, иногда в его взгляде сквозило лукавство. Но миг, когда сознание возвращалось ко мне, был слишком коротким, а я — слишком слабым, чтобы оценить окружающую обстановку. Что же означают эти искры в почти черных глазах незнакомца? Кто-то осторожно влил мне в рот воду, и я выпил. Кто-то дал мне супу, кормил меня, как ребенка, и я ел. Я понемногу набирался сил, и когда снова вернулся из тьмы, это лицо уже было другим. Оно тоже было южным, но с прелестными чертами. Оно принадлежало молодой женщине, еще девушке. Длинные каштановые волосы спадали вдоль пухлых щек, когда она наклонялась надо мной, чтобы напоить или покормить. Я спросил, как ее зовут, и она взглянула на меня удивленно, почти боязливо. Может быть, она не рассчитывала, что я так скоро приду в себя?

— Мою сестру зовут Мария, — раздался зычный голос откуда-то сверху от входа в пещеру, в которой я лежал. Снаружи, наверное, был ясный день, потому что свет слепил меня и я мог видеть, болезненно напрягая глаза, лишь нечеткий силуэт напротив входа. Он медленно надвигался на меня. Постепенно я рассмотрел высокого, атлетически сложенного мужчину. На нем были сапоги до колен, белая рубаха, красные штаны и жилет. На голубом поясе висел кинжал и торчали два пистолета. Теперь я узнал его. Это был человек с закрученными усами, лицо которого преследовало меня все это время.

— Ваша… сестра? — удивленно переспросил я. — А вы кто?

Лукавая улыбка появилась под густыми усами, и мужчина сделал вид, будто он кланяется.

— Простите мне плохие манеры, синьор Шрайбер. Меня зовут Риккардо Бальданелло. К вашим услугам.

— Откуда вам известно мое имя?

— Я позволил себе во время вашего сна, так сказать, взглянуть на бумаги, которые были при вас. Вы, кажется, ехали с весьма необычной миссией. Вы были на пути к поручителю, которого даже в глаза не видели. Я прав?

— Если вы читали мои бумаги, то знаете, что так оно и есть! — резко ответил я и вновь вспомнил перевернутую повозку, мертвого Пеппо. Это наполнило меня злобой. — Зачем вы напали на мой экипаж?

— Этим я зарабатываю на жизнь, — откровенно заявил Риккардо Бальданелло. — Я и мои люди зарабатываем, собирая с проезжающих экипажей дорожную пошлину.

— А если путники не хотят платить, то вы их убиваете! — с сарказмом бросил я в ответ.

— Если вы намекаете на вашего кучера, синьор Шрайбер, то он сам виноват в случившемся. Послушайся он нас и остановись, ничего бы с ним не случилось, и вы бы не получили ран. Но этот глупый молодчик попытался улизнуть и погнал коней, вот экипаж и перевернулся.

— Значит, по-вашему, Пеппо сам повинен в своей смерти?

— Вы сами это сказали.

Преисполненный ярости, я плюнул в Бальданелло.

— Bandito!

Он невозмутимо глянул на свое колено, куда попал плевок, и сказал:

— Итак, вы уже знаете мое ремесло, синьор Шрайбер, теперь я бы охотно послушал, чем занимаетесь вы. Что может уметь человек, которому делают такое привлекательное и в то же время таинственное предложение? — С этими словами он вытащил из-под жилетки бумагу, и я тут же узнал анонимное письмо, которое ввергло меня в это приключение.

— Я исследую древности.

— Сome? — спросил Бальданелло. — Как?

— Неужели мой итальянский настолько плох? Я занимаюсь описанием древних наук.

— И чего же от вас хотят? Вы будете откапывать останки наших римских предков?

— Это я, вероятно, узнаю при встрече с моим заказчиком. А теперь, когда Пеппо мертв, я даже не знаю, удастся ли мне это.

Беседа дурно сказалась на моем состоянии, тупая боль, которая будто навечно поселилась в моей голове, с каждой минутой усиливалась. Вдруг она превратилась в колющую и очень резкую. Я поморщился и застонал.

— Мы поговорим об этом позже, синьор, — сказал Бальданелло таким тоном, будто мы сидели и обсуждали дела в уютном салоне. — А пока моя сестра позаботится о том, чтобы вам вскоре стало лучше.

Разбойник ушел, а молодая женщина осторожно сняла с моей головы пропитавшуюся кровью повязку. Она обрабатывала мои раны так нежно, как это только было возможно, а потом взяла глиняную миску и начала намазывать мне на лоб какую-то желто-зеленую пасту.

— Что это? — недоверчиво поинтересовался я.

— Хорошее средство для лечения ран, — ответила Мария и открыто взглянула на меня. — Еще моя бабушка часто применяла его.

— Неудивительно, при таком засилье бандитов!

На лицо Марии будто легла какая-то тень, и я раскаялся, что произнес эти грубые слова.

У меня на голове было две раны: большая шишка на макушке, появившаяся вследствие удара прикладом мушкета, и открытая рана на лбу, которую я получил, когда экипаж перевернулся. Несмотря на то что Мария не была обучена медицине, она все же очень ловко заботилась обо мне. Она была сестрой главаря банды и хорошо научилась лечить раны.

Несмотря на свое родство с бандитом, Мария мне нравилась, и я пытался завести с ней разговор. Сначала она была очень немногословна, особенно если я начинал расспрашивать ее о брате и его банде. Но когда речь заходила о моей родине, лицо девушки прояснялось, она живо интересовалась всем, что касалось меня, и задавала вопрос за вопросом, будто ей не хватало чего-то в ее жизни в Северной Италии. Снова и снова мы смеялись, когда мой плохой итальянский или необразованность Марии приводили к курьезным недоразумениям, и я почти забывал, что нахожусь в плену.

Я узнал, что нападение было совершено еще вчера и что я долгое время был без сознания. Но мне становилось все лучше и лучше. Я провел вторую, относительно спокойную ночь в лагере бандитов. В какой-то момент у меня возникли мысли о побеге, но я их быстро отбросил. Риккардо Бальданелло поставил постоянную вооруженную охрану на входе в пещеру. Часовые наверняка застрелили бы меня, как только я подошел бы к ним.

Около полудня Мария зашла в пещеру. Признаться, я ждал, что она принесет мне что-то поесть. Но она пришла с пустыми руками и сказала:

— Риккардо считает, что ты должен есть снаружи вместе с нами. Он сказал, что свежий воздух и немного движений пойдут тебе на пользу.

— В этом ваш брат, наверное, прав, — ответил я.

Меня охватило легкое головокружение, и на лбу выступил пот. Я покачнулся, и Мария тут же бросилась ко мне, взяла за правую руку. Я глубоко вздохнул и вскоре почувствовал облегчение. Опираясь на Марию, я покинул пещеру под презрительными взглядами часовых.

Оказавшись снаружи, я остановился и сощурился от полуденного солнца в ожидании, когда глаза привыкнут к свету. Я вдыхал полной грудью чистый и одновременно пьянящий воздух и с интересом оглядывался вокруг. Лагерь бандитов располагался в небольшой долине, которая почти со всех сторон была окружена лесистыми возвышенностями. В долину вела лишь одна узкая дорога; у въезда, на каменистом холме, с которого открывался отличный обзор, стоял еще один часовой. В долине я увидел множество покосившихся от ветра хижин, явно возведенных ненадолго и на скорую руку. Между ними бродили несколько коз, а у края дороги бил источник, дающий необходимую воду. Что ж, Риккардо Бальданелло нашел идеальное укрытие для своей банды, которая насчитывала десять-двенадцать человек. Главарь банды сидел с большей частью своих людей у огромного костра, над которым висел почтенных размеров медный котел. Риккардо заметил нас и помахал рукой. Мы подошли ближе, и Мария присела на поваленное дерево рядом с братом. Я сел тут же. Риккардо протянул мне глиняный кувшин, и я сделал глоток свежей родниковой воды.

— Как вы себя чувствуете, синьор Шрайбер? — спросил он.

— Лучше, чем вчера. Ваша сестра отлично за мной ухаживает.

— Я надеюсь на это, — с наигранной строгостью произнес Риккардо и, улыбнувшись, взглянул на Марию. — Нам еще нужно немного подождать, пока суп доварится. Может, сейчас у вас есть настроение продолжить нашу вчерашнюю беседу?

— Вы странный человек, синьор Бальданелло, — ответил я. — Сначала вы убили моего кучера, потом схватили меня, а теперь так вежливо спрашиваете, будто мы не в глуши какой-то, а в цивилизованном месте. Вы вообще говорите не так, как подобает предводителю банды разбойников.

Риккардо широко улыбнулся.

— Я надеюсь, вы простите мой неподобающий разбойнику тон, но я ведь не всю жизнь жил в горах и караулил путешественников.

— Почему же вы сейчас этим занимаетесь?

— Потому что мой желудок урчит от голода. Как и у моей сестры, и у моих людей. Мы живем в трудные времена.

Я кивнул, мне хотелось побольше узнать о жизни Риккардо, особенно о судьбе Марии. Но момент показался мне неподходящим. Поэтому я просто спросил, как со мной поступят дальше.

— Вы еще некоторое время будете нашим гостем, синьор Шрайбер, — объяснил Риккардо. — Пока мы не найдем вашего заказчика, чтобы он возместил нам все убытки.

— Ваши убытки? — медленно переспросил я, чеканя каждое слово. — Как мне это понимать?

Он театральным жестом указал на котел над огнем, а потом на пещеру.

— Синьор, вы едите с нами, спите у нас. К тому же нам стоило некоторых усилий доставить вас сюда. Вы считаете, что ваш наверняка состоятельный заказчик не заплатит нам за это? Мне кажется, что вы ему очень нужны. И, разумеется, он не позволит, чтобы с вами были необходительны, и захочет увидеть вас живым и невредимым.

— Вы намерены получить за меня выкуп!

— Какое грубое слово! Я предпочитаю выражение «возмещение расходов».

— Называйте это как хотите, суть не меняется! И вообще, как вы надеетесь отыскать моего заказчика, если я сам не знаю его?

— Обстоятельства говорят о том, что вы были почти у самой цели вашего путешествия, синьор Шрайбер. Кучер, который вас забрал, должен был доставить вас прямо к заказчику. Значит, последний должен находиться где-то поблизости. Я отправил часть моих людей, чтобы выследить его. В ближайшие дни мы все разузнаем.

Хотя я находил общество Марии весьма приятным, мне абсолютно не нравилась перспектива провести неопределенное время в плену у разбойников. Риккардо вел себя со мной как с гостем, но у меня было не больше свободы, чем у птицы в клетке. Я глазами искал Марию, хотел понять, одобряет ли она поведение своего брата. Но она лишь напряженно смотрела в землю.

— Вы сволочь, Риккардо! — крикнул я и вскочил с бревна. — Несмотря на вашу обходительность, вы такая же грязная сволочь, как и любой из этих бандитов вокруг вас!

Разбойник, который сидел напротив меня, подскочил и разъяренно заорал:

— Риккардо, неужто мы должны и дальше слушать этого франтишку? Он оскорбляет нас и нашу честь!

Большой мускулистый мужчина, лицо которого почти полностью скрывала окладистая борода, был опоясан широкой лентой, на которой висело столько холодного и огнестрельного оружия, что можно было вооружить целый отряд.

Риккардо спокойно продолжал сидеть. Он переводил взгляд то на меня, то на вооруженного до зубов бандита, который уже сжал громадные кулаки.

— С гостями нужно обращаться учтиво, но и они должны вести себя тактично. Ты прав, Ринальдо, наш гость нарушил законы вежливости и гостеприимства. Не возражаю, если ты вразумишь его немного. Только сначала сними пояс.

— Весьма охотно!

С широкой улыбкой Ринальдо отложил оружие и медленно приблизился ко мне. Мария взглянула на меня, потом умоляюще посмотрела на брата, но тот лишь покачал головой. По пронзительному взгляду Ринальдо можно было точно сказать, что он может без оружия, голыми руками преподать мне страшный урок. Подходя, он радовался, как ребенок, которому представилась возможность совершить ранее непозволительную шалость.

Я отступил на несколько шагов от костра.

— Ну что, трусишка? — крикнул Ринальдо. — Хочешь убежать от схватки?

— Нет, просто хочу, чтобы ты не попал в суп. Твои товарищи сделаются ленивыми от такого количества жирного мяса на обед.

Громогласный хохот присутствующих заставил Ринальдо побагроветь, что было видно даже под его окладистой бородой.

— Мне бы только заполучить тебя в свои руки, тогда охота шутить быстро пропадет! — прорычал он и бросился ко мне. Теперь он был не так осмотрителен, как раньше, на что я и рассчитывал. Я сделал вид, будто собираюсь встретиться с ним лицом к лицу, но в последний момент увернулся, выставив ногу, через которую и споткнулся мой противник. Он покачнулся и не очень изящно упал на землю, что вызвало очередной приступ хохота у его товарищей.

Мельком взглянув на Марию, я заметил, что она напряженно и опасливо наблюдает за мной. Был ли это просто страх за своего пациента или же я значил для нее больше? Ринальдо, тяжело дыша, поднялся на ноги, отряхнул пыль с одежды и пригрозил:

— Ты не хочешь бороться, пес? Или ты ничего не умеешь, кроме как убегать?

— Да мне и убегать-то не надо, у тебя ведь ноги заплетаются!

Моя провокация вызвала у него новый приступ ярости. Я хотел сделать пару шагов назад, чтобы у меня было больше места для маневра. Но теперь была моя очередь спотыкаться. Я зацепился пяткой за сухой корень, который как назло вылез именно в этом месте, и упал на спину. От удара у меня на несколько секунд перехватило дыхание. Я снова услышал дикий гогот, который на этот раз адресовался, без сомнения, мне.

Ринальдо стоял надо мной и держал в руках камень величиной с голову. Разбойник осклабился и поднял руки, чтобы бросить его на меня с еще большей силой. Я хотел откатиться в сторону, но был словно парализован. Я уже представлял, как мой череп раскалывается от удара, но вдруг Ринальдо покачнулся. Почти одновременно я услышал громкий треск, раздавшийся как гром среди ясного неба. Крики смешались с шумом. Ринальдо зашатался и рухнул рядом со мной на землю. Камень вывалился из его обессилевших рук. У Ринальдо теперь остался только один глаз и одно ухо. Левая часть его головы превратилась в кашу из крови, костей и вывернутого мозга. Вокруг меня начался настоящий хаос. Бандиты убегали от мушкетного огня, но без особого успеха. Снова и снова, будто несмолкающий гром, гремели выстрелы, и разбойники замертво падали один за другим. С лесистых холмов бежали какие-то люди в униформе, рядом со мной на четвереньки опустился офицер. На нем был французский мундир, и говорил он по-французски:

— Мосье Шрайбер? Добрый день! Капитан Жак Ленуа, к вашим услугам.

Он помог мне подняться, и я увидел, что с бандитами покончено. Они гибли под мушкетными пулями и от ударов штыками превращались в неподвижные кровавые горы мяса. Под одной из хижин сидела Мария со своим братом в окружении солдат с мушкетами наперевес. У Риккардо из двух или трех ран текла кровь, а лоб наискосок пересекала кровоточащая борозда.

— Стойте! — в панике закричал я, увидев Марию. Мой голос дрожал от волнения. — Эти оба — мои слуги!

По знаку капитана солдаты опустили штыки. Мария благодарно посмотрела на меня, но вот взгляда Риккардо я не мог понять. Неужели он осуждал меня в смерти своих людей? Я огляделся и не увидел ни одного бандита, который мог бы сопротивляться. Некоторые были еще живы, но штыки французских солдат быстро делали свое дело. Я в ужасе повернулся к капитану и спросил его, почему солдаты добивают беспомощных раненых людей. Ленуа недоуменно взглянул на меня:

— Но это всего лишь бандиты!

Загрузка...