Спускаясь вниз к завтраку, Пандора задержалась у дверей спальни родителей и скрестила пальцы в надежде, что они уладили свою размолвку относительно гостей и теперь сидят в кровати, планируя предстоящий день, любуясь видом из окна и смакуя кофе с круассанами. Однако крики и стук из-за двери свидетельствовали об обратном. Синьор Стрега-Борджиа, с его взрывным темпераментом и склонностью повышать голос, сравниться с которой могла лишь привычка бить фарфор в подтверждение своих слов, был в своем репертуаре. Судя по топоту приближающихся шагов и увеличению громкости крика, Пандора сделала вывод, что он вот-вот вылетит из дверей перед ее носом. Если она не хочет быть обвиненной в подслушивании, стоит поспешить.
И она понеслась по коридору, перепрыгивая через пары остроносых туфель на высокой шнуровке, выставленные перед дверьми спален некоторыми из гостей, пришедших к ошибочному выводу о том, что Лэтч должен все это почистить. Добравшись до детской, Пандора проскользнула через приоткрытую дверь и затаилась там, грызя ногти, как раз вовремя — ее отец протопал мимо, бормоча что-то по-итальянски. Пандора опустилась на пол возле кровати миссис Маклахлан и устало положила голову на стеганое одеяло. Внизу хлопнула входная дверь, и по розовому кварцу зашуршали шаги. Через несколько минут Пандора услышала шум мотора и справедливо заключила, что синьор Стрега-Борджиа собирается выплеснуть свое дурное настроение на ближайшую деревню Окенлохтермакти. Звук льющейся воды и перестук водопроводных труб возвестил о том, что синьора Стрега-Борджиа решила поискать утешения под душем. Уже в который раз Пандора пожелала, чтобы родители, наконец, научились понимать друг друга и перестали ссориться. Они вечно воевали из-за каких-то мелочей, а эта последняя перебранка из-за помета грызунов в кофе вообще была настолько глупой… Пандоре было бы за них стыдно, если б не ее постоянная война с собственным братом… Она подумала, не стоит ли привести в действие план Тарантеллы, пойти разбудить Титуса и принести ему завтрак в постель? Блестящий план, Пан, поздравила она себя и бросила взгляд на стоявший на тумбочке будильник, чтобы убедиться, не слишком ли рано для побудки. Цифровой дисплей часов показывал 20:02 и, по прикидкам Пандоры, опережал реальное время часов на двенадцать. Она не знала точно, сколько сейчас времени, но через шторы уже пробивался свет, в саду пели птицы, а снизу долетали звуки, говорящие о том, что кто-то уже проснулся…
И тут будильник исчез. Пандора моргнула, и будильник вновь оказался на месте, показывая те же 20:02. Не успела она ахнуть, как он исчез снова.
— Что такое? — взвизгнула девочка, когда будильник появился, по-прежнему демонстрируя на дисплее сочетание цифр палиндрома.[8] Пандора выпрямилась и дотронулась до часов, отчетливо почувствовав, что они исчезли и через секунду возникли, ощутимо материализовавшись под пальцами. Время опять осталось неизменным, и Пандора стала пристально смотреть на них, ожидая, что произойдет, когда цифры перескочат на 20:03. Несколько минут часы мерцали, то исчезая, то появляясь, но время на них застыло. Может, они сломались? Пандора взяла часы с тумбочки и повертела в руках. Для такой маленькой вещицы часы были удивительно тяжелыми и металлически холодными на ощупь. На задней панели виднелись два маленьких тумблера, причем один, судя по надписи ON/OFF, вполне определенно являлся выключателем. Функции же другого были не столь очевидны, поскольку единственным ключом к разгадке его назначения были две стрелочки, направленные в противоположные стороны, и буквы, выдавленные в металле:
Гадая, что бы это могло означать, Пандора пришла к выводу, что, должно быть, это кнопка настройки дисплея. Сначала тумблер сопротивлялся любым попыткам повернуть его, пока наконец Пандора не потянула его на себя, после чего он со щелчком легко повернулся в ее пальцах, и на дисплее замигали цифры. Добравшись до 08:02, Пандора нажала на тумблер и тут же пожалела об этом.
Пол под ней исчез, стены Стрега-Шлосса тоже. Все еще рефлекторно сжимая часы, Пандора с головокружительной скоростью завертелась в воздухе и едва успела осознать этот факт, как приземлилась на что-то твердое и крайне недружественное по отношению к человеческой плоти.
— АААУУУ! — взвыла она, пытаясь понять, какая из частей ее тела болит сильнее. Стараясь не шевелиться, она увидела, что находится внутри какой-то гигантской ямы, сделанной из тростника и веток. Над головой она разглядела небо, затянутое кружевом листьев, вокруг и под ней всюду была раскисшая грязь и переплетенные ветки, похожие на огромный плетень. Пандора осторожно встала, сунула часы в задний карман джинсов и как следует огляделась. Пол у ее ног был усеян костями, а единственным обитателем ямы-плетня оказалось яйцо размером с мяч для регби. Похоже, она не только нежданный гость, но и нарушитель неприкосновенности жилища.
«Это не яма, это гнездо, — догадалась она, в ужасе разглядывая яйцо, — и кто бы его ни снес, он не слишком обрадуется, когда вернется домой и застанет здесь меня». Гнездо было свито настолько старательно, что возможности бежать сквозь стены или пол не было никакой, поэтому Пандора решила карабкаться вверх, цепляясь за ветки и оскальзываясь на глине, которая служила в качестве примитивного герметика. Кора и грязь дождем сыпались ей на голову, пока она лезла, упираясь ногами в стенки гнезда. Град обломанных веток забарабанил по полу, досталось и одинокому обитателю жилища. Пандоре показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она вскарабкалась на край гнезда и с замиранием сердца выглянула наружу.
— Не может быть! — застонала она, потрясенная странной привычностью открывшегося перед ней вида. Впереди простиралась Лохнагаргулья, а позади — пики Бенгормлесса.
— Но… но… — пропищала Пандора, вцепившись в край гнезда, но что, черт возьми, она делает тут, на высоте двухсот метров над землей, на верхушке огромной шотландской сосны, и куда, скажите на милость, девался Стрега-Шлосс?
Заставив себя посмотреть вниз, она увидела тонкую спираль дыма, поднимающуюся от земли, покрытой первобытным лесом. Исчезло все — сады, поляны, погреб и дорога на Окенлохтермакти. Вместо этого внизу расстилалось море листвы, сквозь которую лишь кое-где проглядывала бурая почва. Стрега-Шлосс будто никогда и не существовал. Пандора задрожала, вцепившись в ветки, ее мысли заметались, а в уголке мозга уже начал оформляться смутный страх. «Это не совсем гнездо, — подумала она, наблюдая за поднимающейся снизу струйкой дыма, — правильным названием будет «насест». Насест дракона», — подсказала она сама себе, пытаясь не завопить в голос. Пандора перегнулась через край гнезда, чтобы обеспечить лучший обзор сквозь крону дерева, и стала вглядываться в источник дыма. На земле копошились две фигурки; та, что поменьше, была похожа на человеческую, другая, с перепончатыми крыльями и заостренным хвостом, несомненно принадлежала дракону. Несмотря на то что Стрега-Борджиа долго и счастливо жили бок о бок с различными зверями, в том числе и драконами, наличие в гнезде обглоданных костей заставило девочку усомниться в том, что этот конкретный дракон считает поедание людей нарушением этикета.
«Как, — подумала Пандора, — находиться в детской и в следующее мгновение очутиться…» Она закрыла глаза и тут же широко открыла их. Дважды моргнула, а затем, осторожно заведя руку назад, вытащила будильник миссис Маклахлан из заднего кармана джинсов. Вот он есть, сказала она себе, и… вот его нет. Часы по-прежнему показывали 08:02. Пандору озарило. Так бывает, когда человеку вдруг открывается непознанное, словно мозг получает сигнал извне. «Это не две минуты девятого, ты, тупица, — подумала она, — это восемь сотен и два, — год, а не время суток…» Тень накрыла гнездо, и, подняв голову, Пандора поняла, что стоит поторопиться. Она потянула на себя тумблер на задней панели часов и лихорадочно начала поворачивать его по часовой стрелке. Волна горячего воздуха опалила ресницы девочки, и она встретилась глазами с хозяйкой гнезда и, скорее всего, матерью того, кому суждено будет вылупиться из яйца.
— ЕЩЕ ОДИН! — проревела драконесса, одарив Пандору незабываемым видом смертоносных желтых зубов в несколько рядов, позади которых колыхались огнеупорные миндалины. — Жалкие насекомые, вы, похоже, плодитесь, как кролики, — заметила она и добавила: — Я думала, что избавилась от вас, карликов, много лет назад. — Драконесса с громким щелчком захлопнула пасть и уставилась на Пандору. Массивные крылья с кожаным скрипом медленно сложились у нее за спиной. Из ноздрей вырвались шипящие облачка пара. Огромный бриллиант, висевший в ухе драконессы, поймал солнечный луч и рассыпал по всему гнезду пляшущие искры.
— Как раз настало время второго завтрака, — заметила она и похлопала себя по раздутому животу. — Я люблю хорошо прожаренное мясо, а вот сырое не перевариваю. — И она протянула лапу, чтобы схватить и поджарить девочку.
Не колеблясь ни секунды, Пандора изо всех сил вжала тумблер в будильник. Закрутившись в огненной вспышке, она рухнула вниз на холодный безжалостный камень. Открыв глаза, Пандора сразу увидела будильник. «Неужели уже так поздно? — подумала она и тут же спохватилась: — Нет, Пан, это не без десяти пять, это 1650 год…» Застонав, она встала и огляделась. Это Стрега-Шлосс, родной дом за сотни лет до ее рождения. По какой-то неведомой причине эта догадка принесла с собой чувство болезненного одиночества. «Я скучаю по своей семье, — подумала она, подавляя слезы, стараясь не всхлипнуть, — вдруг ее поджидает нечто похуже дракона. Это ведь все равно что они мертвы или я мертва. Меня просто нет». Охваченная жалостью к себе, она принялась озираться. Это и впрямь был Стрега-Шлосс, но вовсе не тот, который был знаком ей как свои пять пальцев. Первое, на что она обратила внимание, была нехватка света. Причиной царивших в доме сумерек явился тот факт, что окна сжались до узких бойниц, забранных кусками стекла, толстого, как дно бутылки, и почти не пропускавшего света. В камине вместо привычного масляного радиатора, обогревавшего детскую, лежало наполовину обугленное толстое бревно, а на полу перед камином подозрительно реалистичная медвежья шкура заменила лоскутный половичок, верой и правдой служивший двум поколениям Стрега-Борджиа.
Некрашеные стены были сложены из грубо обтесанного камня, а дверь в коридор представляла собой несколько окованных железом толстых досок, из которых еще сочилась смола. Из коридора послышались громкие голоса и тяжелые шаги, заставившие Пандору оглядеться в поисках укрытия. Комната, как назло, была почти пустая, если не считать большого стола. На нем громоздился глобус, отличающийся крайне неточным изображением материков, валялись несколько бумажных свитков, перевязанных лентами и запечатанных воском, и лежала маленькая металлическая коробочка.
Заскрипел замок — кто-то вставил ключ с внешней стороны. Судорожно сжимая будильник в руках, Пандора пристроилась у двери и, щурясь в темноте, начала устанавливать время. Дверь распахнулась, голоса стали отчетливыми. Трое мужчин, поняла Пандора, моля, чтобы они не захлопнули дверь, обнаружив таким образом беззащитную пришелицу. К ее облегчению, они сразу же увлеклись металлической коробочкой, лежавшей на столе, и не обратили на девочку ни малейшего внимания. С тем же успехом она могла бы быть невидимкой.
— Ключ, Мальволио, — сказал один из мужчин, загораживая Пандоре обзор.
— Вот он, — отозвался другой, вероятно, Мальволио.
— Давай же, используй его, варвары надвигаются, — велел третий резким, осипшим голосом. На миг воцарилась тишина, и Пандора склонила голову, чтобы сосредоточиться на часах. Ее внимание вновь привлек полный изумления голос первого мужчины.
— Это то, о чем было сказано в пророчестве… Перикола д… Иллюминем… — Он смолк, уступая место Мальволио, который прошептал:
— Некоторые называют его Проклятием Дракона, а люди за морями говорят о нем как о Мечте Человека…
— Да, да, тысяча красивых имен, — перебил сиплый, на которого, видимо, не произвели впечатления знания компаньонов. — Где ты нашел это… эту драгоценность, Мальволио?
— Моя бабушка выменяла ее у дракона.
Высунувшись из-за двери, Пандора увидела силуэты трех мужчин, окруживших источник света, гораздо более сильный, чем те жидкие лучики, что просачивались через узенькое окно. При этом она довольно непочтительно отметила, что мужчины были одеты для битвы, а следовательно, так упакованы в металл, что дракон мог бы разместить их в своем мясном погребе под маркой «консервы».
— Выменяла? — захохотал сиплый, каждый слог его речи источал ядовитую иронию. — Я тебя умоляю, что могла эта беззубая кошелка иметь такого, чтобы обменять на подобное сокровище?
— Уж точно, не свои женские чары, — буркнул другой мужчина и сплюнул прямо на пол.
— Моя бабушка, — с завидным самообладанием ответил Мальволио, — колдунья и обладает даром целительницы. У драконессы — хранительницы этого… этой драгоценности, как вы его называете, был ребенок, был муж, слишком подверженный меланхолии, чтобы прокормить семью, а главное — было сломанное крыло.
— Отсюда и обмен? — спросил сиплый.
— Точно. Моя бабушка вылечила ей крыло с помощью колдовства и была вознаграждена за это сокровищем, которое, в своей несказанной мудрости, передала мне, чтобы я сохранил его в эти бедственные времена…
Пандора насторожилась. Мальволио ди С’Энчантедино Борджиа был одним из основателей ее семейства. А колдуньей, о которой он упоминал, могла быть только Стрега-Нонна, ныне спящая в большой морозильной камере Стрега-Шлосса в ожидании прогресса медицинской науки…
Снаружи раздался ужасающий грохот, он эхом отдался в каменных стенах и заставил собеседников в тревоге схватиться за мечи.
— Похоже, они уже в замке! — рявкнул сиплый. — Пора спасаться бегством!
— Погоди! — скомандовал Мальволио. — Мы не можем рисковать, чтобы нас захватили вместе с камнем…
— Да… если он попадет не в те руки…
— Не приведи господи. Мы должны спрятать его в этих стенах и молиться о том, чтобы настал день, когда мы вернемся и заберем его.
— Но где, Мальволио? Где можно спрятать камень, излучающий света больше, чем солнце?
— В компании других таких же, — загадочно ответил Мальволио. — В люстре над главной прихожей… идите за мной. — Он повернулся к двери и смертельно побледнел, увидев Пандору, которая смотрела на него круглыми от ужаса глазами.
— Заклинаю всем святым! — завизжал Мальволио, лихорадочно осеняя себя крестом. — Изыди!
Пандора не заставила себя упрашивать. Вдавив тумблер, она исчезла.