Чистое сердце

ГЛАВА XV. Засада

Привыкнув к природе Старого Света, которую человек, можно сказать, сам себе создал, к бедным пейзажам, грандиозность которых он умалил, чтобы сделать их более доступными для себя, путешественник даже представить себе не может великолепия, которое представляют собой американские леса ночью при серебристом свете, потоком льющемся от звезд, в то время когда все спит или кажется спящим, и один лишь Божий глаз, никогда не дремлющий, бодрствует во вселенной.

Непонятный, не имеющий причины шум, непрерывно поднимающийся от земли к небу, точно дыхание уснувшей природы, смешиваясь с монотонным журчанием неведомых ручейков, спокойно катящих свои воды по камням русла, таинственный ветерок, время от времени пробегающий по густым вершинам деревьев и тихо пригибающий их макушки, нежно шурша ветвями и листьями, глубокий покой пустыни, покой, который ничто не в состоянии смутить — все там погружает душу в мечтательное настроение и наполняет ее благоговением к великим творениям Создателя.

Мы в свое время достаточно подробно описали индейское селение, чтобы не возвращаться к этому, а потому ограничимся только добавлением, что атепетль был построен амфитеатром и отлого спускался к реке. Такое расположение лишало неприятеля возможности окружить его, тем более что крепкая изгородь полностью отделяла хижины от леса.

Чистое Сердце и его спутники медленно подвигались вперед, держа ружья наготове, внимательно осматривая окрестности и намереваясь дать залп при малейшем подозрительном шорохе в траве. Между тем все вокруг продолжало оставаться спокойным. По временам до них доносились то крик какого-то животного, то зловещий хохот совы, притаившейся в чаще, и вновь в прерии воцарялось глубокое молчание. Иногда при голубоватом свете луны они видели у реки неясные очертания каких-то фигур — по-видимому, это были дикие звери, покинувшие свои логовища, чтобы пойти к водопою. Отряд продолжал двигаться без помех и наконец достиг леса. Там густая тень окутала всадников и лишила их возможности различать предметы даже за десять ярдов перед собой.

Чистое Сердце счел неблагоразумным продолжать двигаться по незнакомой местности, где на каждом шагу они рисковали наткнуться на засаду, а потому отряд остановился. Лошадей повалили на бок и перевязали им ноги и морды, чтобы те не могли ни заржать, ни шевельнуться, а сами путешественники притаились в траве, внимательно прислушиваясь и приглядываясь ко всему, что казалось им подозрительным. Время от времени они видели всадников, проезжавших быстрым аллюром по свободному пространству между изгородью селения и лесом. Всадники двигались в разных направлениях, некоторые проезжали так близко от охотников, что едва не касались их, но благодаря принятым мерам предосторожности не замечали присутствия чужих, въезжали в лес и исчезали там. Прошло несколько часов. Охотники, по-прежнему напряженно выжидавшие, никак не могли понять причину опоздания вождя (читателю, однако, эта причина известна). Луна скрылась, темнота стала еще гуще.

Чистое Сердце, не зная, чем объяснить отсутствие Черного Оленя, предположил, что какое-то неожиданное несчастье обрушилось на атепетль, и хотел уже отдать приказ отряду возвращаться, как вдруг Транкиль, который ползком пробрался к открытой поляне и оставался там долгое время в дозоре, присоединился к своим товарищам.

— Что случилось? — прошептал Чистое Сердце еле слышно.

— Я не могу вам этого объяснить, — ответил охотник. — Я сам ничего не понимаю. Не больше часа тому назад около меня точно из земли вырос какой-то индеец, вскочил на лошадь, которую я до того и не замечал, и помчался во весь опор по направлению к атепетлю.

— Странно! — пробормотал Чистое Сердце. — И кто был этот индеец?

— Апач.

— Апач? Быть не может!

— Вот это-то обстоятельство и кажется мне непонятным. Каким образом мог апач рискнуть ехать один?

— Здесь что-то кроется. А что означают сигналы, которые мы слышали?

— Этот человек отвечал на них.

— Что же теперь делать?

— Узнать в чем дело.

— Да, конечно, но как это сделать?

— Pardieu, надо присоединиться к нашим друзьям.

Чистое Сердце покачал головой.

— Нет, — сказал он, — этот путь не годится. Я обещал Черному Оленю помочь ему в этой экспедиции и не нарушу своего слова.

— Очевидно, у индейцев произошли какие-то важные события.

— Я тоже так думаю. Но не будем отчаиваться, — добавил он, хлопнув себя полбу, — мне пришла в голову одна мысль. Скоро мы узнаем, чего нам ждать; предоставьте мне свободу действий.

— Нужна вам наша помощь?

— Пока нет. Я буду у вас на виду. Если вы увидите, что я в опасности, выручайте.

— Хорошо.

Чистое Сердце взял длинную скрученную из кожи веревку, служившую ему арканом, и, освободившись от ружья, которое могло помешать исполнению задуманного плана, лег на землю и пополз, как змея.

Поляна была усеяна срубленными деревьями и огромными камнями. Место это было в высшей степени благоприятно для засады и наблюдательных постов. Чистое Сердце остановился, позади глыбы красного гранита, высота которой позволяла ему встать во весь рост. Огромный камень скрывал охотника почти полностью, и увидеть его можно было только со стороны леса. Но неприятеля, скрывавшегося в лесу, можно было не опасаться — ночь была настолько черна, что потребовалось бы, ни на минуту не отвлекаясь, наблюдать за каждым движением охотника, чтобы заметить его присутствие здесь.

Чистое Сердце был мексиканцем. Как и все его соотечественники, у которых ловкость и умение владеть оружием вошли в пословицу, он с раннего детства умел обращаться с лассо — таким опасным в руках его соотечественников.

Лассо, или реата, — предмет этот имеет два названия — не что иное, как кожаный ремень, смазанный жиром. Длина такого ремня обычно составляет сорок или пятьдесят футов, на одном конце его находится глухая петля, а другой конец крепко привязан к железному кольцу, прикрепленному к седлу. Всадник берет в правую руку лассо, крутит его вокруг головы, пускает лошадь в галоп и, приблизившись на расстояние тридцати или сорока футов к человеку или животному, которого преследует, бросает лассо таким образом, чтобы мертвая петля упала на плечи жертвы. В тот момент, когда всадник кидает свое оружие, сам он быстро поворачивает лошадь в противоположную сторону, так что неприятель, несмотря на самое активное сопротивление, волей-неволей опрокидывается на землю и волочится вслед за всадником.

Так пользуются лассо, сидя верхом на лошади. Пеший делает это почти так же, только тот, кто использует лассо, не имея в распоряжении лошади, служащей конному большой подмогой, должен обладать большой физической силой, и некоторое время он сам может волочиться вслед за пойманным.

В Мексике, где это оружие считается общеупотребительным, позаботились, конечно, о том, как обороняться от него. Самым действенным средством считается разрезать лассо, поэтому у каждого всадника можно найти в правом сапоге нож с длинным лезвием. Только в большинстве случаев всадник, захваченный врасплох, бывает задушен раньше, чем успеет взяться за нож.

Из сотни всадников, на которых во время битвы или во время преследования накинули лассо, девяносто пять неминуемо падут мертвыми, остальные же избавятся от смерти разве что чудом, столько нужно ловкости, силы и хладнокровия, чтобы разрезать эту мертвую петлю.

Чистому Сердцу пришла в голову мысль сделать затяжную петлю на кожаной веревке и набросить это импровизированное лассо на первого всадника, который проедет мимо него.

Став позади камня, он развернул длинный ремень и прикрепил один конец его к своему туловищу; сделав петлю с тщательностью, которой требовали обстоятельства, он взял в правую руку лассо и стал ждать.

Случай, казалось, хотел прийти на помощь смелому замыслу охотника. Не успел он простоять и десяти минут, как услышал топот лошади, мчавшейся во весь опор.

Чистое Сердце внимательно прислушался. Топот лошадиных копыт приближался с необыкновенной быстротой, и вскоре во мраке ночи возник силуэт всадника.

Путь верхового пролегал на очень незначительном расстоянии от гранитной глыбы, за которой скрывался охотник.

Расставив ноги, чтобы стоять тверже, нагнув туловище немного вперед, он несколько раз покрутил лассо вокруг головы и, в тот момент, когда всадник поравнялся с ним, набросил на него лассо.

Ремень вырвался из рук охотника и, свистя, упал на плечи всадника, выхваченного из седла и сброшенного на землю прежде, чем тот смог дать себе отчет в том, что с ним случилось. Лошадь, скакавшая быстрым аллюром, сделала еще несколько шагов, потом, почувствовав, что потеряла всадника, замедлила ход и вскоре остановилась.

Тем временем охотник одним прыжком бросился к человеку, который не успел даже вскрикнуть и лежал неподвижно там, где был сброшен. Чистое Сердце подумал, что он мертв, но, к счастью, это было не так.

Первой заботой охотника было освободить раненого от петли, сжимавшей горло, чтобы позволить ему дышать. Затем, не тратя времени на то, чтобы рассмотреть, с кем именно имеет дело, он тщательно связал его, вскинул себе на плечи и понес к тому месту, где ждали его товарищи.

Те издали наблюдали происходящее, но были так далеки от догадки, какое средство молодой человек использовал для поимки пленного, что не могли объяснить себе, почему всадник был так быстро сброшен с лошади.

— О-о! — сказал Транкиль. — Вы, кажется, захватили хорошую добычу.

— Я тоже так думаю, — ответил Чистое Сердце, опуская свою ношу на землю.

— Каким образом, pardieu, вам удалось его выбить из седла так ловко?

— Ах, Боже мой! Самым простым способом: я набросил на него лассо.

— Parbleu! 29 — воскликнул охотник. — Я этого не сообразил. Посмотрим, с какой дичью нам придется иметь дело. У этих дьяволов-индейцев очень трудно вытянуть что-либо, когда они задались целью не разжимать рта; этот, по всей вероятности, не захочет говорить.

— Кто знает? Попытаемся.

— Хорошо, но прежде всего надо убедиться, что мы имеем дело с врагом. Не слишком приятно будет, если мы взяли в плен одного из наших друзей.

— Боже упаси! — сказал Чистое Сердце.

Охотники нагнулись к пленнику, остававшемуся, по-видимому, совершенно безучастным к тому, что происходило вокруг него.

— Э! — сказал вдруг канадец. — Что я вижу! Клянусь Богом, перед нами старый знакомый.

— Действительно, — ответил Чистое Сердце, — это Голубая Лисица.

— Голубая Лисица?! — воскликнули охотники с удивлением.

Они не ошиблись. Индейский всадник, на которого Чистое Сердце накинул лассо, был действительно Голубая Лисица, вождь апачей.

Хотя испытанное им потрясение и было очень сильно, оно не лишило его сознания; он лежал, раскрыв глаза, со спокойным выражением лица, считая унизительным жаловаться на дурное обращение, и хладнокровно ждал, что решат относительно него его победители, полагая, что заговорить первым несовместимо с его достоинством.

Чистое Сердце несколько минут внимательно разглядывал его, потом развязал стягивающие индейца веревки и, отодвинувшись от него на несколько шагов, сказал:

— Пусть мой брат встанет, только старые бабы лежат так долго на земле от такого незначительного падения.

Вождь мгновенно вскочил на ноги.

— Голубая Лисица — не старая баба, — сказал он, — сердце его широко; он смеется над гневом своих врагов и презирает их ярость, которая не в силах взволновать его.

— Мы не враги ваши, вождь, мы не питаем к вам ни ненависти, ни гнева. Это вы наш враг. Согласны ли вы отвечать на наши вопросы?

— Я мог бы и не отвечать, если бы мне заблагорассудилось.

— Не думаю, — заметил на это Джон Дэвис, усмехаясь. У нас в распоряжении есть кое-что, что развязывает языки тех, кого мы желаем расспросить.

— Попробуйте заставить меня говорить, — ответил индеец высокомерно.

— Что ж, попробуем! — сказал американец.

— Стойте! — воскликнул Чистое Сердце. — В этом есть что-то непонятное, и я хочу, чтобы все разъяснилось. Предоставьте мне действовать.

— Как хотите, — сказал Джон Дэвис.

— Как могло случиться, — начал через минуту Чистое Сердце, — что вы, который посланы апачами, чтобы вести с команчами переговоры о мире, среди ночи покинули селение не как друг, а как вор, бегущий после совершенного им преступления.

Вождь презрительно усмехнулся и пожал плечами.

— Зачем долго говорить о том, что произошло; не стоит тратить время. Достаточно вам знать, что я покинул селение с согласия вождей племени. А если я мчался, то это потому, что спешил прибыть в то место, куда направлялся.

— Гм! — пробормотал охотник. — Я позволю себе заметить, вождь, что ответ ваш весьма неубедителен.

— Я уже дал ответ.

— Вы думаете, мы им удовлетворимся?

— Вам придется это сделать.

— Поступим так: мы с минуты на минуту ожидаем Черного Оленя, пусть он решит вашу участь.

— Как будет угодно белому охотнику. Когда приедет вождь команчей, мой брат увидит, что Голубая Лисица не солгал, язык его не раздвоен, и слова, которые исходят из его груди, искренни.

— Я желал бы этого.

В этот момент послышался условный сигнал.

Охотник тотчас ответил на него.

Пять минут спустя вождь команчей и вправду прибыл к тому месту, где его ждали охотники. Первым, на кого упал взгляд Черного Оленя, был Голубая Лисица, стоявший в кругу белых, скрестив руки на груди.

— Что здесь делает Голубая Лисица? — спросил он удивленно.

— Пусть вождь спросит об этом бледнолицых воинов, они ответят, — сказал вождь апачей.

Черный Олень повернулся к Чистому Сердцу.

Тот, не дожидаясь вопроса, подробно объяснил, что произошло, как он захватил в плен вождя, а также передал содержание разговора, который состоялся между ними.

Черный Олень, казалось, с минуту размышлял.

— Почему мой брат не показал знака, который я передал ему? — спросил он.

— Зачем? Ведь мой брат должен был приехать.

Вождь команчей сдвинул брови.

— Пусть мой брат остережется и помнит о данном слове, даже тень измены будет стоить жизни его сыну.

Дрожь пробежала по телу индейца, но лицо его оставалось по-прежнему неподвижным, как мраморное изваяние.

— Голубая Лисица поклялся на своем тотеме, — сказал он. — Это — священная клятва, он ее сдержит.

— О-о-а! Мой брат свободен, пусть он уезжает без промедления.

— Мне надо найти мою лошадь, она убежала.

— Мой брат, вероятно, принимает нас за детей, говоря такие вещи? — сказал Черный Олень с гневом. — Лошадь индейского вождя никогда не покидает своего хозяина, пусть он свистнет — лошадь возвратится.

Голубая Лисица ничего не возразил. Глаза его яростно сверкнули, но это было все, чем он обнаружил свои чувства. Немного нагнувшись вперед, индеец, казалось, несколько минут к чему-то прислушивался. Потом он слегка щелкнул языком и резко свистнул. Почти в то же мгновение в кустах послышался шорох, и лошадь вождя прибежала и положила свою умную голову хозяину на плечо.

Тот потрепал за холку благородное животное, вскочил ему на спину, пришпорил его и помчался во весь дух, не простясь с охотниками, которых этот внезапный отъезд вождя совершенно озадачил.

Джон Дэвис инстинктивным жестом приложил ружье к плечу, намереваясь послать вдогонку беглецу пулю, но Черный Олень резко схватил его за руку.

— Пусть мой брат не стреляет, — сказал он, — шум выстрела выдаст наше присутствие врагам.

— Вы правы, — сказал американец, опуская ружье. — Очень жаль. Я бы с большим удовольствием избавился от этого негодяя с мрачным лицом.

— Мой брат еще встретится с ним, — сказал индеец с выражением, не поддающимся описанию.

— Я надеюсь, и если это случится, никто не помешает мне убить это пресмыкающееся.

— Никто и не сделает такой попытки, пусть мой брат будет в этом уверен. В другой раз я расскажу вам, как могло случиться, что этому человеку позволили беспрепятственно удалиться, в то время как нам угрожает засада, им организованная. А сейчас не будем терять времени на пустые разговоры. Воины моего племени находятся на своих постах и ждут только сигнала начать сражение. Мои белые братья все так же согласны следовать за мной?

— Конечно, вождь! Мы здесь для этого, вы можете рассчитывать на нас.

— Хорошо, но я обязан предупредить моих братьев, что они подвергаются большой опасности.

— Ба-а! — возразил на это Чистое Сердце. — Они будут желанными гостями. Разве мы не привыкли к опасностям?

— Тогда на коней — и в путь! Мы должны обмануть обманщиков.

— Но разве вы не опасаетесь того, что Голубая Лисица поднимет тревогу и предупредит своих, что хитрость его открыта? — спросил Чистое Сердце.

— Нет, он этого не может сделать — он дал клятву.

Охотники не настаивали на своем утверждении, зная, с какой точностью и с каким благоговением индейцы держат клятвы, которые дают друг другу, и честность, с которой они держат слово. Ответ Черного Оленя убедил их, что им нечего опасаться вождя апачей; кроме того, он удалился в направлении, противоположном тому, где скрывались его товарищи.

Лошади были тотчас подняты, с них сняли опутывающие их веревки, и отряд тронулся в путь.

Дорога, по которой ехали охотники, пролегала между двумя оврагами, поросшими густой травой, длина ее достигала двух километров, и оканчивалась она развилкой. Здесь охотники на минуту остановились.

В этом месте, известном у индейцев под названием Лосиного Перегона, Черный Олень назначил свидание сорока лучшим воинам-команчам, которые должны были присоединиться к белым и действовать вместе с ними.

Все произошло так, как хотел вождь. Не успели охотники подъехать к развилке, как команчи высыпали из кустов, за которыми ранее скрывались, и приблизились к Черному Оленю. Были сделаны последние распоряжения, отряд построился в две колонны и двинулся в поход, выслав вперед разведчиков, которые должны были внимательно осматривать росший у дороги кустарник.

Отряд шел почти целый час, и ничто не привлекло его внимания, как вдруг позади раздался выстрел, и почти тотчас же, точно по сигналу, выстрелы стали раздаваться с обеих сторон дороги. Вокруг команчей и белых охотников засвистел град ружейных пуль, и они были осыпаны целой тучей стрел. Потеряв в первый же момент несколько человек, отряд пришел в легкое замешательство — непременное следствие неожиданной атаки.

С согласия Черного Оленя Чистое Сердце принял на себя командование отрядом. По его приказанию воины разделились на маленькие группы и отступили к развилке, где неприятель не мог атаковать, не обнаружив себя.

К сожалению, во время перемещения отряда Чистого Сердца была допущена серьезная ошибка. Отряд двигался чересчур быстро, и развилка осталась далеко позади него, а потому при отступлении неприятельский огонь преследовал его по всей линии. Чистое Сердце приказал воинам расстроить ряды и идти врассыпную — маневр, часто используемый в Европе. Всадники тотчас же рассыпались в разные стороны, пытаясь пересечь овраги, за которыми скрывались апачи, но поражаемые пулями и осыпаемые стрелами, которые индейцы пускали с неподражаемой ловкостью, команчи и белые вынуждены были бросить лошадей, надеясь на то, что пешими от дерева к дереву, шаг за шагом смогут ускользнуть от невидимого неприятеля, который проявлял в этой атаке настойчивость, обычно несвойственную диким племенам, у которых успех сражения чаще всего зависел от первого натиска.

Когда отряд достиг развилки, Чистое Сердце приказал ему построиться в каре. До этой минуты апачи хранили молчание, не было слышно ни одного боевого клича, ни один лист не шелохнулся в кустах, не раздалось ни одной команды. Вдруг перестрелка прекратилась, и снова воцарилось молчание. Охотники и команчи переглянулись с удивлением, граничившим с ужасом. Они попали в ловушку, расставленную неприятелем.

Наступил столь страшный момент, что его не может описать ни одно перо. Со всех сторон, справа и слева, сзади и спереди раздались крики, свист, звуки дудок, и апачи ринулись на неприятеля.

Команчи были окружены.

Им ничего не оставалось больше делать, как мужественно умереть.

При этом страшном зрелище невольный трепет пробежал по рядам смелых воинов, но он тотчас же сменился покорностью судьбе: они поняли, что гибель их неминуема. Чистое Сердце и Черный Олень не теряли хладнокровия. Они, по-видимому, еще надеялись на что-то.

Но на что?